Народ, или Когда-то мы были дельфинами
–Бежим снова! – крикнула она.
Они уже поворачивались, чтобы посмотреть, что происходит. Дафна схватила старика за другую руку и потащила его, а за ним – Мау, как на буксире, пока они не разобрались, какая из шести ног кому принадлежит.
Вход вновь показался вдали белой точкой. Он был далеко, но Атаба застонал уже через несколько шагов.
– Оставь фонари здесь, – выдохнул Мау. – Они уже не нужны. Я понесу его!
Он поднял жреца и перекинул через плечо.
Они побежали. Казалось, точка совсем не увеличивается. Никто не оглядывался. Смысла не было. Все, что оставалось, – не сводить глаз с крохи дня и бежать, пока ноги не закричат от боли.
«Мы смотрели только на статуи богов, – думала Дафна, стараясь отвлечься от того, что падало у них за спиной. – Надо было посмотреть на стены! Но, конечно, островитяне бы все равно не поняли, что видят. Им повезло… в каком-то смысле… что я здесь».
Что-то захрустело под ногами. Она рискнула на миг опустить взгляд и увидела, что это скачут мелкие косточки, нагоняя ее.
– Они прямо за нами!
– Я знаю, – ответил Мау. – Быстрее!
– Не могу! Пыль меня достанет!
– Да не будет! Давай руку!
Мау половчее перебросил тело жреца через плечо и схватил Дафну за руку, чуть не сдернув ее с ног. Его ноги отталкивались от каменного пола, словно движимые паром поршни. Чтобы не ехать волоком, Дафна могла только упираться ногами в пол, когда он оказывался в досягаемости.
Круг дневного света все приближался – он так долго был крохотным, но теперь стремительно рос. Древний прах, который щипал кожу и от которого першило в горле, опередил бегущих, взвился под потолок, затмевая свет дня.
…И вдруг они вырвались в вечерний свет, внезапно и поразительно яркий после мрака туннеля. Он слепил глаза, и Дафна зашаталась, погружаясь в море белизны, затопившее собою весь мир. Мау, должно быть, тоже на время ослеп, поскольку выпустил ее руку. Оставалось лишь обхватить голову руками и надеяться, что приземлишься на мягкое.
Она споткнулась и упала, а прах Дедушек после многих тысяч лет заключения наконец вырвался на волю и развеялся по ветру над склонами горы.
Неплохо было бы в этот момент услышать тысячи голосов, затихающих по мере того, как облако пыли уносится ветром, но, к сожалению, ничего такого Дафна не услышала. «Реальности часто недостает мелких живописных деталей», – подумала она.
До нее донеслись голоса людей, и зрение начало понемногу возвращаться. Она уже различала землю прямо под собой и оттолкнулась от нее руками, чтобы сесть. Сухая, пыльная трава тихо зашелестела, и в поле ее зрения оказались ботфорты! Большие, добротные, туго зашнурованные ботфорты, покрытые запекшейся коркой из песка и соли! А над ботфортами были брюки. Настоящие, плотные брючниковские брюки! Она же говорила, что он за ней придет, и он пришел! И как раз вовремя!
Она встала, и разочарование поразило ее, словно ее огрели лопатой по голове.
– Ваша светлость! Подумать только, какая удачная встреча, – сказал пришелец, ухмыляясь. – Так, значит, старушка «Джуди» сюда добралась? Кто бы подумал, что старый пердун на такое способен. Похоже, правда, что ему самому это не помогло – вижу, у этого черномазого на голове его шляпа. Что случилось со старым дураком? Они его съели, а? И наверняка даже молитву перед едой не прочитали. Держу пари, он страшно разозлился!
Фокслип! Не самый отвратительный из мятежников, но это мало что значило: за поясом у него было два пистолета, а пистолетам все равно, кто жмет на курок.
Большинство островитян собрались на прогалине. Должно быть, это они привели сюда брючников. Ну конечно… Дафна столько твердила им, что отец за ней приедет. Скорее всего, большинство жителей острова никогда в жизни не видели брючников.
