Черное облако души

7

«Осень. День стремительно уменьшается, и вдруг, откуда ни возьмись, на город падают сумерки. После шести вечера в окно уже ничего не видно, лишь тусклые, жёлтые фонари горят звериными глазами, нагоняя тоску. Осенью у меня начинают болеть ноги. Черт его знает, отчего – то ли дают знать о себе старые раны, то ли просто организм хандрит, предчувствуя скорую зиму. Позади лето, маленькие скромные радости, впереди почти пять месяцев холода и темноты. И одиночества. Одиночество страшней всего – страшней холода, страшней изматывающей боли в опухших лодыжках.

Я стараюсь об этом не думать, просто сижу и считаю петли: две лицевые, одна изнаночная. Но мысли в голове живут своей жизнью. Они упорно стремятся вернуть меня в прошлое, куда я ни в коем случае не хочу возвращаться. И тогда я достаю из серванта старую потрепанную тетрадь в зелёной обложке. Когда-то давно, в незапамятные времена, я стала записывать в неё все, что со мной происходит, все свои мысли, чувства, переживания. И до сих пор пишу иногда. Надо давно выкинуть эту тетрадь, а лучше – сжечь. Но я упрямо храню ее на полке в серванте, чтобы изредка, когда станет совсем невмоготу, вот как сейчас, открыть потёртую обложку и перелистать пожелтевшие листки в клеточку, исписанные круглым, полудетским почерком.

«…Это был сентябрь. Точнее, конец сентября, и шёл дождь. Первый по-настоящему осенний дождь, долгий и какой-то безнадежный. И мне казалось, что он уже никогда не кончится. Я представляла себе, как выйду на улицу после работы, и дождевой поток смоет меня, растворит в серой пелене и унесёт с собой. Далеко-далеко, в свою дождевую страну, где никогда не бывает солнца. Мне было так грустно и хотелось, чтобы этот долгий день наконец ушёл в прошлое, стал обычным домашним вечером, а затем уютной ночью, когда можно будет поплакать в подушку и уснуть в сладких розовых мечтах.

И тут я заметила на себе этот взгляд. Невероятный взгляд, от которого я сразу перестала клевать носом, взбодрилась. И дождь за окнами вдруг перестал лить, точно по мановению волшебной палочки. Все изменилось вокруг, из бессмысленного, серого и тоскливого стало тёплым и радостным. И я уже знала, что будет дальше. Все знала, до самого конца.

Он подошёл и о чём-то заговорил, кажется, спросил, не замужем ли я. Я почти ничего не слышала, меня накрыло волной счастья. Все то время, что он стоял рядом со мной, я мучилась одной-единственной мыслью: почему это не случилось раньше? Отчего должно было пройти столько серых, дождливых и одиноких дней? Ведь он должен был прийти сюда и заговорить со мной. Это было назначено нам где-то там, высоко на небесах, и не подлежало сомнению».

…Зачем я читаю это? Зачем растравливаю себе душу? Мое сердце давно окостенело, оно не чувствует боли, как израненные ноги, как переломанная спина. В этой жизни за все надо платить, и я заплатила высокую цену за всего-то неделю безграничного, почти безумного счастья. Короткий и страшный миг разделил мою жизнь на до и после. До – это юность, любовь, упоительные мечты, после – старая скрипучая инвалидная коляска и мертвенный холод одиночества. Между ними адский, леденящий душу скрежет, грохот, несущийся навстречу, и сокрушительный удар…

Ну и хватит об этом! Лучше сосредоточиться и считать петли. Это куда более полезное занятие, нежели думать о всяких глупостях…

Мой внутренний диалог с самой собой прерывает звонок в дверь. Я поспешно прячу дневник и еду в прихожую, открывать. Это пришла Галка. Почему-то вместо бананов она принесла мне сегодня маленькие, бледно-желтые груши из сада своей бабушки. Я не люблю груши. Их часто дают в больнице на полдник – именно такие, маленькие, жёлтые, с красноватым боком. А больниц в моей жизни было великое множество. Но Галке ведь этого не объяснишь.

