В нежных клешнях Рака

От автора

Всё началось с моих любимых фраз.

«Мы выбираем не случайно друг друга… Мы встречаем только тех, кто уже существует в нашем подсознании» (Зигмунд Фрейд, «Психопатология обыденной жизни»).

«Встреча двух людей – это встреча двух химических элементов. Реакция может и не произойти, но, если произойдёт – изменяются оба» (Карл Густав Юнг, «Проблема души нашего времени»).

В этот весенний ретроградный Меркурий 2023 года я впервые осознала, что создала свою Вселенную: мой вымысел сплетён с реальными событиями и местами, а астрология в ней диктует свои законы. Да, герои действуют в соответствии с моментами: дня, месяца, года и места, в которых родились, но вряд ли их можно назвать всего лишь шаблоном своего знака зодиака. Как и в каждом из нас, чьей-то могучей невидимой рукой бережно смиксованы энергии соседних с нашим астрологических знаков, да и не только.

Идея написать под каждый знак гороскопа свой роман очень тихо, но настойчиво вибрировала у меня в мозгу. Настораживало лишь то, что образы, которые рождались, не имели никакого отношения к импульсу, огненной стихии. Именно поэтому я начала не по порядку, с Овна, первого знака колеса зодиака, а с Рака.

Всё просто – без воды нет жизни. А жизнь – это эмоции. Они помогают ощутить чувства, составную часть нашей миссии на Земле. Издревле люди верили, что ни в одном другом мире невозможно испытать такой широкий эмоциональный диапазон.

А потом знак зодиака Рака – это наши корни, наша семья, наша зона комфорта. Это детство, тот период развития, когда мы учимся понимать окружающий мир. Это безопасность, которая помогает нам оставаться целостными.

Приятного чтения!

29 секунд Эрики

00:29. 29-й лунный день 2015 года

В ушах свербит от механического гула. Заглядываюсь на разноцветные нити, словно дороги проходят через металлические зубцы сновального станка, собираются под большим валом прежде, чем превратиться в рисунок на полотне. Всё как в жизни. Каждый ткёт свою судьбу, как и мы с Джоджи. Что бы с ним стало, выбери он Фиону тогда? Серая, однообразная жизнь по правилам и воскресными обедами с моими. Интересно, чем он занят сейчас?

Так увлекаюсь, что не замечаю, как цепляюсь рукавом худи за резцы гребёнки. Не успеваю среагировать. Меня затягивает сильней. На бешеной скорости засасывает внутрь. Раз. Придавливает валом. Резкая боль. Хруст костей. Два. Мамочка! Мне страшно. Три. Вертится калейдоскоп. От лязга металла скрипят зубы. Что-то тёплое и липкое на коже. Четыре. Не могу пошевелить ртом. Не могу дышать. Солёный вкус железа. Шесть. Шок. Крики. Сирена. Темнота. Десять. Толчок. Вспышка света. Я несусь вверх. Навстречу пульсирующим небесным объектам. Всё как во сне. Я лечу. Мне легко и свободно…

Двадцать один. Оказываюсь в бездонной чёрной дыре. Созвездие Рака. Ещё древние майя знали – сквозь него души уходят в мир иной. Как и другим грешникам, мне предстоит провести здесь некоторое время.

Двадцать три. Меня ждёт ад? Вовсе нет. Всего лишь отчитаться. О моём земном опыте.

Двадцать пять. Маменька, будешь ли вспоминать обо мне? Как сбежала в Австрию с татуированным рокером. Вряд ли узнаешь теперь, что несколько дней я провела в клинике из-за неудачного аборта. Но ведь потом целый месяц я работала в хосписе!

Папеньке тоже досталось, в его же полицейском участке за мои затяжки с осуждёнными в ожидании судебного процесса. А потом был театральный. Отец подключил шишку с погонами из Рима, чтобы устроить туда меня. Перед Рождеством я поспорила с преподом. Им оказался один зазнавшийся режиссёр мирового уровня. Как можно было назвать Бетти Риццо1 отстоем?! За это отец попал в немилость начальству. И с мамой испортились отношения навсегда. Да и папа ли он мне?!

