Обсудив эту проблему, собрание постановило оценить окружение президента, в котором окопались экспертами и советниками многие разрушители государства, такие как Фурсенко, Набуллина, Голикина и другие, и провести их замену на государственников, действительно радеющих за судьбу России и её народа.
Затем слово взял Данил Фомич Устоев, помощник депутата Госдумы Горюхина. В Комитете он отвечал за коррекцию образования и горячо поддерживал идею полной отмены ЕГЭ.
– Мы в ужасе наблюдаем сосредоточенность социума на документировании жизни, а не на её проживании! – эмоционально заявил он. – Учителя, которых стало модно называть коучами – ненавижу это словцо! – перестали быть воспитателями! Они учат детей всего лишь пройти ряд зловредных тестов, да и сами ориентированы главным образом на то, чтобы без проблем пройти инспекционные сторонние проверки и не потерять место, что, в свою очередь, позволяет учащимся без включения мозгов перейти на следующий уровень и пройти новые тесты. Никто не думает, что натаскивание на сдачу экзаменов капитально вредит системе образования. Кстати, один идиот во власти вообще предложил отменить экзамены как вредную процедуру! Так вот, натаскивание на сдачу экзамена, а не на знание, напрочь отбивает у молодёжи способность к нестандартному нелинейному мышлению. Если мы не решим эту проблему, получим множество пустоголовых юзеров и составителей рейтингов вместо творческих работников.
– Уже получили, – пробурчал его сосед, Вересаев Кирилл Максимович, заместитель декана юридического факультета МГУ.
– Я уже не говорю об убийстве института детства, – горько закончил Устоев, – которое мы наблюдаем благодаря цифровому засилью и благим инициативам чиновников от образования, устраивающих конкурсы якобы «будущих управленцев России», а на самом деле – беглецов из России.
– Вы закончили?
– Да, простите.
– Поговорим о… гм, гм, цифровом засилье. Прошу вас, Кирилл Максимович.
– Данил Фомич прав, – сказал сухонький, худой, ещё не старик, но выглядевший болезненным, заместитель декана. – Об этом ещё наш знаменитый режиссёр Михалков не раз говорил в своей передаче «Бесогон». Грядёт самая настоящая национальная трагедия, порождаемая агрессивным внедрением цифровых технологий, искусственного интеллекта и онлайн-обучения, так как при этом выхолащиваются самые простые и тёплые человеческие чувства, такие как сострадание и самопожертвование, к примеру. Никто из властных держиморд не думает о том, что, если мы изобретём и внедрим искусственный интеллект, нет никаких причин полагать, что он будет думать так же, как мы, а главное – решать за нас чисто человеческие, эмоциональные, духовные проблемы.
– К чему вы ведёте, Кирилл Максимович? – усмехнулся Козодоев.
– К тому, что мы благодаря цифровизации теряем ни много ни мало – культуру! – отрезал Вересаев. – Как говорил один умный американец Боб Сейденстайкер, бывший технолог Ай-Би-Эм, там, где технологии вырываются слишком далеко вперёд, общество откатывается назад.
– Любите же вы приводить в пример американцев, – усмехнулся Козодоев.
– Умных – люблю, – ответно усмехнулся заместитель декана. – Замечено, что ретвиты отражают привычку к поверхностному потреблению информации: ткнул пальцем в гугл или твиттер – получил краткую справку – и достаточно. В результате наша внутренняя культура превращается в замкнутый мирок, где бездумно повторяются упрощённые донельзя так называемые знания. Считается правильным лишь то, что собрало больше всего лайков или ретвитов. Как отметила опять-таки умная британская, – Вересаев сощурился, – писательница Сьюзен Гринфилд: личная идентичность во всё большей степени определяется одобрением виртуальной аудитории. Она не права?
– При чём тут цифровизация?
– При том, что ничто не мешает преступникам с помощью цифрового анализа определять цели, которые могут принести большой куш. Всё, что им надо сделать, – это пройтись по Фейсбуку или Инстаграму, чтобы увидеть, кому что принадлежит, где расположено и кто когда бывает дома. Вот почему надо немедленно отменить принятый закон о едином информационном регистре.
– Президент его подписал.
– Значит, надо дать ему всю информацию о негативных последствиях.
