Магическое кольцо Каина

Глава 2

Урбино, 1491–1493, Рафаэль Санти[9]

В мастерской отца все интересно. Разглядывать, как подмастерья отмывают кисти скипидарным раствором или толкут мел в ступках; наблюдать за тем, как надо грунтовать холст, смешивать краски, делать эскизы или даже просто золотить самые обычные шпоры и эфесы шпаг.

Рафаэль сделал несколько шагов по залитой светом просторной комнате, подошел к новенькому юноше, недавно нанятому Джованни[10] на работу. Паренек увлеченно шлифовал поверхность доски для картины, пропитывая ее терпко пахнущим лаком, и не обращал на сына хозяина никакого внимания. Улыбнувшись, Рафаэль пожал плечами и направился к стоящему у мольберта мужчине.

– Добрый день, Джироламо, – поприветствовал его Рафаэль, с любопытством поглядывая на его работу, уже отчетливо угадываемое Святое семейство: нежную задумчивую Марию с серьезным младенцем Иисусом на руках, седовласого благородного Иосифа.

Джироламо бросил на Рафаэля благодарный взгляд, значение которого сразу же стало ему понятно. Никто в мастерской не обращался к этому подмастерью по имени. Его звали Неряхой, хотя на его фартуке никогда не было пятен красок. Просто его фамилия Дженга на тосканском диалекте переводилась как «неопрятная женщина», и прозвище «Неряха» намертво приклеилось к Джироламо.

Рафаэль уселся прямо на пол, достал из висевшей на плече сумки альбом и карандаш. Он решил провести пару часов за своим любимым занятием – копированием работы подмастерье.

– А ты попробуй нарисовать по памяти. Копировать-то ты мастак! – Джироламо сверкнул белозубой улыбкой и передвинул мольберт так, чтобы начатая картина была не видна сыну хозяина.

Рафаэль запустил пальцы под черную беретку, почесал затылок, поправил светлые локоны. И кивнул.

– Хорошо! По памяти так по памяти!

Закрыв глаза, он вдруг словно увидел ту картину. И понял, что воспроизвести Святое семейство в своем альбоме ему не составит ровным счетом никакого труда.

Быстрыми штрихами он очертил профиль Марии, ее фигуру, потом на листе появились глаза, нос, губы Иосифа.

– Вот ты где! Гости уже собрались, я запек шикарного цыпленка! А ты в мастерской прячешься, и…

Увидев рисунок сына, Джованни замолчал, схватил альбом, подошел с ним к мольберту, где работал подмастерье. И разразился восхищенными возгласами:

– Как точно переданы все детали! И ты нарисовал это по памяти? Молодец, сын! Тебе надо и дальше развивать наблюдательность! Умение видеть детали, замечать мельчайшие особенности – нет ничего важнее для художника!

Скоро Рафаэль уже шагал рядом с отцом, предвкушая великолепный обед.

Страсть отца к приготовлению разных блюд сначала была встречена в семье насмешками. Тетушки, две незамужние сестры отца, звонко возмущались на весь дом.

– Где это видано, чтобы знатный мужчина занимался кухней! – всплеснула руками Маргарита.

Санта ее поддержала:

– Да и не знатный тоже! Для готовки есть если не служанка, то жена! Что, может, уже мужчины и детей рожать примутся?!

Отец обнял их и рассмеялся:

– Мне нет никакого дела до обычаев! Я хочу на кухню, и я буду там! Стану смешивать специи как палитру! Вот прямо сейчас сготовлю вам вкусное блюдо. За добавку подеретесь!

Мама пробовала сваренный отцом суп с напряженным лицом. А потом, отбросив ложку, бросилась ему на шею.

– Как вкусно, милый! Такой нежный ароматный минестроне! Наши слуги никогда такого не готовили! – восхищалась она.

Маргарита и Санта молча орудовали ложками.

Конечно, отец не баловал готовкой каждый день. Но когда приходили гости, он всегда с удовольствием занимался обедом. А мама пела. Приглашенный на вечер музыкант подыгрывал ей на лютне, и соседи восхищенно перешептывались:

– Повезло Джованни с женой. У Маджии превосходное контральто, и она – такая красавица!

– А вы знаете, что Джованни специально прячет ее от двора. И не вывозит больше на балы. Слишком большим успехом пользуется там Маджия!

