Колечко с бирюзой

Наконец она переступила порог этой палаты. В полутьме горел лишь синий ночник над кроватью новенького. Тишину нарушал негромкий храп мичмана Гаврюшина, сутки назад прооперированного по поводу аппендицита. Еще две кровати пустовали – по телевизору показывали футбол, и все ходячие больные собрались в столовой перед экраном. В палате Наташа недосчиталась двух стульев. «Вот прохиндеи! – выругалась она про себя. – Сколько раз надо говорить, что нельзя ничего выносить из палаты!»

Девушка вздохнула. Она знала, что утром ей самой придется расставлять стулья по местам. Унести их в столовую больные могут, а назад, видите ли, нет – они хворые, еле живые, и стул для них непомерная тяжесть.

Ну ничего! Кончится футбол, она специально встанет на выходе из столовой, и нарушителям достанется от нее по полной программе.

Наташа на цыпочках подошла к кровати у окна. В синем свете ночника лицо офицера казалось смертельно бледным, губы запеклись, под глазами залегли черные тени. Несмотря на заросший густой темной щетиной подбородок, он выглядел не старше тридцати. Страдания обострили его черты, казалось, состарив на несколько лет.

Она подошла ближе, поправила одеяло, свесившееся почти до пола. Потрогала ладонью лоб. Жара она не почувствовала, но лоб был влажным от пота. Наташа внимательнее вгляделась в бледное лицо, и сердце ее вдруг замерло, а потом затрепетало где-то в животе.

Лейтенант оказался очень симпатичным. Его не портили даже впалые щеки и темные круги под глазами. И хотя он оброс щетиной, а короткие волосы на голове слиплись от пота, все же он был из тех, на кого женщины обращают внимание с первого взгляда. Густые черные брови, четкая линия губ, твердые очертания подбородка и крепкий, почти правильной формы нос… Наташа судорожно сглотнула, бросила быстрый взгляд по сторонам и снова стала вглядываться в лицо так взволновавшего ее человека. Нет, она не ошиблась, перед ней в забытьи лежал герой ее ночных сновидений, предел девичьих мечтаний, настоящий принц из сказки. По крайней мере, именно таким она его себе представляла. И вот он здесь, в палате номер десять, в плену наркотического сна, и никто не в состоянии помочь ему, кроме нее самой.

Наташа протянула руку, кончиками пальцев коснулась легонько колючей щеки и тут же испуганно отдернула руку – странное и непривычное чувство заставило ее вздрогнуть, а сердце забиться еще сильнее.

На своей кровати заворочался Гаврюшин, приподнял голову:

– Это ты, Наташа? Парень давеча пить просил, но я побоялся дать, вдруг что случится!

– Правильно, пить ему пока нельзя, – подтвердила Наташа и добавила: – Разве только губы смочить…

– А то смотри! Мне сегодня супруга морсу принесла, нужно будет, возьми в холодильнике, – предложил Гаврюшин.

– Спасибо, но морс ему тоже пока нельзя, – ответила Наташа.

Она обмакнула ватку в стакан с водой, обвела покрывшиеся корочкой губы больного, и он тут же облегченно вздохнул. Наташе даже показалось, что сведенный болью рот приоткрылся в легкой улыбке. Тогда она намочила край полотенца и протерла его лицо влажной тканью, а потом не удержалась и осторожно ладошкой погладила колючую щеку.

Глаза раненого открылись. Некоторое время он продирался сквозь обволакивающую мозг паутину беспамятства, пытаясь понять, где он и что с ним случилось. Затем мутный еще взгляд остановился на женском лице.

Офицер с трудом выпростал руку из-под одеяла, медленно поднял и прижал ее к Наташиной ладони, все еще касавшейся его щеки.

– Так лучше! – прошептал он еле слышно и опять закрыл глаза.

Наташа склонилась ниже: кажется, моряк приходил в себя после наркоза. Дыхание стало спокойнее, но лицо оставалось бледным, почти белым в свете синей лампочки. Наташа свободной рукой вновь смочила ватку, провела ею по сухим губам лейтенанта, отжала несколько капель ему в рот и услышала слабое «Спасибо!». Девушка нагнулась к его лицу и с трудом разобрала: «Не убирайте руку!»