Взгляды присутствующих скрестились на Валерии Захаровиче Брусникине, советнике президента по вопросам национальной безопасности.
– Я беседовал с ним по этому поводу, – с досадой проговорил самый старый (ему исполнилось семьдесят два года) член КЗО, – но он в данном вопросе больше доверяет другим советникам.
– Надо действовать настойчивее.
– Постараюсь.
– Можно дополнительно к теме? – спросил Козодоев.
– Слушаем вас, Иван Егорович.
– Ещё в двадцатом году мы выступили с резкой критикой законопроекта о расширении использования финансовыми и социальными структурами биометрических данных физлиц, основу Единого регистра данных.
– Да, но документ всё-таки был одобрен Думой и подписан президентом.
– Потому что президента окучивали мощные лоббисты проекта, – пробурчал Вересаев, – с которыми он дружен. Это и глава Нацбанка, и глава Сбербанка, и глава Роснано, и ваши бывшие коллеги. Режиссёр Михалков прав: единая база данных на всех россиян является первой фазой построения глобального контроля населения, в том числе – западными спецслужбами, после чего наступит эпоха поголовного чипирования. Кстати, премьер с пеной у рта доказывает преимущества системы цифровизации всего и вся, отлично зная, что любая утечка персональных данных, – а это неминуемо случится, поскольку предателей во власти великое множество, – станет достоянием не только ловкачей, торгующих информацией, но и преступников, и врагов России.
– Добавлю, коллега, – сказал Устоев. – Опасность чрезвычайно велика, и с ней надо бороться уже сейчас. Функции власти вскоре перейдут к айти корпорациям, которые фактически приватизируют государство, именно такая перспектива заложена в глобальной цифровизации, и мы обязаны предвидеть последствия для страны. Самое плохое, что этого не видят ни так называемые ВИПы правительства, ни бизнес-элита, ни сам премьер, видимо не наигравшийся в компьютерные игры-стратегии.
– А может быть, он как раз видит? – улыбнулся директор ФСБ.
По лицам присутствующих пробежали улыбки. Они уже не раз дискутировали по этой теме и знали доводы и контраргументы всех членов Союза.
– Нужна программа борьбы с этой угрозой, – сказал Мараев. – Иван Егорович, подключите аналитиков конторы, нужен конкретный план, а не философская дискуссия. А вы, Кирилл Максимович, будете куратором стратегии.
Вересаев и Козодоев кивнули.
– Теперь о законе, который способен уничтожить институт семьи в России. – Мараев имел в виду пресловутый закон о профилактике домашнего насилия. – Кирилл Максимович.
Вересаев по обыкновению пошевелил губами, выбирая, с чего начать.
Речь его началась с констатации факта, что закон разрабатывался давно и вносился в Думу более сорока раз, хотя так и не был принят, несмотря на сильнейшее давление лоббистов ультралиберального клана, поддерживающего идею депутата Думы Сусанны Пущиной. По её признанию, она много лет проработала в США и стала сторонницей «сексуального просвещения», способствующего развращению молодёжи с самого раннего возраста.
Сам закон – чудовищный документ, развивающий наушничество, обман, оговор, провокации и предательство, являлся мощнейшим ударом по русскому мировоззрению, по простому человеку, да и по всему государству Российскому, так как нивелировал все исторически-культурные корни и взаимоотношения народа, живущего не по жажде материального благополучия, а по совести и справедливости. Разработчики проекта со всех площадок СМИ, телевидения и Интернета упорно лгали о «десятках тысяч» ежегодно убиваемых в России мужьями жён, и что с этим нужно нещадно бороться, возрождая класс клеветников и жалобщиков, на голубом глазу оповещающих органы правопорядка о семейно-бытовом насилии и преступном поведении россиян. Проталкивалась идея, что для вторжения в семью достаточно даже не заявления, а просто звонка «добропорядочного гражданина» о якобы угрозе насилия, после чего должен был включаться репрессивный механизм полицейского произвола, так и не изжитый в России со времён бериевских чисток.
