– Ты что, подруга? – поддержала Соню Люся, – у нас же девичник, а там кругом мужики! Начнут подсаживаться, лапы свои липкие распускать, поговорить спокойно не дадут!
Люба сунула руку в карман, смяла тетрадный листок с прощальным стихотворением Выдова и согласилась:
– Кабели!
* * *
– Слышала, завгара избили? – спросила Люся Антонину, сразу после первого тоста за новоселье-счастье-здоровье-богатство-любовь до гроба.
– Как?! – уронила большую столовую ложку в маленький тазик с «Зимним» салатом Антонина.
– А я теперь «Зимний» не делаю – только салат «Оливье», – оттянула на себя внимание Люба Лесопосадкина и тут же перечислила секретные составляющие салата.
– Интересный, – решили Люся с Соней.
«А в чем отличие от моего «Зимнего», Михсергееич?» – про себя спросила руководителя советского народа Антонина.
«Как в чем, Антонина?! – ответил генсек, – «Оливье» – это французский бренд, а «Зимний» – Ленин в 1917-м с матросами брал!»
– Загубина, выключи радио, тебе в дверь звонят!
* * *
Загогуйло сразу полез обниматься и, пока всех не перетискал, не успокоился. Выпроводили его только через полчаса, после того, как пообещали на следующие выходные организовано выехать на пикник.
– Стихов читать не будете? Тогда поеду, – согласилась Люба.
– Техосмотром клянусь! – пообещала Люся.
– Рядом с Иглино? У нас там озера, лес, Уфимка, грибы, ягоды – оставлю Радика с мамой на часок-другой, – приняла решение Антонина.
– А со своим мужчиной можно? – потупилась Соня.
– О чем базар? Бери своего комсомольца! – разрешил Василий и ухмыльнулся: – Я тоже кое-кого прихвачу!
* * *
– Кого это Загогуйла с собой прихватит?! – нахмурилась Антонина.
– И тогда я в ответ: «Вот тебе, голубчик, бог, а вот тебе, товарищ Лермонтов, порог!» – чокнулась Лесопосадкина с Ивановой.
– Я своему тоже так и сказала: либо говорю… – попыталась продолжить разговор Соня, но еще один звонок в дверь перебил ее на полуслове.
– Неужто Васька опять вернулся?! – вскочила Антонина.
– Твой Васька к Аленке Синицыной побежал, которую на пикник прихватит, – осадила подругу Люся, – это новая медсестра нашего депо, она из третьего роддома к нам из акушерок сбежала и в первый же день Ваську из-за запаха на маршрут не допустила, а потом не пошла с ним на день рождение Ричарда Ишбулыевича – вот Загогуйло и запал на нее!
Антонина вспыхнула, чуть не всхлипнула «на день рождение не ходит! А на пикник – пожалуйста! Фифа! Я тоже могла фельдшером стать, если бы дядя Коля-баянист к Лильке-почтальонке не торопился!»
* * *
Завгар Шишкин на кухню проходить не стал. Прикрывая ладошкой правый глаз, он попросил Антонину в коридор на два слова и за семнадцать минут рассказал о жизни Игорешки со Светкой в московском городе Химки; о том, как опять поставили Калмыкова начальником депо, и тот, не смотря на мнение народа, свирепствует, в том смысле, что ничего не изменилось, потому что в нашей стране демократии не было и не будет; о небывалом урожае огурцов в дудкинском садово-огородном кооперативе за Уфимкой, десять отборных штук которых он ей принес; о негодяях, так похожих на Ваську Загогуйлу и освободившегося из тюрьмы его брата Стаса, напавших на него в темном подъезде; о…
– Загубина! Нам что, уйти что ли?! – крикнули с кухни подруги, – Павел Семенович! Мы тогда в диспетчерскую пойдем! Там Зинка, вами забытая, одиноко сидит и плачет – мужиков матерными словами характеризует!
* * *
– Девчонки! – закусила соленым огурчиком Соня, – а вы слышали, что «Три тополя на Плющихе» пополам разделились?! Мне Антонов рассказал, а ему Рустик Кайбышев, который только что из Москвы с комсомольской конференции видеомагнитофон «Электроника-ВМЦ-8220» привез, в воскресенье к нему пойдем запрещенный фильм «Греческая смоковница» смотреть.
– Как три тополя можно пополам разделить – пилили, что ли? – закусила соленой помидоркой Люба Лесопосадкина.
– Нет, ты, Антонина, не обижайся! – обняла подругу Люся Кренделькова, – но я, Загубина, в малосемейку ни за какие коврижки не поеду, я дождусь нормальной, как минимум двухкомнатной, квартиры, в нормальном, как минимум в Сипайловском районе!
Усмехнулся Михаил Сергеевич, в дверь опять позвонили.
* * *
– О! Да у тебя гости! – удивился Лева.
– Кто это? – тоже удивились Соня, Люся, Люба, – ну-ка веди его к нам за стол, а то сидим тут красивые, умные, незамужние в полном одиночестве. Загубина! Давай еще одну рюмку!
– А вы знаете, как готовить салат Оливье? – спросила, сощурившись, Люба.
– Конечно, – ответил Лева и перечислил ингредиенты.
– А вы знаете, что три тополя пополам разделились? – хитро хихикнула Соня.
– Вы про Доронину с Ефремовым? Давно пора – двести человек актеров даже для такого театра, как МХАТ, многовато. Зато теперь в Москве на один театр больше: новый, прогрессивный, либеральный у Ефремова, а старый, посконный, ретроградный у Дорониной.
– Вот скажите, Лев! – придвинулась к Леве Сидорову Люся, – вот зачем мне малосемейка в Цыганских дворах? Ведь лучше же дождаться трехкомнатной на улице Ленина?
– Что ж, в таком случае предлагаю тост! – нежно улыбнулся Люсе Лева, – за журавля в небе, за принца на белом коне, за полнометражную трешку на Ленина!
* * *
Лева ушел через час.
– Шибко умный, – Люся складывала грязную посуду в раковину.
– Мой Сашка не глупее, – мыла тарелки Соня.
– Лучше бы в кафе пошли, там мужики на любой вкус, – ничего не делала Люба, только все время пыталась закурить.
Антонина следила за движением Лесопосадкиной и каждый раз выхватывала у нее сигареты:
– У нас же девичник был, Люба, – мужиков и в общаге хватает!
Люба Лесопосадкина вдруг всхлипнула и достала из кармана мятый листок с пляшущими «эх, яблочко» строчками:
