Океан 2.0
Солнечный луч проникал в комнату через щель сдвинутых штор и рассекал ее по диагонали. Я сидел на кровати, моргая и не понимая, где нахожусь. Вика, спрятавшись с головой под одеяло, посапывала рядом. С улицы через приоткрытое окно задувал приятный сквознячок. Несколько пустых бутылок дремали на паркете между окном и любовным ложем. «Здесь мы танцевали», – вспомнил я и поморщился от подступившей похмельной тошноты. Решил сделать пару глотков минералки и улечься досыпать в компании подруги, но тут на кровать вспрыгнул толстенный черный кот. Викин кот. Я ошарашенно уставился на него. Ричи, так звали котофея, без лишних церемоний устроился в ногах хозяйки и приступил к кошачьим гигиеническим процедурам. Откуда он здесь взялся? Я коснулся Вики, чтобы разбудить, но проснулся сам.
Девушка недовольно застонала и повернусь на другой бок, стащив с меня одеяло. Я приподнялся и посмотрел на противоположный край постели: никакого кота. За окном светит солнце, времени по ощущениям – ближе к полудню. Можно с облегчением откинуться обратно на подушку. Приснится же! «Расскажу Виви, как проснется. Развеселю». Повернулся обнять ее и в этот момент увидел, как мимо нас в сторону ванной комнаты, пригнувшись, просеменили два кота: черный, Викин, и другой, которого видел впервые – серого цвета с белым хвостом. Коты прошмыгнули в приоткрытую дверь и скрылись из виду. «Проснись! Проснись! – я тряс подругу. – Проснись, умоляю!»
Вика собирала со стенок пластиковой баночки остатки йогурта. Я вынырнул из сна в холодном поту. Простынь, одеяло, подушка были мокрыми. «Мне сейчас такое приснилось!» Я прижался лицом к мягкой груди девушки. Подруга не отреагировала. Я расцепил объятия, встал с кровати. Игнорируя странное поведение Вики, заглянул в ванную. Потолочные лампочки отсвечивали на черном пластике джакузи. Где-то в стене гудела вытяжка. Никаких котов. А девушка тем временем закончила с йогуртом, подошла к окну и раздвинула шторы. Снаружи темно и пасмурно. Сильный ливень. Лето незаметно ускользнуло, пришла осень.
Оказывается, у номера имелся балкончик. Совсем крошечный, с черными ажурными перилами, он будто вырос из стены, пока мы спали. Как тревожно! Сознание выхватило эпизод столетней давности: глубокая ночь, за окном чернота, мама будит собираться в аэропорт, скоро мы улетаем, нельзя опаздывать. Такая же тревога. Я усомнился в реальности происходящего, когда увидел в окне старинный готический собор. Черные влажные шпили кололи свинцовое небо. Тогда я закрыл руками лицо и закричал. А затем вновь проснулся…
В комнате снова светло. Вика еле слышно похрапывала рядом. По полу медленно прокатилась бутылка и с глухим звуком ударилась о ножку кровати. Кто-то или что-то задело ее. Сами по себе бутылки по полу не катаются. Зажмурившись от страха, начал толкать подругу.
– Ну ты чего? Дай поспать! – раздраженно отмахивалась та.
– Ты прикинь, мы во сне! Все это – во сне! – я с силой тряс девушку.
Раскат грома за окном сотряс стены. Из комнаты стремительно испарялся свет. «Неужели конец?» Когда все погрузилось в черноту, решил, что умер. Но заорал будильник.
Вика испуганно таращилась на меня: «Ты как вообще?» В комнате стоял полумрак. По оконному стеклу ползли капли дождя. Из-за раскачивающихся деревьев выглядывал Инженерный замок. И уж конечно, у нашего номера не было балкона.
– Мне сейчас такое снилось, ты не поверишь, – прошептал я, все еще сомневаясь, что вернулся к реальности. – Давай-ка спустимся вниз позавтракать?
– Слушай, ты всю ночь крутился и стонал во сне, – любимая заботливо взяла меня за руку. – Конечно, идем!