– Совершенно ясно, – продолжал Вересаев, – что при введении закона в стране наступит «гомосексуальный тоталитаризм», который способен запретить и семьи, и свадебные ритуалы, и любовь, и вообще деторождение. А все внутрисемейные вопросы граждан станут решать некоммерческие организации, оплачиваемые из-за рубежа, получив право разлучать супругов и отнимать детей вместе с ювенальной юстицией. Об этом не раз в своих пламенных речах с высоких трибун вещала мадам Пущина, главный проводник разрушительной системы, кстати, бывшая телеведущая, которую не зря прозвали «Солженицын в юбке». Один врал о десятках миллионов репрессированных в Советском Союзе, вторая талдычит о миллионах жертв домашнего насилия.
Докладчик закончил.
С минуту в зале стояла тишина. Переваривали сказанное.
– Закон будет принят в первом чтении в октябре, – нарушил молчание Устоев. – Есть предложения?
Лица обратились к скромно сидевшему за столом главе Союза офицеров России Кикину Алексею Сергеевичу. Адмирал в отставке был сух и малоподвижен. Его застывшее лицо, лицо обыкновенного пенсионера, украшенное морщинами, не дрогнуло. Лишь в глазах мелькнули колючие огоньки.
– «Призрак», – произнёс он.
Присутствующие разом зашевелились, обмениваясь взглядами.
– У нас же потери… – нерешительно проговорил директор ГРУ Мотузов Николай Николаевич, длиннолицый, лысый, с заметными мешками алкоголика под глазами, хотя генерал в отставке, бывший начальник Генштаба (двадцать пять лет назад) никогда алкоголь не употреблял.
– Мы ищем замену второму слиперу, – негромко заговорил командир «Призрака» Сивков. – Но эту работу можно поручить первому. Он… – Владлен Тимофеевич помолчал, – она справится. К тому же ей как женщине будет проще контактировать с… объектом «подвала». Если вы имеете в виду мадам Пущину.
– У вас есть конкретный план коррекции? – поинтересовался Мараев.
– Аналитики сделали предварительные расчёты. Через два-три дня мы предложим версию на обсуждение.
– Хорошо. Теперь зарубеж. Николай Николаевич?
– Представляет интерес сопоставление процессов трансформации доктрин гибридных войн ведущих государств мира, – сказал Мотузов. – Если в США и НАТО концепция гибридной войны разработана давно, то у нас она в зачатке. Даже Китай обогнал нас в этом направлении, испытывая, как мы знаем, свои новые геомагнитные излучатели и технологии скрытого контроля. Тенденции эти опасны и настораживают лично меня куда больше, чем супергегемонистская позиция президента США. Мы же так ещё и не вышли из роли «страны-мишени», пребывая в режиме «постфактум». Давно пора перейти в режим «упреждение».
– Конкретные предложения есть?
– Это уже епархия Ивана Егоровича.
Козодоев покачал пальцем.
– Будем заниматься вместе, Михаил Модестович. Финмониторинг недавно подбросил идею, как притормозить сброс олигархами средств за рубеж. Финансовая война становится всё более горячей.
– Обсудим на следующем коллоквиуме. В настоящее время нас больше беспокоит создание частными компаниями некоторых стран автономных систем вооружения с искусственным интеллектом. Это и китайская «Ляобань», и немецкая «Блицкриг», иранская «Тарма», турецкая «Катик», израильская «Рейтсех», не говоря уже о десятке компаний США, в том числе господина Маска. А ведь случится неминуемая катастрофа, если кто-то первым их применит, а хвалёный ИИ даст сбой.
– Новый израильский беспилотник, – криво улыбнулся Шерстобитов, заместитель начальника Генштаба. – Они назвали его «Нешер».
– «Стервятник», – перевёл Устоев.
– Характеристики действительно впечатляют, хотя дрон и не превосходит нашего «Охотника». Однако управляется он искусственным интеллектом, который сам ищет цели и сам решает, как надо её уничтожить и каким боеприпасом.
– Вот это-то и страшно.
– Ну, мы ненамного отстали, – сухо заметил Брусникин. – К концу года полетит наш «Нетопырь», а он тоже управляется ИИ и способен превратить любой авианосец в груду металлолома.
– Товарищи, не уподобляйтесь американскому президенту, объявившему о создании «суперпуперракеты», – поморщился Мараев. – Проблема существует, и её придётся решать. Теперь о главном: о паутине, которую набросили на Россию либералы. Иван Егорович, вам слово.
Директор ФСБ кашлянул в кулак.
