Сон в брачную ночь

– Боже, как вы неловки! – вскрикнула девушка, схватившись за голову. – Что теперь делать?

– Я, это, всю жизнь как слон в посудной лавке! – с добродушной улыбкой сообщил писатель и скрылся в толпе.

Девушка устремилась прочь из зала.

Оказавшись в холле, откуда широкая мраморная лестница вела на второй этаж, она, сильно грассируя, обратилась к охраннику:

– Пардон, милейший, где здесь эта… дамская комната? Мне нужно отмыть это пятно!

Охранник с каменным лицом указал на скромную дверь под лестницей.

Девушка подошла к ней, подергала и жалобно проговорила:

– Там заперто!

Дверь действительно не поддавалась. Дело в том, что сама жертва клубничной «Маргариты» только что ловко заклинила замок при помощи самой обычной заколки-невидимки.

– Есть второй туалет, с другой стороны зала, – терпеливо сообщил охранник.

– Что же мне, в таком виде придется идти через весь зал? – чуть не плача, проговорила красотка, указывая на кроваво-красное пятно. – Что обо мне подумают люди?

При этом личико у нее было такое несчастное и такое хорошенькое, что охранник сдался. Он решил, что большой беды не случится, если эта красотка воспользуется хозяйским туалетом, и посторонился:

– Вторая дверь направо по коридору!

– Спасибо, вы такой милый! – прощебетала «француженка» и взлетела по лестнице на второй этаж, в личные апартаменты Ивана Антоновича Костоломова.

Едва она скрылась из поля зрения охранника, с ней произошла мгновенная и разительная перемена. Расстроенная светская дама превратилась в собранную, энергичную и целеустремленную особу. Она внимательно осмотрела коридор и скрылась за ближайшей дверью.

В то же время в холле появился сам хозяин приема. Приобнимая за плечо своего гостя, он вел его к лестнице, говоря внушительным басом:

– Я понимаю, что сегодня у вас не деловое настроение, но с другой стороны, вы должны ее увидеть! Это такая вещь, такая сказочная вещь! Немногие музеи мира могут похвастаться подобной диковиной!

Охранник молча посторонился, озабоченно подумав, что хозяин может столкнуться в коридоре с недавно поднявшейся гостьей, но как раз в это время его сменил на посту другой сотрудник службы безопасности.

– Я слышал, что с этой камеей связана какая-то не совсем красивая история, – поморщившись и осторожно отстранившись, отозвался собеседник Костоломова.

– А вы, дорогой мой, меньше обращайте внимания на слухи! – повысил голос хозяин особняка. – Деловые люди, такие как мы с вами, должны жить фактами, а не досужими разговорами!

– Разговоры – это тоже большая реальная сила… а впрочем, вы правы, – собеседник хозяина сдержанно улыбнулся.

Мужчины неторопливо поднялись по лестнице. Охранник посторонился, подобострастно вытянувшись. Костоломов, проходя мимо, что-то ему негромко приказал. Затем вместе со своим гостем прошел по коридору второго этажа, остановился перед массивной дверью кабинета, взглянул на часы и достал из жилетного кармана ключ.

– Сейчас сигнализация будет отключена, – пояснил он и открыл дверь.

Просторный кабинет Костоломова даже в этот поздний час казался наполненным светом. Этот эффект создавала золотистая, как бы светящаяся внутренним светом мебель из карельской березы. Книжные шкафы с ровными рядами золоченых переплетов из телячьей кожи, массивные рамы картин, письменный стол размером с летное поле небольшого аэродрома, несколько горок и витрин с коллекционными редкостями – все было сделано из теплого, как будто живого золотисто-розового дерева.

Костоломов, не задерживаясь на пороге, прошел к одной из витрин и указал на нее рукой:

– Вот, она здесь, среди самых ценных экспонатов моей коллекции!

Под стеклянной крышкой витрины на темно-малиновом бархате свободно разместились несколько небольших предметов: две золотые монеты, заколка необычной формы, три удивительно красивые табакерки, усыпанные драгоценными камнями, и в самом центре – небольшая бело-розовая камея в золотом обрамлении с изображением нежного женского лица.

Гость Костоломова склонился над витриной и вполголоса проговорил:

– О, статир Александра Македонского… золотой динарий Веспасиана… какая интересная заколка! Неужели это…

– Да, это средневековая фибула, застежка для плаща эпохи Карла Великого, – с небрежной гордостью ответил хозяин. – А вот и она, моя гордость! – Он поднял крышку витрины и осторожно достал оттуда камею.

