Кольцо леди Дианы

Или ей повезло вырулить на белую полосу везения и сделать ее своей трассой? Вслед за интересной и высокооплачиваемой работой наладилась и личная жизнь. Все есть: множество поклонников, пара подходящих кандидатов в мужья. И даже любовь ее оглушила, от которой сердце – точно как в романах – падает в пятки, руки дрожат и перед глазами все плывет.

Дурацкий потолок… И надо же было ему рухнуть именно сейчас, в такой прекрасно налаженной жизни.

«Конечно, ремонт – это ужасно, – Лена нащупала рукой плюшевого мишку, Косолапыча, прижала его к груди. – Я ненавижу все, что с ним связано. Очень обидно, что эта фигня случилась накануне Нового года. За неделю, всего за неделю до праздника! Но дело не только в нем. Это словно знак, предостережение. Мне даже стало страшно… Впрочем, страх ничего не меняет. Уборку все равно придется делать. Сейчас сгребу черепки, залезу в Интернет и буду искать строителей».

Она поднялась с кровати и потащилась на кухню.

Веник-совок – дзинь, мусорное ведро.

Веник-совок – как жаль чашек! – ведро.

Веник-совок – что за ерунда? – откуда взялась на кухне какая-то странная коробочка?

Вот чудеса – в такие коробочки обычно упаковывают ювелирные изделия…

Отбросив с лица пряди длинных рыжих волос, Лена вытерла влажные ладони о джинсы и аккуратно подцепила ногтем застежку.

На черном бархате лежало невероятное, фантастическое, потрясающе красивое кольцо. Усыпанное бриллиантами, оно сияло так, что глазам стало больно от радуги слепящих цветных огоньков…

– Ты моя сладкая девочка… Ты ждала меня? Я чувствую, как ты соскучилась. Мне так нравится входить в тебя. Медленно и нежно. Ты такая горячая…

Стас еще что-то говорил, но Лика Вронская уже не различала слов любовника. Под лавиной оргазма не осталось ничего, кроме острого пульсирующего удовольствия, затопившего все вокруг.

– Какая ты сладкая… Я сейчас кончу…

Стас уже задыхается.

Быстрые толчки, скрипит кровать, очень приятно чувствовать тяжесть возбужденного, теряющего контроль тела мужчины, внизу живота все еще вспыхивают огоньки догорающего фейерверка.

– Ты прелесть, – простонал Стас, откидываясь на подушку.

Через пару минут к Лике пришло окончательное отрезвление, а вместе с ним горький стыд.

Парень так близко, его дыхание еще щекочет шею – но пропасть нелюбви от этого никуда не исчезает.

Так быть не должно.

Любовью надо заниматься только с любимыми.

Все остальное – преступление перед собой.

И даже если на какие-то минуты мир выключается, и в страстном беспамятстве не осознаешь всей катастрофической неправильности секса ради секса – потом совесть хватается за плетку. И очень больно от ее ударов…

Вздохнув, Лика Вронская посмотрела на зажмурившегося Стаса. Красивый. Молодой – всего-то двадцать пять. Впрочем, возраст, внешность – все это условности. Можно и в тридцать выглядеть на двадцать пять, причем не прилагая к этому особых усилий. Но только собственные тридцать лет все равно остаются тридцатником, и никак иначе. А такая отметка на жизненном пути в ее конкретном случае – это горький опыт, горстка пепла перегоревшей любви. Страх – а вдруг опять будет больно, стоит только впустить мужчину в свое сердце, и он разобьет его вдребезги, как это сделал бывший бойфренд Пашка, променявший многие годы счастья на случайную интрижку. Впрочем, после Пашкиных выкрутасов душа еще не сломалась. Согнулась – да. Но все-таки неожиданно выпрямилась, расцвела для новых отношений. Франсуа? Увы, нет. Обаятельного француза, с которым был прожит год в Париже, можно не включать в список важных мужчин ее жизни. Он появился из отчаяния, из глухой всезаполняющей боли, когда хотелось, чтобы просто кто-нибудь был рядом. Назло Пашке. Пусть знает, кого потерял! Напрасно. В состоянии, когда кровоточат душевные раны, невозможно построить что-то надежное. И лихорадочный поиск нового партнера назло предыдущему в конце концов оборачивается самым большим злом только для себя[4]. А вот с Владом все было по-другому. Неожиданно, непредсказуемо, по его инициативе. В том мире, где он жил, звучала музыка – и прошлое казалось далеким, непонятным. Что может быть общего у журналистки и писательницы с популярным эстрадным певцом? Но доводы логики умолкли быстро. Влад вырабатывал океаны, вселенные любви, не утонуть в них было невозможно, мальчик заразил ее своей любовью мгновенно и сильно. Навсегда? Очень бы хотелось. Правда. Не трезветь никогда от ослепительного счастья. Но только пришлось. Огонь безумия, как оказалось, гасит не только измена. Это вроде всем известно, но никто никогда всерьез не задумывается. А потом уже слишком поздно… Смерть заносит все ледяным снегом быстро, мучительно, навсегда. Остаются только планы, которым не суждено сбыться, запекшиеся кровоточащей нежностью невысказанные слова. И ребенок – неожиданное спасение, плод истинной любви[5].