– Долго говорить не стану, только самое главное. Все вы прекрасно знаете, где в Питере находится «Отель Гельвеция». Знаете и его специфику. В нём и в самом деле можно снять номер и даже вкусно поесть в ресторане, однако на самом деле это один из самых одиозных центров либеральной пропаганды. В залах отеля, а их целых пять, систематически читают лекции и проводят встречи как наши известные «качатели права человека», истинные русофобы типа Дмитрия Быкова, Сванидзе, Невзорова, Юниса Теймурханлы, Познера, Ройзмана, Екатерины Альбац (кстати, о ней хочется поговорить особо, таких яростных русофобок ещё поискать), Шендеровича, так называемого литературного критика Александра Архангельского, и так далее, и так далее, так и зарубежные гости. Могу перечислить ещё с полсотни имён этой публики, спокойно орудующей под боком властей Санкт-Петербурга.
– Разве такой центр один? – шевельнул бровью Кикин.
– Разумеется, по стране их насчитывается не один десяток. Не менее мощный окопался в Екатеринбурге – это «Ельцин-центр», настоящая «цитадель свободы», которой руководят дочь Ельцина Татьяна Юмашева и прошедшая спецподготовку в США Дина Сорокина. Кстати, финансируется центр государством, что для меня является вопиющим фактом попустительства! Есть ещё и так называемый Конгресс интеллигенции «Против войны»… что-то там, у него длинное название, телеканал «Дождь», Фонд Егора Гайдара, Вольное историческое общество, Википедия, созданная в США, правозащитное общество «Мемориал», «Новое литературное обозрение»… Да что я перечисляю? Вы и так это знаете. Но я хочу заострить ваше внимание именно на «Отеле Гельвеция». Как вы помните, одна из «Невзоровских сред», собирающая немало русофобов всех мастей, была посвящена празднику Победы. Выступая на ней, наш главный «обличитель власти» господин Невзоров объявил, что это «бутафорский праздник» и «способ врать всему миру», а Бессмертный полк – обязательная часть дикарских культов, посвящённых выкапыванию мертвецов и торжественному проносу их по деревне. Высказался он и о Вечном огне в Кронштадте, на котором жарили шашлык три подонка. По Невзорову, в огне нет ничего священного, и горит он исключительно для пьяных матросов и насильников, вследствие чего его вообще надо погасить. И я хочу спросить вас: доколе мы будем терпеть высказывания этого и других врагов России?! Не пора ли приструнить всю эту свору?! Выгнать их вон из страны к чёртовой матери, пусть лают на нас из-за рубежа!
– Выгнать, – скептически усмехнулся Брусникин. – За ними стоят такие силы и финансы, что даже посмотреть в их сторону страшно.
– Но ведь и жить с ними в одном государстве нельзя! – сказал Мотузов. – А самое отвратительное, что существование такого мерзкого очага радикальной русофобской идеологии в центре Петербурга ни капельки не беспокоит городские власти! Наоборот, они деятельности владельца отеля господина Теймурханлы даже благоприятствуют! Он является аж членом общественного совета Комитета по развитию туризма, вхож в Смольный, запанибрата с мэром и губернатором! Иван Егорович, а вам известно, кем финансируются все мероприятия центра, «среды», лекции, так называемые «Диалоги», по сути подрывные призывы?
Козодоев нахмурился.
– Отдел по борьбе с экстремизмом проводил обыски…
– Но ведь никого не посадили? Главные идеологи разрушения России по-прежнему на свободе? И продолжают вещать «либеральные истины» народу? Кстати, успешно вовлекая молодёжь в своё движение. Это уже не «нормальная оппозиция», в которой нуждается власть по признанию президента! Это тянет на государственную измену! По сути, отель является информационным центром той самой гибридной войны, которую ведёт с нами Запад!
– И которую наш МИД постоянно проигрывает, – проворчал Устоев.
– Что вы предлагаете, Николай Николаевич?
– В России благодаря предателям во власти окопался целый легион вражеской пропаганды! Образование, как и культура, тоже находится под их влиянием! Мы же для них быдло! Люди третьего сорта! Разве с этим можно мириться бесконечно?! Предлагаю создать Всероссийскую Чрезвычайную Комиссию для оценки деятельности либеральных угроз и ликвидации вражеских идеологических центров! Это будет не та ЧК, которую создали большевики, и работать в ней должны люди кристально чистые! Мы уже начали работу по разработке планов Комиссии, однако нужно одобрение всех наших структурных подразделений и реальная историко-информационная поддержка.