Пока девушка решала, что надеть, я уже натянул брюки. Хотелось поскорее убраться из номера. Я не был готов провести здесь еще одну ночь. Сообщу об этом за завтраком. Расскажу в подробностях о ночном кошмаре. Вика остановилась на джинсах и футболке. Вот, кажется, и все.
Дверь «люкса» захлопнулась за нашими спинами. Щелкнул замок. Мы шли по длинному коридору в сторону лифта. «Что это, мать вашу, значило? Что если я умер?» – крутилось в голове.
Внизу оказалось многолюдно и шумно. Диваны и кресла заняли гости, ожидающие заезда. Почти все уткнулись в телефоны. Несколько человек шатались по холлу. Кстати сказать, нелепые детские рисунки, как и все остальные пейзажи, что мы видели вчера, больше не висели на стенах. Их заменили шаржами на городских знаменитостей. Прямо-таки выставка художника-карикатуриста. Парнишка за стойкой приветливо, будто старым знакомым, помахал нам. Вика ответила тем же. Мы вышли на улицу.
Дельфин
– Это будет стоить больших денег, но я все обдумал. Решение окончательное, – Птицын крутил между пальцев смятую пачку сигарет.
Люся смотрела на него с тревогой, боялась проявить неосторожность и ляпнуть что-то не то. Она не представляла, что беседа будет на такую деликатную тему. Девушка старалась разрядить обстановку вымученной улыбкой. Получалось не очень. А Птицын и не замечал собеседницы. Он говорил, впившись взглядом в красную кружку с чаем. Старательно и бесстрастно выговаривал каждое слово, показывал, насколько все серьезно.
– Вот ты никогда не воспринимала всерьез мои желания. Поверь, сейчас это не какое-то дурачество. Это обдуманное решение психически зрелого человека, – продолжал Птицын, – и говорю тебе обо всем этом только потому, что ты единственный близкий мне человек. Можешь вообще ничего не говорить. Мне нужен слушатель.
На прошлой неделе Птицын уволился – стал свободным человеком. Теперь он мог назначать ей встречи в любое время, ездить, сколько того требует душа, на встречи с психоаналитиком, бесконечно рефлексировать. Люся обещала появиться на работе к обеду, но кто знал, что у Птицына на уме. Встреча могла быть короткой, а могла растянуться и на день. Вполне привычно для их отношений. Белая блузка с коротким рукавом подчеркивала линию аккуратной груди, волосы убраны в пучок; в атрибуты строго делового стиля не вписывались только спортивные часы на черном резиновом ремешке. Голубые глаза внимательно рассматривали Птицына. Трудно было всерьез воспринимать все эти слова. Солнце лениво окрашивало золотом фасады домов напротив – декорации для совсем иного романа.
– Кстати, на следующей неделе финансовый вопрос будет окончательно закрыт. Я продаю обе квартиры. Ну и кое-какие сбережения имеются. Пока не знаю, сколько времени и денег уйдет на восстановление, но это тоже решаемый вопрос…
Птицын оставил в покое кружку, посмотрел на девушку и решительно спросил: «Ты поедешь со мной в Израиль? На операцию».
Напуская излишней строгости в интонациях, он выглядел неестественно и комично, эдакий капризный ребенок, задумавший всеми способами добиться желаемого. Растрепанные отросшие волосы, пиджак на размер больше, ни с чем не сочетающаяся дурацкая желтая футболка – настоящий чудак. Но в этом образе просматривалось нечто трогательное. По-детски трогательное, наивное и доброе. А Люся – единственная, кто разглядела это в сорокалетнем чудаке. Когда они жили вместе, он был таким же. Всегда был.
– Поеду, – выдохнула девушка, – поеду.
Самолет набирал скорость. В ожидании взлета Птицын зажмурил глаза и вцепился в подлокотники. Люся, не глядя, листала на коленях журнал. Они оба плохо переносили перелеты, нервничали в самом начале – в момент, когда судно отрывалось от земли и, казалось, зависало в воздухе. Почему-то первой всегда приходила мысль, что вот сейчас должно произойти что-то страшное, что многотонный транспорт не преодолеет силы притяжения. Раньше они держались за руки. «Почему бы и нет?» – подумала Люся и взяла за руку Птицына. Тот вздрогнул и больше никак не отреагировал. Самолет оторвался от взлетной полосы и приступил к маневру; к какому – никто из них не хотел знать. Люся тоже закрыла глаза: «Я хотя бы не одна».
Табличка «Пристегните ремни» погасла. Защелкали замки, по салону пополз шорох. Птицын удивленно посмотрел на их сцепленные пальцы. Многозначительно ухмыльнулся. Неловкий эпизод смутил девушку, она убрала руку, теряясь в догадках, что означала эта его дурацкая улыбка. В ней читался и восторг, и похоть. Птицын ничуть не смутился:
– Чтобы ты не думала, будто я конченый эгоист, я кое-что оставил для тебя. Дома. Когда вернемся, или вернешься, или не вернемся. На счет последнего, конечно, шучу, – по-мальчишески гоготнул Птицын.
– Это ни к чему, ты же знаешь…
– Нет, это долг, который хочу отдать тебе. За твое время, за помощь, за то, что столько лет ты возишься со мной будто с ребенком.
– Скажешь тоже, – отмахнулась Люся, – и не нужно ничего, все у меня есть.
– Машина и дача. Все это станет твоим, как только вернемся. Будут готовы документы. Пусть, наконец, будет по совести. Ты заслужила. Распоряжайся ими как захочешь. Захочешь – живи и пользуйся сама, решишь продать – продавай. Я ведь знаю, как у тебя с финансами, и очень хочу помочь. Хочу, чтобы ты решила хотя бы часть своих затруднений. Места там хорошие: и лес, и озеро, и тишина вокруг. Да что рассказывать, мы провели вместе там не одно лето. Грустно будет, конечно… – уголки его губ опустились, глаза уставились в одну точку – большую черную пуговицу на клетчатой юбке девушки.
Люся не нашла слов для ответа. Она в самом деле никогда не думала ни о чем таком. Даже при разводе, когда могла разорить бывшего мужа. Но тогда она сказала «не нужно», потому что хотела, чтобы все скорей закончилось, чтобы не было «крови». «Не нужно» говорила и сейчас, ведь ничего не изменилось, она не стала кем-то другим.
– Мне приснилось после той нашей встречи, что ты решил сделать какую-то пластическую операцию. Мы прилетели в клинику, где тебе пришили плавники, превратили в дельфина. Господи, такой бред! Я ждала твоей выписки, а оказалось, что ты давно уплыл в океан, – девушка попробовала сменить неудобную тему.
– Так мы и летим на пластику, – засмеялся Птицын, – смотри: сначала мне подрежут вот здесь, – он провел ладонями две линии вдоль скул, – затем подточат здесь и здесь. Может быть, попрошу кое-где нарастить, а где-то убавить.
– Тебе бы все дурачиться, – смеясь, Люся пихнула его в бок.
Гостиница, где он снял для неё одноместный номер, находилась в пригороде, в десятке километров от города. Небольшой трехэтажный домик с облезающими белеными стенами терялся среди близнецов в квартале типовой застройки. На каждом этаже по четыре номера и общая кухня с балконом на пляж. Не сказать, чтобы близость к воде приносила девушке радость. Иногда под вечер, пока еще было светло, она гуляла по берегу или сидела с книгой на песке. Большую часть времени Люся проводила в номере в ожидании новостей.
Птицын оставил немного денег, но они заканчивались, а звонка от него так и не было. Люся прислушивалась к шагам за дверью, представляла, как сейчас постучат, она откроет, а он, сияющий от счастья, влетит в номер, подхватит ее на руки и… наконец станет собой, наконец обретет душевную свободу, о которой столько говорил. Они пробудут здесь еще немного времени. Съездят в город, обязательно на несколько экскурсий, позагорают и искупаются. А потом вернутся. И там, дома, все станет по-другому, почти по-прежнему. И не нужны машины, дачи – барахло, которым бездумно стремятся обрасти люди.
Деньги закончились в понедельник. Пришлось оплатить проживание и зайти в продуктовый. За ужином Люся поняла, что теперь не сможет даже купить билет обратно. «Да нет, не накручивай себя раньше времени. Просто вызови такси да съезди. Для чего тебе оставили адрес, дуреха? Так и будешь дрожать при любом шорохе?»