– Она бесподобна! – прошептал гость, когда украшение легло на его ладонь. – В жизни не видел ничего более прекрасного!

– Греция, четвертый век до нашей эры, – со скромной улыбкой произнес Костоломов. – Принадлежала самому Лоренцо Медичи… по крайней мере, так мне говорили специалисты.

– Они не ошибались… почему же вы решили продавать такую красоту?

– Сами знаете, – Костоломов поморщился. – Для деловых людей настали тяжелые времена… мне предъявили такие налоговые претензии, что осталось только два выхода: или лишиться контрольного пакета в моем основном предприятии, или продать эту камею. Несмотря на то что я очень к ней привязан, мне придется пойти на этот шаг. Так что теперь слово за вами!

– Я хотел бы услышать вашу цену.

– Ну, вы же понимаете, какая это огромная редкость! – Костоломов склонил голову набок и нервно потер руки.

– Ну, говорите же!

– Кроме всего прочего, это прекрасное вложение капитала. Она будет только расти в цене…

– И все-таки?

– Сорок миллионов.

Гость задумчиво посмотрел на камею и негромко проговорил:

– Я должен подумать. Сами понимаете, такая сумма… не то чтобы это было для меня непосильно, но свободные деньги не всегда есть…

– Она того стоит!

– Безусловно, – гость вернул хозяину камею, – дайте мне один день. Я определюсь со своими возможностями.

– Хорошо. – Костоломов положил камею на место и закрыл крышку витрины. – Но только один день, не больше!

– Договорились. Завтра я в любом случае дам ответ. Только вот еще что… – гость поднял взгляд на Костоломова. – Вам не кажется, что это место не слишком надежно для хранения такой ценности?

– Не кажется, – хозяин особняка хищно улыбнулся. – Это сейчас сигнализация отключена, чтобы мы с вами могли на нее посмотреть. Сразу после нашего ухода здесь будет включена лазерная сетка, через которую и муха не пролетит! Надежнейшая швейцарская система, лучше любого сейфа!

– Приятно слышать, – улыбнулся гость. – Мне уже кажется, что камея моя, и очень не хотелось бы, чтобы с ней что-то случилось!

– Ничего не случится! – Костоломов постучал костяшками пальцев по деревянной раме витрины. – Теперь дело за вами!

Он прошел со своим гостем до двери кабинета, осторожно прикрыл ее и двинулся к лестнице.

– Если вы позволите, – проговорил он, дойдя до лестничной площадки. – Я вернусь, чтобы включить сигнализацию. Простите, но не люблю делать это при посторонних, даже при таких уважаемых гостях!

– Конечно, – гость с пониманием улыбнулся. – Вы совершенно правы… с такими ценностями нужно обращаться осторожно!

Он шагнул на верхнюю ступеньку лестницы и неожиданно споткнулся. Костоломов вежливо поддержал его под руку, поэтому он не заметил, как в ту же секунду стройный женский силуэт выскользнул за его спиной из двери туалета и скрылся в кабинете.

– Извините, – виновато улыбнулся гость. – Я удивительно неловок… еще раз спасибо за доставленное удовольствие! Камея на редкость хороша… но все же, можем мы немного опустить цену? Допустим, до тридцати пяти миллионов?

– Об этом не может быть и речи! – Лицо Костоломова окаменело. – Цена окончательная, никаких изменений не будет!

– Простите мою настойчивость, но я никогда не плачу, не попытавшись поторговаться. Такой уж у меня принцип!

– В этом случае вам придется поступиться своими принципами! – несколько суше прежнего проговорил Костоломов и добавил: – Прошу меня извинить, я присоединюсь к вам через несколько минут! – Он повернулся и зашагал к кабинету.

Проскользнув в кабинет Костоломова, Лола бросилась к витрине с камеей. В ее распоряжении было не больше минуты, и нужно было торопиться. Она потянула на себя крышку витрины, но та не поддалась. Лола вытащила из волос шпильку, вставила ее в замочек витрины, осторожно повернула. Раздался еле слышный щелчок, но крышка по-прежнему не хотела открываться.