Козодоев склонился к уху сидевшего рядом Сивкова и сказал почти неслышно:
– Вашему «Призраку» придётся работать активней.
– Нам нужны люди, – так же тихо ответил Владлен Тимофеевич. – Не обычные люди, я имею в виду, а…
– Слиперы, – закончил директор ФСБ.
Глава 6
Хикикомори по-русски
Японский феномен хикикомори был знаком Нестору давно. Ещё пять лет назад после ухода жены он долго отходил от потрясения, замкнувшись и не допуская даже мысли о новом знакомстве с женщинами. Нет, он не страдал пароксизмом хикикомори, означавшем «нахождение в одиночестве», но с тех пор полюбил уединение, хотя и не полностью соглашался с мнением англичанина Николаса Карра, автора книги «Стеклянные клетки. Автоматизация и мы», в которой писатель утверждал, что «наше время можно считать эрой материального комфорта и технологических чудес, но это также время бесцельности и отчаяния». Карр принадлежал западной цивилизации и реагировал на проблемы своего социума с его мультикультурализмом, Нестор же жил в России, народ которой исповедовал совсем другие принципы – оптимизма, справедливости и надежды, несмотря ни на какие препятствия, веками воздвигаемые перед ним властью.
Не увлекался Нестор и компьютером, почти не влезая в соцсети типа Фейсбука и Одноклассников. Общение с помощью электронных писем или кратких сообщений ему претило, а иногда бесило, когда он попадал в компанию людей, находящихся в одной комнате, но общающихся при этом по телефону. Цифровые технологии всё больше отдаляли людей друг от друга, и не хотелось думать, что в недалёком будущем, через несколько лет человечество превратится в стадо недумающих баранов, в единую пузырящуюся испражнениями мысли и тела массу, управляемую теми, кто и затеял цифровизацию и технологический апокалипсис.
За примерами не надо было ходить далеко. Буквально два дня назад Нестор с приятелем Сашей Етоевым зашёл в кафе «Светлячок» и воочию убедился в правильности своих тревог. В кафе был аншлаг, но посетители, в основном молодые, не разговаривали! Не слышалось никакого шума, никакой болтовни и смеха! В зале царила тишина и странная атмосфера праздности и напряжённости, и Нестор горько подумал, мыслят ли все эти люди, невротически углублённые в гаджеты, в себя и свои проблемы, или просто отбывают срок бытия, превратившись в придатки мобильных телефонов и компьютеров.
На ум пришли слова отца, который часто сетовал на изменение социальной жизни страны. «В советские времена, – говорил старший Безоружный (Нестор как-то пытался дознаться у него, откуда у отца такая фамилия, на что Евлампий Калистратович неизменно отвечал: от прадедов, которые были пахарями, и лучше быть Безоружным, чем Безголовым), – мы не жили в раю, но сегодня точно живём в капиталистическом аду!»
Сын вынужден был с ним согласиться, потому что зараза, разъедающая «счастливую демократическую» Европу, пустила корни и в России. Не раз перед глазами молодого нотариуса проявлялся снимок в Интернете, сброшенный сыном известного певца Свеном: молодой парень повернулся вполоборота к фотографу, а у его ног склонилась девица, занимающаяся оральным сексом. Фото наделало много шума в соцсетях, да так и осталось клеймом поколению «пепси», неуклонно скатывающемуся к эпохе «поколения гугл-секса». Нестора же поразила не столько похабщина снимка, а отношение парня к ней: ему было абсолютно плевать на мнение окружающих!
Вечером в субботу после похода за клюквой он проанализировал своё поведение в лесу и сделал два вывода. Первый: он слишком часто начал использовать в быту свои экстраординарные способности, не думая о последствиях, на что стали обращать внимание посторонние люди, и это надо было прекратить. Даже если кому-то требовалась помощь.
Вывод второй: надо научиться оставаться в сознании после прыжка мысли в чужие мозги, чтобы это не было заметно окружающим. По сути, надо было учиться «раздвоению личности» или расщеплению сознания, оставляя в голове пусть и не всю мысленную личностную структуру, то хотя бы маленький «лепесток ума», который мог бы контролировать тело и не дать ему упасть, когда хозяин переселялся в чужую голову.
