Перед ним стояла высокая тоненькая девушка с осиной талией и стройными длинными ножками, которые открывал для обозрения сценический наряд. У нее были идеально гладкие, ниже плеч, блестящие волосы шоколадного цвета и удивительное лицо: тонкое, правильное, с крупным, выразительно очерченным ртом и ямочками на щеках. Когда она подняла на Вадима глаза, оказалось, что они редчайшего темно-синего цвета. Во всяком случае, он такого оттенка раньше никогда ни у кого не видел. И вообще она была похожа на бабочку – яркую, ослепительно-красивую, хрупкую и неуловимую. От нее исходило ощущение праздника.
– Мальчики, мне пора, – сказал она, слегка улыбнувшись, и упорхнула, как и положено бабочке.
Вадим стоял, не шелохнувшись.
Очнулся он от толчка, которым наградил его друг:
– Ты че застыл, как соляной столб? – весело спросил он, но глаза его при этом были очень и очень напряженными, – пошли, давай. – И он подпихнул друга в сторону зала.
Судя по аплодисментам и хохоту, который сотрясал зал, капустник удался.
Однако Вадим действия практически не видел, шуток не слышал и вообще не понимал, что происходит на сцене. Он следил за полетом бабочки, и сердце его бешено колотилось. Он вообще очень смутно помнил, что происходило в тот вечер, потому что был как в тумане. После капустника представляли авторов, Лизе достался какой-то приз и порция оваций. Зрители постепенно разошлись, остались только «свои» – студенты журфака и несколько гостей. Все болтали, смеялись, жевали бутерброды, по очереди, небольшими группками, чтоб не засекли, бегали на улицу выпить. Была весна, еще весьма прохладно, но студенты выбегали раздетыми: выпить по стаканчику и назад. Вадим не сводил с девушки глаз, и все чаще их взгляды встречались. В какой-то момент они остались на темной улице одни. Он жадно смотрел на Лизу и молчал, первый раз в жизни смутившись перед девушкой. Потом, решившись, взял ее за руку и потащил в раздевалку.
– Где твоя одежда? – спросил Вадим.
– Не здесь, в деканате, я сейчас, – ответила Лиза и куда-то умчалась.
Вадим не без труда разыскал свою куртку. В ту минуту он сказал себе: «Я не знаю, вернется ли она сейчас. Может быть, одежда, оставленная в деканате, – это предлог, чтобы потеряться. Но если она вернется – она будет моей на всю жизнь». Время тянулось мучительно медленно. Он уже думал, что Лиза не придет, когда она впорхнула в холл в элегантном синем пальто и широком шарфе.
Университетский холл они покидали почти бегом, как злоумышленники, скрывающиеся с места преступления. Выбежали на улицу и почти до самой остановки шли быстрым шагом и молча. Университетский корпус от цивилизации отделяла небольшая посадка, через которую была проложена заасфальтированная аллейка. Там, где заканчивалась аллея, начинался город: через дорогу – жилые дома, магазины, остановка общественного транспорта.
Они почти дошли до конца дорожки, но под фонарем остановились. Вернее, остановился Вадим, за ним и Лиза. Не говоря ни слова, он развернул девушку лицом к себе, провел рукой по ее гладким волосам и поцеловал. Лиза ответила горячо и охотно. Они целовались и прижимались друг к другу, и ему было непонятно, как он вообще мог раньше жить, не зная этого аромата, не видя этих влажных синих глаз?
Ту ночь они провели у Лизы на даче, благо она была совсем недалеко, в ближайшем пригороде, и у Вадика оказались деньги и на такси, и на шампанское.
Лиза отдалась ему без предисловий, страстно, хотя после первого акта любви все-таки сказала:
– У меня такое первый раз. Чтобы вот так, при первом знакомстве… Да мы и не познакомились-то как следует. Что со мной происходит? Как думаешь?
– Я думаю, что любовь с первого взгляда – это все-таки не художественный вымысел, – серьезно ответил Вадим. – Я, когда тебя увидел, чуть не умер. Я в ту же секунду понял, что ты – моя женщина.
– У меня тоже было какое-то странное ощущение, – призналась Лиза, – раньше такого со мной не случалось. Даже не знаю, как это сказать, каким словом назвать…
– А хочешь, я скажу, что это значит? – перебил ее Вадим. – Это значит, что мы с тобой созданы друг для друга.
