Карьера требует жертв

Карьера телохранителя по найму Жени Охотниковой вот-вот оборвется. Тетя Мила будет в шоке. Меня объявят пропавшей без вести, но спустя какое-то время поиски прекратят, и она свыкнется с моей кончиной.

Как же поступят Василевский и Прусс? Ведь у них моя одежда, в телефоне – журнал вызовов, в которых содержатся звонки на мой номер. Не буду питать иллюзий, что Глеб Александрович Василевский – благородный рыцарь, который решит выяснить, что стало со мной, и воздать по заслугам моим убийцам. Скорее всего, чтобы никто не заподозрил его в случившемся со мной, он почистит журнал вызовов и уничтожит мою одежду. Затем, втайне от Прусса, которого он считает предателем, Глеб соберет много денег и рванет куда-нибудь в теплые края.

Впрочем, я могу ошибаться в своих прогнозах, ведь я ошиблась касательно Валентины Прохоровой. Теперь я уверена, что ее хотя бы гипотетически можно считать заказчицей убийства. И все-таки как же я провалилась: не выведав у потенциальной преступницы информацию, которую можно было использовать для защиты клиента, я сама стала жертвой этой преступницы. Причем не потенциальной, а вполне реальной.

Мои мысли прерывает резкая остановка автомобиля, который долгое время ехал по неровной землянке – полагаю, я где-то в лесополосе. Вспоминаются сериалы про криминальную Россию. Никогда не думала, что окажусь героиней именно этих гнусных сцен.

Багажник открывается, яркий свет слепит глаза. Мы посреди леса, местность холмистая, скорее всего меня похоронят под одним из этих деревьев. Интересно, скольких еще неугодных ей людей Валентина Андреевна Прохорова приказала отвезти в этот живописный лес?

– Бери девчонку и спускайся вон туда, – один из громил показывает на подножие холма – отличное место для могилы, – я с лопатами сразу за тобой.

Второй вышибала поднял меня так легко, будто бы я пакет с листьями. Я не ворочалась, так как за годы своей практики прекрасно знаю, что это – бесполезная трата сил.

Нужно внимательно смотреть по сторонам. Спасение может быть где-то здесь. Связали меня туго, извернуться нет особой возможности, так как связанные за спиной руки привязаны к связанным ногам, за счет чего лодыжки приподняты, и я выгляжу как буква «с» или скобка.

В таком положении охранник Прохоровой и несет меня к месту казни. Вряд ли они сначала убьют меня, а потом выроют яму. Если они заметят на горизонте приближение нежелательных свидетелей, то легче будет вновь поднять меня – у таких здоровых парней это получается легко, – переместить в стоящую неподалеку машину и оперативно уехать, чем впопыхах закапывать яму.

Во втором случае есть вероятность быстрого приближения свидетелей, а значит, и вероятность их устранения. Нет уж, я еще поживу.

Я мычу, чтобы мне хотя бы развязали рот. Один из громил уже копает яму, второй стоит на стреме.

Наконец второй, устав от мычания и выругавшись, снимает повязку.

– Чего тебе? – гневно спрашивает он, готовясь ударить меня, если ему не понравится ответ.

Сейчас я осознаю, как сильно болит мое тело – два или три ребра наверняка сломаны.

– Ничего, просто захотелось подышать воздухом перед смертью. Кричать не буду, обещаю, да и бесполезно это, правильно же? – я решила быть вежливой.

Так есть возможность достаточно потянуть время, чтобы найти глазами то, что может помочь. Зараза, ни одного острого камня или ветки за руками. Так только в фильмах бывает: заложник заговаривает зубы похитителям, а сам в это время полным ходом развязывает руки. Но эти похитители только выглядят тупыми, на деле же они прочно меня завязали и положили в такое место, где нет поблизости ни веток, ни палок. Но что-то быть должно. Я не сдамся, пока не переберу варианты.

– Дыши, пока дышится. Думала, крутая, да? Завалишься к боссу, навешаешь ей лапшу на уши, узнаешь что надо и свалишь как ни в чем не бывало? Ты просто Валентину Андреевну недооценила, дура. Да она…

– Заткнись там. Скоро сменимся, задолбался я яму копать, а у тебя рот не закрывается, – за мозги в этой парочке явно отвечает нынешний копач.

Это тот мужлан, который ударил меня в живот, а затем по спине, виновник боли в груди. Тот, что охраняет меня, сейчас явно взболтнул бы лишнего.