Как это сделать, он ещё не знал, но предполагал начать тренировки дома, без свидетелей, чтобы никто не видел, используя живое существо – кота Прошку, чёрно-белого чистокровного норвега с изумрудными глазами, которого он привёз года четыре назад с дачи отца из-под Волоколамска. Пришла мысль и попробовать переселяться не только в других животных, но и в неживые материальные объекты, такие как стол, стул, телевизор или даже в машину. Подумав об этом, он посетовал, что не догадался потренироваться раньше, и решил ближе к ночи провести эксперимент.
Позвонил Стас, которому очень хотелось дознаться, что произошло в березняке во время встречи с гопниками на «Ниве», и Нестор пообещал ему при сохранении происшествия в секрете приоткрыть завесу тайны своих умений. В конце концов, давно назрела потребность поделиться с кем-то опытом создавать сеансы подавления воли и затемнения сознания, которым он владел.
– Подъеду к девяти, – пообещал Стас. – Ну и как он тебе?
Нестор понял, что речь зашла о муже Ксюши, но всё же переспросил:
– Кто?
– Костя, Ксюшин муж.
– Да никак. Нормальный мужик, хотя и полицай.
Стас хрюкнул, что, наверно, означало смешок.
– А она?
– Нормальная женщина, симпатичная.
Стас не выдержал, засмеялся.
– Дипломат хренов. Она обворожительна! Так похорошела, что я просто в отпаде! Обидно, что я после школы не предложил ей выйти замуж. А ведь была мысль.
– Хорошая мысля приходит опосля. Хотя ты был тогда совсем пацан.
– Да уж, не до женитьбы было. Кстати, они собираются завтра пойти посмотреть на ралли, предложили и мне. Не хочешь с нами?
Нестор озадаченно почесал затылок.
– Квадратный корень из единицы…
– Чего? – удивился капитан экраноплана.
– Я просто не думал…
– Так подумай, время ещё есть, будет интересно. Жди к девяти.
Лицо Стаса в очках вижн-мобильника растаяло, и Нестор снял очки. Взял в руки яблоко: он любил сорт «малинка», – присел на диван в задумчивости.
Открытый чемпионат Ивановской губернии по трофи-рейду проходил ежегодно недалеко от Южи и назывался «Южская топь». Обычно его устраивали в середине сентября, независимо от погоды, и участвовали в нем экипажи машин классов от ТР-0 до ТР-3. То есть это были мотоциклы и любые авто, способные преодолевать бездорожье: «Шевро-Нива», «Тайгер», «УАЗ Патриот» и даже «Лада» с укреплённой подвеской. Организовывали соревнования Ивановский внедорожный клуб «Территория 4×4» и Администрация Южского муниципального района. Сборный пункт автомобилистов и болельщиков располагался в деревне Клестово, и, как показали последние чемпионаты, ралли пользовались большим спросом. Лагерь зрителей окружал деревню широким кольцом, насчитывающим едва ли не тысячу машин.
Нестор ни разу не был на соревнованиях, потому что не особенно увлекался вообще какими-то чемпионатами (кроме разве что волейбола, которым занимался в юности), поэтому решил принять предложение Стаса.
Больше часа он пытался «оживить» собой телевизор, включая и выключая настенную консоль и внедряясь в неё, как делал во время выполнения процедур «засоса». Потихоньку начало получаться, хотя ощущения испытал необычные, особенно когда по ТВ шла передача, кто-то что-то вещал, а Нестор в этот момент проникал в его нутро и начинал говорить чужим языком. Но это занятие поглощало много энергии, и после часа «оживления» он отступил.
Отдохнув полчаса и глотнув кофе, приступил к главной тренировке: переселяться в кота, оставляя часть сознания в собственном теле. При первом же «засосе» кот вошёл в ступор, и Нестору с трудом удалось вернуть его в нормальное состояние, предложив сливки.
Второй сеанс прошёл под знаком искреннего изумления маленького хищника (коими коты и являются), не понимающего, что с ним делают. Тем не менее Нестору удалось «разместиться» в пси-сфере кота и заставить его выполнить ряд команд: стать по стойке «смирно», пройтись по комнатам и даже вытянуться на полу в форме стрелы.