Княгиня Ольга. Две зари

Женской челяди на дворе было много – десятка два. Половина были такими же, как Обещана – из тальбы, иные жили здесь уже немало лет. Другие были из подарков, полученных княгиней – эти девки были самые красивые, ловкие на руку, голосистые. И тех и других княгиня порой выдавала замуж и давала им приданое. В первые дни, когда Обещана сюда попала, еще много было разговоров про какую-то Снежицу, которую у княгини со двора похитили из-за любви. Виновен был кто-то из Святославовых гридей, и взамен нее князь и подарил матери Обещану.

Работа Обещану не пугала – дома она тоже мало сидела без дела. Куда больше ее угнетало то, что она вдруг оказалась одна, как былинка у дороги, и до чести ее и доли никому не было никакого дела. Поначалу о ней было много разговоров, не раз ее звали в избу к княгине – снова рассказать про обетный перстень. Но, боясь уронить себя, Обещана избегала любопытных взглядов, а на мужчин и вовсе не поднимала глаз.

Сдружилась она только с младшей ключницей, Малушей. Эта дева с длинной русой косой подала ей первый кусок хлеба в этом доме, и Обещана дичилась ее меньше, чем всех остальных. Иногда им случалось что-нибудь делать вместе, что занимает только руки, и они подолгу разговаривали. С изумлением Обещана узнала, что младшая ключница – родная внучка бывшего киевского князя Олега Предславича и дочь бывшего деревского князя Володислава! И это еще не все: в ее предках были властители других разных земель, о которых Обещана сейчас услышала в первый раз и, изумленная, не могла поверить сразу. Дева, которой полагалось бы сидеть на княжьем столе, вместе с ней резала лук за длинными столами поварни, снимала сливки, подавала на стол княгине Эльге!

Однажды Обещана шла из поварни в гридницу с корытцем, полным жареной рыбы – отрокам накрывали ужин. Глядя под ноги, чуть не наткнулась на кого-то, едва не упала, но чьи-то руки крепко схватили ее за локти. Вздрогнув, она вскинула глаза – и охнула. Перед ней было знакомое лицо – неоднократно сломанный нос, будто горный хребет, глубоко посаженные серые глаза, одна бровь выше другой из-за давнего шрама. И чем-то таким близким на нее повеяло от этого лица, что Обещана невольно улыбнулась, глубоко вдохнула, словно хотела закричать от радости, но не сразу вспомнила имя.

– Вот ты где… бойкая куница! – сказал знакомый низкий голос, и звучал он куда мягче прежнего.

Похоже, светлобородого мужчину тоже позабавила внезапная встреча. И Обещана его вспомнила. Это боярин… то есть десятский той дружины, что привезла ее сюда. Стер… Стенар его зовут, он рус. И чего она, дура, обрадовалась?

– Как поживается? – Стенар взял у нее корыто, которое ей было тяжело долго держать на весу. – Ты теперь при самой княгине, да?

– Живу… вот, – Обещана растерялась.

В ее памяти лицо Стенара было крепко соединено с ее последними днями в родных краях – она видела рядом с ним и отца, и Медвяну. Вот почему его вид так порадовал – здесь, в Киеве, Стенар напоминал ей о доме, казался человеком из родной волости.

– Как тебе здесь? Не обижают? – продолжал Стенар. – Может, чем помочь?

– У меня… все хорошо, – Обещана отобрала назад свое корыто. – П-пусти… мне надо идти… нам нельзя… с чужими разговоры вести… мне строго наказано… чтоб ни с кем…

– Да я не собираюсь тебя обольщать! – ухмыльнулся Стенар. – А если кто привяжется, скажи – мы разберемся!

Обещана обошла его и двинулась своей дорогой. Беляница, старшая ключница, в первый же день ее строго предупредила: с чужими людьми – никаких любезностей.

В гриднице стало ясно, почему Стенар здесь – среди бояр сидел Унерад. Он уже совсем окреп, выглядел бодро, погибший глаз был закрыт умело сделанной повязкой из кожи. Унерад был уже ничуть не похож на того пышущего жаром умирающего с кровавой гнойной дырой вместо глаза, каким она узнала его в Горинце, и Обещана косилась на него, узнавая и не узнавая.

Зато он узнал ее. Конечно, боярин не мог здороваться с княгининой челядинкой и расспрашивать о здоровье, но по взгляду, который он на нее бросил, когда она подавала рыбу на стол, Обещана поняла: он отлично помнит, кто она такая и откуда здесь. И вроде даже слегка рад ее видеть. Хотя, быть может, улыбка, что померещилась в его взгляде, относилась вовсе и не к ней.

Сегодня, в день встречи послов, Унерад появился снова, в числе первых. Гости лишь стали съезжаться на княгинин двор, а челядь еще готовила столы, когда Обещана увидела в кучке людей перед дверями знакомую рослую фигуру. Она как-то узнала его даже сзади, хотя видела только спину под красным плащом и бобровую шапку, крытую малиновым шелком. Он стоял подбоченясь, разговаривая с какими-то боярами и Эльгиным десятским, но, когда Обещана проходила мимо, взглянул на нее так живо, что ей показалось – сейчас поздоровается. Однако он лишь быстро опустил веко над здоровым глазом и тут же снова поднял. Она отвернулась, сжимая губы, чтобы не улыбнуться. Против воли она радовалась этому краткому привету; Унерад погубил ее жизнь, но он же был чуть ли не единственным здесь человеком, который на самом деле знал, кто она такая, какого отца дочь. Для него она была прежней Обещаной Воюновной из Укрома, а не одной из многочисленных служанок, которую звали «эй, красотуля!», когда надо было подлить пива в чаши… Под его узнающим взглядом Обещана вновь становилась прежней, и сейчас это для нее было дорогим подарком.

Примечания