Программа защиты любовниц

Глава 1

Где-то капала вода. Медленно, вяло. Капля за каплей, капля за каплей, с одинаково затянутым промежутком. Это жутко действовало на нервы. Может, подтекал кран, может, с крыши капало о подоконник, накануне вечером шел дождь. Она точно помнила, что он был. Зачем же еще надо было брать с собой зонтик и надевать прозрачный дождевик с яркими перламутровыми пуговицами? Был дождь, это точно!

Дождевик ей привез из Финляндии один хороший знакомый. Подарил и тут же потребовал, чтобы она надела, а после принялся причмокивать языком и хвалить ее на все лады.

– Такую хорошенькую пташечку ни один мужской взгляд не пропустит! – завершил он свое восхищение.

Как приговорил!

Мужской взгляд урода, который привез ее в этот дом, ее и не пропустил.

– Какая же ты пригожая, девочка моя… – шептал он ей, пока они тихо-мирно ехали в машине. – Какие у тебя коленочки! Какие ручки! Кто-нибудь тебе говорил, что Господь в твоем лице создал совершенство???

Она что-то тихо мурлыкала ему в ответ, улыбалась, и ни один нерв в ее теле не дрогнул сомнением или предчувствием опасности. Ей было хорошо, спокойно и уютно в теплой утробе огромного внедорожника, где сладко пахло кофе с ванилью, кожей сидений и дорогим парфюмом мужчины, вызвавшегося ее подвезти.

Он подобрал ее возле кинотеатра, когда она опоздала на последний сеанс.

Господи, как глупо! Как нелепо все сложилось! Сидела и сидела бы себе дома, пила кофе, слушала шум ветра за окном, наблюдала бы за тучами, заволакивающими небосвод. Нет, вдруг захотелось на улицу, на волю, под грохот грома и сполохи молний, под проливной дождь и сильный ветер, вырывающий у прохожих зонты.

Собралась в две минуты. Надела самую маленькую, самую тесную, из всех имеющихся у нее, юбку, босоножки на высокой платформе и крохотную маечку в блестках на тонких лямках. Сверху накинула прозрачный дождевик, взяла в руки зонтик, маленькую сумочку размером чуть больше кошелька и вышла под дождь.

Походить по улицам не получилось. Ветер выворачивал зонт, рвал на ней полы тонкого дождевика, ерошил под капюшоном волосы, швырял в лицо пригоршнями дождь. Поплутав минут десять и вымокнув почти до нитки, она решительно направилась в кинотеатр. Но там в связи с непогодой сеансы сократили, а на тот, что оказался последним, она уже опоздала.

– Придется вам возвращаться домой, – сонно моргала билетерша, подметая крохотный пятачок кафетерия.

Она решила вернуться домой. Вот выйдет на улицу, вызовет такси и поедет домой. А на улице вдруг все стихло, ветер угомонился, дождя почти нет. Редкие капли еле теребили лужи рябью. Воздух сделался легким, теплым, свежим. Она замерла у бордюрного камня, не решаясь махнуть рукой, чтобы остановить такси. Снова захотелось пройтись по улицам, подышать, подумать о чем-нибудь приятном.

К примеру, о том самом приятеле, нарядившем ее в этот прозрачный дождевик, в котором теперь она похожа на яркий блестящий леденец.

«Приятель был хорошим парнем, основательным, серьезным», – тут же принялась она размышлять, и намерения у него к ней будто бы намечались серьезные, а с виду он был очень симпатичным. Высокий, широкоплечий, шагал по жизни и по земле твердым широким шагом. Но…

Но он ей не нравился! Она с ним все время скучала! Когда обычно он что-то рассказывал, она принималась зевать, когда говорил о чем-то важном, постоянно отвлекалась. А когда однажды полез к ней целоваться, она почему-то рассмеялась. Он обиделся и попыток больше не возобновлял.

– Я подожду… – сказал он в тот день. – Я терпеливый!

Этот терпеливый парень постоянно куда-то ездил и всегда возвращался. Странная у него была работа. Но, кажется, за нее неплохо платили. Во всяком случае, он был всем доволен. Может, взять и позвонить ему сейчас? Не слишком ли поздно, подумала она, ведь время двигалось к полуночи.

Девушка достала телефон и позвонила, а он не ответил. Просто не взял трубку, и все. Она вдруг расстроилась и решила, что все же не пойдет пешком, раз ей не о ком особо думать, и возьмет такси.