– Мистер Фокслип, а где ваш друг, мистер Поулгрейв? Он с вами? – спросила она, заставляя себя улыбаться.
Раздался грубый голос:
– Здесь я, мисс.
Она вздрогнула. Поулгрейв! И стоит так, что она его не видит, а это еще хуже. Он специально зашел ей за спину – его вечный приемчик. Склизкий червяк.
– А мистер Кокс тоже к нам присоединится? – спросила она, стараясь удержать на лице улыбку.
Фокслип оглядел долину. Он пересчитывал людей: Дафна видела, как он шевелит губами.
– Кокс? Я его застрелил, – сказал Фокслип.
«Врешь, – подумала она. – Ты бы не осмелился. Кишка тонка. Ты ведь не настолько глуп. Если б ты промахнулся, он бы тебе сердце вырезал. Боже мой, пару месяцев назад я бы не могла даже подумать такие слова. Расширила горизонты, ничего не скажешь».
– Вот и хорошо, – сказала она.
Мысли скакали в голове как бешеные. Двое мужчин с пистолетами. И будут стрелять, если что. Стоит ей сказать что-нибудь не то, и кого-нибудь убьют. Нужно увести их отсюда… увести и напомнить, что она – ценность.
– Мистер Фокслип, мой отец заплатит вам много денег, если вы меня отвезете в Порт-Мерсию, – сказала она.
– О, я не сомневаюсь, что кто-нибудь за что-нибудь дорого заплатит, так или иначе, – ответил Фокслип, снова озираясь. – Есть много способов, о да. Так, значит, ты теперь королева дикарей? Белая девочка, одна-одинешенька. Ужасная жалость. Готов спорить, ты соскучилась по приличному обществу, так что два джентльмена вроде нас для тебя сейчас самое оно… Я говорю «два джентльмена», хотя, конечно, меня смущает привычка мистера Поулгрейва ковырять в носу и вытирать палец об рукав. Впрочем, бывало, и епископы вели себя похуже.
Потом, гораздо позже, она думала: «Все могло бы получиться, если бы не Атаба».
В подземной тьме он увидел богов. И теперь эти священные воспоминания пульсировали у него в голове. Он запыхался и плохо понимал, что происходит, но он видел богов, и все его сомнения унес ветер, развеявший прах истории. Действительно, боги были каменные, но они сияли в своем тайном жилище, и он был уверен, что они с ним говорили, подтвердили истинность всего, во что он верил, и в этом новом мире он должен был стать их пророком, которого вынесли из тьмы пылающие крылья уверенности.
И вдруг этибрючники! Носители всего дурного! Они – болезнь, ослабляющая душу! Они несут с собою сталь, говядину и адские устройства, от которых люди ленятся и глупеют! Но Атаба преисполнился священным огнем, и как раз вовремя.
Он двинулся по прогалине, выкрикивая древние проклятия. Коленные суставы отчетливо щелкали. Дафна едва понимала, что он говорит. Слова изливались лавиной, споря друг с другом. Кто знает, что видели пылающие глаза жреца, когда он выхватил у юноши копье и потряс им, угрожая Фокслипу…
…который застрелил его.
Глава 11. Преступления и наказания
Эхо пистолетного выстрела раскатилось по склонам горы. У Дафны в голове оно отдалось еще громче. Атаба повалился навзничь, как подрубленное дерево.
Дафна сообразила: «Только Пилу и Мило понимают, что произошло. Все остальные в жизни не видели огнестрельного оружия. Просто раздался грохот, и старик упал. Может быть, мне еще удастся предотвратить бойню». Мау, склонившийся над телом Атабы, уже вставал на ноги. Дафна лихорадочно замахала ему, чтобы не поднимался.
И тут Фокслип покончил жизнь самоубийством. Правда, сам он этого еще не знал, но все уже было решено.
Он выхватил второй пистолет и рявкнул:
– Скажи черномазым, чтоб не двигались. Первый, кто шевельнется, – покойник. А ну скажи им!
Она вышла вперед, подняв руки.
– Я знаю этих людей! Это Фокслип и Поулгрейв! Они были в экипаже «Милой Джуди». Они убивают людей! Они застрелили мистера Уэйнсли и мистера Пламмера! И смеялись! Они… Пилу, объясни, что такое пистолет!
– Это плохие люди! – сказал Мило.
– Да! Плохие! И у них есть еще пистолеты. Видите? Вон, за поясом!
– Ты про делатели искр? – спросил Мау, все так же сидевший на корточках. Мышцы напряглись, готовые к прыжку.
«Боже мой, – подумала Дафна, – как сейчас некстати его хорошая память».
– Сейчас некогда объяснять. Направив эту штуку на человека, можно его убить вернее всякого копья. А эти люди в самом деле могут убить, понимаешь? Но меня они, скорее всего, не убьют. Я слишком дорого стою. Держись подальше. Это внутренние дела брючников!
– Но ты направляла делатель искр на меня…
–Некогда объяснять! – прошипела Дафна.
– Что-то вы разговорились, барышня, – сказал Фокслип. Поулгрейв, стоящий за спиной у Дафны, захихикал. Дуло пистолета уперлось ей в позвоночник.
– Я как-то видел, как одного чувака застрелили в позвоночник, мисс, – шепнул Поулгрейв. – И пуля там застряла, ей-крест. Странное дело, этот чувак заплясал, прям как чокнутый, ноги вскидывает, как псих, и орет. Свалился не раньше, чем минут через десять. Чего только на свете не бывает.
– Закрой дупло! – сказал Фокслип, нервно осматривая поляну; большинство островитян растворились в кустах, но у оставшихся былне слишком довольный вид. – И чего этот старый дурак напросился на пулю? Теперь черномазые на нас обозлились!
– Они с виду не ахти какие воины, – ответил Поулгрейв. – Авось продержимся, пока наши подойдут…
– Заткнись, я сказал!
Дафна подумала: «Они не знают, что делать. Глупые, напуганные люди. Беда только в том, что у этих глупых, напуганных людейесть пистолеты. И еще к ним должно прийти подкрепление. Мау говорил, что Имо сотворил нас умными. Я умнее дурака с пистолетом? Думаю, что да».
– Джентльмены, – произнесла она, – почему бы нам не договориться как цивилизованным людям?
– Смеяться изволите, ваше величество? – спросил Фокслип.
– Отвезите меня в Порт-Мерсию, и мой отец дарует вам прощение и даст золота. Лучшего вам никто не предложит. Посмотрите с точки зрения математики. Да, у вас есть пистолеты, но сколько времени вы сможете обходиться без сна? Дикарей, – она с трудом выдавила из себя это слово, – намного больше, чем вас. Даже если один из вас все время будет начеку, он сможет выстрелить два раза, а потом ему перережут горло. Конечно, возможно, что они и не с горла начнут – ведь они, как вы справедливо указали, дикари и вовсе не так цивилизованны, как вы. У вас должна быть лодка. Вряд ли вы планировали остаться тут надолго.
– Но ты у нас в заложниках, – ответил Поулгрейв.
– Мы еще можем поменяться ролями. Стоит мне закричать… Зря вы застрелили жреца.
– Старик был жрецом? – явно испугался Поулгрейв. – Убить духовное лицо – плохая примета!
– Языческие не считаются, – сказал Фокслип, – а если кому тут и не повезло, так это ему, а?
– Но у них есть заклинания; они могут уменьшить человеку голову…
– Похоже, они тебе мозги уменьшили, – сказал Фокслип. – Не будь идиотом! А вы, принцесса, пойдете с нами.
«Принцесса», – подумала она. У мятежников была отвратительная манера все время называть ее какими-то слащавыми кличками. Ее от омерзения бросало в дрожь. Скорее всего, они этого и добивались.
