Тысячу раз «да»

После того как его смена в кофе-баре закончилась, он поехал к выставленному на продажу кинотеатру. Это не входило в его планы, но внезапно он поймал себя на том, что направляется в ту сторону, паркуется и выходит. Здание было ближе к квартире, в которой он жил со своими биологическими родителями, чем он думал. Всего в нескольких кварталах от театра было то место, где его нашли в возрасте семи лет, поймали на краже еды из круглосуточного магазина, когда он в одиночестве блуждал по улицам. Он все еще помнил страх, который испытал, когда владелец магазина схватил его за руку: он пытался выскользнуть из магазина с карманами, набитыми сникерсами. Затем – выражение жалости на его лице, когда он разглядел, каким худым был Джаспер.

Вместо того чтобы отправиться в тюрьму, как это случилось с матерью Джаспера годом ранее, он попал в службу защиты детей. Его родители ушли в запой, несколько дней кололись где-то героином и забыли, что у них дома ребенок, которого нужно кормить. После этого он больше никогда с ними не жил. И они не пытались вернуть его. Очевидно, дети мешали пристрастию к наркотикам.

Но район сильно изменился по сравнению с тем, что он помнил. Новые магазины и рестораны вперемешку с некоторыми старыми местами, чистые улицы и просто более позитивная атмосфера. Он обнаружил, что сидит на скамейке перед заколоченным кинотеатром, представляя кассу с висящим на ней плакатом труппы «Да здравствует Да». Очередь у двери. Имя Джаспера в качестве владельца. Что-то, что действительно принадлежит ему.

Боль, поселившаяся внутри, была опасной.

Что он умел, так это мечтать. Ранние годы, проведенные с биологическими родителями и грубыми приемными родителями, наделили его склонностью выстраивать в голове лучшие версии реальности, притворяясь, что все иначе или могло быть иначе. Мечтатель. Вечный мечтатель. То, через что он прошел, должно было сделать его циничным. Выросший впроголодь, он должен был стремиться к постоянной стабильной работе. Но его разум резко свернул в сторону, на другой маршрут, на котором было больше выбоин и обрывов. Он идеализировал. Конечно, он и его девушка могли добиться успеха в Голливуде, хотя вряд ли кому-то это удалось. Конечно, однажды он мог появиться на телевидении. Конечно, их любовь была настоящей и вечной. Конечно, реальность не была реальной и не могла ему помешать.

Он как будто получил пощечину, был поражен в свое самое уязвимое место, когда провалил в Лос-Анджелесе прослушивание и получил отказ. Вернувшись домой, он поклялся, что больше это не повторится. Он не был готов отказаться от своих устремлений, но больше не собирался оставаться витающим в облаках идиотом. Он будет смотреть в оба. Будет методичным. Будет вкалывать.

Мысль о том, что он сможет привлечь инвесторов и заполучить театр, была не из приятных. Это была сказка.

Ему нужно забыть об этом дерьме и сосредоточиться на том, для чего он здесь, на что он способен. Импровизировать на сцене, погружаться в сценки, преподавать уроки за дополнительные деньги, создавать репутацию с нуля.

Но, возможно, некоторые советы Фитца могут помочь. Его труппа могла бы делать больше для того, чтобы быть замеченной, чтобы выступать лучше. Поэтому, покинув театр, он купил видеокамеру и штатив на те небольшие деньги, которые скопились у него на счету, чтобы начать снимать их выступления, как предлагал Фитц. Завтра он собирался начать кампанию в социальных сетях и попытаться привлечь на свои шоу законодателей мод.

Законодателей мод.

Твою мать.

Обычно он высмеивал это выражение. Теперь он намерен использовать его для карьеры. Он был настолько не в себе, что ему следовало купить трубку вместо видеокамеры.

Он попытался стряхнуть охвативший его ужас, поспешил в подсобку бара, которую его импровизационная труппа в шутку называла закулисьем, и толкнул дверь. Остальные члены «Да здравствует Да» уже были там, шесть человек, втиснувшиеся в пространство, которое едва могло вместить четверых. Когда Джаспер вошел, все посмотрели в его сторону.

Лия уставилась на него темными глазами, а Моник вместо приветствия продемонстрировала средний палец, и он поднял, защищаясь, ладонь.