Больничные корпуса обступала сочная густая зелень. Невысокие блоки из стали и голубого стекла соединялись в единый живой организм, обступая доминанту в центре – здание научно-исследовательского института.
– Давайте посмотрим. Значит Птицын, – молодой человек в белой рубашке с коротким рукавом водил мышкой по столу, вглядываясь в монитор, – на это может потребоваться немного времени.
– Спасибо, – поблагодарила Люся. Она стояла напротив, взволнованно перебирала пальцами ремешок платья, – я подожду сколько нужно.
– Птицын, Птицын, – повторял молодой человек. – Ах, этот! Знаете, а он выписался две недели назад. Пробыл у нас пять дней и выписался. Я помню его – такой высокий и худой. Волосы еще в разные стороны… Выписался и укатил счастливый. За ним машина приезжала.
– Скажите, не просил ли он оставить информацию?
– Ничего такого не припомню. Но можете поинтересоваться у доктора Каца, он проводил операцию. У него сегодня как раз смена в четвертом корпусе. Хотите, позвоню туда?
– Спасибо, не нужно.
Снаружи дневной жар плавил асфальт. Причудливая экзотическая зелень все так же пыталась отвоевать у человека захваченные территории и выползти за границы клумбы. Автомобили бесцельно проносились по улице. Ничего не изменилось. Совсем. Девушка села на скамейку и заплакала.
Океан
Заплаканное лицо N искривилось и застыло гротескной маской. Левин почувствовал, как его сверлят взглядом. Он не решался оторвать глаз от пола и посмотреть в лицо жене. Ему было страшно.
«Ну и урод же ты, – дрожащим голосом процедила женщина сквозь зубы, – Как я тебя ненавижу!»
Левин накинул куртку и молча ретировался. Августовский вечер был теплым и ясным. Внизу во дворе пустые скамейки подсыхали после недавнего ливня. Солнце медленно опускалось, окрашивая кирпичные высотки в сказочные оранжевые цвета. Редкий прохожий, не поднимая глаз, проходил мимо, затем исчезал в тени подъезда.
«Как же все это бесперспективно! Просто удивительно, что мы оба, несмотря ни на что, продолжаем возвращаться домой каждый вечер, побуждаемые совершенно идиотской социальной привычкой. И ведь сколько лет! Так и в один гроб когда-нибудь вместе ляжем», – думал Левин.
Ход мыслей прервал гудящий в кармане телефон. Незнакомый номер. Говорить ни с кем не хотелось. Пересилив себя, коснулся дисплея чтобы ответить.
Ее голос остался таким же звонким и живым, как много лет назад. Она тараторила и смеялась в трубку, не давая вставить и пары слов: «Слушай, ты не поверишь, я сейчас как раз в городе! Что? Нет, не командировка. Да неважно это! Предлагаю встретиться на неделе. Ну, ты как? В субботу уже вылетаю обратно…»
«Тойота» бесшумно скользила по черной ленте шоссе. Было около десяти вечера, давно стемнело. Как только они пересекли городскую черту, все утонуло во мраке ночи. Последние угольки городских огней догорали в зеркалах заднего вида.
Левин всматривался в дорогу. Влажные от волнения руки скользили по «баранке» внедорожника. Маша сидела рядом, со стаканчиком кофе с заправки. Оба молчали.
Он все не мог набраться храбрости, чтобы в открытую рассмотреть девушку. Вдруг Маше будет неприятно, все же они столько лет не виделись. Нет, как-то некрасиво и невежливо это… Оставалось только незаметно коситься глазами на соблазнительные голые коленки.
Машина двигалась на север, к озеру. Там, очень давно, они были вместе и счастливы. Он вспоминал, как на песке, укрывшись в тени зонта от солнца, в послеполуденной ленивой дреме читал ей стихи, а она рассказывала о своих работах – картинах, уже созданных или тех, что собиралась написать. И день сменялся вечером, вечер – ночью, а ночь – рассветом, который они встречали обессиленными от занятий любовью…
В ней ничего не изменилось. Разве что на прекрасном лице появилось несколько тонких линий, которые нисколько не портили ее, – наоборот, завершали образ.