Наташа беспомощно посмотрела на Гаврюшина:

– Как-то нужно предупредить сестру о том, что он пришел в себя, – и вновь склонилась к больному. Он лежал спокойно, с закрытыми глазами. Наташа попробовала отнять ладонь, но офицер тут же открыл глаза, и легкая улыбка тронула запекшиеся губы.

– Не уходите, пожалуйста!

Наташа растерянно пожала плечами. Гаврюшин наблюдал за ними сквозь железные прутья спинки кровати. Заметив ее нерешительность, улыбнулся:

– Ты только посмотри, какой шустряк объявился! Еще очухаться как следует не успел, а уже девчонку подцепил!

Наташа смутилась, и мичман тут же извинился:

– Прости, Наташенька, я ведь шучу. Ты посиди пока с ним, может, действительно быстрее в себя придет. А я уж как-нибудь доберусь до поста, вызову сестру.

Он, кряхтя, спустил ноги с кровати и, придерживая левой рукой прооперированный живот, собрался встать.

– Что вы, что вы, – испугалась девушка, – никуда не надо ходить. Нажмите только кнопку экстренного вызова над своей кроватью.

Через минуту прибежала дежурная медсестра Лидия Яковлевна. Завидев санитарку, как ей показалось, без дела сидевшую у постели больного, рассердилась:

– Ты что ж, Наталья, не можешь на ноги встать и меня позвать? Кнопки и я нажимать умею! – Медсестра склонилась над молодым человеком и ласково произнесла: – Ну вот и хорошо, Игорь! Молодчина! – Тут она увидела, что больной сжимает Наташину руку, строго на нее посмотрела и вновь обратилась к пациенту: – А девчонку отпусти. У нее своей работы невпроворот! – Отвела его руку, положила поверх одеяла. – Сейчас Семен Семеныч, хирург, тебя посмотрит, потом я сделаю укол, и будешь баиньки до самого утра. Ты еще здесь? – обернулась она к Наташе. – А ну-ка, скачи в ординаторскую, зови Герасимова. Скажи, Карташов в себя после наркоза пришел.

Наташа пулей вылетела из палаты.

Через час, покончив со всеми делами, она осторожно приблизилась к дежурной сестре, готовившейся к вечерней раздаче лекарств:

– Лидия Яковлевна, можно я вам помогу?

– Помоги. – Та искоса посмотрела на нее и усмехнулась: – Успела разглядеть, какого здоровяка к нам положили?

– Да, парень, сразу видно, крепкий, – согласилась Наташа и робко поинтересовалась: – А что с ним случилось?

Не поднимая глаз, она раскладывала таблетки в маленькие пластмассовые стаканчики, то и дело сверяясь с листком предписаний для каждого больного.

Лидия Яковлевна поджала губы:

– Думаешь, нам много объясняют, когда таких орлов с пулевыми ранениями привозят? Видимо, опять на границе контрабандистов или шпионов ловили. Кто их знает? Но парню бок час зашивали, если не больше. К счастью, Герасимов говорит, пуля дальше не пошла, застряла в ребрах. – Медсестра язвительно улыбнулась, глядя на санитарку. – Он ведь Семен Семеныча просил, чтобы ты к нему вернулась…

Не дослушав, Наташа метнулась к палате, моментально забыв и про таблетки, и про обещание медсестре разнести их по палатам. Лидия Яковлевна засмеялась:

– Остановись, ракета! Сейчас твой Карташов спит сном младенца, а вот утром надо будет его умыть и переодеть в чистую рубаху. Герасимов сказал, что сам контр-адмирал звонил, спрашивал о его самочувствии. Выходит, не простой он лейтенант, как ты считаешь?

– Наверно, не простой, – согласилась с ней Наташа, вздохнув: исчез повод немедленно увидеть этого непростого лейтенанта.

Тут из столовой потянулись больные, и девушка бросилась им наперерез, приказав вернуть стулья в палаты. Затем Наташа вновь принялась помогать Лидии Яковлевне.