– Я помою? – Она вопросительно смотрит на меня и трясёт прозрачным пакетом.

– Мой.

Она бежит на кухню. Оттуда доносится шум воды и веселый Галкин голос, фальшиво напевающий какую-то песенку. Потом она появляется в комнате с миской в руках, полной груш.

– Ешьте. – Она ставит миску передо мной на старый, потрескавшийся деревянный стол. Я обреченно беру грушу, надкусываю чуть зарумянившийся бочок. – Почему вы так мало связали сегодня? – Галка кивает на темно-зелёный шарф, свешивающийся с моих коленей на пол, как длинная тощая крокодила. Вчера он был почти такой же длины, как и сегодня, а должен был стать длиннее раза в два. Я виновато пожимаю плечами.

– Не знаю. Я… я задумалась.

– О чем? – тут же интересуется Галка. Ее карие глаза с золотистыми искорками вокруг зрачка смотрят на меня пристально и внимательно. Я молчу, не зная, что ей ответить. Галка больше ни о чем не спрашивает. Она берет из миски груши – одну за другой, с хрустом надкусывает и жует. Галка никогда не лежала в больницах, поэтому она любит груши…

Зелёный шарф-крокодила лежит на полу, устало протянув хвост под ножку стола. За окном сумерки. В миске пустота, и в голове моей тоже. Галка давно ушла – у неё не сделаны уроки, надо убраться в своей комнате, а то папа будет ругаться, и поиграть с младшим братишкой, а то заругается мама. А мне надо во что бы то ни стало довязать шарф. Я еду на кухню, завариваю себе крепкий чай, пью. Потом возвращаюсь в комнату, подбираю с полу крокодилу, и… одна лицевая, две изнаночных…»

8

Иногда и не подозреваешь, как в одночасье может измениться твоя жизнь. Никита Кузьмич пребывал в эйфории. Скуки и тоски как не бывало. Теперь его день был расписан по минутам. По утрам их с Надеждой Сергеевной будил звонкий лай Шоколада, ему вторил не менее звонкий голосок Влады, выводящей свои рулады и вокализы. Так, распевая и пританцовывая, она ассистировала на кухне Надежде Сергеевне – помогала заваривать чай, расставлять посуду, а потом убирать со стола. Любая работа спорилась в ее ловких руках.

После завтрака Никита и Влада шли гулять с Шоколадом. Гуляли они долго, не менее двух часов, и говорили, говорили, обо всем на свете. Влада рассказывала о своём детстве, о том, как училась в музыкалке, как впервые услышала Эллу Фицджеральд и влюбилась в джаз. Как прорывалась на концерты знаменитых исполнителей, приезжавших в их городок, рискуя быть пойманной ментами и посаженной в кутузку. Как воровала яблоки из соседского сада в десять лет. Поток ее слов никогда не иссякал. Шоколад весело лаял и стремился в окрестные кусты, над головой шумел желтыми листьями клён. Никита Кузьмич чувствовал себя помолодевшим и бодрым.

Влада пару раз сходила на консультацию в колледж, и там ей сказали, что у неё есть все шансы поступить, но, разумеется, платно. Никита Кузьмич поколебался и затеял с Надеждой Сергеевной серьёзный разговор.

– Надюш, что, если мы снимем со вклада некоторую сумму? Я хочу заплатить за девчонку. Ведь явный талант, ты же сама видишь.

Надежда Сергеевна поглядела на мужа пристально и внимательно.

– Честно говоря, я не сомневалась, что ты заведёшь об этом речь. – Она вздохнула и развела руками. – Что ж, тебя можно понять. Не каждый день находятся такие внучки.

– Какие? – сделал вид, что не понял, Никита.