– Я знаю, знаю, – сказал он. – Извиняюсь.

– И вот он вкатывается, – бросила Даника, втирая какое-то средство для волос в свою белокурую стрижку пикси. – Всегда достаточно поздно, чтобы заставить нас поволноваться, но не настолько поздно, чтобы оправдать его убийство.

– Говори за себя, – сказал Черч, вытирая полотенцем лысину. – Я уже способен на убийство. Аж вспотел от волнения.

Джаспер закатил глаза. Вид друзей никогда не переставал наполнять его странным чувством семейной привязанности. Он чертовски скучал по ним в Лос-Анджелесе, но не ожидал, что они обрадуются его возвращению. Из-за него они потеряли концерты в Театре комедии Лагниаппе. Они должны были его ненавидеть. Вместо этого они простили его и пустили обратно. Конечно, это не означало, что они постоянно не тыкали его в то, что он их бросил.

– Черч, не вини меня за свои гиперактивные железы, – поддел Джаспер, бросая рюкзак на бочонок в углу и ставя на пол сумку с оборудованием для камеры. Бок пульсировал, и он прижал к нему руку, пытаясь отдышаться. – Ты и от прохладного ветерка потеешь.

– Не завидуй моему сияющему румянцу, – с ухмылкой парировал Черч, обматывая ткань вокруг шеи и глядя на Джаспера. – Кстати, о потоотделении. Ты в порядке, чувак? Выглядишь бледнее обычного. И это о чем-то говорит.

– Да, – сказал Барри, отрываясь от прокрутки своего телефона. – Выглядишь дерьмово.

Джаспер вытер лоб тыльной стороной ладони, чувствуя, что кожа стала липкой.

– Я в порядке. Пожалуй, три чашки кофе плюс пробежка длиной в шесть кварталов были не самой лучшей идеей.

Джаспер закрыл за собой дверь, заперев труппу в кисло пахнущей подсобке. Сегодня вечером все были одеты в стандартную одежду «студенческого братства». Джинсы с футболками или расстегнутыми рубашками. Они старались варьировать свои наряды во время выступлений, но подбирать их по общему тону. Сегодня был обычный вечер. Иногда они надевали черные костюмы в стиле Братьев Блюз[31] (и сестер). В других случаях носили скучную офисную одежду, брюки цвета хаки и поло. Он обнаружил, что смена нарядов может повлиять на то, какими в итоге получаются сценки.

– И извините, что опоздал. – Джаспер расстегнул рубашку. – Я задержался по дороге, чтобы купить видеокамеру. Подумал, что нам следует начать записывать некоторые из наших выступлений.

– Записывать? – переспросил Антонио, нанося под рубашку еще один слой дезодоранта. Татуировка в виде змеи вдоль его бока затанцевала от движений. – Зачем?

– Да, – сказала Моник, вытаскивая свою фирменную красную помаду, которая подарила ей прозвище Моник Ротик. – А как насчет эфемерной природы импровизации? Только те, кто здесь, могут это увидеть, и это шоу больше никогда не повторится?

Она произнесла это таким жутким тоном, что Джаспер фыркнул. Он стянул с себя рубашку.

– Я знаю, что говорил это раньше, но я подумал, что это может быть хорошим способом поднять шумиху, привлечь больше людей на шоу. Мы не используем социальные сети. Бо́льшая аудитория могла бы дать нам шанс подняться на новый уровень и выбраться отсюда.

– «Хитрая ящерица» недостаточно хороша для тебя, мистер Голливуд? – насмешливым тоном поинтересовалась Даника.

Джаспер вытащил из сумки свежую футболку и натянул ее через голову. Ну, хоть что-то, что не пропахло кофе.

– Ну, я в курсе, что переодевание рядом с ящиком «Егермейстера» – это чертовски гламурно, но, может быть, есть что-то немного бо́льшее.

Когда его голова высунулась из футболки, на него уставились шесть пар глаз.

Он скосил взгляд, убеждаясь, что не надел футболку с большим пятном кетчупа или чего-то в этом духе.

– Что?

Черч прищурился.

– Что ты задумал? Пытаешься привлечь агента или что-то в этом роде?

Джаспер нахмурился.