Драгоценные секунды неумолимо убегали. Лола глубоко вздохнула. Главное – не паниковать…

Она еще раз внимательно оглядела витрину и заметила на деревянной раме чуть заметный выступ. Осторожно нажав на этот выступ, она услышала характерный щелчок потайной защелки. Переведя дыхание, Лола подняла крышку, вынула из бархатного гнезда бесценную камею и спрятала ее в лифчик. На место камеи она положила искусно сделанную имитацию.

Закрыв крышку витрины, девушка метнулась к двери…

Но в эту секунду дверная ручка начала поворачиваться.

Хозяин кабинета вернулся.

Лола бросилась за плотную золотистую занавеску и спряталась в глубоком оконном проеме.

Дверь кабинета открылась, и вошел Костоломов. Он быстрым шагом подошел к витрине, взглянул на нее. Видимо, после разговора с потенциальным покупателем в его душе осталось какое-то смутное беспокойство.

Убедившись, что камея на месте, Костоломов прошел к письменному столу, выдвинул из-под столешницы электронную панель и пробежал по ней пальцами, набирая по памяти код включения сигнализации. Послышалось ровное негромкое гудение, и вокруг витрины с камеей вспыхнула густая сетка едва заметных бледно-зеленоватых лучей.

Облегченно вздохнув, Костоломов задвинул на место электронную панель и вышел из кабинета. При этом свет в кабинете погас. Дверной замок громко щелкнул, и около двери тоже вспыхнула сетка лазерных лучей, отчетливо видимая в наступившей темноте.

Лола выглянула из-за занавески.

Камея была у нее, но собственное ее положение было хуже некуда. Она оказалась в клетке и не знала, как выбраться на свободу.

– Ох уж этот Ленька, – пробормотала она раздраженно. – Всегда мне достается самая трудная работа…

Она быстро осмотрела темный кабинет. Выход через дверь был закрыт лазерным щитом. Такой же лазерный щит закрывал доступ к витрине. Но это было не все: перед оконной нишей, в которой пряталась Лола, тоже бледно светилась сетка зеленоватых лучей.

Но это значит, что она даже не может выйти из оконного проема! Ей придется торчать в этой тесной нише до тех пор, пока не вернется хозяин кабинета и не обнаружит ее!

Да, но с другой стороны… если лазерный щит закрывает выход из оконного проема, может быть, можно попробовать выбраться через окно?

Лола вскочила на подоконник и осторожно приоткрыла форточку. Она сжалась, ожидая, что сейчас раздастся оглушительный трезвон сигнализации и кабинет наполнится охранниками…

Но ничего не произошло. Единственное, что случилось, – в открытую форточку задул ледяной воздух декабря.

Лола поежилась от холода, но облегченно вздохнула. Тот, кто проектировал сигнализацию, настолько понадеялся на лазерные сетки, что посчитал излишним ставить обычные датчики открывания окон.

Лола выбралась в открытую форточку, встала на карниз и медленно двинулась по нему в сторону от окна кабинета. В открытом вечернем платье было ужасно холодно, ноги скользили по обледенелому карнизу. Девушка закусила губу и не смотрела вниз, чтобы не думать, что случится, если она не удержит равновесие.

Левая нога соскользнула, и она едва не сорвалась, с трудом удержавшись за каменный выступ стены, едва не обломав об него ухоженные ногти.

«Еще не хватало туфельку потерять! – в панике подумала Лола. – Как я тогда среди гостей появлюсь…»

Ледяной ветер пронизывал ее до мозга костей. Она двигалась по карнизу сантиметр за сантиметром, не думая ни о чем, кроме того, чтобы не сорваться с узкого предательского карниза.

Шажок за шажком, сантиметр за сантиметром… она уже достаточно удалилась от окна кабинета, и все ближе становилось следующее окно. К счастью, в нем не горел свет. Можно было надеяться, что за этим окном находится пустое и неохраняемое помещение.

Лола сделала еще несколько крошечных шагов по обледенелому карнизу и наконец подошла вплотную к следующему окну. Плечи и спина, прикрытые тонкой тканью, совершенно окоченели.

«А Ленька сейчас небось спокойно пьет шампанское! – с возмущением подумала Лола. – Впрочем, я предпочла бы любому шампанскому чашку горячего чая и шерстяной плед, а еще лучше – горячую ванну!»

Она осторожно открыла свою крошечную, расшитую бисером сумочку, с которой не расставалась ни на минуту. Если бы кто-нибудь случайно увидел содержимое этой сумочки, он был бы несказанно удивлен. Вместо обычных дамских мелочей, вроде пудры и губной помады, здесь лежала крошечная универсальная отмычка, пилка – не для ногтей, а для металлических решеток, однозарядный пистолет, с виду неотличимый от шариковой ручки, и еще кое-какие столь же полезные вещи. Лола вытащила из сумочки крошечный стеклорез, начертила им на стекле ровный круг, прижала к нему вакуумную присоску и дернула за нее.

Это усилие едва не стало для девушки роковым: она потеряла равновесие и чуть не сорвалась с карниза. Вцепившись левой рукой в оконную раму, так что костяшки пальцев побелели от напряжения, Лола едва удержалась на самом краю обледенелого выступа.

Переведя дыхание, она просунула руку в прорезанное в стекле отверстие и открыла оконную задвижку. С трудом удерживая равновесие, Лола проскользнула в темную комнату и замерла на подоконнике, прислушиваясь.

В первый момент ее охватило бурное ликование. Она больше не балансировала на узком и скользком карнизе, каждую секунду рискуя свалиться с него на каменные плиты двора! Спину, едва прикрытую тонкой тканью, больше не режут ледяные порывы декабрьского ветра! Больше не нужно впиваться ногтями в каменные выступы, чтобы удержать равновесие!

Но в следующую секунду Лола услышала звук, от которого кровь застыла у нее в жилах. Впрочем, наверное, это случилось несколько раньше, еще на карнизе, от нестерпимого декабрьского холода, а сейчас ей просто стало очень страшно.

Потому что совсем рядом раздавалось негромкое угрожающее рычание – два зеленых глаза светились в темноте у самых ее ног.

Лола прижалась окоченевшей спиной к окну и прошептала:

– Мама!

Это не принесло ей никакого облегчения. Ужасное рычание не замолкло, и горящие глаза никуда не подевались. Зато собственные Лолины глаза немного привыкли к темноте, и она разглядела того, кто угрожающе рычал и сверкал на нее глазами.

Это было не привидение, не инопланетный монстр из фильма ужасов, это была всего лишь огромная собака, здоровенный откормленный ротвейлер. Но от этого Лоле нисколько не стало легче. Ротвейлер был злобный, очень страшный, и, судя по выражению его плотоядно оскаленной морды, он собирался именно сейчас плотно поужинать. Причем Лола вполне устраивала его в качестве закуски, основного блюда и десерта.

В этот момент Лола искренне пожалела, что не осталась снаружи, за окном, на узком и скользком карнизе. Там было так чудесно, так спокойно… ну подумаешь – ледяной ветер, пронизывающий холод и риск сорваться вниз, на каменные плиты! Но зато никаких собак!

– Собачка, хорошая собачка! – забормотала Лола самым заискивающим голосом, на который была способна. – Умная собачка, красивая собачка, просто замечательная! И очень хорошо воспитанная! Чтоб тебя разорвало, мерзкая зверюга! – добавила она таким же ласковым, приветливым тоном, но ротвейлер оскалился и зарычал еще страшнее, должно быть, он понимал не только интонацию, но и действительный смысл Лолиных слов.

– Я пошутила! – немедленно выпалила Лола. – Ты мне ужасно нравишься, я вообще обожаю собак, но к ротвейлерам испытываю особенную симпатию, и, если ты меня пропустишь, я тебе принесу отличную отбивную! Что ты предпочитаешь – телятину или свинину?

Ротвейлер рыкнул насмешливо – наверное, он хотел сказать «нашла дурака» или что-нибудь в таком же роде. А может быть, дал понять, что телятине и свинине предпочитает свежую человечину.

– Ну давай не будем ссориться, – продолжала уговаривать его Лола, – я действительно очень люблю собак, у меня самой дома замечательная собака, ее… то есть его зовут Пу И… он чихуахуа…

Ротвейлер отчетливо хрюкнул. Если бы он был человеком, этот звук безусловно можно было бы назвать издевательским смехом. Во всяком случае, этим странным звуком он очень доходчиво выразил все, что думает о древней мексиканской породе чихуа-хуа.

– Зря ты так, – обиженно проговорила Лола. – Пу И – настоящая собака, он очень преданный и смелый… несмотря на свой маленький рост, он готов жизнь за меня отдать!

Ротвейлер всем своим видом выразил недоверие.

– Ах вот ты как! – проговорила Лола. – Ну, если ты так думаешь про Пу И, я считаю, что у меня развязаны руки!

Во время предыдущего разговора она медленно, стараясь не делать резких движений, которые могли спровоцировать ротвейлера на агрессивные действия, перебирала содержимое своей замечательной сумочки и наконец нашла то, что искала – маленький позолоченный флакончик с известным каждой уважающей себя женщине логотипом фирмы Коко Шанель. Но в этом флакончике были не знаменитые духи «Шанель № 5» и даже не менее известные «Шанель № 19». В этом флакончике была совершенно отвратительная смесь из красного перца, табачной крошки и кое-каких химических добавок, смесь, от которой любая собака бежит, как черт от ладана.

– Значит, ты смеешься над моим маленьким другом? – угрожающе осведомилась Лола, вытаскивая из сумочки флакон.

Ротвейлеру ее интонация очень не понравилась, он обнажил огромные желтоватые клыки и приготовился к прыжку. Но Лола успела брызнуть ему в морду содержимым флакончика.

Несчастный пес попятился, присел на задние лапы, как обиженный щенок, жалобно заскулил, на его морде появилось выражение детской обиды, испуга и отвращения.

«За что? – казалось, говорили его глаза. – Я вел себя, как примерный, законопослушный охранный пес, слушался хозяина, беспрекословно выполнял его приказы и команды, не брал угощение у незнакомых людей… за что же мне это ужасное наказание?»

Он чихнул от отвращения, развернулся всем телом и помчался прочь, подальше от этой коварной женщины с ее ужасным флаконом…

Лола перевела дыхание и спрыгнула с подоконника. Она взглянула на часики и поняла, что нужно скорее возвращаться в зал, пока кто-нибудь из охраны не обратил внимание на ее длительное отсутствие. Но прежде, разумеется, нужно было привести себя в порядок.

Выскользнув в коридор и убедившись, что там никого нет, она добежала до туалета, где придирчиво оглядела себя в зеркале. Гусиная кожа… красные пятна от холодного ветра… растрепанные волосы… ну, это поправимо. Она слегка поработала над прической, подправила макияж и самое главное – придала своему лицу надменное выражение убежденной в своей неотразимости светской красавицы. Прежде чем выйти в коридор, не удержалась и взглянула на камею.

Плоский резной камень в золотом обрамлении был прекрасен. Нежное женское лицо казалось таким живым, что трудно было поверить в то, что ему две с половиной тысячи лет…

– Неплохо выглядишь, бабуля! Мне даже кажется, что мы с тобой чем-то похожи! – прошептала Лола и спрятала камею обратно, в укромное местечко на своей груди.

Она вышла в коридор и как ни в чем не бывало направилась вниз по широкой лестнице.

Охранник уставился на нее с удивлением, но Лола высокомерно изогнула брови и проговорила:

– Скажи старшей горничной, чтобы сменила мыло в туалете! Оно так пахнет, что собаки разбегаются!

Найдя Леню среди гостей, Лола подошла к нему сзади и шепнула:

– Все в порядке! Но это было не так просто, как ты обещал!

– Слава богу! – отозвался Маркиз. – Я уже начал беспокоиться! Тебя так долго не было… хочешь шампанского, детка?

– Благодарю покорно! – Лола передернулась. – Мне бы спирта медицинского… или хотя бы коньяка граммов двести… и скорее домой!

– Да, нам действительно нужно поторопиться! – озабоченно проговорил Леня, оглядевшись по сторонам. – Пока Костоломов не заметил пропажу… да и наши голубки скоро должны проснуться!

Известно, что человек, потерявший сознание, возвращается к жизни постепенно: сначала осязание и слух, затем уже зрение. И только потом человек осознает, что с ним произошло и где он находится.

Андрей Зайковский долго выходил из сна, приближенного к обмороку. Сначала он осознал, что ему очень и очень неудобно. Он лежал, скорчившись, в один бок упиралось что-то острое, в другой бок немилосердно дуло. Пахло пылью и еще чем-то давно забытым и чрезвычайно неприятным. Кажется, клопами, с удивлением осознал Зайковский. Он пошевелился, и тотчас кто-то стукнул его по уху, но не сильно. Рука затекла, он попробовал пошевелить ею, но мешало что-то живое и теплое. Это живое завозилось и тоненько застонало.