Тут подъехала эта машина, большая, черная, сверкающая после дождя, в неоновом свете вывесок, походящая на огромного дельфина: сказочного и доброго. Девушка улыбнулась, когда стекло со стороны пассажира медленно поехало вниз.

– Привет, – мягким голосом проговорил приятного вида мужчина. – Скучаешь?

– Хотела вызывать такси. – Она пожала плечами, зачем-то одернула дождевик, ладони тут же сделались мокрыми, и вдруг зачем-то соврала: – Но никто не хочет сажать в машину промокшую девушку, представляете?

– Я помогу вам, милая девочка. Помогу…

Она села в машину, сдернув с себя дождевик, с него в самом деле капало. Вывернула его изнанкой наверх, скомкала в комочек и сунула в кармашек двери.

– Не холодно? – спросил заботливый водитель и тут же, не дожидаясь ее ответа, включил печку. – Так лучше?

– Да, пожалуй. – Она зажала голыми коленками ладони. И снова спросила совершенно неуместно и неправильно: – Куда едем?

Как куда?! Ты же собиралась домой! Собиралась вызвать такси и ехать домой! Или нет?

Кажется, все это мгновенно проскочило в ее голове, отразилось в его глазах. И его ответ был однозначным.

– Куда пожелаете, – ответил мужчина.

– Я пожелаю… – Она подняла к груди сцепленные замком пальчики, закатила глаза, вытянув губы трубочкой, вздохнула раз, другой. – На край света, пожалуй! В тридевятое царство, в невероятно сказочное государство, где все прекрасно, удивительно и невероятно непредсказуемо! Сможете доставить?

Она просто не узнавала саму себя, не понимала, с чего вдруг превратилась в такую жеманницу, глупую, беззаботную и неосторожную.

Он кивнул ей в ответ, легонько рассмеявшись, и повез ее куда-то. Сначала они довольно долго колесили по городу. Он много говорил о том, какая она прекрасная, как чудесны ее ноги, губы, руки. Она слушала, хихикая время от времени.

– Какие у тебя пяточки, девочка моя… Какие славные, крохотные у тебя пяточки…

Этими словами оборвался так внезапно начавшийся праздник, так ведь?

Она заворочалась, пытаясь чуть ослабить давление веревок на руках и ногах, вышло плохо, просто отвратительно. Веревки еще сильнее врезались в кожу, и сделалось очень больно.

Этот урод знал свое дело. Вязать руки и ноги, какими бы прекрасными они ему ни казалась, он умел отлично! При этом старался причинить связываемому максимальные неудобства, граничащие со страданием.

Зачем он с ней так? Почему?! Она не сопротивлялась, не ругалась матом, вообще не грубила ему. Напротив, улыбалась и делала все, что он ни попросит. Села в кресле так, как он просил: голова на одном подлокотнике, ноги свесила через второй подлокотник. Потом мотала в воздухе ногами минут двадцать, стараясь, чтобы это выглядело забавно и беззаботно. Поначалу так и выходило. Она хохотала, запрокидывая голову так, что ее длинные волосы касались пола. Это ему тоже очень нравилось. Молотила пятками воздух, как он просил. Потом устала и попросила пить.

– Какие у тебя пяточки, девочка моя… Какие славные, крохотные у тебя пяточки… – проговорил он, поднося ей стакан с водой.

Она выпила воду, поставила стакан рядом с креслом на пол, попыталась сесть ровно, но вдруг он выхватил из-за спины моток веревки и принялся ее вязать, без конца бубня что-то про пятки.

– Не надо! Пожалуйста! – сначала слабо, а потом все яростнее и яростнее принялась она вырываться. – Зачем?! Что я вам сделала???

Ее уже никто не слушал, он говорил и говорил. Нес полную ахинею про какую-то любимую девочку, которая любила засыпать, перекинув через него ножку, когда он брал ее пяточку в свою руку и засыпал, чувствуя при этом себя самым сильным, счастливым, самым заботливым человеком на земле. А потом она от него ушла, она оставила его! Здесь он трижды ударил ее по заду, сдернув трусы. Она не захотела с ним больше жить! И тогда он поклялся…

Что же он пообещал этой самой девочке?! Кажется, то, что непременно вернет ее! Несмотря ни на что, пусть даже на это уйдет вся его жизнь!

– И у меня все получилось… – зашептал мужчина, наваливаясь на нее сзади, с остервенением терзая ее тело грубо и первобытно. – Все! Она теперь моя! Ты теперь моя!!! Вы все теперь мои, суки…

У него мало что выходило, он пыхтел, сопел, злился, лупил ее ладонью по заду, ногам, груди, кусал ее за спину. Потом взял большой нож, нацелился на ее левую пятку со словами:

– А теперь переходим к основной части нашей процедуры.

Девушка пронзительно завизжала, в одно мгновение осознав, что жить ей осталось всего ничего. Принявшись брыкаться, она задела его руку, сжимающую нож, ударила по колену, перевалившись со спины на живот, поползла, как огромная гусеница, к выходу из богатой красивой комнаты.

И он вдруг оставил ее в покое. Просто стоял, потирал ушибленное колено и смотрел с открытым ртом, как она, голая и спутанная, ползет по его паркету к двери.

– Такого танца я еще не видел! – выпалил он вдруг и засмеялся. – Надо будет повторить. До завтра…

Заклеив ей рот пластырем, он уехал, оставил ее в покое.

До завтра…

Глава 2

– Мельников!!! Мельников, какого черта???

Визг Володина так явственно и так оглушительно зазвенел у него в ушах, что Валера, перевалившись со спины на бок, проснулся. Обвел ошалелыми глазами комнату, отчаянно заморгал, пытаясь сфокусировать расплывающийся взгляд.

Ну? Ну и чего? Вроде бы его комната. С зашторенным громадным окном и подоконником шириной почти в метр. Они на нем, как за столом, всегда располагаются. Его телик в полстены, его постеры, светильники, кресла с диваном, акустика. Все его. И никакого Володина тут нет. Чего он тогда орал ему на ухо?! Случилось, может, чего? Позвонить?

Валера свесил руку, пошарил по полу, нашел мобильник, тут же, не глядя, ткнул в кнопку последнего вызова. Последним был Володин, он знал точно, как и предпоследним, и еще третьим в списке. Больше ему никто пока не звонил.

Мельников скосил взгляд на комод, где все еще стояла ее фотография. Высокая стройная девушка в открытом купальнике, с короткой стрижкой и невероятно яркими синими глазами, счастливо смеялась прямо на камеру. Это был его любимый снимок. Они тогда вместе отдыхали в крохотном курортном поселке, насчитывающем чуть больше полусотни дворов. Море было теплым, чистым, народу было мало, времени свободного много. Они спали, ели, купались, занимались любовью. В тот вечер, когда было сделано фото, они вышли погулять по берегу. Дурачились, мечтали, строили какие-то невероятные планы, а после он начал ее снимать. Сначала как она снимает сарафан, потом как входит в воду, как плывет, после как выходит из воды с намокшими ресницами.

Эта фотография показалась ему самой лучшей. Он увеличил ее и вставил в рамку, там она теперь и стояла до сих пор.

Оля… Оленька… Олечка…

Господи, он потерял ее! Потерял насовсем! Вот только что понял, идиот, что Ольку ему не вернуть ни за что. Она… Она выходит замуж через пару недель за красивого, удачливого, предприимчивого, за такого, каким он не сумел для нее стать.

– Че, Володь? – прохрипел Мельников в трубку, стоило тому ответить.

На самом деле Володин был Александром, и почти все, кроме Мельникова, звали его именно так. Тому нравилось называть друга Володей, Вовой, Вованом. Володин терпел, не огрызался. Нравилось ему или нет, оставалось загадкой. Скорее всего, нет. Потому что никому, кроме Мельникова, он не позволял себя так называть.

– Че? – так же хрипло отозвался друг.

– Ты че орал-то? – вспомнил Валера свое пробуждение.

– Я?! Когда?!

– Я спал, а потом ты как заорешь, Мельников, какого черта?!

– А-аа, вон оно что! – Друг зло выругался. – Спишь, стало быть!

– Ну да, мне на дежурство с восьми вечера.

– А вчера? Вчера ты где был?!

– Вчера? – Валера наморщил лоб, вспоминая, и ему сделалось больно. – Вчера я пил, Вован.

– Пил?

– Пил. Много пил! Очень много пил, потому что…

Валера вдохнул, выдохнул, прислушался к организму, как тот прореагирует на движение диафрагмы, заныло сердце. Мельников наконец вспомнил причину своего запойного вечера.

Оля! Из-за нее он надрался, как извозчик!

– Потому что, что? – отчетливо и с выражением спросил Володин.

– Потому что Олька через две недели выходит замуж, – выдохнул Мельников, тут же поймал задрожавшую нижнюю губу и придавил ее зубами.

– Замуж? Олька?