– Такие, – выразительно повторила Надежда Сергеевна. – Я ведь не слепая, все вижу. Владочка – девушка необычная. Ее сложно не любить. Я и сама… – Она запнулась и смахнула с глаз едва заметную слезинку.

– Ну что ты, Надюша. – Никита Кузьмич ласково сжал ее руку. – Не надо. Зачем ты?

– Погоди, не перебивай. – Надежда Сергеевна справилась с собой. – Ты думаешь, я злюсь на тебя? Я должна ее ненавидеть – это было бы верно в такой ситуации, но я… я почему-то совсем не злюсь, а, наоборот, люблю ее так же, как и ты. Знаешь, за что? За то, что она сделала с тобой. – Надежда Сергеевна с нежностью посмотрела на мужа. – Ты ожил. Ты стал прежним Никитой, моим любимым, неистовым и энергичным Никитой, а не полуразвалившимся больным стариком. Как я могу не быть ей за это благодарной? – Надежда Сергеевна чмокнула мужа в щеку и улыбнулась. – В конце концов, деньги твои. Ты хочешь заплатить за неё? Плати, я не против.

В ответ Никита Кузьмич обнял жену и покрыл ее лицо поцелуями. В тот же день он сходил в банк, снял нужную для оплаты обучения сумму и, положив ее в аккуратный конверт, вручил Владе.

– Что это? – Она с удивлением взяла конверт, заглянула вовнутрь и лицо ее вспыхнуло. – Это мне? За колледж? Да? – Не дожидаясь ответа, она повисла у Никиты Кузьмича на шее. – Дед! Спасибо тебе!! Ты человек! Вот это спасибо!

Никите было настолько приятно, что аж в животе потеплело. Надежда Сергеевна молча стояла чуть поодаль, наблюдая за этой трогательной сценой.

– Учись, внучка. Надеюсь, из тебя выйдет толк. – Никита по-отечески обнял Владу.

– Я должна позвонить! – Она осторожно освободилась от его объятий. – Скоро вернусь.

Она пронеслась по коридору и скрылась в кабинете. Вскоре оттуда послышалась ее сбивчивая и приглушенная речь. Слов было не разобрать, Никита Кузьмич услышал лишь одну-единственную фразу: «Я же говорила!»

– С кем это она? – спросила Надежда Сергеевна.

Никита пожал плечами.

– Откуда мне знать. Вот выйдет, спроси сама.

Влада уже стояла на пороге комнаты, лицо ее пламенело, глаза сверкали.

– Кому ты звонила? – поинтересовалась у неё Надежда Сергеевна.

– Подруге. Она очень рада за меня. Привет вам передаёт.

– Ишь ты, привет, – пробурчала было Надежда Сергеевна и тут же встрепенулась: – Ну что, пирог ставить? В честь такого события?

– Ставить, ставить. – Влада захлопала в ладоши и снова принялась тормошить и целовать Никиту Кузьмича.

Пирог удался на славу – любимый Никитин, с лимоном и сахарной пудрой. За чаем активно обсуждали Владину предстоящую учебу.

– Я хочу пойти с тобой на экзамен, – заявил Никита Кузьмич.

– Тебя туда не пустят. Вход только по пропускам, и только для абитуриентов. Ты лучше вот что – приходи на Арбат. В следующую пятницу, к восьми. Там наша группа будет петь. У меня соло. Придёшь?

– Приду!

– Замётано. – Влада хлопнула ладошкой о ладонь Никиты Кузьмича. – Ладно, я пойду, порепетирую, а то опозорюсь.

Она выпорхнула из-за стола и унеслась к себе.

– Я тоже хочу послушать, – капризно надула губы Надежда Сергеевна.

– Так в чем проблема? Поедем вместе, – успокоил ее Никита Кузьмич.

9

В назначенный день ровно в семь они заказали такси до Арбата. Свою машину там было не припарковать, а на метро супруги Авдеевы ездили очень редко. Перед выходом Надежда Сергеевна долго гляделась в зеркало, подкрасила губы, слегка завилась и побрызгалась любимыми духами.

– Брось, Надя. – Никита Кузьмич насмешливо смотрел на ее приготовления. – Ты же не в театр идёшь. Это обычный переход у метро.

– Переход не переход, а хочется не ударить в грязь лицом. Ты б вот ботинки почистил получше, все-таки внучку слушать идёшь.

При слове «внучка» Никита расплылся в улыбке и послушно принялся орудовать щеткой.

Всю дорогу в такси им казалось, что они опаздывают. Никита подгонял водителя, Надежда Сергеевна то и дело смотрела на телефоне время и сокрушенно качала головой. Наконец шофёр высадил их у того самого перехода. Было без десяти восемь.

– Цветочков бы купить, – спохватилась Надежда Сергеевна.

Никита Кузьмич пошарил глазами вокруг, но рядом не оказалось ни одного киоска.

– Простите, – окликнул он приятную женщину, шедшую за руку с девочкой лет восьми. – Не подскажете, где поблизости можно купить букет цветов и, например… торт?

– Цветы – это у метро. А если перейти на ту сторону, там есть отличная кондитерская.

– Спасибо, – поблагодарил Никита Кузьмич.

Времени до восьми оставалось в обрез, но слушать Владу без цветов казалось ему верхом невежливости. Ничего не оставалось, как последовать совету прохожей. Они с Надеждой Сергеевной купили цветы, затем зашли в кондитерскую, и Никита Кузьмич выбрал роскошный торт под названием «Швейцарский». Пока обошли зал, пока выбрали и отстояли очередь на кассе, прошло минут двадцать.

– Скорее, – занервничал Никита Кузьмич. – А то без нас начнут.

– Не спеши, батюшка, тебе нельзя, – разволновалась Надежда Сергеевна. – Экая я старая дура, нужно было цветов у нас рядом с домом купить, там и дешевле в полтора раза, и выбор хороший.

– Чего теперь говорить, – одернул ее Никита Кузьмич и быстро, как мог, зашагал обратно к переходу. Надежда Сергеевна семенила рядом, на ходу поправляя свои локоны.

Послышался звук саксофона.

– Начали! – Никита Кузьмич рванулся вперёд.

По мере приближения к переходу музыка становилась все громче. К саксофону прибавилась бас-гитара и ударные. В переходе толпился народ, было шумно и людно. Публика состояла в основном из молодёжи, но были там и люди зрелого возраста. Никита Кузьмич сразу увидел Владу. Она стояла перед музыкантами, держа в руке микрофон, на ней было все то же длинное платье, рыжие волосы зачёсаны в высокий хвост на макушке. Он улыбнулся и помахал ей рукой, но она не заметила его. Ее глаза смотрели куда-то вдаль, словно за толпой слушателей была не стена перехода, а какая-то интересная и загадочная перспектива.

Длинное инструментальное вступление закончилось, Влада поднесла микрофон к губам, вскинула голову. Ее голос разнесся далеко за пределы перехода. Гул толпы стих. Никита краем глаза заметил восхищенные взгляды стоящих рядом с ними людей, и его охватила невероятная гордость. Вот это зажигает его Владка! А то ли ещё будет, когда ее подучат! В своих мечтах Никита Кузьмич уже видел Владу на самых престижных сценах, да что там – на экране телевизора в знаменитом шоу «Голос». С таким талантом и внешностью она далеко пойдёт.

Влада закончила петь, и раздались бурные аплодисменты. Саксофон заиграл снова, на этот раз мелодия была томной и печальной. Откуда-то сбоку вынырнул маленький паренёк-скрипач в строгой пиджачной паре. Он играл, зажмурившись, нежно обнимая скрипку, точно жених любимую невесту, и она отзывалась на его объятия тонко и пронзительно. Так же пронзительно и нежно вторила ей Влада.