По обе стороны шоссе тянулся бесконечный лес. Изредка на обочину выбегала лисица, застывала, испуганная светом фар.
Когда асфальт сменился проселочной дорогой, до цели их маршрута оставалось несколько километров. Левин опустил стекло и впустил в салон прохладный сырой воздух. Запахло водой и сосновыми шишками. Как бы ему хотелось знать, о чем она сейчас думает. Ведь если о том же, о чем и он…
Первую половину пути Маша рассказывала о своей работе – архитектурных проектах, в которых, он, конечно, ничего не понимал. А затем внезапно сникла, будто выдохлась. Погрузилась в себя, в мысли, а он – в воспоминания. Левина больше интересовал вопрос: рисует ли она до сих пор? Но почему-то слова не слетели с языка. Значит, еще не время. Зато из ниоткуда возник другой: случайна ли встреча?
Приехали. Дальше не проехать. Последние метры пешком. Холодный влажный песок тут же попал за бортики кроссовок. Маша подхватила сумочку с заднего сиденья и спрыгнула следом. Левин обернулся. Как же ему хотелось наконец-то рассмотреть Машу! Ведь он до сих пор не сделал этого как следует. Мешали сумерки, а теперь и вовсе ничего не было видно, кроме очертаний покосившихся домов и странных силуэтов. А ведь бесценное время уходило! Нужно было срочно решаться. И Левин решился.
Шлагбаум, за которым в одиночестве осталась машина, деревянный настил на песке – невольные свидетели любовной связи. Великое озеро подрагивало мелкой волной, набегающей на песок. Великан спал. Сквозь разорванные ветрами небесные ткани светили миллионы звезд. Возможно, что сейчас где-то там, в одной из галактик, точно так же, взявшись за руки, стоят мужчина и женщина. Точно так же перед ними раскинулось море или океан, неважно какого цвета. И точно так же им светят миллиарды звезд, а они мечтают построить лестницу в небо.
Европа
Колеса моей машины шуршали по обледенелой ленте шоссе. Мартовское солнце понемногу отогревало промерзлую землю, но ночи стояли еще морозные и черные. Зима в этом году отступала неохотно, сопротивляясь, будто надеялась на победу.
Я ненавидел зиму. Ненавидел снег, заледеневшую дорожную грязь на обочинах дорог, холод, все эти, якобы, чудесные зимние пейзажи. С наступлением осени мною овладевала беспричинная тоска. Она возникала так же неожиданно, как пропадала. Однажды утром я просыпался с тяжелым камнем на груди и носил его с собой недели или месяцы, пока невидимая могущественная длань не переносила этот валун на другого человека.
С Катей мы тоже расстались зимой. Я помнил число и год, и даже час. Ведь когда она висела на мне в слезах, я разглядывал циферблат настенных часов. Нужно было поступить совершенно иначе, но смирению и доброте жизнь научила меня позднее. Почти пятнадцать лет прошло, а ощущалось, будто всего два или три года.
В квартире ничего не поменялось с тех пор: та же мебель, та же постель, то же расположение книг и безделушек на полках. Под окнами – все тот же проспект, шумный и пыльный. Недавно его расширили и он стал еще шумнее, так что не уснешь без берушей. Бегущая вдоль проспекта велосипедная дорожка заросла сорняком. Высотки напротив посерели от влаги и больше не производили впечатления новизны, как в тот год, что мы жили у меня. Летом небо все такое же голубое, а осенью и зимой безнадежно серое. Вряд ли, что-то кроме землетрясения, изменило бы это место до неузнаваемости…
В отличии от камня, человеческая плоть разрушается временем в тысячи раз быстрее и отвратительнее внешне. Я уже потерял прежнюю юношескую форму. Тело, ставшее грузным и неуклюжим, перестало подчиняться импульсам мозга так же хорошо как прежде. Теперь над брючным ремнем я носил небольшой пивной животик, а волосы на макушке сильно поредели. Я все ждал, что вот-вот очнусь от затянувшегося тревожного сна и, наконец, вернусь к себе настоящему. Но по утрам просыпался в пустой кровати, вставал, варил кофе, бежал на скучную работу, которую давно хотел бросить, но все как-то не решался.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги