Кулинарная битва

Энди выжидающе молчал. Судя по выражению лица, на лесть он не поддался. Что он о себе думает? Кто он тут такой, чтобы «Мими» от нее защищать? Тоже еще, нашелся страж репутации.

– Не припомню, чтобы в нашем меню многие годы что-то менялось. – Ты-то здесь, приятель, без году неделя. – Я полагаю, пора обсудить какие-то новые полезные для здоровья блюда, продукты без искусственных добавок. К примеру, – она посмотрела на небольшую деревянную миску с зеленым салатом на столе, – можно смешивать салат и листовую капусту. Что-то в этом роде. Мы лучше это потом обсудим.

– А почему бы не сейчас?

– Ну, во-первых, матери здесь нет. Решает здесь все она. Я сейчас просто вслух размышляю. – Мэй приветливо и примирительно улыбнулась.

Но образумить Энди было невозможно. Он расправил плечи и воинственно выпятил грудь:

– Барбара хотела, чтобы ты приехала, потому что ты всю эту кухню с теликом и реалити-шоу знаешь, – он мотнул головой в сторону камеры. – Но на нашей кухне мы с Барбарой в одну дуду дудим: никакие перемены «Мими» не требуются. Что готовили, то и будем готовить, потому что лучше ничего быть не может. А с моцареллой пусть во «Фрэнни» выпендриваются.

Этого ей только не хватало! Энди явно видит в ней какую-то угрозу, да еще думает, что она ничего не смыслит в их с Барбарой деле. Нелепость какая-то! Она о меню всерьез даже пока не думала, хотя сделать тут что-то можно и нужно. Всюду только и разговоров, что о здоровой пище. Да и про меню она заговорила, только чтоб уйти от расспросов про «возвращение домой». Мэй инстинктивно скрестила руки на груди.

– Моцарелла тут ни при чем. И вообще, давай эти разговоры отложим. Мать подождем.

– Согласен, давай подождем. – Он повернулся и направился в кухню. – Ты же знаешь, она на моей стороне будет.

По-прежнему лучезарно улыбаясь, Сабрина вернулась на свое место, а Мэй посмотрела вокруг, пытаясь придумать, как бы закрыть эту тему. Она снова потянулась к тарелке Райдера и стянула у него последний кусочек курицы:

– Пальчики оближешь!

Протестующий вой Райдера заставил Сабрину и ее оператора отшатнуться, они поспешно заговорили о меню с каким-то посетителем, а Мэй тем временем потихоньку перекинула Райдеру кусочек курицы с тарелки Мэдисон – дочку гораздо больше интересовала картошка.

– Прости, дружок. Я тоже голодная. Надо было спросить у тебя разрешения.

Райдер всхлипнул и кивнул.

В любом случае, цыпленок был хорош. Даже лучше, чем раньше. Она взяла у Мэдисон еще кусочек – Энди положил девочке почти взрослую порцию. Мэй весь день практически ничего не ела, а уж про вкус картошки фри и жареного цыпленка и вовсе лет сто как забыла. В Нью-Йорке настоящих жареных цыплят днем с огнем не сыщешь. А эти что надо: сочные, нежные, с корочкой, с кожицей, которая сама собой от мяса отделяется! И картошка! Тонко нарезанная, горячая, чуть хрустящая, посыпана их фирменной смесью соли с травками. А свежеиспеченные слоистые лепешки! А салат со сладкой масляной заправкой! Рецепт заправки, простой и некогда всем известный, Барбара теперь хранила под строжайшим секретом. Боже! До чего же все это вкусно! Хотя, конечно, с точки зрения калорий и холестерина – полная катастрофа.

«Даже Джей, наверное, сразу три таких порции съел бы», – подумала она рассеянно. Если бы только захотел иметь с ней дело после всего произошедшего. И если бы она его сюда пустила. а она стопроцентно этого делать не будет. Жаренный в масле цыпленок стоял первой строкой в списке того, что Джей есть отказывался. Ее муж искренне считал, что цыпленок за двадцать восемь долларов из «Голубой ленты» – дурной тон. А уж после часа ночи в каком-нибудь баре Нижнего Ист-Сайда и подавно. Нет, что такое «Мими», Джею никогда не понять – это Мэй уже на их первом свидании увидела.

А потом как-то раз они поехали в Сент-Луис на свадьбу его университетского друга. Свадьба была отличная, но Джей, единственный цветной из всех гостей, с презрением жителя Западного побережья безапелляционно раскритиковал и город, и штат, и весь Средний Запад. Тогда Мэй ему поддакивала, уверяла, что с радостью позабыла «окраины Канзас-Сити», куда в рассказах о своем детстве уже давно перенесла Меринак. В сотый раз она мысленно клялась себе: ее родной городок Джей увидит только через ее труп. Разве могут за несколько лет измениться эти ограниченные людишки с их серенькими мечтами и бессмысленным существованием? Ей повезло. Она отсюда выбралась. И Джею вовсе не нужно знать, насколько длинный путь она проделала, чтоб от всего этого оторваться.

Жареный цыпленок из «Мими» ему бы, однако, понравился. И лепешки. И вся их давняя история. Пусть только сначала свои шуточки про «Волшебника Изумрудного города» подальше куда-нибудь засунет. Пропади все пропадом! Сам ведь работает с ресторанами – это его консалтинговая специализация. Консалтингом он, может, уже сыт по горло, но без ресторанов и кулинарных изысков жить не может, это точно. Должен, кажется, сам понять, что «Кулинарные войны» не только ей на пользу пойдут, но и «Мими». Но о «Мими» он ничего не знает, так что до ресторана ему нет никакого дела. В последнее время ему вообще нет никакого дела до всего, что ее волнует. Если только это с детьми не связано.

Она посмотрела на Мэдисон и Райдера. Сын и дочка уже наелись курицы и картошки и теперь, как когда-то они с Амандой, таскали пальцами из миски салат. Наверняка во «Фрэнни» Амандины дети едят салат вилкой. До чего все-таки удивительно! Здесь, в этом знакомом месте, ее достижения последних лет померкли, а далекое прошлое вдруг получило над ней и ее памятью странную власть. Дети Аманды должны были стать частью «Мими», но этого так и не произошло. а ее дети в ее родном городе не растут, двоюродных сестру и брата ни разу в жизни не видели, а вот поди же, пальцы в салат запускают. Где только они этому научились?

Об их отношениях с Амандой Мэй обычно старалась думать поменьше, а лучше совсем не думать. Помнить помнила, но Аманда существовала для нее где-то на заднем плане. Все это когда-нибудь само собой разрешится, а здесь и сейчас на Мэй никак не влияет, значит, и беспокоиться нечего. Зачем ворошить прошлое? Нечего неприятности зря на себя накликать.

На потом она отложила кое-что еще: свои отношения с мужем. Сейчас лучше всего признать, что с точки зрения съемок сегодняшний вечер прошел впустую. Завтра с утра она начнет все сначала.

Вечер подошел к концу. Энди, Анжелика и Зевс уже готовились к закрытию. Мэй вежливо попрощалась, взяла на руки засыпающего от усталости Райдера и понесла его к арендованной машине. Мэдисон засеменила следом. Вооружившись рулоном бумажных полотенец и универсальной жидкостью для чистки, Мэй кое-как привела в порядок омерзительно заляпанные сиденья, застелила их мешками для мусора и опустила стекла. Не обращая внимания на причитания детей о вони в машине, пристегнула их, включила им видео и, пока они не заснули, сидела, не заводя мотор. Помахала выехавшей со стоянки в своем кабриолете Сабрине и достала телефон. Наконец-то! От Джея сочувствующий ответ на ее жалобы с дороги по поводу трехчасового кошмара с перелетами и отложенными рейсами. Правда, он не удержался и добавил-таки яду: «Сама же свои перелеты придумала». Но дальше, смотри-ка, даже успеха ей пожелал. Мэй решила истолковать это в свою пользу: он желает успеха не только с поездкой, но и со всей ее затеей.

Теперь можно и ему коротенькое сообщение послать:

Укладываю детей спать. Говорить не могу. Как дела?

Подождала. Скользнула пальцем по экрану: проверить, есть ли ответ. Джей, несмотря на свои громогласные заявления о необходимости отключиться от суеты и послать к черту их житейскую какофонию, был привязан к своему телефону ничуть не меньше, чем она сама. А вот и он:

Не поздно ты их укладываешь?

Здесь на час меньше. Они днем спали.

Тогда ладно.

Нормально доехали?

Пришлось напрячься. Но я все устроила.

Поговорим, когда они заснут?

Мэй размышляла. Хочется ей разговаривать с Джеем или нет? О том, что укладывает детей в машине, она умолчала. Их еще придется перетаскивать в кровать в мотеле – слава богу, хоть номер у них на первом этаже! К тому же прямо сейчас она в мотель не поедет. Мэй завела мотор, мельком проверила, не проснулись ли на заднем сиденье дети – Мэдисон пошевелилась, но глаз не открыла, – и переехала несколько сот футов от ресторанной стоянки перед «Мими» к их собственной, возле дома матери. Там, не спуская с детей глаз, их можно спокойно оставить в машине.

Мэй хотела пойти поискать Барбару, но, паркуясь, увидела, как к «Мими» подъехала машина и вышедшая из нее женщина направилась к задней двери ресторанчика. Да это Аманда!

Отлично! Наконец-то они смогут состряпать план действий. Еще раз быстро глянув на ребятишек – с ними полный порядок, ведь она все время будет их видеть, – Мэй вылезла из машины. Хотела было окликнуть сестру, но что-то ее остановило. Из кухни показался Энди, вышел на крыльцо, и дверь хлопнула у него за спиной. Мэй услышала его радостное «Привет!», но что ему ответила Аманда, понять было трудно. До Мэй донесся только ее смех. После встречи с новым поваром Мэй не ожидала от него столь бурного энтузиазма при виде Аманды. Да уж! У этих двоих энтузиазма, похоже, хоть отбавляй!

Сестра снова рассмеялась. Что-то в ней изменилось. Ростом она, что ли, выше стала? Нет, выше ростом она, естественно, стать не могла. Но стала стройней, и силуэт ее в темноте выглядел как-то… гораздо изящнее. Вот оно что! Волосы! Она подстриглась. Мэй увидела, как Аманда провела рукой по затылку, и Энди тут же погладил ее по голове.

Вот это да! Аманда флиртует! Как пить дать флиртует! Она прислушалась.

– Отличный был день. Они нас снимали – мы все получили огромное удовольствие. А как у вас прошло?

А потом – Мэй готова была поклясться – Аманда захихикала. Как двенадцатилетняя девчонка. Боже! Мэй колебалась. У нее есть план, ей нужна помощь Аманды. Только вряд ли сестра обрадуется, если Мэй сейчас появится перед ними. К тому же то, о чем Мэй хочет поговорить, лучше обсудить один на один, без этого Энди. Идиотизм какой-то! Вечно ее сестрица найдет себе мужика, который жарит цыплят в Меринаке! Могла бы и получше выбрать. Мэй почему-то ждала увидеть давнюю Аманду, ту девочку, которой сестра была до «Фрэнни». Но если она сейчас войдет в кухню и начнет заигрывать с этим амбалом, значит, дело не только в стрижке. Видно, Аманда и вправду переменилась.

Ой, забыла! Пропади все пропадом! Джей! Она посмотрела на телефон, где на экране осталось без ответа его предложение поболтать. Нет. Разговаривать с ним она сегодня не может.

Прости, Райдер никак не мог угомониться. Мы в одном номере – разговаривать трудно, они проснутся. Валюсь с ног.

Завтра?

Не дожидаясь ответа, она сунула телефон в карман и направилась к дому матери, стоявшему в стороне от дороги, сразу за «Мими». Аманда подождет. Весь вечер Мэй не могла избавиться от смутного недоумения по поводу того, как ей быть с матерью. Как могла Барбара ее не дождаться? А «Мими»? Мать всегда оставалась там до закрытия. Почему сегодня бросила все на каких-то незнакомых работников, да еще когда «Кулинарные войны» «Мими» снимают? Когда они в последний раз разговаривали, «Кулинарные войны» восторга у Барбары не вызывали. Не может быть, чтобы мать ушла без причины. Только вот какой причины? Хоть убей, ответа Мэй не находила. Правда, поди разбери, что Барбаре важно, а что нет. И все-таки странно. Тут не обычные странности Барбары, нет, здесь что-то другое.

Мэй подошла к дому – любопытство одолевало ее больше, чем беспокойство. Свет не горит, тишина. Но это ничего не значит: по вечерам, пока ресторан открыт, чтобы не привлекать внимания посетителей, Барбара зажигает свет только в задних комнатах. Мэй подняла руку и, помня, что Аманда и Энди могут ее услышать, негромко и отрывисто постучала. Подождала. Никакого ответа. Снова постучала, по-прежнему осторожно. С матерью необходимо встретиться сегодня же и в первую очередь выяснить, почему она исчезла из «Мими». Но жившая с Барбарой двоюродная бабушка Эйда наверняка уже спит. Лучше ее сейчас не будить. С Эйдой она завтра и поцелуется, и наговорится. Вдруг где-то в глубине дома раздалось глухое рычание.

Пэтчес. Мамина собака. Мэй ее еще ни разу не видела. Интересно, если собака дома, значит ли это, что дома и ее хозяйка? Ясно теперь только одно: сама открывать дверь мать не будет. Про собак Мэй знала мало и узнавать сейчас что-то новое совершенно не хотела. Судя по фотографиям, Пэтчес – собака немаленькая и, похоже, не слишком приветливая. Признает ли она в Мэй члена семьи, проверять не стоит.

Но входить в дом Мэй вообще не собиралась. Если Барбара здесь, то они могут поговорить в саду или пройтись до угла. Мэй давным-давно решила, что «Мими» – еще туда-сюда, но в материнский дом она больше никогда ни ногой.

Не открывать ей дверь у Барбары нет никаких причин. Так что она или не слышит стука, или ее нет дома. Уже почти десять вечера. Куда она может отправиться так поздно? Открыто сейчас только в «Диллонс», да и там через полчаса закроются. Нет, скорее всего, она просто не открывает. Никому, ни в коем случае дверь не открывать и никого в дом не пускать всегда было главной заповедью матери. «Посторонним в доме не место». Этому правилу следовали поколение за поколением все, кто когда-либо жил в их доме вместе с Барбарой: сначала прабабушка Мими и двоюродная прабабушка Мэри-Кэт, а теперь и Эйда.

Мэй нарушила его только один раз. Но и одного раза хватило, чтобы все изменилось, по крайней мере для нее. Как-то раз Барбара повезла Мэри-Кэт позубоскалить над старинной приятельницей. Восьмидесяти девяти лет и на целое десятилетие Мэри-Кэт младше, она упала и сломала бедро. Мэй тогда было шесть, а Аманде почти пять. Обе они поклялись маме не трогать плиту. Не выходить из дома. Сидеть в кухне, рисовать в книжках-раскрасках на свободном пятачке барной стойки и не использовать клей. С гордостью и новым взрослым чувством ответственности они держали данное матери слово, когда вдруг раздался звонок в дверь.

Их дверной звонок не звонил никогда. Может быть, всего раз или два. И тогда мать открывала дверь, прикрыв ее за собой, выходила за порог, сразу же возвращалась и качала головой: «Опять мормоны ходят».

Если мама дверь открывает, значит, можно и ей. Мэй подумала и нерешительно отперла. Кто такие мормоны, она понятия не имела. Мормоны казались ей похожими на жевунов из «Волшебника Изумрудного города». Стоявший снаружи высокий человек был так не похож на мормона, что, забыв выйти на крыльцо, забыв прикрыть за собой дверь, она замерла на пороге.

Высокий человек опустился перед ней на корточки и протянул руку. Мэй отступила и оказалась в доме.

– Ты Мэй? – спросил дядька.

Она кивнула и взяла его за руку. Рука была горячая, сухая и жесткая. Дядька сжал ее ручку.

– Мэй, ты знаешь, что я твой папа.

Она яростно затрясла головой. Нет, этого она не знала. И не очень понимала, верить ему или нет. Конечно же, она частенько спрашивала Барбару, почему у нее и Аманды нет отца. На что мать обычно резко бросала:

– Потому что он идиот. Идиот и слабак. Нам без него лучше. И старушки-сестры, старая Мими и Мэри-Кэт, если они были рядом, согласно кивали.

На слабака дядька тоже был совсем не похож – он был громадный и немножечко страшный. Он выпрямился в полный рост так же внезапно, как и присел на корточки, а затем, возвышаясь над ней, просунул голову в дверь. Он произнес какое-то слово, которого она не знала, но по его лицу она поняла – он удивлен, и к тому же удивлен неприятно. Она потянулась закрыть дверь – увы, слишком поздно. Дядька прислонился к косяку и захлопнуть дверь не давал.

– Боже мой! – пробормотал он и сильнее толкнул дверь. – Фрэнк! Погляди!

Во дворе Мэй увидела второго дядьку. Этого она узнала. Это был хозяин «Фрэнни». У него была большая машина. На большой красной машине без крыши он целое лето разъезжал по городу, а на заднем сиденье был мальчик из ее детского сада, и он всегда ел мороженое. Дядька, владелец красной машины, подошел и заглянул в дом из-за спины того, первого, который толкал дверь и пытался протиснуться внутрь.

Дверь полностью не открывалась. Если б они спросили, Мэй бы им объяснила. За дверью стояли коробки, к коробкам был прислонен отрезанный кусок столешницы, а сверху сидела кукла в шляпе с пером, которую Мэй не любила. Голова, ноги и руки у куклы были сделаны из чулок. Чулки чем-то набили, и в нужных местах прошили грубой ниткой – получились нос, подбородок и пальцы. Там еще много всего лежало, но дверь мешали открыть в основном эти предметы.

Примечания