– Маврикий, ну чего ты от меня хочешь? – спросил Феона, сокрушенно глядя на послушника. – Что ты себе наблажил с этой псалтырью?
– Да как же, отец Феона, – принялся сетовать Маврикий, подсовывая учителю раскрытую псалтырь, – тут же все по-другому, и шифр иной, и написано много. А вдруг тут тайна великая сокрыта, а мы все сидим и ничего не делаем?
– Ну, не знаю, как все, а у меня ты урок сорвал, – иронично заметил Феона и еще раз бросил взгляд на псалтырь. – Тайна, говоришь? Думаю, переписчик просто записал свои силлогизмы[50 - Умозаключения.] от переизбытка суждений, смущавших его сознание. Такое часто случается.
Водя пальцем по первой строчке зашифрованного текста, Феона, запинаясь, едва прочитал вслух:
– Ковепшфсдзо кчфсрег…
Полистал псалтырь, закрыл ее, посмотрел на обрез, проведя по нему пальцем, и передал Маврикию, который, затаив дыхание, наблюдал за действиями наставника.
– Это очень просто, – сказал отец Феона, отвечая на немой вопрос послушника. – То, что читал тебе ранее, написано хитрой монашеской «четвероконечной» тайнописью. А это, видимо, разновидность древнего «шифра Цезаря»[51 - Один из самых простых и наиболее широко известных методов шифрования.]. Насколько я понимаю, где-то тут должен быть цифровой ключ. Найдешь его – прочитаешь послание. Задачка для начинающего диалектика. Если бы ты ходил на мои уроки по логике, то понимал бы, о чем я говорю.
Отец Феона усмехнулся, видя безмерно печальное лицо Маврикия, и, обернувшись через плечо, обратился к отцу Дасию, вернувшемуся в библиотеку с большим типографским типиконом[52 - Церковно-богослужебная книга, устанавливающая порядок православного богослужения.] под мышкой:
– А скажи, отец Дасий, не могли бы мы взять эту псалтырь с собой на пару дней? За сохранность ручаюсь тебе своим словом!
Книжный хранитель молча прошел через комнату, стуча по деревянному полу медными подковками сапог. Положил типикон на полку рядом со своим столом и, обернувшись, ответил с легким раздражением в голосе:
– Ты же знаешь, отец Феона, устав запрещает нам держать в келье посторонние предметы, в том числе и книги.
– Как же так, отец Дасий? – изумился такому ответу Феона. – Мы же говорим о псалтыри, а не о светской книге. Как же псалтырь может быть посторонней в келье монаха?
– Все так, – ответил библиотекарь, оправившись от невольного смущения, вызванного неудобным вопросом, – но после того, как у нас пропало несколько летописных сводов и «Диалектика» преподобного Иоанна Дамаскина[53 - Христианский святой, почитаемый в лике преподобных, один из Отцов Церкви, богослов, философ и гимнограф. По происхождению араб из г. Дамаска. Умер в 753 г. (по др. сведениям, в 780 г. от Р. Х.).], подаренная обители патриархом Филаретом[54 - Патриарх Московский и всея Руси (1619–1633). Отец первого царя из рода Романовых – Михаила Федоровича.], отец наместник строго указал книги в кельи монахам давать только с его личного благословления. Возьми разрешение у игумена, и я с радостью отдам тебе псалтырь.
– Прости, Маврикий, не в этот раз, – развел руками Феона. – Я спрошу отца Иллария!
Как умный человек он сразу понял, что разговор окончен, и, учтиво откланявшись, направился к выходу из библиотеки, жестом маня за собой своего подопечного. Согбенный Маврикий, мучимый вдруг напавшими на него желудочными коликами, проскользнул в дверь впереди отца Феоны и засеменил в направлении «нужного чулана», затравленно озираясь по сторонам и шепча под нос какие-то молитвы.
– Доброго здоровья, отец Дасий! – с порога попрощался Феона, закрывая за собой тяжелую дверь библиотеки.
– Спаси Христос! – задумчиво ответил библиотекарь и, обернувшись, поймал внимательный и хмурый взгляд инока Епифания, исподлобья брошенный на него.
Глава 5
Царский двор уже неделю пребывал в «Угрешском походе»[55 - Выезды царского двора на богомолье в Николо-Угрешский монастырь под Москвой.]. Частые выезды молодого государя на богомолье в скромную по столичным меркам Николо-Угрешскую обитель весьма изумляли лукавых и чопорных царедворцев, но поскольку от Москвы до нее было не более 20 верст, то многим выбор царя очень нравился. Для изрядно страдавших в дальних государевых паломничествах, тучных, преисполненных степенной лени вельмож было это что-то вроде легкой прогулки за город.
Начальник Земского приказа[56 - Центральное государственное учреждение XVI–XVII веков, ведавшее управлением Москвой, охраной порядка в столице и некоторыми другими городами, а также таможней и налоговыми сборами.], крепкий и жилистый, как драгунский конь, Степан Матвеевич Проестев[57 - Видный государственный деятель первой половины XVII века. Окольничий. С 1619 по 1637 год руководил Земским приказом. Скончался в 1651 году в преклонных годах.] торопливо прошел Святые ворота монастыря. Обогнув с восточной стороны государевы палаты, он, стремительно перепрыгивая через ступеньки, забежал на крыльцо и скрылся за массивной входной дверью. Не останавливаясь, он поднялся по узкой каменной лестнице наверх, в Успенскую церковь. Два выборных стрельца[58 - Набирали из лучших воинов московского войска. Выборных стрельцов называли придворной стражей.] из государева стремянного полка[59 - Стремянной, то есть конный полк (до 2000 человек личного состава), составлял особую стражу государя.] попытались было бердышами перекрыть ему дорогу, но, узнав, молча расступились, пропуская внутрь. С недавних пор Проестев получил особое право заходить к государю без доклада в любое время дня и ночи. Привилегия подобного рода многих при дворе раздражала, но пока с этим можно было только мириться.
Молодой царь стоял перед алтарем на коленях и прилежно, словно школяр, отбивал поклоны, громкой скороговоркой произнося псалом:
– Боже в помощь мою вонми, Господи, помощи ми потщися.
Да постыдятся и посрамятся ищущие душу мою.
Да возвратятся вспять и постыдятся мыслящие ми злая…
Проестев, не дойдя до Михаила пяти шагов, широко троекратно перекрестился и, плюхнувшись на колени, приложился лбом к деревянным доскам пола. Раздался звук, словно вскрыли бочонок с медом. Царь невольно вздрогнул и, не донеся перстов до лба, удивленно обернулся:
– А, это ты, Степан Матвеевич!
– Я, государь. Посыльный от игумена Пафнутия приходил. Сказывал, ты искал меня?
Михаил задумался.
– Так то утром было! – произнес он озадаченно.
– Прости, государь, как узнал, так сразу поспешил.
– Ладно. Не суть, – милостиво махнул рукой царь. Он натужно поднялся с колен и, слегка подволакивая ногу, направился к скамейке, стоящей у стены напротив алтаря. Присев на край, он хлопнул ладонью по зеленым крашеным доскам, приглашая Проестева сесть рядом. – Жалуются на твоих приставов купцы английские. Говорят, обложили их пошлинами, а они со времен царя Ивана Васильевича беспошлинно в государстве нашем торгуют. Я сам два года назад привилегии им подтверждал. Или забыл?
– Все помню, государь! – удрученно развел руками Проестев. – Так ловчат же, пройдохи! С мошенниками дело имеем! У них по договору привилегии у сотни купцов, а пользуются все кому не лень. Обидно, право слово!
Михаил молчал, задумчиво ковыряя пальцем свежее восковое пятно на подоле своего станового кафтана[60 - Свое название получил по особенностям кроя. Носили его бояре и государи московские, простому люду носить его не полагалось. Поэтому шились становые кафтаны из дорогих привозных тканей.]. Ободренный его молчанием, Проестев продолжил уже более твердо и уверенно:
– Великий дед твой, царь Иван Васильевич[61 - Имеется в виду царь Иван Васильевич IV Грозный.] почему англичанам беспошлинную торговлю даровал? Потому, что других не было. Сейчас иное время. Немцы, французы, датчане, голландцы – все здесь и все платят, а англичане нет. У них, видишь ли, на то исконное право! Тронешь выжигу – визжит, как свиньи на бойне, а проку с него как с коня кумысу! Голландцы, государь, за год по шестьдесят судов к нам шлют, а англичане и двух десятков не наберут, а пошлину не платят. Несправедливо это…
Начальник Земского приказа не на шутку разошелся. Представив себе наглую рыжую ряху вечно пьяного английского фактора[62 - Здесь: мелкий розничный торговец, посредник, представитель крупной купеческой корпорации.], он даже зашипел от возмущения.
Михаил никогда не повышал голоса. Никто никогда не слышал, чтобы он кричал и ругался грязными словами, но при этом он мог одной-двумя фразами, сказанными в свойственной ему спокойной, даже усыпляющей манере, образумить самые горячие головы в своем окружении. Вот и сейчас царь, положив руку на плечо Проестева, сказал тихо:
– Охолонись, Степан! Ты думаешь, я того не знаю? Мне купцы наши все уши прожужжали. Несправедливо? Да, несправедливо! Но всему свое время. Сейчас оно самое неподходящее. Я с королевусом их Яковом[63 - Яков I Английский (1566–1625) – первый король Англии и Шотландии из династии Стюартов.] договор союзнический подписываю. Страну из разрухи поднимать надо. Земли, поляками и шведами захваченные, освобождать. Враги вокруг. Без союзников в Европе никак не обойтись. Англичане помощь обещают. На договор согласны. Оружие и специалистов разных шлют. И это хорошо! Так что ты, Степка, лишний раз англичан не зли. Нужны они мне пока. Понял или нет?
– Понял, государь! – хмуро глядя в пол, ответил Проестев.
Михаил удовлетворенно кивнул и попытался встать с лавки, но Проестев удержал его вопросом.
– Так чего делать-то? – спросил он растерянно. – То, что уже взяли, отдать им, что ли?
– Зачем? – удивился Михаил. – Что взяли, то взяли. Почем, кстати?
– Да недорого, государь, – как от чего-то несущественного отмахнулся Степан. – Малой пошлиной обошлись. Всего по 8 денег с рубля.
– Ну и ладно. Казне любая копейка прибыток, – хитро улыбнулся Михаил, – а вот не подпишет Яков договор, тогда с англичанами совсем другой разговор будет. По справедливости!
Полагая, что разговор окончен, царь встал с лавки и, прихрамывая, тяжелой поступью направился к алтарю, желая продолжить прерванную молитву. Проестев, неловко кашлянув в ладонь, тихо произнес:
– Государь, позволь мне еще занять немного твоего времени?
– Что-то важное? – спросил Михаил, возвращаясь обратно на лавку и внимательно глядя в глаза начальнику Земского приказа.
– Думаю, да! – ответил тот, доставая из-за высокого голенища сапога бумажный свиток с болтающимися на веревке двумя сломанными красными печатями.
– Что там? Так говори, – покривился царь, отодвигая протянутую Проестевым грамоту.
– Наш человек из Рима сообщает, что в Россию тайно выехал известный иезуит Петр Аркудий, коему после Смуты путь в страну заказан. Перед поездкой имел он долгую беседу с генералом иезуитов Муцио Вителлески и аудиенцию у их понтифика, папы Павла V. О чем говорили, выведать не удалось, однако после встречи Аркудий собрался в путь со всей поспешностью, выехав под покровом ночи. Осведомитель проследил его до Сандомира, где след иезуита затерялся. Спустя неделю через Путивль на нашу сторону прошли четыре богемских торговца с товаром, но в Курск из них пришли только трое. Люди курского воеводы Семена Жеребцова крепко допросили негоциантов, и они клянутся, что не знают, куда делся четвертый. Заявляют, что до того дня, как прибился он к обозу в Конотопе, они вообще его никогда не видели. По словесному описанию, которое купцы дали приставам, торговец этот и есть Петр Аркудий. Где он сейчас и что делает, никому не ведомо.
– Кто этот Аркудий? – спросил царь, недоуменно подняв брови. – Чем он опасен?
