За гранью разумного

Ближе к утру, я захотел пописать. Я поднялся и, стараясь не шуметь, отправился в уборную. Моя спальня, точнее спальня Дубиловича, была самая дальняя от уборной, поэтому приходилось проделывать долгий путь. На самом же деле, путь не был таким долгим, всего десять метров, но мне эти десять метров давались с большим трудом.

Второй этаж, где находились спальни, как и весь дом, был покрыт ковролином, поэтому мои шаги скрадывались его крупным ворсом. Однако местами, о которых я, конечно же, поначалу не знал, доски все же поскрипывали.

Всякий раз, когда я среди ночи шел по своим делам, сестрам об этом уже было известно. Они по очереди, а иногда и обе сразу, выглядывали из своих спален и бросались помочь мне. Помощь их заключалась в том, чтобы без происшествий довести меня до туалета, расстегнуть ширинку моей пижамы, или брюк, (это зависело от времени суток), и порою, даже подержать мой прибор, чтобы я вдруг не описал края унитаза. Прибор Вилли Дубиловича был маленьким, сморщенным как голова столетней черепахи. Мне он был отвратителен.

Думаю, мой прибор был отвратителен и сестрам, которые с таким рвением бросались подержать его в своих руках и стряхнуть с него последние капли.

Я писал, и был узником этого сумасшедшего дома, с чокнутыми в нем обитателями. Я ел и был узником. Подставляя свою задницу для влажных салфеток с ароматом горной лаванды – я по-прежнему оставался гребанным узником, в гребанной шкуре слабоумного Дубиловича.

И мне предстояло таким оставаться, на протяжении всей жизни. До конца своих дней.

За мной следили. Каждый мой шаг был известен и предугадан. Судя по всему, Вилли не был полон неожиданностей. Кроме того случая, когда он самовольно покинул дом и куда-то упрямо бежал сквозь пелену холодной ночи.

– Милый? – Хоть я уже давно изучил все скрипучие половицы и теперь передвигался по коридору второго этажа практически бесшумно, Эмма все же услышала меня и вышла из спальни. На ней был белый халат, волосы растрепаны, на подбородке засохшие слюни. Я остановился. – Я помогу тебе, – сказала Эмма и, взяв меня под локоток, точно я был немощный старик, и повела к туалету. – Не стесняйся – просить о помощи, Вилли. Все хорошо. Все будет хорошо. Так, заходи. Аккуратно. Сейчас я включу свет.