А вот и возможность, которую я ждала. Пока не знаю, как разговорчивость вышибалы поможет мне выбраться из плена, но все впереди.

– Перебивать невежливо! – делаю я максимально наигранное замечание. – Ваш коллега всего лишь хотел сказать, как сильно он ценит своего работодателя. Вы что, не цените и не уважаете Валентину Андреевну Прохорову?

Копач оставил лопату, подошел ко мне и кивнул разговорчивому в сторону ямы.

Второй неохотно передал ему пистолет, а сам пошел заниматься работой, которая явно подходит ему больше.

– Пока мы ехали сюда, наши люди – те, которых ты раскидала – признаюсь, я был под впечатлением, – пробили твой телефон, Евгения Максимовна Охотникова. Значит, работаешь на Глеба?

Я решила до конца оставаться верной своей лжи. Если сейчас я раскрою все карты, то чем буду крыть, если вдруг чудом выберусь из этой передряги живой?

– Если вы знаете мое имя, то знаете и род деятельности. Да, я оказываю помощь клиентам за денежное вознаграждение, охраняя их от различных угроз. Но сейчас я в отпуске, а в отпуске я люблю заниматься интересными случаями. Вроде случая с бешеной мамашей, которая хочет убить своего сына. Она – суперзлодей, я – супергерой. Ее надо наказать. – Конечно, громила не поверит в этот рассказ, его улыбка подтверждает это.

Но я намерена продолжать этот диалог, пока еще могу.

– Значит, до конца гнете свою линию. Я это уважаю. Знаете, Женя, нужно было принимать предложение Прохоровой. Сейчас мы бы стояли бок о бок и скорее всего не закапывали бы провинившегося, а занимались чем-то менее грязным. Глеб Василевский – принципиальный конкурент Валентины, не более того.

– Ну да, ну да. А я – супергерой, я же говорю. Столько шума ради ненастоящей журналистки, которая несет бред? Думаю, убивать меня будут как раз за правду.

– Убивать вас будут за то, что вы могли трактовать полученную от Валентины Андреевны информацию в собственном ключе. Вы же сами упомянули об этом.

– Только когда ваша начальница раскрыла, что я – никакая не журналистка. Пораскиньте мозгами. Она принимала у себя девушку, которая утверждала, что некто сказал ей, будто Глеб Василевский – ее сын. Если бы это было неправдой, она бы даже не пригласила меня в свой офис, а просто повесила бы трубку, сказав, что мой источник лжет. Но она хотела встретиться со мной, хотела узнать, кто этот источник, и когда начала подозревать, что я – никакая не Марина Андреева, рассказала драматическую историю своей любви, в которой мастерски изменила финал. Так что меня в любом случае ждала бы смерть.

Охранник посмотрел на меня с понимающей улыбкой. Сейчас я видела в нем не двухметрового вышибалу, а вполне сознательного мужчину, который…

Черт возьми, он согласен со мной. Но есть в этом взгляде нечто большее.

Наш диалог прервал второй:

– Яма готова, кончай ее и неси сюда.

Мой собеседник встал, отошел на достаточное расстояние, чтобы его не забрызгало кровью, направил пистолет в мою сторону и произнес:

– И все же с вами было приятно иметь дело, Евгения Максимовна, – на этих словах я поняла, что сейчас меня не станет.

Как же ужасно, что я – не персонаж фильма, который уже разрезал кабельную стяжку об острый камень за спиной. Эх, в таком случае я бы вырвалась, разоружила громилу, ранила бы его, а затем выстрелила во второго. Но я – всего лишь заурядный телохранитель, который возомнил себя умнее, чем он является. Эх, если бы у меня была возможность исправить эту ошибку. Я бы взвешивала свои шаги гораздо тщательнее.

Мои предсмертные мысли прервал выстрел. Но я была жива.

Произошло нечто совершенно странное: громила, который должен был убить меня, выстрелил в голову своему коллеге, и убитый свалился в вырытую им же яму.

Я еще не успела отойти от шока, как мужчина поместил пистолет себе за пазуху, повернулся, подошел ко мне и сказал:

– Сейчас я тебя развяжу, Женя. Меня зовут Кирилл. Я работаю с Василием Пруссом, знаешь такого?

Я была в полном шоке от произошедшего. У старого лиса Василия Михалыча все это время был человек в логове врага. Почему же он не рассказывал об этом Глебу?

Пока Кирилл развязывал меня, я с недоверием смотрела на него, но все же решила спросить:

– Как долго вы работаете на Прусса?

– Васю я знаю давно, мы учились и служили вместе, а в персонале Прохоровой служу около месяца. Когда Василевский стал тут и там замечать странную машину – он наверняка рассказывал тебе про черный «Вольво», Михалыч понял, что дело неладно. – Он закончил меня развязывать, достал из внутреннего кармана убитого телефон и принялся закапывать его тело. – Однажды мы подставили одного из охранников Прохоровой, чтобы тот сильно облажался. Валентина уволила его и начала смотр человека на освободившееся место и из всех кандидатов выбрала меня.

– Почему вы не сказали Глебу, что среди персонала Прохоровой есть свой человек?

– Понимаешь ли, Женя, Глеб Василевский – молодой, импульсивный и неопытный юноша. В его возрасте пора бы зваться «мужиком», но он именно «юноша». Если бы он узнал, что у Васи есть человек в стане врага, то стал бы требовать немедленных решительных действий. На светских раутах, где он иногда сталкивается с Валентиной и обменивается колкостями, такой человек, как Глеб, запросто проговорился бы о наличии среди ее людей крота. Конечно, он бы сделал это не напрямую, но после нескольких алкогольных коктейлей выпалил бы ей какую-то метафорическую фразу, а Валя, будучи человеком неглупым, сразу бы обо всем догадалась, и рано или поздно меня бы раскрыли. Сейчас-то моему прикрытию конец. Вася, наверное, уже сообщил боссу все, что я только что тебе рассказал, а тот начал вопить, как он мог что-либо сделать за его спиной, – Кирилл ухмыльнулся, и я заметила, что он – ровесник Прусса, хотя выглядит моложе.

Василию лет пятьдесят пять, но он выглядит на свой возраст – все дело в седых волосах и глубоких морщинах, а вот Кирилл, среди седин которого еще пробиваются светлые волосы, сохранился лучше. Примерно такого же возраста Прохорова и покойный отец Глеба.

– Признаюсь, вы были невероятно убедительны – мои сломанные ребра тому подтверждение.

– За это извини, но Прохорова и ее люди не должны были даже на секунду усомниться в моей преданности. За непродолжительное время работы на нее я доказал, что мне можно доверять. Все это время я пытался найти на нее компромат, но, черт возьми, она – неприступна. Нет никаких намеков на ее связь с черным «Вольво», который следит за Василевским, да и саму машину после того, как я внедрился в охрану Прохоровой, Глеб видел всего раз.

«Странно, даже очень. Наличие своего человека в стане Прохоровой могло объяснить фразу Прусса, случайно подслушанную Глебом пару дней назад, когда он говорил: «Малец ни о чем не догадывается, действуем по плану». Но разве это похоже на разговор человека со своим контактом, работающим под прикрытием? Ведь Глеб априори не знал о кроте, он только считал, что Прохорова хочет его убить. И кому тогда принадлежит «Вольво»? В этом уравнении слишком много переменных. Для себя я делаю только один вывод: конечно, я благодарна Василию Пруссу, что благодаря его человеку не меня сейчас закапывают в сырой земле, но я по-прежнему ему не доверяю».

– Это неправильно – вот так закапывать человека. Нужно вызвать полицию, у него могут быть родные, жена, дети…

– Исключено. В охране Валентины Прохоровой работают только истинные волки-одиночки – люди, которым нечего терять и у которых нет слабостей. Я – один из них, Валера, которого я сейчас закапываю, – тоже. Чтобы немного успокоить твою совесть, скажу, что Валера был самым жестоким из людей Валентины. Как ты уже успела понять, умом он не блистал. Это делало его еще свирепее, твое счастье, что вплотную с тобой сошелся я, а не он, в противном случае он бы раскрошил тебе череп одной рукой. Однажды Валере было поручено утихомирить буйного посетителя клуба – парень просто перебрал, но теперь на всю жизнь остался овощем. Семья подала в суд, но все решили связи и деньги Прохоровой. Теперь эти люди ни в чем не нуждаются. Но разве могут деньги вернуть родителям парня здорового ребенка?

Я задумалась, глядя, как Кирилл кидает последние горсти земли в могилу Валеры. Я не приверженец расправы, даже если речь идет о таких сволочах, что сейчас покоится в земле, но в этом конкретном случае возражать не стала. Возможно, картина того, как Валера крошит мне череп, заставила меня держать язык за зубами.

Кирилл закончил грязную работу.

– Все, поехали к Васе и Глебу, расскажешь о разговоре с Прохоровой. Хотя вряд ли ты узнала, что хотела. Впрочем, как и я.

– Прохорова будет вас искать.

– Она будет искать Александра Разумовского – мое личное дело, как и документы для устройства в ее охрану, были качественной подделкой. С поисками Валеры желаю ей удачи. В пути я предложил ему поехать в более отдаленную лесополосу вместо той, куда они ездили раньше. Глупец согласился.

– Ездили раньше… Черт, если эта женщина и не хочет убрать Василевского, то она заслуживает сидеть за решеткой за преступления, которые совершила ранее.

– Спустись на землю, Женя. Без веских доказательств ты ничего не пришьешь Прохоровой. А вот она задавит тебя авторитетом и связями. У нее на зарплате – прокуроры, полицейские, судьи. Она не просто бизнесмен, а настоящий преступный воротила. Вася рассказывал, что Александр Василевский никогда никого не убивал. Был подкуп – без этого трудно добиться таких высот, каких достиг он, – но убийств конкурентов или неугодных людей не было никогда. Глеб вообще пока обходится даже без подкупа, он – парень честный.

– Вы верите Василию?

– Как самому себе. Пойдем в машину, уже темнеет.

В это время весны с наступлением темноты начинается прохлада. А в костюме Марины Андреевой мне становится зябко. Думаю, сейчас около семи вечера.

Кирилл выезжает из лесополосы на машине Прохоровой, затем ему звонят, на экране смартфона написано «босс». Я не буду ничего говорить, потому что этот человек знает, что делать. Да и потом я чертовски устала, пожалуй, просто понаблюдаю.

Друг Прусса прилагает усилие, чтобы слегка согнуть телефон, а затем открывает окно и выбрасывает его. Затем он достает старый кнопочный мобильник и сообщает, что мы уже в пути. Наверняка звонил Михалычу.

После примерно пяти километров дороги Кирилл сворачивает в проулок, и мы едем по проселочной дороге.

Я настораживаюсь, вдруг все, что я услышала, – обман?

– Куда мы едем?

Он ухмыляется и отвечает:

– На твоем месте я бы тоже спросил. Едем в одно из моих убежищ, чтобы сменить машину, жучков в ней нет – это я, как недавний охранник Прохоровой, знаю точно, а вот по бортовому компьютеру нас отследить можно. Примерно здесь мы сожжем машину, потом придется пройти пару километров пешком. Замерзла?

– Жить буду, – ответила я, несмотря на то, что не отказалась бы от куртки.

Кирилл ставит машину подальше от деревьев посадки, в которую мы свернули – в овраге, чтобы огонь не перекинулся на древесину и не начался пожар. Он достает две канистры из багажника внедорожника, одну дает мне. Мы обильно поливаем автомобиль бензином, после чего – как в крутых боевиках – проводим за собой полоску горючего вещества. Затем Кирилл поджигает спичку, бросает на землю, и серпантин огня быстро пробегает к машине, охватывая ее ярко-желтым пламенем. Мы сворачиваем вправо от места пожара и вскоре слышим у себя за спиной звуки треска и плавления. В голливудских фильмах машина наверняка взорвалась бы сразу, но в реальной жизни дела обстоят иначе – ей еще довольно долго гореть и плавиться.

– Людей в округе нет, но то, что останется, я завтра подчищу – люблю доводить свою работу до конца.

Я ничего не ответила на эти слова, потому что мне стало немного обидно. Я не довела сегодняшнюю работу до конца. Мне пора пересмотреть свой подход, перестать думать, что я обладаю достаточной смекалкой для того, чтобы тягаться с такими людьми, как Валентина Прохорова. Нужно пообщаться с Глебом и рассказать ему о своих подозрениях. Его мать точно может желать ему смерти. И хотя даже такой профи, как Кирилл, не нашел ее связи с черным «Вольво», это не значит, что машина послана не ею.

Мы доходим до убежища Кирилла – одинокого дома, расположенного за холмом, к жилищу прилегает гараж. Он ненадолго заходит внутрь, откуда выносит куртку и накидывает ее мне на плечи. Несмотря на мое недавнее «жить буду», я охотно надеваю ее. Затем он открывает гараж, где стоят «Жигули» – черные и блестящие. Сразу видно, что Кирилл занимается машиной и она ему не безразлична.

Мы приезжаем в особняк Василевского к половине десятого вечера. Я чертовски устала, но просто пойти спать не могу. Дело запутаннее, чем я предполагала, я уже не только телохранитель, но и детектив, и пока что мне плохо удается и то, и другое. Завтра обязательно обзаведусь новым телефоном и позвоню тете Миле. Она знает, что во время работы с клиентами мне лучше не звонить, поэтому я связываюсь с ней сама. И очередной новый номер тетя воспримет нормально – в моей практике смена номера – дело привычное.

Эх, если бы не то злополучное эсэмэс от тети, которое увидела Прохорова… Но винить Милу я не могу, это просто нелепое совпадение.

– Явились наконец-то, – сказал изрядно подвыпивший Глеб.

С того момента, как я видела его последний раз, он не переодевался, только снял пальто. Рубашка небрежно выправлена из черных джинсов. Он не сильно напился, сейчас Глеб находится в таком состоянии, когда алкоголь подогревает в нем гнев. Парень поймет, что пьян, ночью, если будет долго засыпать, или же утром, когда у него невероятно будет раскалываться голова.

– Полагаю, наш шпион-конспиратор тебе уже все рассказал? Как тебя там, Кирилл?

– Да, меня зовут Кирилл, я…

– Я знаю, кто ты такой! – гневно добавил Глеб и подошел вплотную к Кириллу, который был на голову выше его. Выглядит забавно. – Ты действовал за моей спиной, как и твой верный друг Василий Михайлович, – Василевский демонстративно раскланялся Пруссу, который все это время молча стоял, наблюдая за происходящим.

– Глеб Александрович, я же говорил, я… – начал было Василий, но Глеба было не остановить.

– Какого хрена, дядя Вася? Что еще ты от меня скрываешь? Что за тайные люди среди врагов? Что за «малец ничего не знает, действуем по плану», а?

«Идиот. Боже, ну какой же ты идиот. Выдал свой единственный козырь против Прусса, который, возможно, действительно ведет двойную игру».

Пока Василевский, как маленький ребенок, демонстрировал обиду на Василия, я молча подошла к графину с виски и налила себе стакан. Затем наполнила еще один. Я взяла два стакана, подошла к Кириллу и дала один ему.

Мужчина с улыбкой посмотрел на меня – ему понравилось, что в данной ситуации я не обращаю внимания на истерику Глеба, – мы стукнулись и пригубили напиток.

– Тот разговор, что вы слышали… – в который раз пытается продолжить Прусс, – это была моя беседа с Кириллом. Вам не нужно было знать, что у меня есть свой человек среди людей Прохоровой, потому что вы…

– Все бы испортил, – слово взяла я.

Глеб перевел взгляд на меня. Он начинает пьянеть.

– Ты бы все испортил и мог бы раскрыть Кирилла. На одном из светских мероприятий, в интервью или еще где. Одна двусмысленная фраза, намекающая на то, что у тебя «все под контролем», и такой человек, как Прохорова, в два счета раскрыла бы, что среди ее людей – крот. Перестань вести себя как обиженный ребенок. Если бы не Василий Михалыч и его друг, я бы уже здесь не стояла. Меня пытались убить. Человека, которого ты нанял для своей защиты. Я не требую похвалы и сострадания за этот провал, но хотя бы веди себя достойно. Иди спать, наутро у тебя голова будет отдельно от тела. Покажете мне мою комнату, Василий Михайлович?

После моего грубоватого, но дельного спича мужчины замерли. Кирилл улыбался, Прусс отошел от Глеба, подошел ко мне и сказал:

– Конечно, Женя. Пойдемте со мной.

Мы молча шли по коридору до моей комнаты. Я ничего не собиралась говорить, но и я, и Василий понимали, что сказать есть что.

Я сомневаюсь, что фраза, которую подслушал Глеб, была из разговора Прусса с Кириллом, даже несмотря на то, что последний никак не отреагировал на слова Василия, когда он это сказал. Михалыч, кажется, понимает мои сомнения, но он – профи и будет молчать, пока не потребуется говорить.

– Вот ваша комната, ваши вещи внутри. В комнате есть ванная и туалет со всеми необходимыми принадлежностями. Располагайтесь, и доброй ночи. Продолжим работу завтра, познакомитесь с этим кретином Олегом Кротовым, обещал явиться.