– Нет, мистер Фокслип, я не принцесса, – осторожно сказала она, – но все равно вы пойдете со мной. Не отставайте.
– Чтоб ты нас завела в ловушку?
– Солнце скоро сядет. Хотите остаться тут в темноте? – Она вытянула руку ладонью вверх и добавила: – И под дождем.
Налетел шквал, на землю упали первые капли.
– Здешние жители видят в темноте, – продолжала Дафна. – И умеют ходить бесшумно, как ветер. А ножи у них такие острые, что они могут перерезать человеку…
– Почему все так обернулось? – вопросил Поулгрейв, обращаясь к Фокслипу. – Я думал, ты умный! Ты сказал, нам достанутся лучшие трофеи. Ты сказал…
– А теперь я говорю, чтоб ты заткнулся. – Фокслип повернулся к Дафне. – Ну хорошо, миледи. Не думай, что я поверил во всю эту брехню. Как рассветет, мы уплываем с этой задрипанной скалы. Может, даже к папочке тебя отвезем. Но смотри, чтоб в конце нам перепало золотишка, а не то пожалеешь. Никаких фокусов, ясно?
– Да, барышня. У нас четыре заряженных пистолета, – сказал Поулгрейв, махнув одним из них в ее сторону. – И они остановят все, что угодно, ясно?
– Они не остановят пятого человека, мистер Поулгрейв.
Он переменился в лице, что доставило Дафне огромное удовольствие. Она обратилась к Фокслипу:
– Фокусы? Я? Нет. Я хочу домой. И я не знаю никаких фокусов.
– Поклянись жизнью своей матери, – сказал Фокслип.
– Что?
– На «Джуди» ты вечно задирала нос. Поклянись, я сказал. Тогда я тебе, может, даже поверю.
«Знает ли он о моей матери? – гадала она. Спокойные мысли словно плавали поверх озера ярости. – Капитан Робертс знал, и еще я сказала Кокчику, но даже он не стал бы судачить о таких вещах с Фокслипом и ему подобными. Да развеможно вообще требовать от человека такой клятвы!»
Фокслип зарычал. Дафна слишком долго не отвечала, и ему это не нравилось.
– Что, язык проглотила? – спросил он.
– Нет. Но это очень важная клятва. Мне надо подумать. Я обещаю, что не попытаюсь от вас сбежать, я не буду вам врать и не попытаюсь завести вас в ловушку. Достаточно?
– И клянешься в этом жизнью своей матери? – не отступал Фокслип.
–Да, клянусь.
– Очень мило с вашей стороны, – сказал Фокслип. – Правда, мистер Поулгрейв?
Но Поулгрейв смотрел на роняющий капли лес по обе стороны тропы.
– Там водятся всякие твари, – застонал он. – Они ползают и кишат!
– Я не удивлюсь, если там еще и слоны есть, и львы с тиграми, – бодро заметил Фокслип. И добавил погромче: – Но у этого пистолета жутко чувствительный курок, и если мне толькопокажется, что я слышу какой-то лишний звук, этой барышне будет очень плохо. Услышу чужие шаги – и ее можно будет нести на кладбище!
Как только Дафна и двое брючников исчезли из виду за поворотом тропы, Мау выступил вперед.
– Мы можем броситься на них. Дождь на нашей стороне, – шепнул Пилу.
– Ты ведь слыхал, что сказал тот, который повыше. Я не могу рисковать ее жизнью. Она спасла мою жизнь. Дважды.
– А я думал, тыее тоже спас.
– Да, но в первый раз, когда я спас ее жизнь, я спас и свою тоже. Понимаешь? Если бы ее не было, я бы взял самый большой камень и вошел бы в темную воду. Один человек – ничто. Два человека – народ.
Пилу сморщил лоб, напряженно думая.
– А три человека тогда что?
– Народ побольше. Давай пойдем за ними… только осторожно.
«И во второй раз она спасла меня от Локахи», – подумал он, когда они пустились в путь, бесшумно, как призраки под дождем. Он тогда проснулся, и в голове у него не было ничего, кроме серебряных рыб, и старуха ему все рассказала. Он бежал к белому городу на морском дне, а потом там оказалась Дафна. Она вытянула его наверх, обогнав Локаху. Даже на мудрую женщину это произвело впечатление.
У девочки-призрака был план, но она не могла поделиться с Мау. Оставалось только красться за ней, взяв дубинки и копья…
Нет, совершенно незачем за ней красться. Он и так знал, куда она пойдет. Он смотрел на бледнеющий в сумерках силуэт: она вела тех двоих по тропе вниз, в Женскую деревню.
«Интересно, есть здесь кто-нибудь?» – подумала Дафна. Она видела миссис Бурбур наверху, у пещеры. Все, кто мог ходить, пошли наверх. Только в дальних хижинах лежали больные. Придется соблюдать осторожность.
Она зажгла пучок сухой травы от костра, горевшего у хижины, и засветила одну из ламп, принесенных с «Джуди». Дафна делала все очень осторожно, рассчитывая каждое движение, – ей не хотелось думать о том, что она сделает потом. Нужно разделиться на две несообщающиеся половинки. Все равно у нее тряслись руки, но любая девочка имеет право на дрожь в руках, если двое мужчин наставили на нее пистолеты.
– Садитесь, пожалуйста, – сказала она. – Циновки хоть как-то лучше голой земли.
– Премного благодарен, – сказал Поулгрейв, оглядывая хижину.
У Дафны чуть не разорвалось сердце. Когда-то какая-то женщина учила этого человека хорошим манерам. А он вместо благодарности вырос вором, подхалимом и убийцей. И сейчас, когда он боится и ему не по себе, крупица настоящей вежливости выплыла из глубин, как чистый прозрачный пузырик из болотной трясины. Это не облегчало дела.
Фокслип только хрюкнул и сел, прислонившись спиной к внутренней стене хижины – скальной стенке.
– Это ловушка, а? – спросил он.
– Нет. Вы же заставили меня поклясться жизнью матери, – холодно сказала Дафна и подумала: «И это был грех. Даже если у вас нету вообще никакого бога, это грех. Некоторые вещи сами по себе грех. А я собираюсь вас убить, и это тоже смертный грех. Но с виду это не будет похоже на убийство».
– Не хотите ли пива? – спросила она.
– Пива? – повторил Фокслип. – Здесь есть настоящеепиво?
– Ну, нечто подобное. Во всяком случае, демонский напиток. Я все время готовлю свежее.
– Ты варишь пиво? Но ты же из благородных! – воскликнул Поулгрейв.
– Может быть, я варю благородное пиво, – сказала Дафна. – Порой приходится делать то, что нужно. Так дать вам пива?
– Она хочет нас отравить! – сказал Поулгрейв. – Это ловушка!
– Да, принцесса, мы выпьем пива, – согласился Фокслип, – но сначала поглядим, как ты сама будешь его пить. Мы, знаешь ли, не вчера на свет родились.
Он подмигнул ей – вышла неприятная гримаса, полная коварства, зловредная и безо всякой веселости.
– Да, барышня. Ты позаботься о нас, а мы уж позаботимся о тебе, когда дружки Кокса, людоеды, явятся на пикник! – сказал Поулгрейв.
Выходя наружу, Дафна слышала, как Фокслип шипит на Поулгрейва. Впрочем, она и так ни на минуту не поверила, что они собирались ее «спасти». Значит, Кокс нашел охотников за черепами? Интересно, кого из них следует пожалеть?
Она пошла в соседнюю хижину, где варилось пиво, сняла с полки три кокосовые скорлупы с пузырящейся жидкостью и старательно выудила плавающие на поверхности трупики мух.
«То, что я задумала,не убийство, – сказала она себе. – Убийство – грех. Это не будет убийством».
Фокслип, конечно, сначала заставит ее тоже выпить пива, чтобы убедиться, что оно не отравлено. А ведь до сих пор она никогда много не пила – только по чуть-чуть, когда экспериментировала с новыми рецептами.
Бабушка говорила, что одна капля демонского питья лишает человека разума. Человек опускается, пренебрегает родительским долгом, разрушает свою семью и многое другое. Но ведь это пиво делала сама Дафна. Это не фабричное пиво, в которое могли насовать что угодно. Это пиво сделано из хорошего, качественного… яда.
Дафна вернулась, балансируя тремя широкими, мелкими глиняными чашками, и поставила их на пол между циновками.
– Так, вижу, у тебя отличные кокосы, – сказал Фокслип свойственным ему отвратительным, недружелюбным «дружелюбным» тоном. – Но вот чего, барышня. Ну-ка перемешай пиво, чтоб мы пили одно и то же, слышишь?
Дафна пожала плечами и повиновалась под пристальными взглядами мужчин.
– Похоже на лошадиную мочу, – заметил Поулгрейв.
– Ну, лошадиная моча – это не так уж плохо, – сказал Фокслип.
Он взял стоявшую перед ним чашу, посмотрел на чашу, стоявшую перед Дафной, поколебался, а потом неприятно ухмыльнулся.
– Надо полагать, у тебя хватило ума не отравить свою чашку, думая, что мы их поменяем, – сказал он. – Ну-ка, пей, принцесса!
– Да, за папу, за маму! – подхватил Поулгрейв. Опять словно крохотная стрела пронзила сердце Дафны. Так всегда говорила мама, уговаривая ее не оставлять брокколи на тарелке. Вспоминать было больно.
– Пиво одно и то же во всех трех чашах. Вы же заставили меня поклясться.
– Я сказал –пей!
Дафна плюнула в свою чашку и запела пивную песню – островной вариант, а не свой собственный. Она подозревала, что песня про барашка сейчас будет неуместна.
И вот она запела песню о четырех братьях, и поскольку бо́льшая часть ее мыслей была занята этой песней, меньшая часть услужливо подсказала: воздух – это планета Юпитер, а наука утверждает, что эта планета состоит из газов. Какое удивительное совпадение! Дафна запнулась и не сразу собралась с мыслями, чтобы продолжить: в каком-то закоулке мозга сидело беспокойство из-за того, что она собиралась сделать.
Когда она закончила, воцарилось потрясенное молчание. Наконец Фокслип произнес:
– Это еще что за чертовщина? Тыхаркнула в свое пиво!
Дафна поднесла чашку ко рту и отхлебнула. Ореховый привкус был чуть сильнее обычного. Дафна подождала, пока пиво, пузырясь, стечет в желудок, и увидела, что мятежники по-прежнему пялятся на нее.
– Нужно плюнуть в пиво и спеть пивную песню, – она рыгнула и прикрыла рот ладонью. – Прошу прощения. Я могу вас научить. Или просто подпевайте. Пожалуйста, очень вас прошу. Это древний обычай…
– Я не буду петь всякое языческое мумбо-юмбо! – отрезал Фокслип.
Он схватил чашку и сделал большой глоток – Дафна изо всех сил старалась не закричать.
Поулгрейв не прикоснулся к пиву. Он все еще не верит! Он переводил взгляд подозрительных блестящих глазок с товарища по мятежу на Дафну и обратно.
Фокслип поставил чашу и рыгнул.
– Давненько я не…
Тишина взорвалась. Поулгрейв потянулся к пистолетам, но Дафна уже слетела с места. Чашка с хрустом ударила его по носу. Поулгрейв завизжал и упал на спину, а Дафна схватила с пола его пистолеты. Она старалась одновременно думать и не думать. Не думать о человеке, которого только что убила. (Это была казнь!)
Думать о человеке, которого, может быть, придется убить. (Но я же не могу доказать, чтоон убийца! Ведь не он убил Атабу!)
Она возилась с пистолетом, а Поулгрейв, плюясь кровью, пытался встать. Пистолет оказался тяжелее, чем думала Дафна, и неуклюжие пальцы не слушались. Она проглотила ругательство, вспомнив о специальном бочонке для ругани, установленном на «Милой Джуди».
Наконец ей удалось оттянуть курок, совсем как учил капитан Робертс. Раздался двойной щелчок. Кокчик называл это «двухфунтовым звуком». Когда она спросила почему, он объяснил: «Потому, что если человек услышит такое в темноте, он тут же теряет два фунта… весу!»
Поулгрейв, во всяком случае, сразу притих.
– Явыстрелю, – соврала она. – Не двигайтесь. Хорошо. Теперь слушайте меня. Я хочу, чтобы вы убрались отсюда. Вы здесь никого не убивали. Убирайтесь. Прямо сейчас. Если я увижу вас тут еще раз, я… в общем, вы об этом пожалеете. Я вас отпускаю, потому что у вас была мать. Кто-то по-настоящему любил вас, кто-то старался научить вас хорошим манерам. Впрочем, вам все равно не понять. А ну вставайте и вон отсюда! Выходите из хижины и бегите, чем дальше – тем лучше! Быстро!
Скрючившись и пытаясь так бежать, прикрывая рукой сломанный нос, истекая соплями и кровью и, уж конечно, не оглядываясь, Поулгрейв умчался в зарево заката, словно краб, что пытается, спасая свою жизнь, скрыться в полосе прибоя.
Дафна села, по-прежнему держа перед собой пистолет и ожидая, пока хижина перестанет вращаться.
Она посмотрела на молчаливого Фокслипа, который так и не пошевелился.
– Зачем ты был такой… дурак? – спросила она, потыкав его пистолетом. – Зачем убил старика, который грозил тебе палкой? Ты стреляешь в людей, не раздумывая, и сам же называешьих дикарями! Почему ты такой дурак, что счел меня дурой? Почему не стал меня слушать? Я же тебе сказала, что мы поем пивную песню. Неужели трудно было бы просто подпеть? Но нет, ты считал себя умнее, потому что они дикари! А теперь лежишь мертвый, с дурацкой улыбочкой на глупом лице. Ты мог остаться в живых, но ты ведь меня не послушал. Ну что ж, мистер идиот, теперь у вас куча времени, так что слушайте! Дело в том, что пиво готовится из очень ядовитого растения. Этот яд парализует все тело сразу. Но, видите ли, в человеческой слюне есть особые вещества, и если плюнуть в пиво, а затем спеть пивную песню, оно превращается в безобидный напиток с ореховым привкусом, и, кстати, все говорят, что я здорово улучшила его вкус. Чтобы пиво стало неядовитым, нужно меньше пяти минут, ровно столько, сколько требуется, чтобы спеть официальную пивную песню. А можно просто повторить: «Ты скажи, барашек наш» шестнадцать раз. Потому что, понимаешь, дело не в песне, а в сроке ожидания. Я это сама установила с помощью научных экспериме… ик, – она рыгнула, – прошу прощения. Я хотела сказать «экспериментов».
Она прервала монолог, чтобы вытошнить пиво, а заодно, судя по ощущениям, и все, что она съела за последний год.
– А ведь вечер мог быть таким прекрасным, – сказала она. – Ты знаешь, что собой представляет этот остров? Хотя бы догадываешься? Конечно, нет, потому что ты дурак! И покойник! А я – убийца!
Она разразилась слезами, большущими, безудержными, и принялась спорить сама с собой.
«Но послушай, они же мятежники! Если бы их судили, их бы приговорили к вешанию!»
(Не к вешанию, а к повешению. Но для этого и нужны суды – чтобы одни люди не убивали других только потому, что те, по их мнению, заслуживают смерти. В суде есть судья и присяжные, и если обвиняемого находят виновным, его вешает палач, аккуратно и в соответствии с процедурой. Палач сначала преспокойно позавтракает и, может быть, прочитает молитву. Он будет вешать приговоренных спокойно, без гнева, потому что в этот момент он представляет собой закон. Так это устроено.)