– Здорово поёт, – раздался позади Никиты мужской голос. Он обернулся и увидел высокого парня с полувыбритой головой и серьгой в носу.

– Вам тоже нравится? – спросил его Никита.

– Ещё как. Раньше я эту девчонку тут не видел. Она совсем недавно появилась. Рыжая бестия, просто огонь.

Никита слушал и балдел. Влада все пела и пела. Композиции были разные, динамичные и яркие песни сменялись меланхолическими и спокойными, и снова ее голос летел вверх, смело взмывая на самые вершины, чтобы затем спуститься вниз замысловатыми пируэтами.

Так прошёл час, за ним другой. Никита Кузьмич, давно так долго не стоявший на ногах, почувствовал, что начал уставать. Люди вокруг менялись, одни уходили, другие приходили, а они с Надеждой Сергеевной все стояли, застыв и прижавшись друг к дружке.

Наконец саксофонист перестал играть и положил инструмент в футляр. Оставшийся народ стал расходиться. Влада о чем-то разговаривала с гитаристом, вид у неё был усталый. Никита Кузьмич и Надежда Сергеевна терпеливо ждали. Через пару минут Влада помахала рукой ребятам и направилась к ним.

– Приветик! О, цветочки! Это мне? Какие красивые! – Она взяла из рук Никиты букет.

– Ещё вот. – Он показал ей коробку с тортом.

– Спасибо! Он дорогущий, наверное.

– Ерунда. – Никита Кузьмич порывисто обнял девушку. – Ты была сегодня неотразима!

– Спасибо, – снова поблагодарила Влада и пошарила глазами по сторонам, словно ища кого-то. Рядом, однако, никого уже не было, кроме маленького скрипача. Тот преувеличенно долго возился со своим футляром, с любопытством поглядывая на Никиту Кузьмича и Надежду Сергеевну. Наконец он захлопнул крышку, застегнул молнию и, смешно подпрыгивая, заковылял к лестнице.

– Поедем домой, – предложил Никита Владе. – Мы устали, да и ты еле на ногах стоишь. Нужно отдохнуть.

– Вы езжайте, – рассеянно проговорила Влада и снова оглядела переход. – Я потом приеду, попозже. У меня… дела.

– Какие дела? – удивился Никита Кузьмич. – Ты на часы смотрела? Почти одиннадцать!

Влада взглянула на экран телефона и нахмурилась.

– Вот видишь, – произнёс Никита Кузьмич, – давно пора домой.

Она, не слушая его, быстро набирала эсэмэску. Отправила – и тут же дзинькнул ответ. Лицо Влады ещё больше помрачнело.

– Езжайте без меня, – тоном, не терпящим возражений, проговорила она. – Я скоро.

– Но как же… так поздно. И ужинать пора… – всполошилась Надежда Сергеевна.

– Не волнуйтесь, я не голодная. Ужинайте себе. Цветы тоже с собой заберите, вы ведь на такси?

Никита утвердительно кивнул. Почему-то его хорошее настроение пропало, стало тревожно и неуютно. Однако делать было нечего.

– Ты давай не задерживайся, – скрепя сердце велел он Владе.

– Хорошо, хорошо. – Она, уже не слушая его, повернулась и побежала из перехода наверх, в другую сторону от метро.

– Куда это она? – расстроенно проговорила Надежда Сергеевна. – Ночь на дворе.

– Не наше дело. – Никита взял жену под руку. – Идём.

– Как это – не наше дело? – ворчала Надежда Сергеевна, тем не менее послушно следуя за мужем. – Ты ее кормишь, деньги на обучение тратишь – и не наше дело?

– Ты хочешь, чтобы я учинил ей допрос с пристрастием? – рассердился Никита Кузьмич.

Ему самому было не по себе. Влада действительно повела себя некорректно, даже цветы – и то не взяла. Могла бы уважить стариков – как-никак те специально приехали ее послушать, потратили время, деньги, стояли весь вечер на ногах. Стараясь скрыть от супруги недовольство, Никита молча повёл ее из перехода к стоянке такси. Они уселись в машину и молчали всю дорогу до дому.

