* * *
– Поздравляем! – хором поздравили Антонину Загубину члены профкома и застенчиво улыбнулись.
Председатель Ольга Львовна, искренне сверкая золотыми коронками на верхних клыках, от имени начальника депо Калмыкова, первого секретаря башкирского обкома партии Шакирова, генерального секретаря Горбачева и почему-то лично от Анджелы Дэвис торжественно протянула застывшей на пороге Антонине ордер на малосемейную квартиру:
– Теперь у тебя, Загубина, все есть: ребенок, квартира, светлое будущее! Теперь ты, Загубина, самая, что ни на есть, завидная невеста!
Антонина ошарашено кивнула головой Ольге Львовне.
Члены профкома по очереди обняли и расцеловали Антонину. А Люба Лесопосадкина подарила шикарный букет цветов, склеенный из цветной папиросной бумаги воспитанниками Черниковского детского дома номер девять, радостно подтвердив слова Ольги Львовны:
– Отбоя от женихов не будет! Все васьки загогуйлы нашего депо в очередь выстроятся к твоей квартире!
«Кто бы язвил!» – подбодрил потупившуюся было Антонину Михаил Сергеевич и тут же предложил всем присутствующим пройти на политинформацию, чтобы услышать важные для граждан Страны Советов сведения о международной обстановке.
* * *
– Уважаемые товарищи! – объявил коллективу депо Саша Антонов, – слово для политинформации вместо внезапно заболевшей расстройством желудка Зинаиды Геннадиевны предоставляется нашей одной из самых перспективных комсомолок депо Ивановой Соне.
– Уважаемы товарищи! – звонко подхватила переданное слово Соня, – сегодня в Китайской народной республике сменилось руководство страны, новым генеральным секретарем Коммунистической партии Китая стал Чжао Цзыян, он сменил на этом важном посту, – Соня вдруг замолчала, затеребила вырезку из газеты «Советская Башкирия», покрылась пятнами и с тихим ужасом дочитала: – Ху Яобана!
– Кого?! – одновременно спросили Загогуйла, Идрисов, Шишкин, начальник депо Калмыков и, как показалось Антонине, настороженно приподнял бровь Генеральный секретарь Советского Союза, висящий на стене за Ивановой.
– Спокойно, товарищи, спокойно! – пришел на помощь Соне комсомольский вожак Антонов, – наши имена, может быть, тоже вызывают легкое недоумение у китайских водителей троллейбусов. К тому же я хотел бы довести до сведения сидящих тут комсомольцев, что на нас с вами девятым валом справедливости, прогрессивным торнадо, ураганом свободы надвигается ленинский зачет! Готовьтесь, товарищи ленинцы, ведь тот, кто не сдаст зачет, того мы у!.. – Антонов на всякий случай посмотрел на Калмыкова, – мы найдем, чего тому того, как и где!
Глава вторая
Отцы и, видимо, дети
21 января
Не успела Антонина въехать в пахнущую свежей краской малосемейку, как сбылось пророчество Любы Лесопосадкиной – в выкрашенную белой грунтовкой дверь гулко постучали. Первым из васек загогуйл оказался завгар Шишкин. Антонина, чувствуя за спиной единоличные двадцать семь квадратных метров, довольно уверено пригласила Павла Семеновича войти в квартиру. Шишкин шагнул в малюсенький коридор, торжественно поставил на табурет большую, но легкую картонную коробку, снял серую кроличью шапку, достал из внутреннего кармана расческу с мелкими зубчиками и, глядя в большое зеркало заднего вида списанного на металлолом троллейбуса тети Раи, зачесал на уходящую к затылку поверхность лба тоненькие волнистые пряди.
– Вот! – Шишкин дунул в расческу и с достоинством указал ею на коробку, – в наш хозмаг на Кольцевой завезли, в очереди стоял!
Антонина сразу поняла, что это дюралевая сушилка, точно такую она купила сама, точно такую ей потом подарили Люся Кренделькова, Люба Лесопосадкина и Соня Иванова, когда она устроила им в общаге отвальную – отвальная была такая бурная и веселая, что между выстукиванием чечетки и исполнением «камыша» Люся махнула рукой и подарила подруге в придачу к общей сушилке «Горизонт» Васьки Загогуйлы, который она «все равно почти не смотрит».
– Проходите на кухню, Павел Семенович, – вздохнула Антонина, переложила коробку на пол под неодобрительное хмыканье переобувавшегося в домашние тапочки Шишкина, взяла табурет, внесла его в малюсенькую, оттого целиком залитую солнечным светом кухоньку и предложила завгару на этот табурет сесть.
– Он у тебя один что ли?! – удивился Шишкин.
– Кто?! – удивилась в ответ Антонина.
– Табурет, конечно! Не ребенок же! – раздраженно поморщился Шишкин, – как назвала-то, кстати?
Антонина вспомнила прокуренную бытовку, смятое платье в горошек и не без сарказма ответила:
– Вы про табурет или про моего сына?
Михаил Сергеевич одобрительно усмехнулся.
– Ты не груби старшим, что это у тебя сетевой приемник трещит, не коротнул бы, а то сожжешь хоромы, – настроение Шишкина и так невнятное стало портиться.
Антонина поставила на плиту чайник и чиркнула спичкой.
– Радиком назвала.
Шишкин вытаращил глаза:
– А Радик тут причем?! В смысле это… Ну ты даешь, Загубина!
– Вам-то что, Павел Семенович? – Антонина насмешливо посмотрела на раскрасневшегося Шишкина, – чай будете с сахаром или с земляничным вареньем, мама вчера из Иглино летние запасы привезла?
– С земляничным, конечно! – сглотнул слюну завгар, но тут же опомнился: – нет, некогда мне. Я вот что, Загубина, хотел сказать. Тут понимаешь, у меня, сама понимаешь, жена Леля, понимаешь, очень строгая, дети, понимаешь, тоже капризные – это им подавай, то… Ну это, понимаешь…
– Да понимаю, понимаю! Не волнуйтесь вы, Павел Семенович! Не виноватый вы! – Антонина выключила газовую конфорку под чайником и зачем-то вылила из него воду в раковину.
– Ну я пойду тогда, – Шишкин встал, вышел из кухоньки, но в коридоре вдруг замялся и робко попросил: – ты хоть покажи этого, ну, Радика?
Антонина на секунду задумалась, потом скользнула в комнату и нежно вынесла сопящего младенца.
Павел Семенович вдруг расплылся в улыбке, закряхтел, вытянул губы трубочкой, сказал «у-тю-тю» и добавил:
– Ну какой же это Радик!
Когда Антонина унесла сына в комнату, Шишкин сунул в карман одиноко висящего на вешалке пальто, пошитого на уфимской швейной фабрике «Мир», новенький, хрустящий червонец.
* * *
Не прошло и получаса, как в дверь Антонины постучал уже сам Василий Загогуйла. Шагнул без приглашения в квартиру, небрежно поставил, почти бросил, на пол легкую картонную коробку:
– Вот, Идрисов по блату достал! Тут еще поэт Выдов в очередной раз нашелся, оказывается с каким-то Поповым ходил знакомиться, целую неделю, говорит, стихами боролись, ну и поэму тебе написал, «Вольтова дуга» называется.
Василий достал из левого внутреннего кармана модного дерматинового пиджака от Жоржика Кукина школьные тетрадные листки в клеточку, исписанные мелким, пляшущим «эх, яблочко!» почерком.
– Ну, и мы в бригаде тоже по стишку сбросились, – добавил он к тетрадным листкам вынутый из правого внутреннего кармана замызганный, но довольно пухлый конверт с зелеными трешками и синими пятерками.
Василий, довольный своей остротой, бережно вытянул из заднего кармана джинс плоскую, сваренную из нержавейки фляжку и поднял журавлиную ногу, чтобы шагнуть на кухню.
– Обувь сними! – ударила кулаком в хлипкую печень Васьки Антонина, – маленький в доме!
Василий, чуть не охнул и тут же испугался: не слишком ли много скопилось в его организме цирроза? Потом пугливым новобранцем быстро сбросил зимние сапоги на каблуках и чуть не встал по стойке смирно. Антонина, положив конверт на коробку четвертой дюралевой сушилки и, протянув Загогуйле домашние тапки, неожиданно поразилась не такому уж и высокому росту всегда такого длинного Василия, а взглянув на его синие с черными влажными пятнами носки, решила задним умом, что не надо было заставлять гостя разуваться.
Сев за стол, Василий налил из своей фляжки в нетронутую Шишкиным массивную кружку Туймазинского фарфорового завода три «булька», выпил и тут же приосанился:
– Когда в Афганистане в ГРУ служил, мы ночью в душманском тылу по «булькам» наркомовские сто грамм наливали – вот привычка и осталась.
– У тебя же, Василий, плоскостопье, – какое ГРУ? – Антонина хотела усмехнуться, но лишь вздохнула: – И эту байку в вашей компании обычно рассказывает Ричард Ишбулдыевич.