«Пока Даринка была маленькой, я даже не думала о других мужчинах. Конечно, умом понимала: надо, чтобы у девочки был отец. Но это все шло фоном, на втором плане. Заботы о грудничке максимально упрощают жизнь. Только бы не съесть чего-нибудь аллергенного. Лишь бы молоко не пропало. Вот бы малышка спала по ночам. Парадоксально: дел множество, но в них почти исчезают мысли, – думала Лика, свернувшись клубочком под одеялом. – Теперь Дарине уже почти три годика. И я понимаю, что очень боюсь опять ошибиться. Если что-то пойдет не так, будет больно не только мне, но и доченьке. И эта ответственность не только за себя – она сдерживает, заставляет быть осмотрительной. Или все дело в том, что каждому человеку отводится определенный лимит любви, и я свой уже выбрала? Не знаю… Но нет в моем сердце любви к мужчине, нет; я смотрю на окружающих парней и с тоской понимаю, что не могу никого впустить в свою жизнь. Иногда мне казалось, что я увлечена. Но морок проходил быстро, оставались только недоумение и досада: все не то, опять не так. Не помню, сколько лет до знакомства со Стасом я не занималась сексом. Мне это было просто не нужно. Не хотелось размениваться на случайные отношения. Только вот подруги… Они пришли в ужас, когда я об этом рассказала. И все как одна стали советовать завести любовника. «Для здоровья полезно», – вот такой был аргумент. И тогда я решила, что хватит прятаться от жизни, хватит требовать от нее по максимуму. И познакомилась со Стасом, точнее, позволила ему с собой познакомиться, оставила свой номер телефона, согласилась встретиться. К нему никаких вопросов – прекрасный чувственный страстный мальчик. И неглупый, хорошее образование, перспективная работа. Мы видимся уже пятый раз. Но как только заканчивается секс, я начинаю испытывать такой стыд, отчаяние и невыносимый холод… У меня, наверное, какое-то неправильное представление о здоровье. Несмотря на фантастические оргазмы, мне только хуже от наших отношений. Я физически не могу ложиться в постель только ради секса. Придется объяснить это Стасу. В Новый год – с новой жизнью. Ни к чему забирать с собой досадные ошибки…»

Лика снова посмотрела на любовника.

Он улыбался сквозь сон. Длинная тень от ресниц на щеке, пухлые губы вдруг шевельнулись:

– Лика, я люблю тебя. Я всегда буду тебя ждать.

Обняв подушку, Стас удовлетворенно вздохнул и что-то еще пробормотал сквозь сон, но слов было уже не разобрать.

От его прорывающейся нежности, беззащитного русого коротко стриженного затылка и безмятежного посапывания Лике захотелось разрыдаться.

Причинение боли без умысла – это все равно причинение боли.

Можно было это предвидеть: если мужчины увязают в тебе быстро и надолго, то этот мальчик тоже попадется, не устоит, и ты поселишься в его снах, а твое имя прирастет к его губам. Да, он думал, что его интересует только секс. Но ведь ты знала, что вольно или невольно являешься женщиной, встреча с которой делит жизнь на «до и после». Они ведь все пытались быть с тобой рядом или вернуться: случайные знакомые и бывшие любимые. Тот же Пашка до сих пор не женат и время от времени предпринимает очередную попытку объяснить тебе, что в одну и ту же реку можно войти дважды. Франсуа поздравляет тебя со всеми праздниками, звонит, присылает сувениры, каждый раз умоляя еще об одном шансе. И этот мальчик тоже незаметно для самого себя попался. Однако, увы, Стасу, кроме секса, дать ей совершенно нечего. Нет любви. И не будет…

Лика осторожно выбралась из постели, собрала разбросанную на полу одежду и на цыпочках прошла в ванную.