– Дело не во мне. Это делается для того, чтобы продвигать всех нас. Шоу.

– Угу, – сказала Лия. Ее ровный тон говорил сам за себя.

Он вздохнул. Было обидно, что они все еще подозревали, что он в нескольких шагах от того, чтобы снова их бросить, но он заслужил этот скептицизм.

– Так могу я снимать или нет?

Моник приподняла темную бровь и положила руку на бедро, приняв позу «Я готова к съемке крупным планом».

– Меня это устраивает. Перед камерой я выгляжу потрясающе.

Джаспер вытянул руку, случайно задев коробку с маргариновой смесью. Острая боль в боку все еще пульсировала.

– А остальные?

Барри встал. Он выглядел чопорно и официально, что и принесло ему прозвище «Барри из отдела кадров». Он поднял руку.

– Те, кто за, поднимите руку.

После нескольких произнесенных под нос комментариев руки подняли все.

– Спасибо, – наконец сказал Джаспер. – Позволь те, я передам камеру Билли, чтобы он настроил ее. Я сей час вернусь.

Когда он вернулся, несколько человек в труппе одарили его взглядами, которые говорили, что разговор определенно не закончен, но спорить со временем было бесполезно. Они собрались в коридоре и образовали круг. Он слышал звон бокалов и приглушенный разговор в баре. В жилах начал гудеть ток, прогоняя облако, нависшее над их разговором и всем днем. Это было то, ради чего он жил. Он протянул руку внутрь круга, и они положили свои руки сверху.

Независимо от того, какие проблемы были у них друг с другом в тот или иной вечер, он знал, что, выйдя на сцену, они будут в полном порядке. Они не привносили личное дерьмо в представление. Импровизационная динамика опиралась на стопроцентную поддержку команды. Групповой разум. Они не подведут друг друга.

Лия взяла на себя вечернюю молитву.

– Пусть пиво будет холодным, наши сцены – забавными, а дезодорант – мощным.

– Да здравствует Да! – хором воскликнули они и подняли руки.

Они собрались у двери, ведущей на сцену. В баре приглушили свет, за исключением светильников, что были направлены на сцену. Джаспер выглянул и порадовался, что набрался почти полный зал. По пятницам обычно было полно студентов из Новоорлеанского и Тулейнского университетов. Джемма, ведущий бармен, подошла к микрофону и невозмутимым голосом зачитала карточку, которую так и не удосужилась запомнить.

– Это импровизация. Ничто из того, что вы увидите здесь сегодня вечером, не было запланировано заранее. Все сцены разыгрываются на ходу. Фотосъемка и запись со вспышкой запрещены. Не заставляйте меня надирать вам задницы. Спасибо.

Последняя часть была особым дополнением Джеммы. О, как Джаспер скучал по их старому театру!

Кто-то из зала крикнул, подзывая Джемму.

– А теперь, пожалуйста, поприветствуйте «Да здрав ствует Да», – без энтузиазма сказала Джемма.

Джаспер покачал головой, а затем выбежал на сцену, хлопая вместе с остальной труппой и аудиторией. Свет был слишком ярким, чтобы разглядеть большинство лиц, но он чувствовал энергию зала и впитывал ее, как наркотик. Он заставил аудиторию хлопать в такт, в то время как остальная часть труппы расставила ряд стульев за его спиной, образуя заднюю линию. Когда все было готово, он поднял ладони, и толпа угомонилась.

Моник с сияющей улыбкой вышла на передний план.

– Добро пожаловать на импровизационное шоу «Да здравствует Да»!

Зрители зааплодировали.

– Могу я услышать «Да здравствует Да»? – спросила она, и ее громкий голос разнесся по бару.

В ответ зрители разразились какофоническим хором приветствий «Да здравствует Да».

Звякнули бутылки и стаканы.

– Еще раз! – крикнула она, сжимая кулак, и Джаспер удивился, почему она никогда не была чирлидером.

Аудитория повторила слова, на этот раз немного громче.

– Хорошо, это подходящее количество пьяных воплей, – подтвердила она. – Для тех из вас, кто новичок в нашем шоу: то, что мы делаем, называется «Армандо»[32]. Вам не нужно запоминать это имя. Или имя вашего партнера. Или ваше собственное имя. Все, что вам нужно знать, – это то, что Джаспер будет нашим монологом на этот вечер. Вы дадите ему слово, он расскажет нам правдивую историю, вдохновленную этим словом, а затем мы используем его монолог в качестве основы для сегодняшней импровизации. – Она ткнула в его сторону большим пальцем. – Итак, все, что ему нужно от вас, – это слово или фраза, чтобы начать. Говорите!

Аудитория на мгновение зашумела – ранняя, неловкая дрожь недостаточно пьяной толпы, а затем люди начали выкрикивать слова.

– Пиво! – выкрикнул высокий женский голос.

– Секс! – На этот раз мужской голос.

Кто-то всегда говорил «секс». Или «пенис». Все взрослые в глубине души остаются хихикающими двенадцатилетними подростками.

Моник приложила ладонь к уху. Она выберет слово.

– Серийные убийцы! – крикнула женщина сзади.

Моник указала в ее сторону, а затем на Джаспера. «Серийные убийцы».

Затем Моник отступила вместе с остальной труппой, и центральное место занял Джаспер. Его разум перебирал возможные варианты. Когда он оказывался на сцене, его мозг уподоблялся игровому автомату воспоминаний. Предполагалось, что это будет правдивая история. Серийные убийцы. Серийные убийцы.

Бам. Идея ударила, как кремень по стали, вызвав яркую вспышку.

Джаспер посмотрел на аудиторию, свет прожектора слепил его.

– Итак, на этой неделе я вышел на новую работу. Это по-настоящему важная работа. Мне потребовалось долго учиться. Мир перестал бы вращаться без этой профессии. – Он поднял глаза с серьезным выражением лица. – Ну… знаете, я варю кофе.

Несколько смешков из зала. Он улыбнулся, хотя в этот момент вовсе не пытался вызвать смех. Это не стендап. Монолог был настройкой для игроков – просто историей, которая давала им множество возможностей для импровизации. Если стараться быть слишком смешным в монологе, он не будет развиваться и не даст актерам возможности за что-то зацепиться.

– Я правда думал, что это будет легкая работа. Что-то измельчаешь, что-то смешиваешь, разливаешь это по чашкам. Стараешься не обжечься и не съесть всю выпечку. Но меня волнуют клиенты на новой работе. Все они работают со мной в одном здании. Мне приходится видеть их каждый день, и я боюсь, что могу оказаться в опасности, если что-то испорчу. – Он медленно прошелся по сцене, пытаясь установить зрительный контакт с некоторыми лицами в первом ряду, которые мог различить в тени. – Первая женщина, которую я встретил, оказалась одержима серийными убийцами. По-настоящему одержима. Она прочитала все книги в жанре true-crime, просмотрела все документальные фильмы. Она порекомендовала мне целый список – документальных фильмов, а не серийных убийц. Возможно, она коллекционирует открытки с Тедом Банди и Сыном Сэма[33] и пачками отправляет письма парням в тюрьмы.

Он улыбнулся, вспомнив, как Энди извела его вопросами, когда он только пришел на работу. Почему ты здесь? Я тебя не знаю. Как ты вошел без пропуска?

– Есть один парень, который ведет блог о диете пещерного человека, но просит добавить молоко и сахар в его кофе и грозится, что меня уволят, если я его разоблачу. – Джаспер поморщился для эффекта. – Упс. Наверное, не следовало мне этого говорить. Вы ничего не слышали.

Зрители засмеялись.

Боль в боку пульсировала, и он пожалел, что не выпил больше воды перед выходом на сцену. Сегодня вечером свет казался особенно ярким.

– А потом еще одна женщина, вероятно, сделала мою куклу вуду. Она возненавидела меня с первого взгляда в первый же день, когда я принес ей кофе. – Он подумал о своей первой стычке с Холлин и теперь мог бы улыбнуться по этому поводу, но он придерживался эффекта первого дня, потому что это был лучший материал. – Что бы я ни говорил, она корчила такие рожи, как будто от меня плохо пахло. Мне в самом деле пришлось выйти в коридор и принюхаться. – Он изобразил тайное обнюхивание подмышек. – Но нет, горная свежесть. Может быть, она просто решила меня убить. Может быть, ей стоит поговорить с леди – серийной убийцей, чтобы набраться идей.

Он услышал, как зашуршала задняя линия, давая ему понять, что у его труппы достаточно материала, и отступил назад. Даника и Барри вынесли свои стулья из гнутого дерева в центр сцены и сели друг напротив друга, сразу же включаясь в представление. Даника скривила лицо, как будто съела что-то кислое.

– Я хочу сообщить об ужасном запахе на третьем этаже.

Барри скрестил ноги и притворился, что пишет в блокноте.

– Понимаю. Кто-то снова забыл опорожнить мусорное ведро?

– Это не мусор. – Даника покачала головой и скривила лицо в еще одном уродливом выражении, ее голос зазвучал высоко и гнусаво. – Это человек. Парень. От него ужасно пахнет, и я не могу сосредоточиться. – Она поморщилась и постучала себя по носу. – Я не могу избавиться от этой вони. Она сводит меня с ума.

– Хм, – деловито сказал Барри. – Возможно, я смогу поговорить с ним о гигиенических требованиях офиса.

– Ну, – сказала Даника, разглаживая руками джинсы. – Это не поможет.

– Почему?

– Потому что он мертв, – пояснила она.

Зрители разразились смехом, и Моник тронула Данику за плечо, уводя ее со сцены. Моник скользнула в кресло с напряженным выражением на лице.

– Меня нельзя уволить. Это всего лишь мое второе предупреждение. Я должна получить три.

– Дорис, мы уже говорили об этом. Ты не можешь продолжать убивать коллег. Запах беспокоит Сьюзен, – сказал Барри.

Даника прыгнула обратно на сцену и издала шипящий звук, жестикулируя так, как будто она распыляла освежитель воздуха, ее лицо исказилось от отвращения.

Моник фыркнула.

– Но я не смогу получить собственную коллекционную открытку серийного убийцы, если не убью больше одного человека, Деррик. Я почти у цели. Почему ты хочешь мне помешать? Знаешь, как мало на свете женщин – серийных убийц? Я прокладываю путь. А ты стоишь на пути моих мечтаний.

Зрители засмеялись, но внезапное движение в левой части зала привлекло внимание Джаспера. На мгновение он потерял представление о происходящем, когда в луче одного из прожекторов мелькнули вьющиеся светлые волосы. Джаспер поднял руку, чтобы прикрыть глаза, и увидел знакомое лицо. О черт.

Холлин.

Холлин, которую он только что использовал в своем монологе и которой Даника все еще подражала. Дерьмо, дерьмо, дерьмо.

Джаспер со страхом наблюдал, как Холлин встала со своего места и скользнула в темноту, пока зрители смеялись над чем-то другим. Он участвовал в сценке и мог выскочить на сцену в любую секунду. Ему нужно было следить за тем, что происходит. Но в животе у него поселилась тошнота, и он не мог сосредоточиться.

Проклятье.

Джаспер перешел на заднюю линию, встал рядом с Антонио, наклонился и прошептал:

– Мне нужно идти. Чрезвычайная ситуация.

Антонио повернул к нему голову, явно сбитый с толку. Он произнес одними губами:

– Уборная?

Джаспер покачал головой и снова наклонился к уху Антонио.

– Ты можешь взять следующий монолог? – Антонио все еще выглядел растерянным, но кивнул.

Джаспер шагнул боком в темноту и выскользнул за сцену. Он никогда раньше не бросал труппу на сцене и ненавидел это делать, но никак не мог сосредоточиться или выложиться на шоу после того, как увидел выражение лица Холлин. Он поспешил вдоль утопающей в тени боковой стены к двери, стараясь не привлекать к себе внимания, и вышел из здания.

Ночной воздух все еще был густым от влажности, но уже остыл. По сравнению с ним его кожа казалась слишком горячей, а бок все еще болел. Осмотревшись, он заметил Холлин примерно в двух кварталах от бара, она шла быстрым шагом.

– Эй! – окликнул он ее, но она не обернулась.

Ну какая женщина обернется ночью на городской улице. Привет, псих. Оглянувшись на бар, он отправился на вторую пробежку за ночь. Оставалось надеяться, что она не угостит его газовым баллончиком.

Не то чтобы он этого не заслуживал.