Его бывшую девушку Володин знал отлично. Они поладили с первого знакомства, что еще больше наполняло Мельникова счастьем. Он часто наведывался к ним в гости, ходил с ними в кино и, как ни странно, не мешал им совершенно. Мельников даже где-то в глубине души немного ревновал свою девушку к другу. Это когда сам забывал купить ей цветы, а Володин являлся с букетом. Или когда его подарок к ее дню рождения оказывался более удачным. Или…

А, да и что теперь об этом?! Олька выходит замуж! И все!

– Замуж, Олька, – покорно повторил Мельников и зажмурился, чтобы не видеть ее пронзительно счастливого взгляда с фотографии.

– За кого?

– За какого-то упыря с машинами, квартирами, деньгами, положением не только тута, но и тама! – Мельников, будто друг его мог теперь видеть, помахал рукой в сторону окна, подразумевая заграницу. – Короче, мне хана, Вова! Мне кранты!!! Мне никто, кроме нее, не нужен! Я ее люблю! Только ее!!! Люблю ее смех, походку, даже как она похрапывает во сне, обожаю!

– Олька храпит?! – не поверил Володин.

– А то!

– Брешешь, скот! – отрезал тот и вдруг после паузы с печалью проговорил: – Брат, а ты ведь в жопе полной!

– Понимаю… – Мельников смиренно пристроил свободную от телефона руку на сердце, которое вытворяло черт-те что.

– Нет, брат, ты не понимаешь! Я ведь не Олино замужество имею в виду.

– А что?

– А то, что ты, скот, вчера обожрался в слюни и позвонил ей. Так?

– Будто бы…

Мельников снова запустил по лбу морщины, которые сквозь лобную кость терзали его мозг болью.

Он звонил Оле? Быстро глянул на экран мобильника, полистал вызовы. Ну да, вот звонок ей, в половине девятого вечера. Господи, не помнит! Ничего не помнит! Что он говорил ей?! Что?! Только бы не оскорбил, только бы не обидел! Она же не виновата в том, что он скот!

– Что ты сказал ей, сволочь?! – поинтересовался Володин, и в голосе ясно послышался скрежет его вставных шестерок, одна сверху, другая снизу.

– Что сказал, что сказал… Не помню я, – признался Мельников. – Но плохо мне было. Очень плохо, брат. Мог и наговорить чего-нибудь.

– Ага! А после того как наговорил, явился к ней. Это помнишь?!

– Я??? К ней??? – Валера резко сел на диване и съежился, как от удара. Внутри все пошло волнами. – Когда???

– Очевидцы утверждают, что в десять вечера. И утверждают, что дебоширил и угрожал!

– Я??? – просипел Мельников и схватился за горло, оно начало саднить. – Володя… Я… Я не мог! Не мог угрожать!!!

– Мог, не мог, разберется следствие, – казенно ответил друг. – Давай, умывай рожу и сюда. Пулей!

– А… А зачем?

Мельников поймал свое отражение в огромном экране телевизора. Показалось, что она – рожа – раздулась в полэкрана. Пил он вчера безобразно. Пил все подряд. Старался залить горе, а вышло, что натворил новое.

– Затем, что поедем с тобой на место преступления. – проговорил Володин со вздохом.

– К Ольке?! Не поеду!!!

– Хм-мм… Ольку еще найти надо, скотина! Ты ведь… Ты ведь… – Володин снова скрипнул шестерками, выматерился с азартом. – Ты ведь после того, как угрожал ей, смылся куда-то.

– Домой, – перебил его Валера.

– Пусть так, а Олька расплакалась на груди у соседки. Позвонила своему жениху. Все ему рассказала. И… пропала!

– Куда пропала?! Как пропала?!

– А вот это, скотина, ты и должен будешь выяснить, – заорал Володин не своим голосом. – Потому что я все утро за тебя тут общаюсь с ее нареченным. Он все утро пытается мне сунуть заявление о пропаже человека. Я ему, твою мать, про трое суток, которые еще не прошли! А он мне бумагу в рожу тычет! Говорю, заявление принимается через трое суток, а он мне… Короче, отфутболить-то я его отфутболил, но эта падла ясно дала понять, если что с Оленькой, то виноват в этом будешь только ты! Десять человек видели и слышали твои вчерашние художества. Вот так, Валера… Ты все понял?