Быстро смыть с себя нелюбимый запах. Уйти, не прощаясь, – слабость, но нет сил при объяснении видеть чистые голубые глаза. Письмо по электронной почте. Номер телефона Стаса и мейл – в черный список. Будет больно, но так правильно, так надо.

«Бедный парень. – Лика вышла из душевой кабины, потянулась за полотенцем, бросила беглый взгляд в зеркало. Там отражалась худая невысокая светловолосая девушка с зелеными уставшими глазами. Сорок пять кило – и это после родов! Как ни странно, прежний вес после прекращения грудного вскармливания вернулся к ней быстро. – Прости меня. Прости, Стас. Я не должна была тебя трогать. Если я встречалась с тобой, то только потому, что мне казалось – ты легкомысленный и не привыкнешь ко мне. Тебя не интересовало ни кто я, ни чем занимаюсь. Ты ничего обо мне не знаешь, я не рассказывала тебе о дочери, о том, что была известной журналисткой, а потом стала не менее известной писательницей. Да ты вообще никогда не интересовался, окончила ли я хоть что-нибудь после школы, есть ли у меня работа! Мне казалось, такое отсутствие любопытства – равнодушие, тебе нужен только секс. Наверное, я ошиблась. Знаешь, я люблю так же, как ты, – мне наплевать, кто мой избранник, я готова принять его любого, всякого. Только с тобой у нас ничего не получится, ты не мой, и я очень надеюсь, что ты скоро обо мне забудешь».

Растеревшись полотенцем, Лика натянула джинсы и свитер, прокралась в прихожую.

Сапоги, шубка, шарф, сумочка.

Осторожно прикрытая дверь, щелчок замка – какое облегчение!

Нет, все-таки не надо быть как все, жить как все.

Если стандартные правила поведения доставляют мучения, то ну их, эти правила! Попытки следовать им причиняют только боль – и себе, и тем, кто нечаянно оказывается рядом!

Лика расстегнула сумку, достала сотовый телефон, чтобы внести номер Стаса в черный список. Но серо-стальной аппаратик вдруг ожил, запел, и на экране высветилось: «Полякова».

Телефон разрывался, однако Вронская все никак не могла решить, отвечать ли ей на вызов.

Лена Полякова – сценаристка. В общем, неплохая. Но слегка сумасшедшая – она так увлечена проектом по экранизации, что звонит в любое время дня и ночи, сгорая от нетерпения обсудить свои идеи. У девочки славное журналистское прошлое. Похоже, журналистика и кино – термоядерная смесь. Ее наглость, нахальство и увлеченность зашкаливают все мыслимые и немыслимые пределы. Рядом с такими людьми интересно, но трудно, они выпивают окружающих, как стакан воды, и даже не замечают этого…

– Привет, дорогая. Что опять не так с моими книгами? – уныло поинтересовалась Лика, с тоской оглядывая свою машину. За пару часов голубой «Форд» обзавелся снежной шапкой, придется как следует помахать щеткой. – Опять в романах обнаружилось слишком много персонажей?

– С твоими книгами все прекрасно, – голос Лены звенел от волнения. – Ты же в курсе: сценарии уже приняты две недели назад. Ничего не изменилось, скоро начнутся съемки. Я не по этому вопросу звоню.

– Да? – удивилась Лика, пытаясь вспомнить, обсуждали ли они с Леной хоть что-нибудь кроме сценария.

Но ничего подобного не припоминалось.

Полгода назад издательство продало права на экранизацию пяти романов Лики Вронской известной российской компании «Телемуви продакшн», занимающейся производством телесериалов. Это было очень неожиданно, ведь собственное писательство уже как-то забылось. Материнские заботы не оставляли ни времени, ни желания придумывать чужие жизни – собственная вдруг стала такой полной и насыщенной, что, кроме Дарины с ее изменениями, открытиями, болезнями и формирующимся явно строптивым характером, все прочее утратило смысл. Впрочем, написанные прежде книги позволяли погрузиться в материнство с головой. Ведь с ребенком надо не только играть, его, как это ни банально, надо кормить. А гонорары за регулярные допечатки давали такую возможность. Конечно, было понятно: если книги хорошо продаются – значит, они неплохие. Но о том, что они достойны экранизации лучшей кинокомпанией, не приходилось даже и мечтать. Тем приятнее и неожиданнее было поступившее предложение!