Утром он проснулся счастливым, Лизина головка покоилась у него на груди. Весь день они провели, не отрываясь друг от друга. Ели, пили шампанское, занимались любовью, разговаривали. Лиза оказалась остроумной, живой, очень начитанной девушкой, с легким, веселым характером. Рядом с ней Вадиму было легко, радостно и празднично. За один день они стали так близки, будто знали друг друга всю жизнь. А вечером стали собираться. Отец Лизы был главным дирижером симфонического оркестра, мама там же скрипачкой, короткие гастроли не были для них редкостью. Утром родители должны вернуться, и Лизе надо было быть дома, при старшей сестре Алле. За все время, проведенное вместе, они ни разу не вспомнили о Лешке, о том, как позорно, без всяких объяснений, сбежали со студенческой вечеринки. И только вечером следующего дня Вадик несколько смущенно поинтересовался:
– Лиза, у тебя ведь с Лешкой ничего такого не было?
– Ты имеешь в виду – не спала ли я с ним? Нет, мы для этого были слишком мало знакомы, – ответила она и тут же рассмеялась, вспомнив о том, что с Вадиком-то они и вовсе знакомы не были. Отсмеявшись, Вадик продолжил логическую цепочку, на самом деле просто уговаривая самого себя:
– Значит, не может считаться, что я тебя у него увел? Раз у вас еще ничего не было, значит, я тебя и не уводил? Так или нет?
– Ну, наверное, да, – с сомнением пожав плечами, ответила девушка.
Вадик вздохнул как будто с облегчением, хотя все равно понимал, что момент, когда он увидит своего друга, приятным быть не обещает. И какое-то объяснение между ними все равно должно произойти.
– И потом, – продолжил он, – если бы я сбежал с тобой для того, чтобы просто переспать, тогда другое дело, это было бы подло.
– А на самом деле ты сбежал вовсе не для этого? – поддела его Лиза.
– Для этого, – согласился Вадик, – но это же не конечная моя цель.
– А какая же твоя конечная цель?
– Моя конечная цель – любить тебя и быть с тобой вместе всегда, всю жизнь, – совершенно серьезно ответил он.
Объясняться с Лешкой не пришлось. Друг в драку не полез, объяснений не потребовал, ни в чем не обвинял и уж тем более ни о чем не спросил. При встрече в университете он кивнул Вадику еще издалека и резко сменил курс, чтобы избежать прямого столкновения, при котором придется протягивать руку для пожатия. И все. Вадик тоже с откровениями не лез, понятно, что человеку обидно, нужно выждать время, пока он остынет. А потом уже все объяснить. Хотя что тут объяснять? И так все ясно. Все последующие дни Вадик думал только о Лизе, он просыпался с мыслями о ней, с теми же мыслями и засыпал. Каждую минуту, свободную от занятий, они проводили вместе. Вот, собственно, и вся история.
Андрей понял, что никакой вины ни перед Лешкой, ни тем более перед Ирочкой брат не испытывает. Вадику вообще чувство вины было незнакомо. В детстве он особо не шалил, а если и шалил, то его не наказывали и извиняться не заставляли. Учился он хорошо, и чувства вины за плохие отметки у него тоже никогда не было. А теперь? Он плохо поступил с другом, но ведь тому есть объяснение: веское, достойное того, чтобы его уважали. Он влюбился, а в любви каждый человек действует за себя. Так, здесь все понятно, но ведь Вадик должен знать о том, в каком положении находится Ира.
Лично он, Андрей, вообще-то готов был скрыть от брата истину. Вадим счастлив, влюблен, Ира для него – пройденный этап, это уже совершенно очевидно. По уму надо бы не унижаться перед ним, ничего ему не говорить, а сделать Ирочке предложение, и пусть все считают, что ребенок, который должен родиться, – от него, от Андрея. Брат будет только рад, что все так разрешится. И родители окажутся довольны, они любят Ирочку, и при таком раскладе девочка останется, что называется, «в семье». Дело за малым, Андрей горько ухмыльнулся про себя, за ее желанием. А его нет. И не предвидится. Что ж, надо выполнять обещание, данное Ире.
– Вадик, а ты с Ирой как-нибудь объяснился? Она в курсе того, что происходит? – начал он.
– Я не думаю, что надо объясняться, – отмахнулся Вадим. – Ну что я ей скажу: Ирочка, прости, я встретил девушку своей мечты? Ну это как-то… Лишнее это. Да я думаю, что она и сама уже все поняла. Мир не без добрых людей, уже небось доложили ей все, что нужно.
– Ну, все-таки вы встречались почти два года, у вас были близкие отношения…
– Ну и что, Андрюх, и что? Что в такой ситуации уникального? Масса людей встречается, потом расстается, что тут особенного? Мне кажется, так легче ей самой. Не думаю, что ей будет лучше, если она от меня услышит то, от чего ей будет больно и неприятно.
– Хорошо хоть, ты понимаешь, что ей будет больно. – Андрей начинал закипать. – Ну и пусть ей будет больно в одиночестве. Ладно. Была бы моя воля, я бы не сказал тебе об этом вообще ни слова. Но я скажу. Есть, Вадик, одно существенное, я бы даже сказал, серьезнейшее обстоятельство, которое обязывает тебя ко многому. Обязывает не просто с Ирой поговорить, а принять важное решение.
– Какое еще обстоятельство? – без особого интереса спросил Вадик.
– Видишь ли, брат, твоя девушка беременна. И имеет полное право знать о твоем отношении к этому факту.
– Что?! – Вилка выпала из руки Вадика, он вскочил со стула, будто его ошпарили кипятком. – Как это – беременна?!
– А ты что, когда спал с ней, не знал о том, что от этого дела вообще-то появляются дети? – Теперь уже и Андрей повысил голос.
По лицу младшего брата было ясно, что он в шоке. Лицо его побледнело. Вадим даже задрожал. Никогда еще жизнь не преподносила ему таких сюрпризов. Вадима охватил панический ужас. Это же катастрофа! Если Лиза узнает, что некая девушка, с которой он встречался два года, ждет от него ребенка, она немедленно прекратит с ним общение, это ясно как божий день. Она сделает так, что Вадим больше ее никогда не увидит. Что же делать?
Андрей не без злорадства наблюдал метаморфозы, происходившие с братом. Удивление, ужас, паника – все эти чувства были крупными буквами написаны на его лице, обычно таком спокойном, улыбчивом, красивом. И тут Вадика прорвало:
– И зачем ты мне это сказал?! Что я теперь должен делать?! Какое решение, по-твоему, я должен принять?! – закричал он.
– Ты взрослый человек, ты должен отвечать за свои поступки, Вадим. Ты два года спал с девушкой, которая тебя любит. В результате этих отношений она забеременела. Ты считаешь, что тебя это не касается? Ты встретил другую, и это достаточный повод для того, чтобы снять с себя ответственность за все, что ты делал до этого? Ты так считаешь? И что будет с Ирой – тебе все равно? Тебе наплевать на человека, с которым тебя столько связывало?
Дальнейшая метаморфоза, произошедшая с братом, удивила Андрея еще больше. Взгляд Вадима сфокусировался в одной точке, губы сжались в тонкую ниточку. Он глубоко вздохнул и ледяным тоном произнес:
– Я не растлитель, совративший невинное пятнадцатилетнее дитя. У Иры были до меня отношения, один парень у нее был или несколько, я не знаю, не спрашивал, но девицей она не была. Она взрослая женщина, которая не меньше, чем я, давала себе отчет в том, какие могут быть последствия от близости с мужчиной. Она мне говорила, что тщательно предохраняется. Ни она, ни тем более я не планировали заводить детей. Я не делал ей предложения и никогда не намекал, что собираюсь связать с ней жизнь. Мы просто встречались, нам было хорошо, и никаких планов мы не строили. Так почему же теперь я должен нести ответственность за то, что с ней произошло? Почему я должен отказаться от любви, от своих личных планов только потому, что Ира вовремя не приняла таблетку или неправильно посчитала свои дни? С какой стати я должен рушить свою жизнь из-за этого? Я что, должен жениться на ней и всю жизнь мучиться с нелюбимым человеком? И ей самой будет приятно осознание того, что я женился на ней из-под палки? Ей самой понравится такая жизнь?
Выслушав это, Андрей подвел итог разговора:
– Ты и разговаривать с ней на эту тему не собираешься? Я правильно понял?
– Андрей, – Вадик саркастически ухмыльнулся, – уж коли я ничего не знаю о состоянии Ирины, а вот тебе известны такие интимные подробности, значит, с тобой она делится более охотно. Значит, она нашла жилетку, в которую можно поплакаться в мое отсутствие. Вот ты сам и скажи ей мое мнение на этот счет. А мне с ней разговаривать не о чем.