Там их встретил радостным лаем Шоколад. При виде щенка Никита Кузьмич слегка оттаял. Надежда Сергеевна поставила цветы в вазу и пошла на кухню готовить ужин.

– Пусть себе хлопочет, – сказал Никита псу. – А мы с тобой пройдёмся на сон грядущий.

Шоколад радостно завертелся на месте, как волчок. Никита Кузьмич снарядил щенка на прогулку и вышел с ним во двор. Стояла довольно тёплая погода, дул лёгкий ветерок. Никита Кузьмич повёл Шоколада их обычным маршрутом – через двор на бульвар. Так, как они всегда гуляли с Владой.

Надо же – почти месяц прошёл, как она живет у них. Целый месяц. Всего лишь месяц. А Никите кажется, что она жила здесь всегда. Как они могли обходиться без нее, без мелькающей повсюду огненной гривы, звонкого смеха, чарующего голоса…

Никите Кузьмичу вдруг страстно захотелось услышать Владу, сию минуту, прямо сейчас. Он достал телефон и набрал ее номер, но она не взяла трубку. Вот ведь негодяйка – время половина двенадцатого. До этого Влада никогда так поздно не задерживалась, всегда была дома к восьми-девяти. Шоколад требовательно тявкнул, выведя Никиту из раздумий. Он двинулся вперёд по бульвару, продолжая терзаться сомнениями. Неужели у Влады роман со скрипачом? Он ей совершенно не пара – маленький, щуплый, очкастый – на фоне ее румяных щёк как бледная поганка. Никита Кузьмич вдруг понял, что снова испытывает банальную ревность! Глупости какие, просто смешно. У Влады будет куча ухажеров, ведь она красавица. И что же – ко всем ревновать? В конце концов, она ведь и замуж выйти может. Остаётся только порадоваться за свою девочку и не травить себя понапрасну…

Кто-то сзади обхватил его за плечи. Послышался знакомый заливистый смех.

– Вот я вас и нашла!

Никита Кузьмич обернулся и увидел Владу. В темноте ее зелёные глаза светились, как у кошки.

– Гуляете? А ужин уже готов.

– Ты заходила домой? – спросил Никита Кузьмич, чувствуя, как сердце переполняет тихая радость.

Влада кивнула. Несмотря на то что она улыбалась, Никита заметил, что вид у неё по-прежнему усталый и даже печальный.

– Ты чем-то расстроена? У тебя какие-то неприятности? Проблемы?

– Нет, что ты. Какие у меня могут быть неприятности? Все супер. Идём ужинать, а то я голодная как волк.

– Конечно, пошли.

Они вернулись в дом и сели за стол.

– Может, выпьем немного? За успешный концерт? – предложил Никита Кузьмич, когда пришёл черёд торта.

Надежда Сергеевна укоризненно покачала головой:

– И так ужинаем в ночи, так ещё и спиртное. Пожалей своё сердце.

– А я бы с удовольствием выпила шампанского, например, – проговорила Влада.

Никита Кузьмич молча встал из-за стола, сходил в гостиную и принёс из бара бутылку «Абрау Дюрсо».

– Вот. – Он поставил шампанское перед Владой. – Правда тёплое. Невкусно будет, нужно остудить.

– Плевать, сойдёт и тёплое.

Она ловко вытащила пробку и разлила шампанское в фужеры, которые достала Надежда Сергеевна. На стол тут же побежала пена. Влада взвизгнула и засмеялась.

– За концерт! – провозгласил Никита Кузьмич.

– И за моих неутомимых и верных слушателей, – добавила Влада.

Раздался мелодичный звон. Они съели по куску торта – он был изумительный.

– А теперь за… – начал Никита Кузьмич, но Надежда Сергеевна решительно выхватила у него из рук бутылку.

