Законы Ньютона

– Где твои семнадцать лет? – спрашивал Владимир Высокий в своей песне.

Мои – в тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом, когда я трепетным юнцом едва окончил школу, сдав выпускные экзамены, и поступил в Университет. Был конец жаркого июля. Я выдержал всю эту неимоверную нервотрёпку и узнал, что теперь принадлежу студенческой братии. Моя фамилия красовалась на листке со списком, криво приколотом слегка ржавой канцелярской кнопкой к деревянной доске в холле корпуса приёмной комиссии. Будучи на седьмом небе от гордости за самого себя, я не забывал благодарности к тем, кто помог мне в этом.

Помню, как, примчавшись домой, я схватил трубку телефона и стал накручивать наборным диском знакомый номер. В трубке шли длинные долгие гудки.

– Ну, где же ты? – бормотал я. – Куда же ты ушла?

Никто не поднял трубку на том конце. Тогда я набрал номер маминой работы. Попросив к телефону свою маму, я с нетерпением и радостью сообщил ей свою новость. Мама облегчённо выдохнула на другом конце провода, сказав, что мы вечером устроим праздник.

Наскоро попив воды и засунув в рот кусок хлеба с колбасой, я переодел сухую рубашку, схватил свою спортивную сумку и вылетел из дома. До её дома надо было ехать полчаса на автобусе. Меня не смущало, что она была не дома. Я знал, что дождусь её возвращения.

Выйдя на проспект, я посмотрел вдаль и не увидел никакого автобуса. Меня так распирало изнутри радостью, что не мог стоять и ждать на остановке. Я быстро пошёл вдоль проспекта по направлению к её дому, в надежде, что автобус меня догонит и быстро примчит.

Дома у неё никого не было. Ничуть не расстроившись этому, я вышел во двор и сел на лавочку возле детской песочницы. Там возилась пара малышей с совочками и формочками. Две бабушки этих малышей сидели на другой лавочке и о чём-то оживлённо говорили. Они периодически поглядывали на своих внуков в песочнице и продолжали свои важные разговоры.

Я посмотрел на часы, подаренные мне мамой ещё на шестнадцать лет. Было три часа дня. Светило солнце и было весьма жарко. Немного заскучав в ожидании её, я решил почитать. Бережно вынул из сумки обёрнутую книгу, взялся за закладку и раскрыл. Однако вдруг меня посетили воспоминания, а мой невидящий и рассеянный взгляд скользил то по раскрытой странице, то по мелким камушкам под ногами, то по малышам в песочнице. Я стал вспоминать пройденный этап жизни и ту, появившуюся в моей судьбе на излёте этого важного этапа.

С самого детства меня интересовала наука. Может, это было несколько странно, но ни мои родители, ни родители родителей не имели отношения к науке. Рос я в самой обычной советской семье, которая жила от зарплаты до зарплаты. Учился в школе хорошо, но это в среднем. По гуманитарным предметам учиться мне было тяжело. Особенно трудно давались история, литература и ОСГП. Сейчас мало кто помнит эту дикую аббревиатуру, а это всего лишь Основы Советского Государства и Права. Ну, и понятно, тогда в моей стране ещё не началась перестройка, которая, в итоге, свела на нет все подобные учебные дисциплины. Тем не менее, даже по трудным предметам я занимался старательно и хорошо. Вот моя тяга к наукам и привела меня в Университет на факультет физики, потому как грезил открытиями, жаждал что-то найти, что-то очень важное, эпохальное.

Вопреки стереотипу, я не был очкастым «ботаником». В школе у меня было много друзей и недругов. Порой дрался, как и другие пацаны, получая за это «неуд» по поведению. Посещая секцию по самбо при школе, я был физически довольно крепким парнем, но при этом радовал учителей точных предметов своими знаниями. Правда, в выпускном классе учительница алгебры поставила меня на место, влепив в первом полугодии двойку. Она мне сказала, что я обленился и перестал работать по её предмету. Вот и получил. Она была права, я расслабился. Если из-за этой двойки у меня выйдет плохая оценка в аттестате, то прощай Университет. Взявшись за голову, в аттестате у меня теперь стояло «отлично».

Весь последний учебный год я ходил на подготовительные курсы при Университете. Они были по вечерам, и я возвращался домой весьма поздно. На курсах было много ребят из разных школ, стремящихся поступить, но совсем не было девушек. В том возрасте я уже всерьёз засматривался на противоположный пол, но был страшно стеснительным и нерешительным в общении с ними. Начиная где-то с восьмого класса, я влюблялся в своих одноклассниц, но эта первая влюблённость была тайной, и о ней никто не знал. Моё отношение к девочкам всегда было даже слишком уважительным и с острасткой. Не обидев в своей жизни ни одной девочки, я не понимал своих сверстников, которые обращались с девочками, а потом и с девушками пренебрежительно, иной раз, неуважительно и даже грубо. Меня это дико коробило. Для меня девушки были какими-то возвышенными, чуть ли не божественными существами, которые могут, если захотят, снизойти до общения со мной.

Никто специально не учил меня отношениям с девушками, я черпал это из книг, из тех правильных книг, которые должен прочесть каждый молодой человек. Однажды мне даже довелось подраться с каким-то старшеклассником, который, по моему мнению, оскорбил на моих глазах девочку из младших классов. Получив тогда от него по полной программе, я залечил свои ссадины и пошёл в секцию самбо.

По всем этим причинам, подходя к взрослой жизни, я смотрел на любую барышню, как на возможную кандидатку в свои жёны. Однако ни одна из встречавшихся на моём пути девушек, на эту роль не подходила. Мне хотелось встретить спутницу жизни, единомышленника, а не просто иметь рядом красивую пустую обёртку. Мечтал встретить ту, которой я смогу безмерно доверять и ту, которой буду бесконечно восхищаться. Вероятно, подобные, если так можно сказать, требования были продиктованы большей частью книгами и литературными героинями. Конечно, я тогда идеализировал, но кто не мечтал о таком в юности?

Однажды зимой, задержавшись на курсах, я выходил из здания Университета позже всех из своей группы. Мы с преподавателем обсуждали какую-то важную научную тему, не помню точно какую. Уже надев куртку и проходя на выход, я заметил в отражении в зеркале ЕЁ лицо. Она одевалась, прихорашиваясь, поправляла голубую вязаную шапочку. Чем именно привлекла моё внимание эта девушка, я так и не понял, но, остановившись как вкопанный прямо посреди холла, я уставился на неё. Она заметила меня в зеркале и обернулась, вопросительно и несколько сурово глядя на меня. Я страшно смутился, опустил глаза и быстро покинул холл через входную дверь. Отойдя в сторону, я зачем-то решил проследить за ней. Она вышла на улицу в свет тусклых фонарей, направившись к метро, а я проследовал за ней на большом расстоянии. От меня не ускользнула изящность её походки и стройность её фигуры в драповом подпоясанном пальто. Войдя в метро, я увидел её голубую шапочку, уходящей в потоке людей на эскалаторе. Замешкавшись у турникета с пятачком для оплаты, я сначала выронил его из пальцев, а тот покатился по каменному полу. Всё-таки догнав его, я сунул беглеца в щель турникета, но автомат никак не хотел проглатывать мои пять копеек с первого раза. Я бежал по эскалатору вниз и даже получил замечание от дежурной по громкой связи за нарушение порядка в метро. Вот тогда я потерял ту девушку из виду.

На следующей неделе, я намеренно просидел в холле Университета, надеясь вновь увидеть её. Но она не появилась, и меня выгнали прочь, когда закрывали корпус на ночь. Я стал задерживаться каждый раз, когда был на курсах. Почему-то я очень хотел увидеть её снова. Опять я влюбился. Тайно. Безответно. Она мне снилась по ночам в своей голубой очаровательной шапочке, а я всё ждал и ждал её в холле по вечерам.

– Что? Ждёшь кого-то? – спросила как-то пожилая гардеробщица, сидя рядом с куртками и пальто абитуриентов.