Зайковский понял, что нужно срочно открыть глаза.

Лучше бы он этого не делал, потому что взору его предстала ужасающая картина. Он лежал на жутком продавленном диване, и все пружины впивались ему в спину. Темная комната с низким потолком тонула во мраке. Лишь вдалеке виднелся свет. Но неяркий.

Кто-то упорно возился рядом с Зайковским, он скосил глаза и увидел женские ноги, причем одна даже была в туфельке. Туфельку эту он узнал – только Надин могла носить такой маленький размер. Зайковский осторожно провел рукой по щиколотке и выше, дошел до коленки и понял, что это именно тот острый предмет, который впивается ему в спину. Странно, он никогда не думал, что у Надин такие острые коленки…

Нога снова пошевелилась и нацелилась ему в глаз каблуком туфельки. Зайковский отпихнул ноги и попытался сесть. Это удалось ему с третьей попытки, зато он увидел остальную Надин. Они спали валетом.

Вдалеке, там, где свет, задвигались какие-то тени.

– Эй, кто-нибудь! – крикнул Зайковский, готовясь к самому худшему и зажав в руках туфельку Надин с острым каблуком, потому что никакого другого предмета для защиты поблизости не наблюдалось.

Вскоре появился перед диваном тщедушный старичок в аккуратной, хотя и далеко не новой спецовке.

– Эге, паря! – весело заговорил он. – Никак проснулся! Хорошо поспали?

– Где я? – прохрипел Зайковский. – Что это за место?

– Известно где, – охотно объяснил старичок, – на объекте.

– Какой еще объект? – удивился Зайковский.

– Котельная номер восемь Центрального района, – обиделся старичок, – еще какой важный объект! Четыре дома обогреваем!

Надин простонала что-то неразборчивое и спустила ноги с дивана. От потрясения она разом забыла все русские слова и разразилась длинной фразой по-французски.

– Ух ты! – восхитился старичок. – Иностранка! Ишь, как чешет!

– Как мы сюда попали? – продолжал расспрашивать Зайковский, хотя в голове мелькнула мысль, что нужно думать, не как он сюда попал, а каким образом отсюда выбраться.

– Ну как, – старик мигнул честными выцветшими глазами. – Обыкновенно. Иду это я, значит, себе на объект, гляжу – аккурат у двери вы лежите вот с дамочкой. Ну, думаю, известное дело: перебрали люди, со всяким может случиться, еще, не дай бог, замерзнут тут ночью-то. Потому как хоть и плюсовая температура, а только платьишко-то у ней так себе, видимость одна, а не платье. Вот, на себе вас сюда перетащил, проспаться дал…

– Ограбили! – внезапно заверещала Надин. – Полиция! Воры! Преступники! Террористы!

Зайковский хотел ей помешать, но старик уже расслышал и искренне обиделся.

– Уже едут! – сообщил он злорадно. – Вот сейчас и узнаем, кто тут вор, и кто, между прочим, террорист!

Старик удалился в глубь помещения, ворча сердито о том, что, мол, сделаешь людям в кои-то веки добро, а благодарности от них нипочем не дождешься. Тотчас с грохотом распахнулась дверь, и в комнату спустились два бравых полицейских в форме.

– Старший сержант Зимородко! – представился первый. – Васильич! Что у тебя опять стряслось?

– У меня-то ничего, – недовольно пробурчал Васильич, появляясь перед полицией, – вот, иностранцы какие-то приблудились. Сами пьяные в стельку, а еще скандалят!

Зайковский сжал локоть Надин, призывая ее молчать.

– Документики ваши попрошу, гражданин! – строго сказал старший сержант Зимородко.

Зайковский пошарил в карманах и с удивлением понял, что портмоне на месте. Он открыл его и просмотрел наскоро содержимое, так чтобы не видели посторонние. Все было на месте: документы, кредитные карты, небольшое количество наличных денег. На руке были платиновые швейцарские часы, в кармане – золотой «Паркер». Грабители ничего не взяли.

– Оч-чень интересно… – протянул полицейский, внимательно разглядывая его паспорт, – значит, вы утверждаете, гражданин Зайковский, что вас ограбили и избили?

– Да, нас обграбиль! – заверещала Надин, от волнения разучившись правильно говорить по-русски. – Нас обграбиль и избиль… нас усыпиль… и бросиль в этот ужасный место!