Реорганизуя Московскую горную академию им. тов. Сталина в шесть высших технических учебных заведений, построенных на основе тесной связи с родной промышленностью, Дирекция Академии верит, что пролетарское студенчество, переходящее в новые фабрики высших технических познаний, понесут туда славные традиции Сталинской Горной академии, твердую веру в свое дело, железную решимость преодолеть трудности учебы, необходимой рабочему классу во имя построения социализма».
История МГА закончилась.
Началась история МГИ, МИС, МИЦМиЗ, МНИ, МГРИ и прочая…
Для начала директору института черной металлургии Завенягину не понравилось название новообразованного вуза, и он буквально за два дня договорился в ВСНХ о переименовании в Институт стали, а заодно закинул удочку и про унаследование от Горной академии престижного добавления «имени Сталина».
Вскоре на свет появился Московский институт стали имени Сталина, а в лексикон жителей СССР вошла аббревиатура МИСИС, живая и здравствующая и поныне.
В своем первом приказе 29-летний ректор писал:
«Призываю всех студентов, преподавателей, служащих и рабочих, к дружной работе по формированию и организации работы нового ВТУЗа, поднятию трудовой дисциплины на еще большую высоту, к усилению темпа нашей общей работы на основе социалистического соревнования.
Пусть новый ВТУЗ будет достойным носить имя нашего вождя Сталина, имя, о присвоении которого Институту стали возбуждают ходатайство наши общественные организации.
Наша задача – обеспечить металлургию высшим комсоставом на 100%.
Эта задача должна быть и будет выполнена».
Жизнь продолжалась…
Уведомление автора
Написав первую главу, я понял, что возникает слишком много вопросов, без ответов на которые бессмысленно рассказывать эту историю дальше.
Почему студенты прервали учебу на три года и трудились в качестве полноценных исследователей? Что такое Кузнецкстрой и Магнитстрой и отчего такое внимание к кауперам? И, самое интересное – по каким причинам и для чего расформировали Московскую горную академию?
Более того – я понял, что второй том у меня не получится написать в том же жанре, что и первый.
Первый том я назвал «роман-мозаика в людях» и пытался рассказать в нем о создании и становлении Московской горной академии через судьбы людей, так или иначе к ней причастных, часто забегая вперед, иногда – на десятилетия.
Второй том, похоже, придется делать в жанре «роман-биография в делах». Здесь будет гораздо меньше людей и гораздо больше – строгого следования хронологии. Почему? Потому что второй том называется на «Двадцатые», а «Индустриализация». Весь двадцатый век страна, в которой жили мои герои, менялась, иногда – менялась до неузнаваемости. К примеру, двадцатые и тридцатые – это не просто два разных десятилетия нашей истории – это две разные исторические эпохи, не больше, не меньше. И не поняв внутреннюю логику этих изменений, не осознав, почему двадцатые стали тридцатыми, мы не сможем понять ни смысл поступков моих героев, ни смысл их жизни.
Грубо говоря, если в первом томе были истории людей и страна, в которой они жили, то во втором мне придется писать про историю страны и людей, которые эту историю делали.
А пока я попробую объяснить превращение двадцатых в тридцатые дважды – сначала стихами, потом прозой.
Стихи будут, разумеется, не мои, а поэта Слуцкого, который еще появится в нашем повествовании. Стихотворение о двадцатых называется «Советская старина».
Советская старина. Беспризорники. Общество «Друг детей».
Общество эсперантистов. Всякие прочие общества.
Затеиванье затейников и затейливейших затей.
Всё мчится и всё клубится. И ничего не топчется.
Античность нашей истории. Осоавиахим.
Пожар мировой революции,
горящий в отсвете алом.
Всё это, возможно, было скудным или сухим.
Всё это несомненно было тогда небывалым.
Мы были опытным полем. Мы росли, как могли.
Старались. Не подводили Мичуриных социальных.
А те, кто не собирались высовываться из земли,
те шли по линии органов, особых и специальных.
Всё это Древней Греции уже гораздо древней
и в духе Древнего Рима векам подаёт примеры.
Античность нашей истории! А я – пионером в ней.
Мы все были пионеры.
Второе стихотворение – «Тридцатые».
Двадцатые годы – не помню.
Тридцатые годы – застал.
Трамвай, пассажирами полный,
Спешит от застав до застав.
А мы, как в набитом трамвае,
Мечтаем, чтоб время прошло,
А мы, календарь обрывая,
С надеждой глядим на число.
Да что нам, в трамвае стоящим,
Хранящим локтями бока,
Зачем дорожить настоящим?
Прощай, до свиданья, пока!
Черновик 