На Андрея нахлынула мощная волна гнева, кулаки его сжались, но он не успел ударить младшего брата: тот, предвидя возможный исход разговора, быстрым шагом вышел из кухни. И через несколько секунд громко хлопнула входная дверь.
Пересказать Ирочке свой разговор с братом Андрею оказалось очень и очень нелегко. Да, все подтвердилось, у Вадима другая девушка, он влюблен, строит планы, вины своей не чувствует и никаких решений принимать не намерен. Андрей предвидел реакцию девушки, поэтому попросился для разговора прийти к ней домой, когда она будет одна. Не хотелось, чтобы ее слезы видели прохожие в парке или посетители какого-нибудь кафе, где они могли встретиться.
Но Ира не плакала, она крутила в руках кружку с остывшим нетронутым чаем и молчала. Потом сказала наконец:
– Ну, вот и все. Так я и думала. Я чувствовала, что так все и будет. Значит, решение нужно принимать мне.
И тут Андрей понял: если сейчас он не решится ей ничего сказать, если он сейчас промолчит, то на этом все закончится. Никогда у него не будет больше ни одного шанса. Да и сейчас – это не шанс, а так, что-то призрачное… Но хоть так. Он набрал в легкие побольше воздуха и произнес:
– Ира, есть еще одно решение этой проблемы, о котором ты, конечно, не думала.
– Какое решение, Андрей? – горько вздохнула Ирочка. – Тут может быть одно решение – сделать аборт. Своим родителям я такой сюрприз преподнести не смогу, меня не поймут, меня будут презирать. Нет, я не смогу.
– Есть решение, Ирочка, только выслушай меня, пожалуйста. Я прошу тебя, выходи за меня замуж, и мы с тобой вместе вырастим этого ребенка. И никто никогда не узнает, что я ему не родной отец.
Ирочка подняла на Андрея свои изумленные раскосые глаза:
– Как это за тебя замуж? Зачем такие жертвы, Андрей, ты что?
– Это не жертва, Ира. Просто ты встречалась с моим братом, и я не мог тебе сказать всего… – Андрей был смущен и не знал, как правильно подобрать слова, – ну, в общем, ты, конечно, не могла знать об этом… Я тебя очень люблю, и теперь ничто не мешает мне сказать об этом прямо и открыто. Я знаю, что ты меня не любишь, но ведь и Вадика после того, что произошло, ты вряд ли будешь любить по-прежнему. Так ведь?
– Любить по-прежнему? – пожала плечами девушка. – Конечно нет.
– Может быть, сейчас тебе это кажется невозможным, – продолжил Андрей, – но разве такого не бывает в жизни, что любовь приходит со временем, в ответ на чувства? Может, у нас как раз так все и будет? Я буду любить тебя и нашего ребенка. У нас будет полноценная семья.
Андрей ожидал, что Ирочка поблагодарит его за поддержку, но в вежливой форме, старательно подбирая слова, чтобы его не обидеть, постарается объяснить, что сердце ее разбито, на душе пусто, а выходить замуж без любви она не может, хотя и страшно благодарна ему за все… Но Ира, которая, казалось, даже не удивлена неожиданным признанием, ответила по-другому.
– Почему же? Я могу представить себе, что любовь может появиться не сразу, и мне не кажется чем-то невозможным, что я полюбила бы тебя. Ты добрый, искренний, ты мне всегда очень нравился. Вполне возможно, что я ответила бы на твои чувства. Но как ты себе представляешь нашу женитьбу в текущий момент? Ты только представь себя на моем месте. Мы с тобой никому ничего не рассказываем, женимся, рожаем ребенка. Я встречалась с Вадиком почти два года, это как раз было у всех на виду. И вдруг я рожаю якобы от тебя и выхожу на тебя замуж? Как я буду выглядеть в глазах твоих родителей? Что скажут мои родители на все это? А Вадик? Я буду членом вашей семьи, рожу ребенка, но он-то будет знать, чей на самом деле это ребенок! Как ты себе это представляешь? Спасибо, Андрей, я очень высоко ценю то, что ты сейчас для меня делаешь, но я так не смогу.
– Мы можем вообще уехать отсюда, – малейшая ниточка слабой надежды не позволяла Андрею остановиться и внять ее доводам, – куда-нибудь в другой город. Я понимаю, что тебе тяжело будет прийти в семью, где находится настоящий отец твоего ребенка, трудно будет встречаться с ним. Наверное, и отвечать на вопросы и своих, и моих родителей тоже будет нелегко. Давай избежим всего этого. Давай уедем туда, где нас никто не знает.