– Будет интересно узнать, нарыл ли он что-то, потому что у нас с Кириллом пока глухо. Спасибо за то, что спасли мне жизнь.

– Это все Кирилл, – Прусс развернулся и стал уходить, но потом задержался, повернулся через плечо и сказал: – Спасибо, что помогаете со всем этим бардаком.

На этих словах он ушел, а я зашла в комнату.

Просторно и шикарно, что сказать. В комнате органично умещаются кровать, рабочий стол, небольшой диванчик для отдыха и плазменный телевизор, есть своя ванная. Да это не комната, а квартира.

Я сняла куртку, которую мне дал Кирилл, сняла грязную и потрепанную одежду Марины Андреевой. Она отправилась в мусорный мешок, как и линзы, которые после драк изрядно сместились – было очень противно их доставать. Горячий душ и постель.

Мне досадно и обидно. Но я жива, а значит, дело не проиграно. Валентина Прохорова получит по заслугам, а Глеб Василевский будет жить. Он, оказывается, честный и неподкупный бизнесмен. Значит, мой клиент – не такой уж наглый выскочка, каким отчаянно хочет казаться.

Я проснулась непривычно поздно для себя – в десять часов утра. Обычно мой рабочий день начинается в шесть, но меня не каждый день хотят убить.

Быстро приведя себя в порядок, я спустилась вниз, где уже ждала целая компания людей – Глеб, Василий, какой-то парень – скорее всего тот самый Олег Кротов, и доктор.

При виде человека с набором медицинских принадлежностей я резко вспомнила о травмах, которые мне нанес Кирилл, – вчера я настолько устала, что они не мешали мне спать, сейчас же сломанные ребра ужасно болят.

– Доброе утро, – без доли иронии в голосе сказал Глеб, который держал дрожащими руками чашку с кофе. – Доктор осмотрит твои травмы, сделать кофе?

– Я думала, что такому человеку кофе заваривает прислуга.

– Я не люблю прислугу. В особняке живем только я, Михалыч и другие охранники и водители. Регулярно приезжают сотрудники клининговых компаний, но я не сказал бы, что мы с Васей разводим сильный беспорядок. Помыть за собой тарелку и кружку я в состоянии.

Это удивительно, что у столь богатого человека нет прислуги. Василевский продолжает открываться с неожиданной стороны.

Присев на диван рядом с доктором, я отвечаю:

– Интересные у вас причуды, Глеб Александрович. Не откажусь от чашки кофе. Не очень крепкий, две ложки сахара. – Пока врач осматривал меня, мужчины не смотрели в мою сторону – ишь, джентльмены. – Я полагаю, вы – Олег Кротов?

– Приятно познакомиться, Евгения. Глеб и Василий Михайлович рассказали мне про вас и вчерашний день. Как вы себя чувствуете?

– Могло быть и лучше. Что вам удалось узнать, Олег?

– Значит, сразу к делу, да? Ну, что ж. – Кротов был ровесником Василевского, но внешне они были полными противоположностями. Глеб – высокий брюнет с карими глазами, не атлет, но сложен хорошо, Олег ниже меня примерно на голову, русый парень с глазами то ли серыми, то ли зелеными, издалека похожий на подростка из-за своей худощавости.

– Черный «Вольво», который несколько раз видел Глеб, номеров не имеет. Василий Михайлович искал автомобиль по сайтам объявлений, я же общался с перекупщиками машин с плохой репутацией.

– Василий Михайлович, вы не догадались сделать так же? – немного вмешиваюсь в рассказ Кротова я.

– Это было моим следующим шагом. Видимо, у Олега больше контактов среди гаражной шпаны, – ехидно заметил Прусс.

Не сумев скрыть, что такая колкость его задела, Олег продолжил:

– Видимо, да. Как бы то ни было, мой человек рассказал про «Вольво», который ему продал один знакомый. Некоторое время спустя он перепродал машину некой Арине Вишневской. Описал ее как худощавую блондинку, стрижка короткая, рост примерно сто семьдесят пять сантиметров, одета была во все черное. Я пробил ее по социальным сетям, и…

– В Тарасове нет Арин Вишневских, подходящих под это описание, – закончила я.

На этот раз Олег заметно взбесился:

– Совершенно верно, но не могли бы вы проявить хоть немного уважения и попытаться послушать, а не перебивать с таким важным видом крутой девчонки, которой прямо сейчас «штопают» раны от недавней передряги?