Наконец медсестра, проверив все предписания, разрешила Наташе раздавать лекарства, сама же подошла к трезвонившему телефону. И тут Наташа с изумлением отметила, как в долю секунды вытянулось и побагровело ее лицо. Лидия Яковлевна как-то вся вытянулась и, особо бережно прижимая трубку к уху, отвечала кому-то необыкновенно звонким для вечернего времени голосом. Девушка поняла: звонит кто-то из начальства. И в подтверждение ее догадки дежурная медсестра, положив трубку, перевела дух и на рысях кинулась в ординаторскую. Через минуту она вернулась с дежурным хирургом, тем самым Семеном Семеновичем Герасимовым. Рыжеватый санитар из операционной вывез каталку для тяжелобольных, и вся компания поспешила в десятую палату. Через секунду оттуда выглянула Лидия Яковлевна и скомандовала Наташе:

– Живо открой первую палату и приготовь там постель.

– Кого-то переводят? – попыталась узнать девушка, но та махнула рукой и вернулась назад.

Первую палату на Наташиной памяти ни разу не открывали – она предназначалась для персон из высшего командования. Девушка приготовила постель, на всякий случай вымыла пол, открыла форточку и включила небольшой вентилятор: в комнате было душновато.

Вскоре по коридору загрохотала каталка, и в палату ввезли Игоря Карташова. Он не проснулся и не знал, какой удостоился чести – лежать в отдельной палате со всеми удобствами в виде туалета и ванной комнаты.

Больного переложили на кровать. Герасимов посчитал пульс, удовлетворенно кивнул Лидии Яковлевне. Потом, откинув одеяло, тщательно осмотрел повязку, охватывавшую тело молодого человека от сосков до бедер. Оглянувшись на Наташу, движением руки подозвал ее:

– У тебя в каптерке найдется что-нибудь приличнее, чтобы переодеть нашего добра молодца? Этак на пару размеров больше нынешнего безобразия. – Он окинул критическим взглядом пижамные штаны, едва доходившие до середины икр пациента.

– Постараюсь найти. Мне на всякий случай оставляют несколько комплектов для вновь поступивших.

– Ну и лады. – Хирург посмотрел на санитара: – Петров поможет тебе его переодеть. Да, постой, – остановил он рванувшую к порогу санитарку. – Чем ты его успела приворожить? Давеча требовал, чтобы именно ты сидела рядом с ним. Так что при случае заглядывай к нему, раз приглянулась!

– Хорошо, – прошептала Наташа.

Вместе с рыжим Петровым они, намучившись с тяжелым, почти неподвижным телом, с трудом переодели Карташова в более просторное новое белье, удивляясь, почему этим нельзя заняться завтра, когда больной придет в себя.

Вскоре санитар ушел, а Наташа присела на стул рядом с кроватью больного. В этой палате ночник светил приятным зеленоватым светом.

Лицо раненого лейтенанта странно притягивало ее. И Наташа некоторое время завороженно смотрела на него, не понимая, что с ней происходит. К примеру, она вдруг поймала себя на мысли, что ей очень хочется узнать, какого цвета у него глаза. Если судить по цвету волос, должны быть карими, вернее, черными… Она вздохнула: зачем ей это? И все же она сидела рядом с ним как приклеенная. Хотя у нее было оправдание: сам Герасимов попросил ее присматривать за прооперированным моряком. Ночные тени легли на его скулы и ввалившиеся щеки, отросшая щетина подчеркивала неестественную белизну лба, чернели провалы глазниц. Каждая черточка лица спавшего тяжелым сном лейтенанта кричала о страданиях, которые ему пришлось пережить несколько часов назад. Но тем не менее весь его облик говорил о том, что он человек незаурядный, сильный и вместе с тем очень привлекательный и желанный для женщин.

Девушка испугалась своего открытия и невольно отодвинулась от кровати. Не существовало еще на свете мужчины, глядя на губы которого ей вдруг захотелось бы, чтобы ее поцеловали. Но сейчас с неудержимой силой ее влекло желание припасть к этим губам в поцелуе, почувствовать исходящий от них жар, взять на себя хотя бы малую частицу сковавшей их боли. Наташу тянуло коснуться его щеки, рук, лежавших поверх одеяла, однако она не решалась, боялась потревожить его. Карташов спал под действием лекарств, но сон этот был тревожным и беспокойным. Набухшие вены на кистях рук, длинные сильные пальцы, которые время от времени судорожно комкали одеяло и тут же расслабленно разжимались, – все говорило о том, что приступы боли продолжают беспокоить раненого даже после введения обезболивающих средств.

Наташа в последний раз окинула взглядом лицо молодого человека, вздохнула и поднялась со стула. К сожалению, она не могла всю ночь провести только у его постели.

Но дежурство на этот раз выдалось спокойное, и она время от времени заглядывала в палату новенького. Под утро вслед за ней вошел Герасимов, постоял около кровати, всматриваясь в лицо раненого, молча отошел и уже на пороге повернулся к санитарке:

– Наташа, сумеешь побрить Карташова, когда он полностью придет в себя?

Та смутилась и пожала плечами:

– Честно сказать, ни разу в жизни не пробовала…

– Ну что ж, попросим Петрова задержаться на дежурстве. Он в этом деле мастер, а ты поможешь ему, поучишься мужскую красоту наводить. Только запомни: поднимать Карташова и с боку на бок переворачивать пока нельзя. Может кровотечение открыться.

– Тогда не лучше ли дождаться, когда ему легче станет?

– Милая моя девочка, думаешь, я не знаю, что лучше, а что хуже? Но только это приказ контр-адмирала, а его приказы, знаешь, не обсуждаются! Утром нашего Карташова высокие гости собираются навестить, и негоже им лицезреть подобную пиратскую физиономию. В небритом состоянии он больше на разбойника смахивает, чем на доблестного советского офицера, ты не находишь?

Наташа рассмеялась, а Герасимов окинул ее оценивающим взглядом, прищурился:

– Послушай, хочу спросить, что, в отделении поприличнее халата для тебя не нашлось? Такая красивая девочка, а выглядишь как чучело. Я подозреваю, что это Нина, старая чертовка, специально так тебя вырядила! Все боится, что мужики себе шейные позвонки ненароком свернут. – Он развел руками, усмехнулся и уже серьезно посмотрел на санитарку. – Завтра пойдешь к ней и скажешь, что я приказал выдать тебе новый халат и нормальные тапочки вместо этих мокроступов. – Он весело рассмеялся. – В первый раз, когда я тебя в них увидел, подумал, что ты в ластах по коридору шлепаешь.

Продолжая тихо посмеиваться, врач пропустил вперед Наташу и вышел вслед за ней в коридор. Девушка осторожно прикрыла дверь, а Герасимов, кивнув в сторону палаты, прошептал:

– Помяни мое слово, девочка, ох и хлебнем мы еще лиха с этим лейтенантом! Что-то слишком много вокруг его особы возни!

Ссутулившись и устало шаркая ногами, хирург направился в ординаторскую.

Только под утро Наташа смогла прикорнуть часок на своей кушетке. Казалось, лишь минуту назад опустила она голову на подушку, а уже Лидия Яковлевна сердито тормошит ее:

– Вставай, вставай, мужики вовсю «рынду» бьют, судна требуют.

Наташа вскочила на ноги, быстро ополоснула лицо под краном и выбежала в коридор. Над сестринским постом беспрерывно мигала лампочка экстренного вызова, «рында» на местном жаргоне. Лидия Яковлевна отключила звонок, чтобы резкий сигнал не тревожил остальных больных. Срочный вызов шел из пятой палаты, и Наташа вздохнула: опять Федорчуку приспичило.

На Федорчука ей пришлось потратить минут двадцать. Обычные утренние процедуры пришлось провести еще в трех палатах, затем Наташа упросила Лидию Яковлевну, и та позволила ей сделать внутримышечные инъекции нескольким тяжелобольным, после этого она развезла по палатам лекарства.

Потом дошла очередь и до первой палаты… Наташа осторожно открыла дверь. В помещении, кроме Лидии Яковлевны, находились Герасимов и Лацкарт. Они осматривали лейтенанта. Похоже, раненый еще не совсем отошел от наркоза, на вопросы врачей отвечал с трудом, едва слышно, но уже улыбался в ответ на шутки Якова Самойловича. По обыкновению, тот балагурил не переставая. Но то, как старый доктор порой настороженно поглядывал на Герасимова, подсказало Наташе, что начальник отделения не совсем доволен состоянием прооперированного.

Наконец он отошел от кровати и что-то тихо произнес по-латыни – что именно, Наташа не успела разобрать.

Герасимов кивнул и вышел из палаты. На пороге остановился и с недоумением уставился на Наташу и рыжего Петрова, застывших за дверью с бритвой и помазком в руках.

– Что вам, голубчики, нужно?

– Вы же сами, Семен Семенович, приказали побрить Карташова. – Наташа посмотрела на него с недоумением.

– Отставить пока! Сейчас его нельзя беспокоить.

– Что с ним? Ему хуже? – Наташа ткнула в руки Петрова бритвенный станок и шагнула в палату.

Герасимов посмотрел на ее побледневшее лицо, озадаченно хмыкнул:

– Когда у тебя заканчивается дежурство?

– Через час, – прошептала она еле слышно, не решаясь посмотреть в сторону лейтенанта.

Лацкарт, повернувшись, внимательно оглядел санитарку с ног до головы.

– Очень устала? – спросил он мягко, и Наташа от этого неожиданного в устах начальника отделения вопроса растерялась окончательно.

Яков Самойлович, не дожидаясь ответа, показал ей на стул:

– Присядь, Наталья, мне надо серьезно с тобой поговорить. – Он хмыкнул и смерил ее взглядом. – Видишь ли, этому молодцу требуется постоянный уход. Сиделок у нас, сама знаешь, не положено. Медсестры – каждая на полторы ставки работает, а ты у нас почти готовый врач, все-таки два года мединститута…

– Я не пойму, что вы от меня хотите, Яков Самойлович. Я и так за каждым больным ухаживаю.

– Хорошо, давай пройдем в ординаторскую, и я тебе объясню все более популярно. – Лацкарт тяжело вздохнул и кивнул матросу: – Петров, я тебя очень прошу, пока я с юной леди буду беседовать, помоги Карташову справить все, что полагается. Только осторожнее, а то тебе бы камни ворочать, а не больным горшок подставлять!

В ординаторской заведующий отделением сел у открытого окна, достал портсигар и закурил папиросу. Потом повернулся к Наташе:

– Надеюсь, тебе не стоит объяснять, что этот лейтенантик у нас на особом положении. И не только потому, что командование требует создать ему надлежащие условия, но и по его состоянию. Честно сказать, я и сам поражаюсь, как после такого ранения он сумел до корабля доплыть… – Поняв, что сказал лишнее, Лацкарт замолчал и, глубоко затянувшись, пристально посмотрел на Наташу. – Ты комсомолка?

– В школе была комсомолкой, а теперь какое это имеет значение?

– Такое! Я надеюсь, ты согласишься ухаживать за Карташовым.

Наташа пожала плечами, почти не удивившись подобному предложению:

– Я согласна, но через месяц я должна уехать в Ленинград. У меня каникулы заканчиваются.

– За месяц мы тебе замену подыщем, а может, еще и не понадобится…

– Как – не понадобится? – испугалась Наташа. – Вы считаете его безнадежным?

Лацкарт засмеялся:

– Похоже, ты тоже запала на него? Ты-то в здравом уме, это он без памяти, но туда же! Только глаза открыл – уже твердит, где, мол, эта девочка с косой? Ты у нас месяц работаешь, а я и не заметил, что у тебя коса до пояса…

– И чем конкретно я буду заниматься? – посмела перебить своего начальника Наташа. – Вы думаете, я справлюсь?

– Вполне, вполне! Не велика наука! – Лацкарт, кряхтя, поднялся со стула и похлопал ее по плечу, потом посмотрел на часы. – Через полчаса тут один товарищ появится. Он тебе обстоятельно доложит все, что касается их дел. С нашей же стороны от тебя всего-навсего и требуется неотлучно находиться в палате, наблюдать за его состоянием, поить, кормить, помогать умываться и так далее. На первых порах тебе помогут матросы-санитары. Перевязку ему тоже будут делать прямо в палате. Все вопросы, если возникнут, решай только с Ниной Ивановной. – И, скривившись точно так же, как несколько часов назад Герасимов, сказал: – Ради бога, сними этот чудовищный халат! Нина Ивановна должна подобрать что-нибудь более подходящее. Да, чуть не забыл, – Яков Самойлович подошел к столу, заглянул в какую-то бумагу, – я тут уже приказ набросал. Переводим тебя медсестрой по уходу за тяжелобольным. Оплата в расчете полутора ставок устроит?

– Конечно! – Наташа радостно улыбнулась, мигом подсчитав в уме, что сумеет заработать на зимние сапоги. И только за дверью она поняла, что в принципе никто сильно не интересовался ее согласием. Приказ Лацкарт, известный в госпитале хитрец, заготовил заранее, и ее просто-напросто поставили перед свершившимся фактом.