– А теперь – спать!

– И это самый лучший тост. – Влада улыбнулась и широко зевнула.

10

Через неделю Влада объявила, что успешно спела на экзамене и ее зачислили на первый курс. Занятия шли очень интенсивно, она стала уходить из дома рано утром, а возвращаться затемно. Три раза в неделю совсем поздно – в эти дни она пела в переходе. Никита Кузьмич отчаянно скучал, ждал вечера, как праздника. Часов в десять, в начале одиннадцатого, раздавался звонок, и Шоколад стремглав летел в прихожую. Он кидался на Владу, облизывая ей лицо и руки. Они втроём традиционно прогуливались по бульвару, затем неспешно и душевно ужинали и ложились спать…

Так незаметно промелькнули два осенних месяца. Наступил декабрь. Резко похолодало, задули ледяные ветры, выпал сухой колючий снег. Никита Кузьмич дал Владе денег и настоял, чтобы она купила себе тёплую одежду и обувь. Они вдвоём съездили в «Снежную Королеву» и выбрали там отличную дублёнку светло-шоколадного цвета, длинную, до щиколоток, с красивым капюшоном, отороченным светлым мехом. В ней и в ботинках на толстой подошве Влада была похожа на Герду, отправившуюся из королевского дворца на поиски Кая.

Приближался Новый год, а с ним и первый серьёзный зачёт по вокалу. Влада совсем запропала, приходила домой почти ночью, усталая, осунувшаяся. Даже румянец ее слегка поблек. Вид у неё был сосредоточенный и напряженный. Она рассеянно здоровалась со стариками, вяло ела поданный Надеждой Сергеевной ужин и сразу уходила к себе. Никита заметил, что она стала ещё чаще зависать в телефоне – то переписывается, то просто подолгу говорит с кем-то, запершись в комнате. Тон при этом у неё был не слишком приветливый. Никите стало любопытно и тревожно. Он потихоньку подкрадывался к двери кабинета и старался услышать разговор Влады. Периодически она повышала голос, и до Никиты Кузьмича долетали фразы типа: «Прекрати!», «Сколько можно?!», «Надоело!».

Он окончательно уверился в том, что у Влады роман, причём неудачный. Они со своим скрипачом часто ссорятся и, вероятно, скоро расстанутся. Никите только этого и нужно было. Он мечтал, как они встретят Новый год втроём, а первого января уедут на дачу. Там раздолье, можно топить камин, ходить на лыжах, и Шоколаду будет где побегать и порезвиться.

За неделю до праздников позвонили с завода: сказали, что хотят поздравить и приготовили подарок. Подобное приглашение было обычным делом – Никиту Кузьмича звали на праздничный банкет каждый Новый год. Он не особо любил эти застолья, однако отказываться было неприлично и невежливо.

– Надо съездить, – сказал он Надежде Сергеевне.

– Конечно, съезди, Никитушка, – согласилась та с готовностью. – Спиртное тебе подарят к празднику, а может, и деликатесы какие, как в прошлый раз. К новогоднему столу будет кстати. Поезжай, а я пока уборкой займусь. Не знаешь, Владочка сегодня поздно придёт? А то помогла бы мне.

– Не знаю, позвоню ей сейчас. – Никита с готовностью набрал номер Влады.

Та отозвалась, но не сразу.

– Да. – Голос ее звучал приглушенно, очевидно, она прикрывала трубку рукой. – Что-то случилось? Я на паре.

– Ничего не случилось. Надежда Сергеевна интересуется, когда тебя сегодня ждать. Я отлучусь по делам, а ей требуется помощь в уборке.

– Сегодня у меня вряд ли получится, – вздохнула Влада. – Я поздно буду. У меня зачёт в четыре, потом ещё репетиция к новогоднему концерту. Завтра помогу – я дома целый день.

– Ну хорошо. Удачи! – Никита Кузьмич повесил трубку и крикнул в кухню: