Книга Талисман Михаила Булгакова - читать онлайн бесплатно, автор Ольга Ивановна Тарасевич. Cтраница 2
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Талисман Михаила Булгакова
Талисман Михаила Булгакова
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Талисман Михаила Булгакова

Лицо Валеры, непривычно серьезное, не предвещало ничего хорошего.

– Твоего сына задержали. По подозрению в убийстве, – пробормотал он, переводя дыхание.

Тонкие темные брови Наталии недоуменно взлетели вверх:

– Димку? Моего Димку задержали? За убийство?! Что за бред!

Валера сочувственно вздохнул:

– Ты только не волнуйся. Будем все выяснять и разбираться…

* * *

– Ты спалишь «тушкану» сцепление, – спокойно заметил Леонид Писаренко, наблюдая за лихорадочными попытками жены обогнать довольно резво мчащийся впереди грузовичок. – Прекрати метаться из стороны в сторону. Пять минут ничего не решат. А вот если мы попадем в аварию – придется задержаться надолго.

Наталия закусила губу.

Леня, ее надежный уравновешенный муж, как всегда прав. Вот он – молодец, само невозмутимое спокойствие. А ведь ему пришлось сложнее – он отсыпался после дежурства; ночь накануне выдалась неспокойной, с большим количеством выездов. Только пришел домой, принял душ и задремал – и тут звонок, сын задержан по подозрению в убийстве. Такое пробуждение явно приятным не назовешь!

Конечно, волнениями Димке не поможешь.

Леня прав: надо снизить скорость, спокойно добраться до следователя, выслушать его объяснения и без эмоций выбрать наиболее эффективный способ помощи сыну.

Только все эти рассуждения – на уровне мозга. А сердце все извелось!

Димка, Димка! Глазищи огромные, карие на смуглом лице, шапка черных волос – красавчик, по нему всегда все бабы млели. На журфаке преподавательницы прохода не давали – давайте, молодой человек, пожалуйте на кафедру телевидения, камера вас любит. А Димка любил газеты и вежливо это объяснил телевизионным дамочкам.

У сына талант: в небольшой статье может так прописать проблему или судьбу человека – читатели рыдают.

Димка великодушный, очень добрый. Молодцы они у себя в газете, постоянно благотворительные акции организовывают. То детскому дому помощь собирают, то больнице.

– Я, когда стал этим заниматься, понял в очередной раз, что Бог есть, – как-то сказал сын, делясь подробностями такого благотворительного мероприятия. – Денег надо было собрать – сто тысяч баксов за неделю. Состояние девочки ухудшалось, операция требовалась срочно, причем платная, за границей и за бешеные бабки. Сроки были совершенно нереальными, и мы это понимали. Набрали, условно говоря, три копейки, а нужен рубль. И тут в последний час акции вдруг приходит какой-то чувак. Выглядит как бомж, его даже охрана в редакцию не хотела пускать. У мужика того была клетчатая сумка, как у челнока, а там деньги. Я чуть не заплакал. Я видел чудо. По всему выходило – оно не случится. И все-таки – произошло…

Естественно, и недостатки у сына присутствуют. Живой же! Как-то помял крыло чужой тачки и по-хамски уехал; а еще собирает свои дурацкие каски – пока дачи не имелось, вся квартира была ими захламлена, и стоят эти мятые железки времен войны, между прочим, недешево. Он любит алкоголь больше, чем следует. Он сначала двигает обидчику в глаз, а потом думает, стоило ли это делать (если вообще думает).

Конечно, Дима не ангел.

Но между ним и убийством – пропасть.

Обычно парень писал статьи про тех, кто находится по ту сторону решетки.

Вот ведь, от сумы и тюрьмы – оказывается, чистая правда…

– Наталия, не молчи, – муж осторожно коснулся теплыми пальцами ее колена, и она слабо улыбнулась. – О чем ты думаешь?

– О Димке, конечно. Да, он не святой. Но эти обвинения нелепы!

– Мы со всем разберемся. Какое убийство? Дима не может иметь к этому никакого отношения!

Наталия треснула ладонью по рулю. Темно-серый «Хендай Тускан», любовно называемый в семье «тушканом», обиженно пикнул.

– Лень, надо было тебе вести машину. Сейчас меня особенно бесят эти чайники за рулем!