Рафаэль наблюдал за матерью и отцом и улыбался.

Как красивы его родители! Отец – высокий, худощавый, с седыми волосами, красиво обрамляющими смуглое лицо. Колет[11] и узкие штаны подчеркивают стройность и пропорциональность его подвижной фигуры.

Мамочка, которой не исполнилось еще и тридцати лет, – большая кокетка. Каждый день ее густые темные волосы собраны в новую затейливую прическу. Атласных и парчовых платьев у нее множество, и каждое из них является предметом острой зависти соседок. Ведь платья мамы портной шил по эскизам отца. И ни у одной дамы в Урбино нет таких изысканных нарядов.

Когда мать с отцом смотрят друг на друга, их лица светлеют, светятся счастьем и покоем, становятся невероятно красивыми. Так солнце высвечивает всю красоту налившейся соком виноградной грозди, всю нежность распускающейся розы и сверкающей в бутоне капли росы. Так и любовь родителей, как то солнце…

Отяжелев от еды, устав от разговоров, Рафаэль удрал в сад. Он думал еще немного порисовать в своем альбоме, но изумрудная трава оказалась маняще-мягкой, а крона пинии создала настоящий островок прохлады в жарком саду, и Рафаэль незаметно для самого себя задремал.

Ему снились фрески. Место для их нанесения уже было подготовлено, а в распоряжении Рафаэля имелись все краски, даже дорогущая ляпис-лазурь для рисования синего неба. И вот он с увлечением расписывал стены уверенными мазками, приходя в восторг от переполнявшего его чувства свободы, счастья, невероятного полета и всемогущества. А потом на одной из картин вдруг проступило взволнованное лицо Джованни Санти.

– Рафаэль, вот ты где! Слава богу, нашел тебя. Пойдем скорее в дом!

В голосе отца слышались такие боль и тревога, что Рафаэль мгновенно проснулся и вздрогнул, как от удара хлыстом. Сердце стиснули нехорошие предчувствия.

– Мама пела, потом все сели играть в карты, – рассказывал Джованни, быстро шагая по дорожке. Рафаэль едва поспевал за ним. – Потом мама ушла сказать служанкам, что можно подавать сладкий пирог. Но вдруг пошатнулась и упала. Лишилась чувств. За доктором уже послали. Надеюсь, кровопускание поможет и Маджия быстро поправится.

– Конечно, папа, – Рафаэль взял отца за руку, чтобы хоть немного его подбодрить. – Так все и будет!

Джованни похлопал сына по плечу:

– Какое же счастье, что ты у нас есть! И как жаль, что твой старший брат умер. Кормилица заразила его оспой. Это я настоял, чтобы Маджия кормила тебя сама. Сестры мои так орали, что я чуть не оглох. Где такое видано – знатная дама кормит грудью как какая-то простолюдинка. А ты им назло рос здоровым и веселым малышом. Больше всего нам с матерью нравилось, что ты всем даешь поиграть свои игрушки. Обычно детки бывают жадными. Тебе никогда не было жаль игрушек.

Рафаэль слушал знакомый голос отца, но тревога, терзавшая сердце, все не проходила.

Когда они дошли до дома, в спальне Маджии уже был доктор. Он знаком показал застывшему в дверях Рафаэлю, что пока не время беспокоить матушку. Рафаэль, вздохнув, посмотрел на непривычно бледное лицо мамы и пошел к себе в комнату.

Рисовать не хотелось, играть тоже.

Наверное, ближе к ночи сон все-таки сморил его.

Проснулся Рафаэль от дикого крика отца.

Джованни рыдал на весь дом:

– Нет, нет! Маджия, вернись ко мне!

Рафаэль вскочил с постели, выбежал в коридор и увидел, как отец яростно избивает доктора, неловко закрывающего лицо руками. И хотя уже было понятно, что случилось то самое, страшное, о чем все они боялись даже думать, Рафаэль попытался спросить у папы, что произошло. Он хотел задать вопрос – и вдруг осознал, что больше не может говорить. Изо рта раздавалось только странное мычание.

Слова закончились, слез не было, и все его существо просто разрывалось от дикой боли, едва позволяющей дышать…

Воспоминания тех дней заволокло туманом.

Рафаэль только помнил, как на кладбище Джованни все отворачивал его лицо, когда землекопы опустили гроб матери в могилу и принялись закапывать яму. Земля по обтянутой черным бархатом деревянной крышке, казалось, стучала громче, чем колокол, зовущий прихожан на службу.

Воздух в доме сразу стал горьким. Привычные комнаты казались темными и мрачными. И было совершенно непонятно, куда идти, что делать и какой вообще смысл во всем, если мамочка лежит уже закопанной на кладбище.

Испуганный немотой сына, Джованни увез Рафаэля в Пезаро, к приятелю-скульптору, жившему в небольшом домике на самом берегу моря.

Рафаэль не помнил, сколько вечеров они с отцом прогуливались по пляжу, невидящими глазами провожая убегающие к горизонту волны.

Однажды он нашел на берегу чудесный золотой перстень с крупным изумрудом. Надел его на палец – и вдруг почувствовал запах соленого ветра; увидел, как отражается краснощекое закатное солнце в темно-синей воде; услышал крики чаек, кружащих у берега.

– Красивый вечер сегодня, папа! – пробормотал Рафаэль и улыбнулся. – Я снова могу говорить. Моя речь вернулась ко мне!

– Какое чудо! – воскликнул отец, обнимая сына. – Все, сынок, теперь я счастлив! Все самое плохое уже в прошлом.

И Рафаэль поверил – дурной сон больше не повторится. Но, как оказалось, совершенно напрасно…

Для всех домашних скорая женитьба отца стала шоком. Никто так и не понял, когда Джованни успел предложить крикливой вульгарной Бернардине стать его женой. Он просто как-то вечером вернулся из мастерской и объявил, что надлежит готовиться к свадьбе.

Рафаэль, поперхнувшись лепешкой, изумленно уставился на отца. «Папе уже скоро шестьдесят. Бернардине едва минуло двадцать. Он что, вообще ничего не соображает?» – пронеслось у него в голове.

Тетушки, отложив ложки, сначала просто хватали ртом воздух, как выброшенные на берег рыбы. А потом в своей обычной манере разразились криками.

– Ты только недавно снял траур по Маджии! У тебя совесть есть?! Кости бедняжки не истлели в могиле, а ты уже ведешь в дом мачеху! Рана Рафаэля еще не затянулась! Ты подумал о своем мальчике?! – орала Санта. Она даже встала из-за стола, чтобы ей было удобнее.

– А какая семья у этой Бернардины! Жалкие ничтожные людишки! Вечно судятся, кляузничают! И эту кровь ты будешь мешать со славной кровью рода Санти? – вторила Маргарита.

Отец пожал плечами:

– Сестрички, вы же меня знаете. Я не буду вам ничего объяснять. И мне плевать, что скажут соседи. Венчание у нас через неделю…

Рафаэль предполагал, что новая жена отца будет его недолюбливать. Но он и подумать не мог, что душа одной женщины может вмещать столько ненависти ко всем без исключения людям. Обвенчавшись с отцом, Бернардина на следующий же день назвала тетушек старыми дурами, выбросила из окна корзину с котятами, открыла клетки с канарейками и щеглами (видите ли, звонкое радостное пение милых пташек нарушило ее драгоценный сон).

Котяток Рафаэль нашел, к счастью, они упали на мягкую травку и совершенно не пострадали. А вот птиц, принесенных в дом еще дедом, конечно же, вернуть не удалось. Они, радостно чирикая, упорхнули в яркую синь неба и скоро превратились в маленькие черные точки, а потом и вовсе исчезли.

Рафаэль ушел в сад, в тень пинии, и долго-предолго там плакал. А потом отправился в мастерскую отца. Идти домой, где Бернардина начинала наводить свои порядки, ему совершенно не хотелось, несмотря на все острее ощущаемый голод…

Я не знаю итальянский язык, но смысл пламенных тирад и так совершенно понятен.

Невероятная женщина, любовь с первого взгляда, неземная страсть – и это все обо мне.

Оборачиваюсь на голос за спиной и едва удерживаюсь от улыбки.

На сей раз я восхитила итальянского дедушку лет трехсот от роду – с палочкой, слуховым аппаратом и артритными суставами дрожащих рук.

Спасаюсь от него бегством в подъехавший к отелю микроавтобус.

Вообще-то возле входа их стояло несколько – для посещения разных торговых центров.

Уже внутри выясняется, что я очень удачно сделала выбор – наш автобусик едет в Дубай-молл, расположенный на первых этажах самого высокого небоскреба мира Бурдж-халифа. Там же находится еще одна достопримечательность – аквариум. А по соседству – площадь с «поющими фонтанами».

«Сначала похожу по магазинам, потом выпью кофе – наверное, он тут изумительный. А после посмотрю шоу фонтанов, – составляла я примерный план действий. – Жалко, на смотровую площадку Бурдж-халифа подняться не получится – билеты надо покупать заранее. Хотя гид предупреждала, что у нее все схвачено, так что обращусь потом к ней…»

Не думала, что растеряюсь внутри молла – но так оно и случилось.

Молл оказался таким огромным, сверкающим, многолюдным! Непонятно, где какие магазины находятся, только взгляд лихорадочно мечется от ярких вывесок кафе к композициям из живых цветов, от колоритных девчонок в черных длинных одеждах к хрустальным фонтанам. Впрочем, повсюду находились информационные стенды с консультантами, предлагающими карты на разных языках. С планом ориентироваться в мраморных коридорах стало на порядок легче.

Оказалось, что буквально в двух шагах находился грин-шоп, торгующий телефонами и ноутбуками. Моя внучка взорвала родителям мозг, умоляя подарить мобильник этой фирмы. Сын с невесткой стойко держали оборону, доказывая дитятке, что такая дорогая игрушка ей совершенно ни к чему. Но везде писали, что в Дубае более низкие цены, и Димка попросил меня при существенной разнице в стоимости все-таки купить для детки вожделенный телефон.

Я оглянулась по сторонам, увидела логотип с зеленым листком – и пошла в том направлении.

– How are you? Do you like Dubai? How was your flight?[12] – застрелял вопросами консультант, пока я пыталась мысленно перевести свой вопрос.

К нам тут же подскочил еще один консультант.

– Would you like tea, coffee, water? We’ve got the best sweets and biscuits for our distinguished clients![13]

У меня стала раскалываться голова.

Нет, я совсем не против, когда консультант интересуется, чем можно помочь. Но этот восточный напор – как сам, как семья, выпей чаю – не слишком ли он утомителен? Если надо совершить много покупок, и в каждом магазинчике ждет такой страстный прием – то так запаришься общаться, что никаких шмоток уже не нужно будет!

Выдавая привычный набор банальностей про Москву, наличие в ней снега и отсутствие медведей, я вдруг почувствовала чей-то пристальный взгляд.

Обернулась – и замерла.

Стоявший у витрины с ноутбуками мужчина напоминал обычного европейского туриста: надвинутая на глаза бейсболка, футболка с жизнеутверждающей надписью «I am ok», светлые брюки. Только массивное кольцо с изумрудом на загорелом пальце как-то не гармонировало со стильным спортивным образом.

Этот мужчина обладал невероятно сильной высокочастотной энергетикой, думаю, раза в три-четыре превосходящей «мощность» обычного человека.

Безусловно, незнакомец был вегетарианцем. Вообще-то я считаю, что животный белок нужен стандартному человеческому организму, там много питательных веществ, играющих важную роль для крови, мышц, костей и так далее. Однако многолетние энергетические практики меняют организм и его потребности. Мне приходилось общаться со многими людьми, занимающимися йогой или энергетическими упражнениями, которые со временем сократили употребление мяса или вообще отказались от него. С точки зрения энергетики животный белок – низкочастотная энергия, которая дает силы физическому телу, но понижает уровень энергий тонких тел. Денис ел мясо, только если ему приходилось работать с тяжелобольными клиентами, забирающими слишком много энергии.

Впрочем, незнакомец в грин-шопе не был ни экстрасенсом, ни целителем. Это я тоже почувствовала довольно четко. Его энергетическое поле ощущалось спокойным, умиротворенным, однородным и мощным. В нем не было горечи, которую оставляют рядом с экстрасенсами чужие боль и проблемы.

Этот мужчина… Он был… как Бог. Мы часто употребляем это сравнение, говоря о красоте. С внешностью в данном случае действительно все было в полном порядке. Но у незнакомца имелось кое-что посерьезнее симпатичного лица и явно знакомого с тренажерным залом тела. Он обладал колоссальной творческой силой, он наверняка умел вдыхать свою энергию в проекты, планы, в конкретных людей. Я почти уверена, что, оказавшись рядом с таким генератором, даже обычные люди менялись: их состояние здоровья улучшалось, карьера шла в гору.

И при всем энергетическом богатстве у этого невероятного мужчины были закрыты почти все чакры! Сейчас я попытаюсь объяснить причины моего изумления.

В йоге и эзотерике говорится: у каждого человека имеется семь чакр, расположенных на разных уровнях тела – от переносицы до копчика. Обычно, когда у меня происходит неконтролируемое сканирование внутреннего строения человека, я вижу чакры как источники света, направленные на те или иные органы.

В этом же мужчине, если можно так выразится, «чакральные прожектора» были выключены – кроме «семерки», расположенной на макушке. Так бывает только в одном случае – если душа человека готовится расстаться с физическим телом. Именно через «семерку» осуществляется выход души после физической смерти.

Глядящий на меня в упор мужчина был близок к переходу на другую сторону бытия как никогда.

Но почему умрет такой молодой (ему явно нет еще и сорока), сильный и, скорее всего, очень хороший человек?

Перед глазами у меня замелькали картинки его внутренних органов. Они были просто как иллюстрации из медицинского атласа – здоровые, красивые, идеальные…

Потом этот калейдоскоп прекратился.

Мужчина подошел ко мне, протянул руку и улыбнулся.

– Let me introduce myself. Johnny Green…[14]

И тут я его узнала. И поняла причины повышенной суетливости консультантов. А еще удивилась: что он делает в Дубае? Насколько я помнила по фоновому новостному потоку, протекающему через мое сознание из Интернета, вроде бы этот красавчик живет в Нью-Йорке.

Справившись с секундным замешательством, я представилась и пожала протянутую мне руку.

Она оказалась сильной, сухой и теплой. Джонни задержал мои пальцы чуть дольше положенного. И, судя по взгляду, мысленно уже стащил с меня строго-целомудренное платье и остался вполне доволен увиденным.

– Неужели вам нужен гринфон? – Он улыбнулся так эффектно, что папарацци из глянцевых журналов могли бы подраться за этот кадр. – Вы не похожи на тех женщин, которые сходят с ума по девайсам. Судя по вашему парфюму, у вас другая страсть – секс.

Стоявшие рядом консультанты сразу же слились в дальний угол магазина, а потом стали старательно притворяться, что заняты своими делами, пытаясь при этом подслушать наш разговор.

– Я думаю, что ваша техника на порядок выше того, что делают конкуренты. Вы задаете тон, вас копируют и догоняют только спустя многие годы. Но вы правы, гринфон нужен не мне, моей внучке. А насчет секса – мне кажется, люди преувеличивают его значимость. В конце концов, это всего лишь пара простых движений. И есть много вещей, которые тоже доставляют огромное удовольствие.

– Какие же? Что это за вещи? – Он прищурился. Если бы папарацци вдруг выжили в битве за предыдущий кадр, то шансы уцелеть сейчас были близки к нулю. – Шутка насчет внучки мне понравилась.

Открыв сумочку, я извлекла портмоне и, демонстрируя фотографию нашей Мышки, ответила:

– Просто секс не представляет для меня ценности вообще. Секс с любимым мужчиной – это, конечно, большая радость. Но может ведь случиться так, что любимого мужчины не будет. Или он не сможет делать это. Или я не смогу. Абсолютизировать секс и делать его центром Вселенной глупо. Он – как пирожное, можно съесть и будет вкусно. Ну а если десерт не предусмотрен – то ничего страшного. Самое большое счастье мне доставило рождение ребенка. Когда я увидела своего сына – это было так мощно, что я и описать не могу. Вообще я часто испытываю счастье. Несколько лет назад я пережила клиническую смерть. Я думала, что умерла и больше никогда не смогу обнять своих близких. После этого я счастлива каждый день. Я вижу солнце, своего мужа, наших собак, красивые лица, интересные здания – и все это мне нравится. Я очень многое люблю. Мне нравится вкус чая улун и ехать по утреннему проспекту. Я радуюсь, когда у меня имеется возможность помочь друзьям. Вообще, знаете, с годами я поняла: не важно то, что у тебя есть, – важно то, умеешь ли ты видеть и ценить красоту жизни.