Двадцать восемь. Нисколечко не сожалею о своей безбашенной короткой жизни. Я любила риск. Но пришло время платить по счетам.

Двадцать девять. Фиона, я тебя прощаю!

Список Фионы Росси

– Произвести крупное журналистское расследование.

– Тщательно подготовить своё выступление. Заучить для этого всего лишь один вопрос.

– Бесстрашно сходить на дискотеку в самом коротком платье и напиться там до чёртиков.

– Целоваться без последствий с самым красивым незнакомцем.

– Провести ночь с бомжами.

– Сделать шокирующее заявление.

– Научиться управлять своим беспокойством через дыхание.

– Позволить себе быть неидеальной.

– Позволить себе быть неудобной.

– Напроситься на интервью к самому влиятельному и обаятельному.

– Понять, что у меня была за сестра.

– Изменить чью-то жизнь.

– Простить себя.

ГЛАВА 1. Фиона. Чёртово двадцать девятое!

28 октября, год спустя

Кто-то терпеть не может понедельники. Мои родители отказались венчаться в пятницу семнадцатого. А я хочу вычеркнуть из календаря двадцать девятое октября. Но в этом году оно началось на день раньше. Стук каблуков по брусчатке вот-вот затихнет на пороге моего дома, где надеюсь спрятаться от этого ужасного дня.

В сумочке настойчиво вибрирует телефон. Когда достаю, вижу на экране под именем «Летиция-флюгер» аватарку с лисьей мордочкой и рыжим каре. В сердцах бросаю телефон обратно в сумку. Опять какая-нибудь моя фраза в гороскопе о Водолеях ей не зашла? Не отвечаю. Спустя пару секунд мобильный вновь зазвонил. Чувство дискомфорта, похожее на беспокойство, вызывает шквал мыслей о моём плохом рейтинге в журнале. И я отвечаю:

– Привет. Я всё сдала в печать. Что-то экстренное?

– Всегда экстренное, если речь идёт о Карризи. Нужен кто-то из наших на выставке кошек. Бедные животные. Звонила синьора Анна, ну, Карризи. У нас почти весь офис на больничном гриппует. Уж выручай.

– Карризи. – Внутри что-то сжалось, пробежал холодок. – Понимаю. Нет, я не могу. Ты же знаешь о моей проблеме?!

– Моей поделиться? Хочешь из твоей зарплаты премии буду выплачивать? А для тебя, кстати, это хорошая возможность поднять рейтинг. Да там какая-то дружеская тусовка. Этим богачам только дай порисоваться на страницах печатных изданий.

– Я свой бейдж в офисе оставила, – пробую найти отмазку.

– Ты как на ресепшене будешь, скажешь, что от меня, тебя без проблем пустят. Ну, задай ей какой-нибудь банальный вопрос, типа: «А кто же ваш фаворит среди участников?» Да что-нибудь придумай. Только помни, что не любят они слишком агрессивный стиль. И пару фоток сделай.

– Ты обещала, что я буду только гороскопами заниматься.

– Я тоже не готова к тому, что люди мало читают нас. Поэтому всё, что мне остаётся, – это держать нос по ветру, не теряя любую возможность раскрутить их на денежки. Или у тебя есть горячий материал? Что-то скандальное из жизни Карризи? Читателям это бы точно понравилось. Кстати, дедлайн через десять дней.

Я молча опускаю взгляд, а Летиция продолжает:

– То-то и оно.

В своём воображении я готова на всё. Если бы могла, то устроила дуэль с Анной Карризи. И задала ей не банальный, а очень каверзный вопрос: «Почему в наши дни на вашей фабрике погибает за работой человек?» Но моя фобия сильнее меня. Она блокирует волю и делает задачу невыполнимой.

Придётся как-то выкручиваться с банальным вопросом. Всего один вопрос. И пара фото.

Иду в сторону музея, где проходит выставка. Вдох-выдох. Пытаюсь расслабиться и отвлечься, созерцая необычный пейзаж. Уже с дороги среди опрятно подстриженных газонов и молодых деревьев, посаженных этим летом, увидела гигантских размеров летающую тарелку из жёлтого металла. Нечто из ряда вон выходящее для нашего старинного провинциального городка. Тут на каждом шагу памятники архитектуры времён Медичи, то с прямыми зубцами стен, то в форме ласточкиного хвоста, что напоминали о войне гвельфов и гибеллинов2. И никакой тебе современности.

В холле на белых стенах висели картины в стиле авангард. Я представляюсь, что от Летиции, на ресепшене и забираю бейджик. Девушка, похожая на студентку, указывает в сторону шумного места и советует, как поближе встать к сцене, чтобы иметь доступ к микрофону. Об одном его упоминании по телу пробежал холодок. Затряслись руки; чтобы этого никто не заметил, я принялась расстёгивать тренч. Судя по звуку, мероприятие в самом разгаре. Приятный мужской голос в колонках объявлял участников, в паузах народ гудел, напоминая пчёл в улье. Я подошла поближе к сцене, сделала несколько снимков ведущего и двух участников.

– Чао! – парень маленького роста дунул два раза в микрофон и, убедившись в его исправности, протянул мне. – Держи, конфетка.

Человек двадцать стояли в ряд, держа на руках разодетых в костюмы кошек разных пород. На животных висели дурацкие таблички, где большими буквами написаны человеческие пороки: сибирский кот в фиолетовом комбинезоне – «СТЯЖАТЕЛЬСТВО», египетская кошка в коричневом жилете с пайетками – «ПРЕДАТЕЛЬСТВО». Ну, а на безобразно жирного кота – «ЧРЕВОУГОДИЕ», – что ж, табличку можно было и не вешать. Такие выставки мог придумать лишь порочный ум, не имеющий проблем простых смертных.

Синеокая сиамская кошка – «ИСКУШЕНИЕ» – с кружевной маской, которая болталась у неё на шее, жалобно мяукала в микрофон, пытаясь вырваться из рук своей хозяйки лет восемнадцати. Ведущий представил одного из членов жюри, которая, выйдя на сцену, взяла в руки это «ИСКУШЕНИЕ». Вот какая ты, Анна Карризи. Я сделала несколько снимков.

После её фото в журнале была уверена, что она выглядит, как эдакая Малефисента: нос крючком, волнистые волосы из-за порыва ветра растрепались, злой взгляд. Может, просто ракурс снимка был не совсем удачный. А в реальности всё иначе. Да, время не пощадило лицо, зато она любезна, доброжелательно улыбается. Тёмно-каштановые волосы в этот раз элегантно ниспадали на плечи, приятный образ дополнял естественный макияж. На ней стильный костюм табачного цвета, белая шёлковая рубашка, воротник которой колыхался от дыхания, словно шампанское в фужере, когда она оглашала победителей.

«А кто же ваш фаворит среди участников?» – повторяю про себя вопрос, который мне вот-вот предстоит задать. В микрофоне эхом раздаётся моё взволнованное дыхание. Я осматриваюсь вокруг. Нет, все слишком заняты происходящим на сцене, не обращают на меня никакого внимания. Я учащённо дышу. Готовлюсь поднять руку. Сейчас.

В этот момент Карризи радостным грудным голосом оглашает победителей:

– Первое место – сибирский кот по кличке Васко! Второе место – перс Трилли! А третье, – пауза, – третье место – корниш-рекс Лилит!

Почему-то приятная мне «ИСКУШЕНИЕ», неизвестно по какой причине, остаётся лишённой заслуженного статуса победителя.

Я усмехаюсь от мысли, как это у Карризи получается довольно непосредственно держаться на сцене. Будь у меня всё отлично с рейтингом, я хотела бы задать совсем другой вопрос. Хотя вряд ли получу на него ответ. «Какой порок лично вы считаете самым страшным? Какую тайну скрываете под этой маской любезности?»

Делаю вдох-выдох, стараясь совладать с дрожью в теле. Прячу бейдж под плащом. Тайком вытираю поочередно потные ладони о джинсы. Снова шепчу: «А кто же ваш фаворит среди участников?» Длинный вдох. Выдох. Микрофон дрожит в правой руке. Поднимаю вверх левую. Анна Карризи бросает на меня заинтересованный взгляд. Зал замолкает. Кровь приливает к голове. Щёки горят. Пробую пошевелить пересохшими губами. Кашляю. Микрофон предательски всё повторяет за мной. Я задыхаюсь. Не могу произнести ни звука. Глотаю воздух, словно выброшенная на берег рыба. Ищу глазами дверь. Передаю дрожащими руками кому-то поблизости микрофон. Прячу лицо. Пробираюсь сквозь толпу. Коридор. Бегу. Слышу: «Помощь нужна?» Но пробегаю мимо. Останавливаюсь лишь через несколько кварталов возле дверей церкви.

Как жаль, что я не смогу больше поделиться своими бедами с Эрикой! Уж она бы точно перевернула эту ситуацию с головы на ноги. Может, поэтому Карризи и убрали её? Что она узнала о них? Как вообще можно в наши дни погибнуть за сновальным станком?

В груди сдавило, на глаза навернулись слёзы. Я тяжело задышала, шмыгнула носом. Быстрее бы уже закончился этот день! Сейчас доберусь домой. Съем свой горячий суп под бокал красного. Нет, сегодня ничего не расскажу Фабио. Не хочу заново проживать ужас, который я только что испытала. Мне нужен приятный вечер в объятиях моего жениха, который закончится какой-нибудь романтической комедией со счастливым концом. Мы уже вместе третий год. А совсем скоро День святого Валентина, в который мы станем, наконец, мужем и женой. Лола уверена, что наша жизнь – это череда предварительных небесных договоров душ, и похоже, что наши с Фабио уже давно обо всём договорились.

Подхожу к нашему гнёздышку, двухэтажному многоквартирному коттеджу с белыми башенками и сиреневыми цикламенами на балконе. Вставляю ключ и обнаруживаю: дверь не закрыта на замок, а лишь захлопнута. Какой же Фабио чудесный! Помнит, что в этот день я нуждаюсь в нём. Милый! Значит, приготовим вместе грибной суп.

Я вошла, положила ключи на комод:

– Любимый?

Прислушалась. В ответ – тишина.

– Тезоро3? – Приоткрываю рот, заглядываю в кухню и не обнаруживаю его. – Фабио?

Поднимаюсь по лестнице на второй этаж, в спальную зону. По мере того как приближаюсь к ней, всё отчетливее становится знакомый скрежет. Именно такой издаёт наша кровать во время сеанса оргазмической кульминации.

Замираю, понимая, что это значит. Хрен ежовый!

Толкаю дрожащими пальцами дверь в спальню. Передо мной открывается сцена, словно в ночном кошмаре. Первым вижу белый зад почти мужа. Он делает им толчки. Содрогается. Затем снова напирает.

Следующий кадр – застывший ужас на женском лице под ним. Женщина встретилась со мной взглядом. Кажется, поняла, жопа, что допустила большую ошибку.

Время останавливается. Челюсть отвисает. Женщина сталкивает с себя Фабио. Тянет одеяло. Мой без пяти минут суженый не врубается, почему его партнёрша в замешательстве? Она барахтается. Фабио соскакивает на пол. Кричит совершенно незнакомым мне голосом:

– Пиккола4, это совсем не то, что ты думаешь!

Находит на полу белые боксеры «Кельвин Кляйн». Я купила их на распродаже. Пытается залезть в штанину. Это не сразу ему удаётся. Смотреть на него противно. Перевожу взгляд на женщину. Она по-прежнему прячется под одеялом, натягивая его на лицо. Успеваю заметить рыжие пряди и большие глаза. Нет. Огромные от ужаса глаза.

– Всё не так! Всё не так. Всё не так.

Фабио машет головой, повторяет много раз. Думает, я глухая и не в состоянии его слышать?! Хочет, чтобы я снова попалась на крючок своего же утверждения, что эти два с небольшим года он был для меня тем самым мужчиной. Да! Чёрт! Я желала провести с ним всю оставшуюся жизнь.

От этой мысли по жилам вместо крови разливается бензин.

– Что… тогда… это было? – Стараюсь не искрить, держать в узде эмоции. – Она потеряла серёжку в твоей ширинке? Или…?

Чувствую, как накатывает и слёзы уже выступили на глаза.

Фабио откидывает отросшие прямые волосы. Ложь в его бегающих шоколадных глазах ещё более очевидна:

– Аморе5, я тебе всё объясню!

Задерживаюсь на ровном контуре губ. Этим утром я полагала, что они принадлежали только мне. Замечаю след от красной помады на его эпилированной груди. На территории сердца.

Время замедляется. Перебираю в уме фрагменты этих лет. Огоньки свечей в его глазах на нашем первом свидании. Глубокий бархатный голос: «Я от тебя без ума!» Усилием воли отправляю их в самый тёмный угол памяти.

– Уходи!

Киваю на дверь и холодно скандирую:

– Оба валите!

Сердцебиение отзывается в каждой клеточке тела, застревает где-то в горле. Чувствую: меня вот-вот вывернет. Как он мог? Голова закружилась. Если упаду, только не при свидетелях. Это чёртово двадцать девятое октября началось слишком рано!

Вдыхаю. На выдохе истерично кричу:

– Вон!

Высокий тон голоса срабатывает. Женщина в мюлях6 и нижнем белье пробегает мимо, прикрываясь юбкой, возвращается за жакетом. Фабио влезает в брюки, бросает косые взгляды. Надеется. Но меня не сломить. Рывком поднимает с пола рубашку. По-солдатски набрасывает её. Потом накидывает поверх ненавистный джемпер на пуговицах. Берёт с тумбочки портмоне и мобильный.

Спускаюсь с лестницы, иду в сторону входной двери. Распахиваю её. Смотрю, как из неё первой выбегает женщина. Фабио задерживается. Делает паузу. Поворачивается ко мне. Его брови съезжают к переносице:

– Послушай, это вообще-то моя квартира.

Сердце стучит барабанными палочками по натянутым нервам. Не сразу соображаю, что убираться, похоже, придётся мне. Беру большую сумку из шкафа. Судорожно прикидываю, что в неё собирать, а главное: как поступить? Иду в ванную – сгребаю туалетные принадлежности. Возвращаясь, брезгливо бросаю взгляд на супружеское ложе. Сменное нижнее бельё, брюки, костюм, пару рубашек запихиваю в сумку. Когда ноги подкашиваются, я опираюсь о шкаф. Не смей реветь, Фиона. Ты – Росси! Дочь комиссара полиции. И никаких сцен.

ГЛАВА 2. Фиона. В доме родителей

Иду так быстро, что не замечаю, как оставляю позади уютное кафе «Да нонна Роза»7. Меня догоняет сладкий запах свежей выпечки и кофе. Каждую субботу мы встречаемся здесь с отцом и обсуждаем подготовку к нашей с Фабио свадьбе. Что я теперь ему расскажу? От этой мысли внутри всё сжимается.

Не сразу в полумраке замечаю на белом фасаде с глиняными настенными вазами и пёстрой геранью новую вывеску – «Карризи Кафе». Есть хоть что-то в городе, что им не принадлежит?

Проходя мимо очередного салона красоты, заправки или кафе, вижу имя… Карризи, Карризи, Карризи! Злюсь до колик в животе, вспоминая слова отца: «Они загребли своими клешнями весь наш город». Неужели в мире не существует справедливости?

Сворачиваю за угол, опираюсь о стену. Замедляюсь. Здесь прошло моё детство среди витрин частных магазинчиков и пьяцца8 Сан-Марко. Самой большой площадью в городе, где, помимо собора в романском стиле и светящейся карусели, теснится пара ларьков со сладостями. От них по-прежнему исходит аромат клубники, какао и мечты, отчего внутри оттаяло. Мы бегали сюда с Эрикой за фруктами в шоколаде и садились на ступеньки церкви, гадали по облакам, сколько у нас ангелов-хранителей.

На меня снова накатывает, я утираю слезу, сумка падает на землю. Кое-как её поднимаю. И реву. Ведь ещё два года назад в этот период подготовки к Хэллоуину всё было по-другому! Мы решали, где заказывать куличи на Рождество. Потом составляли список подарков для шумной родни из Апулии, ссорились с сестрой, какого цвета ёлочные игрушки вешать – зелёные с красным или серебряные с синим. Победу, разумеется, одерживала Эрика.

Что мне теперь придумать родителям? Сказать, что мы с Фабио взяли паузу? Или правду? Как они вообще ко всему этому отнесутся? Отец, конечно же, опечалится. Мать? Когда говорят, что родители одинаково относятся к детям, это не правда. Мама всегда больше любила Эрику. Может, не все дети похожи на «заплесневелый бутерброд», когда рождаются зелёными из-за обвития пуповиной. Именно поэтому отец и назвал меня таким именем – Зелёная веточка. Возможно, это как-то напоминает матери о том печальном событии?

Зачем я вообще поступила на журналистику, страдая глоссофобией9? Чтобы отец смог читать сто́ящие статьи? Или иногда хвалить меня? Но не за колонку же с астрологическими прогнозами, которую веду в «Вестнике Тосканы»! Моя жизнь ещё полтора года назад напоминала ту самую черешню в молочном шоколаде из ларька на площади Сан-Марко: я писала гороскопы, виделась с отцом по субботам, готовилась к свадьбе с Фабио, перспективным архитектором и бывшим футболистом.

Всё началось с того самого дня, как не стало Эрики…

Вот и церковь святой Катерины, маленькая, из пористого кирпича. В ней мы получили с сестрой первое причастие. Здесь же она венчалась с Джоджи, а я плакала.

Пройдя несколько шагов, нажимаю на звонок рядом с дверью из морёного дерева. В это время года здесь уже всегда висел рождественский венок из свежей ёлки нашего с Эрикой изготовления. Изнутри слышатся тяжёлые шаги отца. Сейчас брошусь ему на шею! Помню, как крохой выбегала навстречу гостям и орала что есть мочи: «Мой папа похож на Коррадо Каттани10! И он настоящий полицейский!» Позвякивая колокольчиком, отец открывает дверь и смотрит на меня потерянным взглядом. Сердце сжимается, когда замечаю, что его волосы совсем побелели, над передником выступил пенсионный животик. Я тянусь, чтобы обнять его, но он демонстрирует шумовку в руке, торопится к сковороде, откуда до меня доносится не совсем аппетитный запах.

Бросаю сумку у входа, приближаюсь к плите и чмокаю отца в колючую щёку. Лучики в его глазах стали какими-то холодными, гибель сестры лишила их жизни. Он бубнит:

– Чувствовал, что зайдёшь.

Я с нежностью шевелю носом:

– Тем не менее, ты фаршировал болгарский перец. Папочка, ты забыл, что я их не терплю?

– Это всё Джоджи. Он обещал быть на ужине. А где Фабио?

Я качаю головой и лгу:

– На работе допоздна. Мать дома?

Он, торопясь, переворачивает огромные перцы в кипящем масле:

– В детской. Так чем тебя кормить?

– Не беспокойся. В нашем доме благодаря тебе трудно умереть с голода.

Оглядываюсь. Что-то внутри сворачивается беззащитным котёнком. Иду к незажжённому камину и касаюсь рукой его холодных кирпичиков. Вокруг него мы раньше собирались по воскресеньям, когда отца не вызывали в офис. В доме пахло хвоей и только что съеденной лазаньей. Огоньки горящих поленьев играли на светлом мраморном полу, ёлочных шарах, в тёмно-карих папиных глазах. Он рассказывал о своём детстве, а мы с Эрикой, раскрыв рты, листали альбом с семейными фотографиями. Потом появлялась мама в новом наряде для прогулки – Снежная королева с холодной обольстительной улыбкой. Папа перед уходом обязательно целовал нас с сестрой. А мамино внимание надо было заслужить – маленькая Эрика догоняла её у порога и срывала поцелуй, вызывая довольный смех родителей.

В один из таких вечеров мы рассуждали с сестрой, за кого выйти замуж и сколько детей нарожать. Я была тогда влюблена в Джоджи. Эрика же сказала, что его женой станет она: «Я не намерена делить свою любовь. Даже с тобой!» Не помню, что на меня нашло, но в ответ я сломала её любимую Барби.

Грустно улыбнувшись фотографии сестры на комоде, поправляю увядшие белые лилии. Они потеряли запах. Цветочник обещал завтра к двенадцати свежие цветы. Зажигаю стоящую рядом свечу, убираю, чтобы не запачкать, какое-то письмо из банка для отца. Почему на нём стоит пометка с фамилией Джоджи? Папа хочет стать его бизнес-партнёром? Надо будет спросить.

Дотрагиваюсь двумя пальцами до губ, потом – до лица Эрики на фотографии. Иду в нашу комнату, которую по привычке все называют детской.

На двери всё ещё висит деревянная табличка с инициалами F и Е, стилизованными под цветы. Царство фей. По внутренней окружности тянется веточка эдеры11, обвивая оба цветка. Как-то лет пять назад мы обе сделали татуировки на левом запястье. Веточка эдеры, символ сестринской любви. В этой комнате мы делали уроки, ссорились из-за неподелённой одежды, шептались о разочарованиях и любовных историях.

Изнутри раздаётся вечно недовольный голос матери:

– Фиона, ты? Заказала цветы на день поминовения?

Прежде чем войти, у дверного проёма на меня набросились два близнеца, от крика которых чуть не лопнули перепонки. Эдди и Недди, внуки папиной сестры Эммы из Апулии. Завидев меня, тётя широко улыбается, не поднимая с моей кровати пышный от обжорства зад:

– Фиона, детка, ты видишь, как подросли мои мальчики! Мне не терпится узнать, всё ли готово к вашей с Фабио свадьбе? Он тоже сегодня будет на ужине? Я наконец увижу его? Послушай, ты ещё не ждёшь бамбино12? Нет?!

– Тётя, обязательно всё тебе расскажу. Или ты завтра уезжаешь?

– Да нет же! Будь спокойна. Непорочное Зачатие13 я проведу в этом году вместе с вами.

– Я рада. – Корчу гримасу.

– Пока ты мне не расскажешь, куда вы поедете в свадебное путешествие, с места не двинусь. Куба? Сейшелы?

– В Америку, конечно, Джо – фанат этой страны, – вставляет мать.

Её ошибка меня бесит. Как будто она не знает, кто мой жених? Фабио совсем на Джо не похож, но я молчу. Говорить с матерью – это последнее, что мне сейчас надо.

– Фиона, ты ведь разрешишь пожить в детской? Вряд ли она тебе к спеху. До свадьбы ведь осталось всего ничего. Правда?

– Ну, конечно, – вру ей в ответ, стараясь не терять самообладания.

В какой-то момент замечаю, что мать не сводит с меня оценивающего взгляда.

– Фиона, не стоит тебе облегающие рубашки надевать. Это дурной вкус. – Она сопроводила свои слова застывшей улыбкой.