– Нет… просто… тут…, – я абсолютно не был готов к ответу на вопрос «зачем сижу тут», – я… э-э… жду электричку, она идёт позже по расписанию, а на улице холодно. Вот и коротаю время, читаю…

С этими словами, я вытащил учебник и раскрыл его на первой попавшей странице, причём текстом вверх.

– Ну-да, ну-да, – лукаво улыбнулась хранительница одежды, заметив мою глупую суету, – ну, жди. Авось, дождёшься.

Я почувствовал, как к лицу прилило тепло, эта старушка явно догадалась, что я лгу. Делая вид, что увлечён чтением, я украдкой из-под бровей внимательно высматривал всех спускающихся по лестнице девушек.

Так прошёл мучительный месяц. Я уже отчаялся отыскать незнакомку, и всё равно безнадёжно просиживал штаны рядом с гардеробом.

– Наверно, сильно она тебя зацепила, – сказала однажды гардеробщица, – коли ты тут цельный месяц её ждёшь. Упорный. Это хорошо. Значит, любишь. Это хорошо, хорошо…

– Нет, – встрепенулся я и залился краской, – моя электричка… ведь расписание…

– А чего краснеешь тогда? А-а. То-то. Я здесь давно работаю и научилась примечать таких, как ты.

– Да, правда, жду электричку…, – зачем-то продолжал оправдываться я.

– Не рассказывай мне сказки. И так всё видно.

Гардеробщица столь снисходительно улыбнулась, что я постеснялся разоблачения своих тайных страстей. Я взял одежду, оделся и вышел на улицу, не поднимая глаз от пола, настолько мне стало неловко. Немного подождав у выхода, я ушёл домой. Решив с этого дня выкинуть всё из головы и больше не оставаться ждать неизвестно кого. Мне было очень грустно, я потерял её. Наверное, она случайно приходила в Университет и больше не придёт.

Через день, после занятий на курсах, спускаясь по лестнице в холл, где был гардероб, я у зеркала приметил знакомую голубую вязаную шапочку с отворотом. Я даже вздрогнул, а в груди вспыхнул огонь. Она была уже в пальто и, отходя от зеркала, окинула холл и лестницу словно ищущим взглядом. Отпрянув назад, я прикрылся лестничным поворотом, чтобы не попасться ей на глаза, чуть не сбив кого-то. Совершенно глупый поступок. Тогда я испугался своих тайных чувств.

Как только она вышла на улицу, я, сломя голову, бросился по лестнице вниз к гардеробу, но там, как назло была очередь из абитуриентов. В нетерпении я считал секунды и прикидывал, успею ли её догнать, беспокойно поглядывая на дверь.

– На, держи свою куртку!

Я повернулся на голос и увидел хитрые и добродушные глаза гардеробщицы, которая совала мне одной рукой куртку, а другой выцарапывала из моих пальцев номерок. Только сейчас я сообразил, что получил свою куртку вне очереди.

– Да, беги же ты за ней. Чего застыл? Опять же потеряешь!

– Спасибо…

– Вот растяпа, ну, чего ты замер? Беги говорю…

Схватив куртку, я стремглав вылетел на улицу и в темноте заметил голубую шапочку, скользнувшую в свете арочного фонаря под арку. Бегом, надевая на ходу куртку, я нёсся в направлении к метро.

В тот раз я её не упустил. Сев в соседний вагон, я украдкой посматривал на неё. Она сидела в центре полупустого вагона и с интересом читала какую-то книгу. Я вообще потерял голову. Глядя на эту девушку сбоку, мои чувства вновь вспыхнули с утроенной силой. Ничего необычного в ней не было. Аккуратная шапочка, лёгкий изящный наклон головы, виднеющаяся русая коса, серенькое приталенное пальтишко, синие сапожки и чуть видные икры стройных ног в капроновых колготках. Но более всего меня восхитили её глаза, хотя, издали я толком их не рассмотрел. Как же я захотел тогда узнать больше о ней! Безумно захотел!

Вдруг, после объявления очередной остановки, она встала, убрав книгу в сумку, и подошла к двери. Только сейчас я сообразил, что она выходила за три остановки метро до моей. Я почему-то образовался этому обстоятельству и украдкой проследовал за ней на выход с трепещущим сердцем.

Вот она сошла с эскалатора и стремительно подошла к мужчине с женщиной, получив от них по очереди поцелуй в лоб. Все они направились на выход из вестибюля станции. Я посмотрел им вслед с неким странным чувством, с чувством какого-то удовлетворения. От этой простой сцены встречи родителями своей дочери поздно вечером веяло архаичной семейственностью в самом правильном понимании смысла этих слов.

Эту ночь я плохо спал, думая об этой незнакомке. Образ этой девушки заполнил всего меня и все мои мысли. Как её имя, какой у неё голос, какой цвет глаз? Моя юношеская фантазия рисовала самые чарующие, ещё неведомые мне её черты. Пожилая гардеробщица была права, эта милая девушка очень сильно меня зацепила, да так, что я не мог думать ни о чём другом. На следующий день в школе я даже получил тройку по своей любимой физике.

– Я пока ставлю тройку только в дневник, – сказал учитель, – исправишь, и в журнал я её не перенесу. Соберись, что-то ты какой-то сегодня невнимательный.

В тот же день я всё исправил, но не переставал думать о незнакомке.

В следующий раз занятий на курсах, я, сдавая в гардероб свою куртку, старался не смотреть в глаза Екатерине Ильиничне. Она не любила, когда её так называли, предпочитая попросту «тётя Катя».

– Она ходит на подготовительные курсы искусствоведения, – тётя Катя шёпотом говорила мне это на ухо.

Я отпрянул, но она удержала меня рукой.

– Ну, чего ты рыпаешься? Или я слепая и выжила из ума?

– Извините, просто я…

– Я давно за тобой наблюдаю, ты правильный мальчик, только очень стеснительный. Будь смелее, но не наглее. Это разные вещи. Не стесняйся своих хороших правильных чувств.

Я смотрел на неё с удивлением.

– Хочешь узнать, учится она сегодня, или нет? – взгляд тёти Кати был добрым.

Она прекрасно понимала, что уже больше месяца я сходил с ума и, разумеется, хотел всё знать о той девушке.

– Ой, как у тебя глазки-то засверкали, миленький. Ты точно хороший мальчик. Я редко ошибаюсь. Ну, так слушай, она закончит занятия на полчаса позже тебя. Ты же подождёшь её? Только я не скажу, как её зовут. Сам узнай.

Все занятия я просидел в сладком предвкушении, практически не занимаясь. После окончания курсов я спросил преподавателя, где учатся искусствоведы, и пошёл искать эту аудиторию. Встав поодаль, я стал ждать.

Она вышла вместе с остальными слушателями, точнее слушательницами, на которых я не обратил никакого внимания. Сердце заходилось в радостном порыве, разливая тепло горячей крови по телу. Тётя Катя проводила меня глазами и подмигнула мне, когда я вышел вслед за незнакомкой.

Соседний вагон метро шумно катил меня, так и не решившегося с ней заговорить, через туннели и яркие своды станций. Она читала книгу, как обычно, а я снова тайно любовался ею. Вагоны катились по туннелям полупустыми. Тут на очередной остановке в её вагон вошла компания подвыпивших парней. Я почувствовал неладное, но двери уже закрылись и поезд въехал в туннель. Компашка развязно прогуливалась по вагону и заприметила одинокую девушку с книгой в руках. Вскочив с места, я в бешенстве от невозможности помочь смотрел через стёкла в салон соседнего вагона. Тем временем, трое парней обступили мою пассию, что-то мерзкое говоря ей. Она отнекивалась, а один бугай отобрал у неё книгу. Девушка бросилась забирать свою вещь. Несколько пассажиров в вагоне никак не вмешивались в происходящее, откровенно боясь этих хулиганов.

Наконец-то следующая станция! Пулей вылетев из вагона, я бесшумно впрыгнул в соседний. Двери закрылись, а хулиганы, не видя меня, продолжали нагло дразнить беззащитную девушку её же книгой. Часть пассажиров вышла из вагона на станции из-за своей трусости.