– Андрюша, у тебя здесь служба, я не закончила учебу. Ради чего все это? Ради того, чтобы родился ребенок, который не нужен своему отцу? Я ценю твое желание помочь мне, но не нужно из-за этого рушить все вокруг: семейные связи, карьеру… Не надо, Андрей.
– Ирочка, как ты не понимаешь? – ответил он в отчаянии. – Это не жертва, не помощь, я люблю тебя! И всегда тебя любил. С того самого дня, как ты появилась у нас в доме. Я просто не мог тебе этого сказать.
– Ты знаешь, а я догадывалась, что тебе нравлюсь, – Ирочка улыбнулась впервые за время их разговора, – я понимаю все, что ты хочешь сказать. Но это не выход. За меня не бойся, в прерывании беременности нет ничего сверхъестественного. Тысячи женщин по разным причинам делают это.
Последняя надежда покидала Андрея, Ирочка ускользала… «Это конец, – подумал он, – я ее больше не увижу».
И вдруг она сказала такое, отчего сердце подпрыгнуло так, что Андрей чуть не задохнулся.
– А если ты и правда меня любишь, если нам когда-нибудь суждено быть вместе, – она немного помолчала, грустно улыбаясь, и добавила: – я рожу тебе твоего ребенка. И тогда у нас будет настоящая семья. И я смогу смотреть в глаза и своим, и твоим родителям. И мне будет наплевать на твоего брата. И на то, как он ко всему этому относится. Но для этого мне нужно время.
– Я буду ждать, – ответил Андрей.
Андрей еще некоторое время уговаривал Ирочку подумать, потому что он слышал о том, что не всегда истории с абортами заканчиваются благополучно, особенно если речь идет о первой беременности. Он предлагал свою помощь, можно было попросить друзей посоветовать, где такую операцию сделают наиболее квалифицированно. Но Ирочка отказалась наотрез, заявив, что все решит сама. Кроме Андрея и Вадима, посвящена в тайну была только ближайшая подруга Ирочки – Света, старшая сестра которой нашла каких-то знакомых, организовала консультацию в другом районе города (чтобы, не дай бог, информация о беременности не дошла до Ириной матери), были сданы анализы и назначен день. Точно дату операции Ирочка Андрею не назвала, она вообще сказала, что, пока все не кончится, ей нужно собраться с мыслями и побыть наедине с собой. А уже потом, когда она окрепнет, она сама позвонит, и они обязательно встретятся.
Но окрепнуть Ирочке суждено было очень и очень не скоро. Андрей маялся в неизвестности, когда ему на работу позвонила некая Светлана, представилась близкой подругой Иры Скориковой и попросила разрешения прийти. В обеденный перерыв они встретились в ближайшем от РОВД скверике. Взволнованным голосом девушка сообщила, что Ирочка находится в тяжелом состоянии. Аборт был сделан неудачно, началось обильное кровотечение, пришлось сообщать родителям. Света упоминала какие-то медицинские термины – перфорация матки, угроза сепсиса, что-то еще. Андрей, находясь в шоковом состоянии, не смог все запомнить. Но суть была в том, что из абортария Ирину перевели в больницу «Скорой помощи» и там еле-еле откачали. Родителям пришлось сообщить сразу же, потому что положение было тяжелым. Сейчас Ира очень слаба, но жизни ее уже ничто не угрожает.
Когда Андрей, примчавшись в больницу, увидел Ирочку, ком встал в горле, и он с большим трудом сдержал слезы. Она была совсем бледненькая, личико осунулось, под глазами залегли глубокие синие тени, носик заострился. Смотрела она отрешенно, будто не видя ничего вокруг, и почти совсем не могла ходить. В ту минуту, кроме жалости к несчастной девушке, Андрей испытал чувство, оказавшееся, на удивление, куда более сильным и острым, настолько острым, что оно ослепляло и мешало дышать, – это была ненависть к брату. Он ненавидел его глухо и исступленно, повторяя про себя только одни слова: «Гадина, чтоб ты сдох».
Несчастье, произошедшее с Ирочкой, быстро и очень сильно сблизило их. Андрей ухаживал за больной, выводил ее на короткие прогулки, потому что боли все не отпускали ее, приходилось заново учиться ходить, передвигалась она мелкими, неуверенными шажками. Он бегал в магазин, на базар, готовил диетические обеды. Родители девушки, которым, разумеется, пришлось все рассказать, были благодарны Андрею, потому что сами были очень заняты на работе, а взять отпуск не было никакой возможности. А у Андрея как раз такая возможность была. Вернее, не отпуск, а больничный, который он раздобыл за флакон хороших японских духов в милицейской поликлинике. Практически все время он проводил с Ирочкой, приходя домой только ночевать и стараясь не сталкиваться в братом. Он понимал, что, если ему все расскажет, если он вообще заговорит об этом вслух, ненависть снова затопит все его существо, и на что он в такой момент окажется способен, он и сам не мог предсказать.
Постепенно тщательный уход и забота сделали свое дело, Ирочка немного окрепла, порозовела, засела за книги и учебники. Она была горячо благодарна Андрею, и их отношения с каждым днем становились все более теплыми и близкими. Андрей боялся строить планы, боялся мечтать, он просто жил, просто заботился о женщине, которая стала ему дороже всех на свете. Он старался не думать о том, что Ира, быть может, все еще любит Вадима, все еще мучительно ревнует его. Он решил – пусть все идет своим чередом. И только одно чувство никак не покидало его, отравляя жизнь, не давая в полной мере насладиться общением с дорогим человеком, – обжигающая ненависть к брату.
Глава 3Эдуард Грач чувствовал себя неловко даже на любимом заднем сиденье своего шикарного «Мерседеса». Его мучила неизвестность, он был расстроен, раздражен, и давно уже у него не возникало такого отчаянного желания забыть о своем статусе и всем, что ему сопутствовало, и просто дать кому-нибудь в морду. От души, сильно, вкладывая в удар всю злость и желание отомстить. Да не кому-нибудь, а тому, кто вызвал в его четко организованном мозгу такую не свойственную ему сумятицу.
Сейчас он заканчивал отдавать указания своему начальнику службы безопасности. В принципе все вопросы уже были сформулированы, сейчас нужно было только правильно расставить акценты, определить главные направления поиска, решить, с чего именно начинать и что нужно делать срочно, а что – во вторую очередь. Закончил указания он следующим образом:
– Витя, меня интересует, не было ли это спланировано против меня лично. Если так, мы изменим тактику поведения, и вообще наше расследование пойдет другим путем. Выясни это по возможности быстро, информация даже в первом приближении сгодится для работы.
Эдуард выслушал мнение начальника службы безопасности, высказанное по телефону, и ответил так:
– То, что у меня много врагов, я и без тебя знаю. Но от конкуренции и вражды до убийства – большой путь, мы бизнесмены, не бандиты, если кто-то в нашем окружении решил вернуться в девяностые, это надо остановить… Я понимаю, что это сложно, но ты творчески подойди. Поработай сам, пусть твои бывшие опера со своей агентурой посотрудничают. Все будет соответственно оплачено, я дам тебе хороший бюджет, составь смету, принеси лично мне, я все подпишу.
Эдуард отключил телефон. Ему нужно было как можно скорее найти ответ на вопрос: против кого совершено это преступление? Против Вадима, который что-то сделал не так, или против него лично? Поняв это, он сможет двигаться дальше.
Эдуард Грач был одним из самых успешных предпринимателей города. Правильно говорят, что к бизнесу имеет склонность не каждый, умение делать бизнес – это тоже талант. Одни же умеют петь, а у других нет голоса. Одни пишут гениальные картины, а другие вообще рисовать не умеют. Так же и в бизнесе: есть люди, которым присущ определенный склад ума, нацеленный на зарабатывание денег. Эдуард Грач, недавно перешагнувший 40-летний рубеж, не все в своей жизни делал абсолютно законно, но незыблемые правила у него были – никакого насилия, никакого обмана. Людей не нужно заставлять, а уж тем более – пытать, убивать, вывозить в лес… Людей не нужно обманывать, «кидать», поселяя в них ненависть и желание отомстить. Умный человек действует другим путем – договаривается. Людей нужно заинтересовывать. И Эдик умел договориться со всеми. С чиновниками, ментами, проверяющими инстанциями, депутатами, журналистами, общественностью… У него было два дара: уметь делать деньги и уметь договариваться. В последние годы предприятия, которыми он владел, постепенно стали объединяться в единый холдинг, причем каждое предприятие имело свой банковский счет, своего руководителя. Мало ли что…