Сценаристом на проекте работала Леночка Полякова. Рыжая, жизнерадостная, она казалась смешливым ребенком, который пришел в этот мир для развлечений, не для работы. Но, как ни странно, именно у этой девушки получилось быстро и доходчиво открыть совершенно новую грань русского языка, с которой прежде Лике не приходилось сталкиваться ни в журналистике, ни в писательстве.

Киноязык – он потрясающий, уникальный. Он должен быть образным, емким и колоритным – никаких журналистских штампов. Так что – прощайте, литературное гурманство, длинные тирады героев, стилистически выдержанные описания и психологические характеристики. Все это должно быть понятно из коротких реплик героев фильма. Поэтому ценность слова возрастает во сто крат. Это очень увлекательно: пробовать вкус каждого словесного нюанса, сочинять фразы не в порыве угарного вдохновения, а с холодностью и беспристрастностью хирурга, архитектора, аналитика…

Работать вторым сценаристом в связке с Леночкой оказалось очень интересно. Но не всегда легко. Полякова жила проектом всей душой и требовала, чтобы все болели той же болезнью. И плевать она хотела, что у маленького ребенка свои правила, с которыми мама должна считаться. Иногда Полякова становилась агрессивно навязчивой, могла приехать и всю ночь обсуждать какие-то сцены, нимало не беспокоясь, что в соседней комнате Даринка изнемогает от жара. Но Лена никогда не говорила ни о чем, кроме предстоящего фильма. Или нет, не совсем так. Лена пыталась обрушить на нее водопад подробностей своей личной жизни, походов по магазинам и прочей женской дребедени. Приходилось пресекать такие намерения. Почему? Конечно, Лена – очень интересный собеседник, активный любознательный человек. Но она принадлежит к числу тех женщин, которые кровь из носа – а урвут свое, легко растолкают всех на пути к собственной цели. Настойчивость – теоретически прекрасное качество. Но когда она перехлестывает через моральные рамки, превращаясь то в наглость, то в бесцеремонность, то в хамство… Поэтому, наверное, назвать Лену подругой все-таки Лике не хотелось. Приятельницей – да. Но не более того. Слишком велика разница во взглядах на то, что такое хорошо и что такое плохо. Конечно, друзья не обязательно должны быть во всем похожи. Но что делать, если взгляды одного противоречат принципам другого?..

– Так в чем дело? – после долгой паузы поинтересовалась заинтригованная Вронская. – Я все жду, когда ты мне откроешь свою сокровенную тайну. А ты молчишь.

– Я даже не знаю, как начать.

– С начала.

– У меня потолок упал.

– Да? Я не удивлена. Давно подозревала, что у некоторых крыша поехала. Так что твоя шутка не оригинальна.

– Лика, – застонала Лена, явно сдерживая смех. – Ты не ерничай. У меня правда беда. Потолок на кухне отвалился, честно. И это накануне Нового года!

Вронская сразу же сменила тон:

– Сочувствую… Только знаешь, я ремонтом давно не занималась, так что никаких строителей порекомендовать не смогу.

– Да дело не в этом. Объявлений в Интернете – как грязи. Слушай, ты сейчас где?

– В центре пока. Домой собираюсь.

– Отлично! Я к тебе подъеду!

И Лена повесила трубку.

Скрипнув зубами, Вронская сразу же набрала ее номер.

«Абонент отключен или находится вне зоны действия сети», – сообщил равнодушный механический голос.

Вот! С этой барышней всегда так! «Я приеду», – и точка. Между прочим, сегодня вечером Лика собиралась отвести Даринку к логопеду. «Мама, не хочу к догопеду», – ныла малышка, с младенчества оравшая при виде любого человека в белом халате. Вот и не будет никакого «догопеда», по крайней мере, сегодня. С такими-то приятельницами…

Злая до невозможности, Лика быстро очистила машину, завела двигатель и направила «Форд» прямиком в пробку, закупорившую выезд на Садовое кольцо.

Даринку из детского сада заберет домработница Светлана.

А Полякова пускай поторчит часик-другой перед подъездом, поостынет и подумает о своей бесцеремонности. Так ей и надо, нахалке!