Я незаметно для хулиганов зашёл со спины того бугая, который держал книгу и резким выверенным приёмом самбо заломил ему за спину руку с книгой. Бугай взвыл от внезапной боли, согнувшись пополам, а я свободной рукой подхватил выпавшую из его руки книгу. Мне удалось вернуть девушке её собственность, прежде чем двое других парней смогли сообразить, что им дают отпор. Ничего не говоря, всё той же свободной рукой я отодвинул перепуганную девушку себе за спину. Два хулигана двинулись на меня, но прикрываясь скорчившимся бугаем с заломанной приёмом самбо рукой, я крикнул, перекрывая шум поезда в туннеле:

– Даже не думайте! Я сломаю ему руку! Учтите, я занимаюсь самбо, поэтому лучше уйдите, тогда никто не пострадает.

Наверное, мой решительный вид и дикие вопли бугая возымели действие, и хулиганы ретировались в другой конец вагона, злобно на меня поглядывая. Бугай так и не был мной выпущен, хоть, тот тщетно пытался вырваться, тем самым делая себе ещё больнее. Дождавшись следующей станции, я увидел, как сотоварищи страдальца вышли, глядя в мою сторону. Обидчик девушки держался за правое плечо, когда мне удалось его вытолкнуть из вагона перед самым закрытием дверей. Двери закрылись, и поезд тронулся.

Только после этого я обернулся и посмотрел на ту, которую защитил. Она сидела со своей книгой в руке, благодарно и очень смущённо смотрела на меня. Мой воинственный запал сразу улетучился, и вновь пришла идиотская стеснительность. Отведя взгляд в сторону, я тут же вспомнил слова тёти Кати и, набравшись смелости, подошёл и спросил разрешения сесть рядом. Девушка кивнула головой в знак согласия.

– Моя станция следующая, – крикнула она мне, пытаясь перекрыть шум.

Даже тонущий в стучащем и скрипящем шуме тёмного туннеля её голос показался мне ангельским, и я чуть было не сказал, что знаю, но одумался и кивнул в ответ. Мы оба вышли на платформу. Поезд, грохоча, умчался в туннель.

– Спасибо тебе, – её нежный и очень приятный голос отразился от сводов станции, – я Алёна, а тебя как зовут?

– Сеня, – еле слышно ответил я, – ну, то есть, Семён.

– Привет, Сеня, а я тебя видела в Университете, ведь я не ошиблась? – она так улыбнулась, что я окончательно был ею очарован и покорён.

Мы стояли посреди станции и, сначала робко, а затем смелее стали общаться. Помимо милой и очень приятной внешности, Алёна оказалась незаурядной собеседницей. От меня не ускользнул её острый ум и хорошее чувство юмора, она ясно и грамотно выражала свои мысли. Я смутно, неопределённо почувствовал, что у неё богатый, удивительно глубокий и интересный внутренний мир, который сейчас меня заинтересовал значительно сильнее, чем то её отражение в зеркале. Мы разговаривали, разговаривали, не обращая внимания на мир вокруг, а поезда, между тем, с грохотом прибывали и с таким же грохотом ныряли в тёмные пятна туннелей. Мимо нас проходили люди, спеша к себе домой, а мы стояли друг напротив друга…

– Алёна!!! – громогласный окрик, эхом раскатившийся под сводами пустынной станции, вернул нас обоих в реальность.

Мы повернулись на голос. У эскалаторов стоял её отец и гневно смотрел на нас, затем, быстрым шагом направившись в нашу сторону.

– Папа, – начала оправдываться Алёна, – это Сеня…

– Здравствуйте, – выдавил я из себя.

– Здравствуйте, молодой человек, – глаза её отца буравили меня, затем, он обратился к дочери, – Алёна, ты вообще соображаешь, сколько сейчас времени? Мы с мамой там с ума сходим, а ты тут преспокойно себе болтаешь непонятно с кем!

Этот справедливо сердитый мужчина ещё раз внимательно посмотрел на меня.

– Папа, – она взяла его за руку, – ну, прости меня. Просто Сеня спас меня от хулиганов в метро. Они ко мне приставали, отобрали книгу…

– Хулиганы? Книгу отобрали? – взгляд её отца сменился с гневного на очень тревожный. – С тобой всё в порядке?

– Да, всё хорошо, – Алёна воодушевилась, видя, что эта новость сменила отцовский гнев на милость, – ты знаешь, их было трое, а Сеня так ловко заломил одному руку, что они его испугались и убрались из вагона.

– Спасибо вам, молодой человек, – он протянул мне правую руку, – вы спортсмен? Судя по рукопожатию, да.

– Здравствуйте, – мой голос несколько дрожал от волнения, – да, я занимаюсь самбо.

– Папа, мы с Сеней ходим на одни подготовительные курсы, – вставила Алена, – но на разные факультеты.

Взгляд отца Алёны приобрёл оттенок уважения.

– Это всё замечательно, – он говорил ещё строго, – но надо и на время иногда смотреть. Извините, нас, Сеня, но я забираю дочь домой. Спасибо вам, что выручили её. До свидания.

С этими словами, он взял дочь за руку и повел Алёну к эскалатору. На полпути она вдруг бегом вернулась ко мне. В руке у неё уже была авторучка.

– Звони мне, – она схватила мою ладонь и быстро вывела ручкой несколько цифр.

Затем она нежно поцеловала меня в щёку и убежала к отцу. Стоя на эскалаторе рядом с ним, она помахала мне рукой и скрылась за краем свода станции. Я стоял один посреди вестибюля, заполнявшегося очередной порцией спешащих по своим делам людей, а у меня росли огромные крылья от счастья. Меня впервые в жизни поцеловала девушка, да к тому же ещё та, в которую был по уши влюблён. Ощущая только сладостное послевкусие её поцелуя на щеке, не видя и не слыша ничего вокруг, я ехал три остановки на метро и перерисовал в свою записную книжку её телефон прямо на первую страницу до буквы «А». Именно перерисовал, стараясь запечатлеть все загогулины её почерка. Добравшись до дома, я поужинал, не рассказав матери о своём приключении. Руку с телефоном Алёны я не мыл вовсе, но надпись неумолимо стиралась. Звонить ей было уже поздно, да и в такое время неприлично, поэтому я с нетерпением ждал завтрашнего дня.

– Сеня, – сказала мама, – ты какой-то сегодня странный, молчаливый что-то, светишься и улыбаешься. Что хорошего произошло?

– Мама, просто сегодня, – ведь не мог я рассказать ей про хулиганов и про Алёну, мне показалось, что это её очень расстроит, поэтому начал бессовестно врать, – на курсах преподаватель поведал нам весёлую историю, вот я и вспоминаю её.

– Ну, вспоминай, вспоминай, – мать вдруг приметила у меня край надписи на ладони и строго посмотрела мне в глаза, – только помни, что у тебя выпускной класс и экзамены в Университет. Абсолютно не нужно, чтобы эта твоя история выбила тебя из колеи, и ты провалил экзамены. Запомнил?

– Конечно, мама, – мои уши загорелись, и я понял, что мать догадалась о моём вранье.

Я зажал ладонь с алёниным телефоном.

– Мама, я… это…, – моё невнятное бормотание никуда не годилось.

– Как её зовут, эту твою историю? – мать лукаво улыбнулась.

– Алёна, – признался я и ещё больше покраснел.

– Хорошее имя, – мать выдохнула, – только, сынок, пожалуйста, не теряй головы из-за этой Алёны, у тебя очень ответственный период.

Извинившись перед матерью за свою ложь, я рассказал про Алёну, но скрыл инцидент с хулиганами. Она порадовалась, что у этой девушки тоже впереди экзамены, и понадеялась на её благоразумие.

Ночью я спал ещё хуже, чем в прошлый раз. Мне мерещилась улыбка Алёны, моя щека отчётливо хранила прикосновение её нежных и тёплых губ, я явственно ощущал тонкий аромат соблазнительных духов, которые учуял, во время её поцелуя, а память бесконечно воспроизводила её ангельский голос. Утром, вставая с будильником, я чувствовал себя разбитым, но таким счастливым. Я принял холодный душ и взбодрился. Надпись на ладони почти стёрлась, несмотря на мои старания её не смывать.