Мельников отключил телефон, кое-как добрел до ванной и сунул голову под ледяную струю воды. Ощущение было таким, что череп изнутри разрывает. Но он простоял так минут пять. Потом так же долго стоял под ледяным душем. Покрылся гусиной кожей, дрожал так, что нижняя челюсть подпрыгивала, но выстоял. Долго растирался полотенцем, брился, в три приема чистил зубы, полоскал специальным эликсиром. Потом варил кофе, пил и все время пытался вспомнить, как он вчера в десять часов вечера хулиганил под окнами у Ольги. Как звонил ей, еще удалось вспомнить. Какие-то слова он ей хорошие говорил, это сто процентов. Что любит, говорил, что жить не может, что смысла нет и все такое, но чтобы дебоширил у нее под окнами, потом в подъезде…

Нет, хоть убей, не помнит!

Надо потрясти этих соседей. Сколько там Олькин хлюст насчитал? Десять человек? Ничего, ему доводилось за час и больше народу опрашивать. К тому же поедут они вместе с Володиным, так что…

Но оказалось, что Володин и не собирается ехать по Олиному адресу, и место преступления им подразумевалось совершенно другое, и поймал его Мельников уже на выходе.

– Нет, брат, туда ты сам поедешь, – утешил его друг, поймав за карман легкой летней рубашки. – Я там светиться за тебя не намерен. Сам выясняй, что такого ты наговорил своей бывшей возлюбленной и что такого сделал, почему она вдруг исчезла в никуда, не взяв с собой ничего из вещей. Ничего! Даже зубной щетки!

– А паспорт? – зачем-то спросил Мельников, прекрасно понимая, что хватается за воздух.

– Не знаю я ничего про паспорт. – Володин недовольно сморщился. – Зато я знаю, что у нас еще один труп девушки в парковой зоне.

– Что??? Ты хочешь сказать???

Он засипел так, что снова засаднило горло, к тому же его принялось так колотить, что Володину пришлось ему помогать садиться в машину.

– Нет, это не Оля, – вздохнул друг, протягивая ему бутылку минералки. – Слава богу, это не она… Найденная девушка длинноволосая, маленького роста.

– Снова он?

Володин молча кивнул. Мельников припал к горлышку бутылки, громко булькая, потом отдышался, вытер капли пролитой воды с шеи, покачал головой.

– Знаешь, Саш, – вдруг назвал он друга по имени, и тот тут же удивленно выгнул брови. – Если с ней что-нибудь… Я ведь жить не смогу.

– Знаю, – кивнул друг, дотянулся с переднего сиденья к нему на заднее протянутой рукой. – Я верю, Валер, что ты не сделал ей ничего дурного, и жених мне ее очень не понравился, но…

– Но через три дня, если она не появится, ты примешь его заявление и начнешь работать на полную катушку, – закончил за него Валера и кивнул, пожимая протянутую другом руку. – Я тоже.

– Что тоже?

– Тоже начну ее искать, если она не появится.

– Это я и без тебя знаю. Искать тебе ее придется не через три дня, а уже сейчас. Потому что…

– Потому что ее жених назвал меня единственным подозреваемым в ее исчезновении, – снова закончил за друга Валера. – Но не из-за этого ее стану искать, Саня. А потому что… Я не могу без нее!

Какое-то время они молчали, бездумно наблюдая за городским пейзажем, проскакивающим мимо автомобильного окна.

Начало лета выдалось жарким, сухим, пожароопасным. Город без конца заволакивало дымом, и многие не выходили из дома без марлевых повязок. Различить под кепкой с длинным козырьком и такой вот повязкой, кто именно идет, было невозможно. Прибавить сюда джинсы, бесформенную футболку, и вообще не понять: парень это или девушка.

Как искать Олю? Где искать? Почему она после вчерашней его дикой выходки вдруг пропала? Он точно не мог сотворить с ней ничего. Он и с собой-то сотворить ничего был не в состоянии. Только что дотащить свое хилое тело до дома, и то не факт, что это сделал он.

Как подумал, так и оказалось. Одна из соседок, из десяти любопытных, заявила, что после дикой сцены и ее плача на груди соседки он удалился со двора под руку с Оленькой.

– Как такое могло быть?! – вытаращил на пожилую женщину мутные с похмелья глаза Мельников.

– А как же еще?! Вы же буквально не стояли на ногах! – брезгливо поморщилась дама. – Она вас почти несла до остановки.

– До остановки? До какой остановки?! Во сколько это было?!

– Вы что же, молодой человек, совершенно ничего не помните?! – ахнула Олина соседка с первого этажа.

– Смутно, – вяло отреагировал Мельников.

– Разве можно так пить?!

– Нельзя, – кивнул он согласно и тут же попросил воды.

Соседка вошла в квартиру, он остался на лестнице, огляделся, напряг память. Ничего! Полный провал! Видимо, после телефонного звонка Ольге, обрывки которого еще как-то сохранились в голове, он принял еще.

Дверь распахнулась, женщина протянула ему высокий отпотевший стакан с ледяной водой. Мельников, дважды поблагодарив, жадно выпил, а потом извинился:

– Я, наверное, скот в ваших глазах? Простите.

Она, поджав губы, какое-то время его внимательно рассматривала. Видимо, пыталась понять, искренни ли его раскаяния. Потом кивнула, принимая все за правду, и проговорила:

– Мне, конечно, вас искренне жаль, молодой человек.

– Меня? Жаль? Почему?

– Вы вчера так убивались, так просили Олю отменить свадьбу.

– Правда?!

– Да… Я как раз на скамеечке сидела у подъезда, когда она вас на улицу выволакивала в буквальном смысле слова. А вы… Вы плакали…

– Я???

Мельников смутился и покраснел. На его памяти, последний раз он плакал в классе третьем от содранных в кровь коленок. Потом все! Ни единой слезы! Даже когда ногу вывихнул и правили ее потом без уколов минут пять. Да что там, когда мать хоронил, не плакал. Хотя душу выворачивало от боли и тоски. А вчера он плакал?!

– Не может быть, – покачал он головой. – Не может быть!!!

– Как вы можете утверждать, если ничего не помните! – возмутилась дама и отобрала у него пустой стакан. – Не может быть! Она вас тащит, а вы ревете, как дитя. И умоляете ее отменить свадьбу. Оленьке было жутко неудобно передо мной. Она поздоровалась, извинилась, вас все уговаривала успокоиться.

– А как? Как она это делала?! – спросил Мельников севшим голосом. – Как называла меня?

Господи, он бы сейчас все отдал, лишь бы снова услышать ее голос. Он так соскучился. Надо же было так нализаться, что не помнить ничего?! Хотя…

Если бы он не напился, он бы ей не позвонил, потом не притащился бы сюда скандалить. Не стал бы просить ее ни о чем, гордый потому что. А вчера вот под воздействием алкоголя его самолюбие атрофировалось, получается.

– Она? Она называла вас то Мельниковым, то Валерочкой, – вспоминала женщина, наморщив лоб. – Все говорила, Валерочка, я прошу тебя, не надо! Пожалуйста, не надо! А когда уж вы начали заваливаться на колени, прощения там просить или просто сил у вас стоять не было, тогда уж она на вас прикрикнула и назвала по фамилии. Так-то, господин Мельников.

– И она повела меня к остановке?

– Повела! – фыркнула женщина. – Это вы неверно выразились. Она вас потащила почти на себе! Подошел автобус, я из-за угла наблюдала, думала, если уж нужно, я ей помогать стану. Но Оленька справилась, она вас в автобус втащила.

– А сама?

– И сама следом. Она поехала с вами, – кивнула женщина и шагнула к своей двери. – Вот, собственно, и все. Потом ближе к полуночи объявился ее нареченный, начал носиться по этажам, звонить во все двери, спрашивать про Олю. И вид у него был весьма… я бы сказала, потрепанный, огорошенный. И под левым глазом у него я заметила свежую царапину. Вы с ним нигде, случайно, не пересекались?

Мельников вместо ответа лишь хмыкнул с печалью. Женщина все правильно поняла, кивнула.

– В какой автобус мы сели? Номер не помните? Да, и время желательно. – Мельников мысленно помолился на удачу.

– Времени было минут десять одиннадцатого, это точно, потому что двадцать минут одиннадцатого у меня начинается сериал, и я тогда еще подумала, что у меня есть десять минут… – чтобы понаблюдать, закончил за нее Мельников, не разжимая рта. – А автобус… Кажется, сто тридцатый, но мог быть и сто восемьдесят восьмой, и сто восьмидесятый, и сто девяностый. Я без очков в сумерках не очень хорошо вижу, да и стояла достаточно далеко. Однако узнать, думаю, вам не составит особого труда. Маршруты в автопарке расписаны…

Автобус оказался сто тридцатым. Его водитель и кондуктор сегодня отдыхали. Адресов их никто ему не захотел давать, а вот номерами телефонов снабдили. Первым он позвонил водителю. Тот отозвался заспанным злым голосом. Долго не мог понять, чего от него хотят. Когда понял, ответил нервно и отрицательно.