Интересно, колдуну придется рассказывать все во всех подробностях, как и психотерапевту? Психотерапевт – это очень тяжело, мучительно, невыносимо. И – Вася Скрипников поднял воротник дубленки, загородился от колючего морозного ветра – самое обидное, безрезультатно.

Он невольно поморщился, вспоминая миловидную темноволосую женщину. Наверное, она была профи – к ней ходили все актеры, и, по отзывам, дама помогала пережить потерю близких, развод или творческий кризис. Только вот от любви к Ленке вылечить его так и не сумела. «От любовной зависимости», – уточняла психотерапевт, зажигая настольную лампу с мягким светом и указывая рукой на кресло-кушетку. «Любовная зависимость. У меня любовная зависимость, и это ненормальное состояние, которое надо корректировать», – послушно соглашался Вася, утопая в обволакивавшем тело ложе. А про себя думал: никакая Ленка не зависимость, зависимость – слишком мягкое определение, это настоящая паранойя. Весь мир сузился до ее наивно распахнутых огромных глаз и рыжих волос. Весь мир стал ею. И вначале в этом было много счастья. Всегда разная, то домашняя (какие вкусные пироги она пекла), то развратная (всю ночь спать не давала), она дарила ему радугу эмоций, ядерный взрыв чувств. Она знала актерскую среду, прекрасно разбиралась в многоходовых комбинациях интриг. И эта ее радость жизни, ее фанатичная увлеченность работой – с ней было о чем поговорить, ее было за что уважать. Она ему казалась именно той женщиной, которая должна быть рядом. Только одно в ней стало полной неожиданностью. Никаких ссор, конфликтов, неудовольствия. Все очень просто: «Извини, Вася, я полюбила другого». Как гром среди ясного неба. И разверзлись такие бездны боли, о которых и предположить раньше было нельзя. Впрочем, можно или нельзя – особого значения не имеет. Но жить с этим стало невыносимо. Работать – невозможно. Что такое профессия актера, театральная сцена или съемочная площадка? Это генерирование эмоций, развлечение других, выворачивание всего себя наизнанку – для людей. А тебя-то как раз и нет больше. Нечего отдавать. Психотерапевт…

Вася горько усмехнулся и прибавил шаг. Колдун жил богато, в одном из старых домов на Тверской. Пришлось бросить машину в самом начале улицы, так как припарковаться дальше было нереально.

Психотерапевт очень старалась ему помочь, но ничего не получилось. После ее сеансов пальцы сами собой набирали Ленкин номер, от звуков голоса любимого человечка по телу растекалась приятная теплота.

А в общем, если разобраться, ничего особенного в Лене нет. Симпатичная журналистка с хорошей фигурой и смазливым личиком, всего лишь одна из вечной очереди за интервью к известному актеру Василию Скрипникову. Банальные вопросы, дежурные улыбки – теперь и не вспомнить, о чем они тогда говорили. Даже странно, что на пресс-конференциях потом хотелось найти ее лицо среди присутствующих в зале журналистов. Лены там никогда не оказывалось, и облачко досады находило на прежде всегда беззаботное настроение.

Все завертелось после фильма по ее сценарию.

Роль подошла душе, как подходит телу идеально скроенная шмотка. Сначала ему было просто очень хорошо в роли циничного, избалованного женским вниманием мачо, который устал от круговорота тел в своей постели, но не прекращает этого по одной-единственной причине – вдруг в калейдоскопе многообещающих взглядов и томных вздохов сложится один-единственный, тот самый, долгожданный узор любви. И вот выясняется: автор сценария – она, все еще сидящая в памяти, как заноза, рыжая, красивая.

Ленка, Ленка, практичная московская девочка, никаких ныряний в омуты. Или это в ней журналистская дотошность сказывалась? Теперь задним умом он понимал: все разузнала, что жены нет, а квартира имеется, что есть мечта создать семью, и детей в ней должно быть минимум двое, а лучше трое. Она казалась такой осмотрительной, надежной, при этом вдрызг влюбленной. И разрасталась, укреплялась уверенность: с Ленкой все будет серьезно, можно расслабиться, не бояться. Не верилось, что все может разломаться, разбиться. Даже на осколках, обломках любви – не верилось. И теперь не верится. Знаки судьбы, модная тема.

Москва отравлена этими знаками! Переполнена, забита до предела. До сих пор!

Ее лицо на обложке журнала о кино.

Знакомый профиль – случайно, через витрину кафе.

Автомобильчик ее старый, чумазый – все время на глаза попадается. Когда же это закончится?

Забыться в работе – а вот как бы не так!

Новый проект с патетичным названием «Добро побеждает зло» – тоже Лена сценарист, плюс редактор на съемках. А это значит – каждый божий день видеть ее на съемочной площадке, она будет вносить оперативные правки в сценарий. Это всегда требуется. Натура может меняться по погодным условиям, актерам что-то не нравится в диалогах персонажей. Режиссеру нужен такой человек постоянно.

Ленка, Ленка…

Страшно думать об этой пытке – видеть твое равнодушное лицо, смотреть на родное тело и сходить с ума, представляя его в чужих объятиях. Какая игра? А ведь опять – главная роль, видимо, победителя, если предстоит играть следователя, и фильм носит громкое название «Добро побеждает зло».

Колдуны, магия… Прости, Господи, если бы можно было этого не делать – он бы не делал. Но наступает такое состояние, последняя черта. Всеми правдами и неправдами, искренне любящая или притворяющаяся, очень нужна ему эта женщина рядом. По-другому жить невозможно. И все, чем предположительно лечилось это наваждение, уже перепробовано – спортзал до черных мушек в глазах, несколько актрис и моделей – как их звали, теперь и не вспомнить… Психотерапевт эта хваленая, сто евро за сеанс – ерунда полная… Осталось последнее… И все-таки так противно – судорожный треск клавиатуры, дрожащие руки, вереница объявлений в духе «магия, привороты». Вереница про негативные последствия приворотов – еще длиннее. А, все одно: чем так жить, лучше любая бесовщина…

Вася так торопился к нужному подъезду, что поскользнулся на обледеневших ступенях и, не удержав равновесия, упал. Из сбитых о камни костяшек пальцев потекла кровь.

– Скрипников! Эх, известный артист, а пьяным валяется…

Он мрачно уставился на пожилую женщину в старенькой шубе из длинного линялого меха. Хотелось что-то объяснить. Что не пьян, что просто упал. Но в горле застрял комок. От унижения и собственного бессилия все вдруг стало нечетким.

Слезы? У взрослого тридцатипятилетнего мужика? Господи, ну и сука же ты, Лена…

– Ой, милок, да ты в крови весь! И бледный такой. Давай, вставай, я тебе помогу.

Стиснув зубы, он покачал головой. И игнорируя протянутую руку, осторожно поднялся с земли.

Код подъезда колдуна пальцы набрали сами собой. Казалось, они всегда его знали…

– Здравствуйте. Вы?! Мне так нравятся ваши фильмы!

Актерское самолюбие, всегда трепетавшее от констатации собственной славы, похоже, атрофировалось.

Вася переминался с ноги на ногу, испытывая только одно желание – сбежать.

Все напрасно. Какой, на хрен, колдун? Этот мужичок полутора метров ростом в дешевом спортивном костюме, тщательно заклеивающий длинной прядью волос проплешину? Смешно!

– Фотографию принесли? Да вы проходите, обувь можно не снимать. – Мужичок достал из шкафа вешалку и покосился на гостя. – Давайте вашу курточку, знаете, у меня дома жарко.

Сбросив-таки дубленку, Вася прошел в комнату и огляделся.

Мечи на стенах, поблекшая то ли тряпочка, то ли флаг с иероглифами, компьютерный столик в углу.

Дешевая бутафория, жалкие декорации.

Вот будет смеху, если этот колдун позвонит журналистам из желтой прессы. Можно представить завтрашние заголовки: «Василий Скрипников хочет приворожить сбежавшую невесту».

– Не приворожить, а гармонизировать отношения. Ворожбой я по возможности стараюсь не заниматься. И порчу не навожу, хотя мне это раз плюнуть, – прошелестел рядом тихий обволакивающий голос.

Скрипников изумленно вскинул брови. До состояния «тихо сам с собою я веду беседу» Лена Полякова все-таки его еще не довела. Совершенно точно: мысль вслух не произносилась. Тогда что же получается – мужичок умеет читать мысли?

– Это не трудно, – улыбнулся колдун, но глаза его остались серьезными, какими-то пугающе буравящими, что ли. – Для меня ваши мысли – как открытая книга, очень чистые энергетические потоки. А вот канал связи с Богом у вас закрыт. В церковь редко ходите. Плохо вам, знаю. Сейчас, сейчас поправим.