Проторчав в пробке час, они наконец добрались до следственного отдела.

Заглушив двигатель, Наталия пулей вылетела из машины и помчалась в здание.

– Вы к кому? – прокричал вслед сидевший у входа полицейский.

– Муж объяснится, – она махнула рукой и исчезла в проеме, за которым начиналась лестница.

Следователь Алексей Георгиевич Семенов, если судить по табличке, прикрепленной к двери, был счастливым обладателем отдельного кабинета.

Наталия для проформы стукнула в дверь костяшками пальцев и в ту же секунду распахнула ее.

– Гражданка, выйдите! – нервно взвизгнул сидевший за столом полный мужчина. Он прикрыл рукой телефонную трубку и постарался придать своему красному одутловатому лицу строгое выражение. – У меня важный разговор.

– Гражданка выйти даже не подумает. – Наталия уселась на стул, расстегнула пиджак. Заложив ногу за ногу, она открыла сумочку и достала оттуда свое служебное удостоверение.

– Дорогая, я перезвоню! Да понял я – куплю окорочков вечером! – недовольно буркнул следователь, швыряя трубку старенького аппарата. – Я просто счастлив, что вы – судмедэксперт. Мне ваш начальник уже весь телефон оборвал. Но это все равно не дает вам права нагло ко мне врываться. Будете просить за своего сыночка?

Наталия нервно улыбнулась, прислушиваясь к своим ощущениям.

Первый порыв – вскочить и залепить в упитанные щечки Алексея Георгиевича пару звонких пощечин.

За что?

Да он же мудак, типичный представитель мерзкой следовательской породы!

Треплется в рабочее время явно с женой по телефону – и при этом на понтах весь, изображает из себя жутко занятого человека.

Судебные медики знают, чем эти следователи занимаются. Не раскрытием преступлений, нет. Это только в книжках и фильмах честные следователи напрягают извилины, пытаясь вычислить преступника. А в реальной жизни вся их энергия на другое направляется – как бы это так эксперту руки выломать, чтобы он дал заключение, позволяющее уголовное дело не возбуждать.

По барабану следователям вопросы справедливого возмездия. Их интерес – задницу поменьше от стула отрывать да откаты за решение вопросов нужных людей получать.

Почитаешь их вопросы на постановку экспертам – волосы дыбом встают.

По младенчику со следами удушения – мог ли ребенок причинить себе эти повреждения самостоятельно?

По мужику с пятью ножевыми ранениями в спину – мог ли потерпевший сам нанести себе эти раны при падении с высоты собственного роста?

Фантазеры, блин! Это же надо такое придумать: самоудушающийся младенчик или мужик, активно падающий и падающий много раз на один и тот же ножик…

Первый порыв – высказать следователю все прямо в глаза. Раньше бы так и произошло.

Нервная система, моторика – все еще помнит вот эти эмоциональные реакции. Иногда на этой волне даже совершаются какие-то поступки, говорятся какие-то слова.

Но теперь вместе с тем в глубине души есть уверенность – для чего-то нужны все эти людишки, нечистые на руку следователи, преступники, алкоголики. Их наличие, наверное, свидетельствует о невероятно большой любви Бога к своим творениям. Это же как надо было любить людей, чтобы предоставить им свободу выбора. Не все могут ее использовать правильно, но у всех она есть. И вот такие уроды, вот такие следователи и иже с ними – это все-таки яркое свидетельство милости и великодушия высших сил.

«Не надо мне шуметь на Алексея Георгиевича. На дураков не обижаются» – подумала Наталия, прищуриваясь. Чувствуя, как в ее сознание начинают проникать картины внутренних органов следователя, она помотала головой.

Сейчас предстоит серьезный разговор.

Надо остановить это видение, но…

Но прекратить или как-то контролировать эту стихию невозможно. Вот она смотрит в голубые сонные глаза следователя – и видит их, и одновременно совершенно отчетливо видит и его печень. Она не темно-красная, а желтая, с жировыми пузырьками, заполняющими всю цитоплазму.

Следователь явно увлекается алкоголем. Пьет не рюмками, а бутылками.

У него уже и почки с намеком на липоидный нефроз, с серо-желтоватыми корками и жиром в клетках канальцев.

Но хуже всего, конечно, переносит привычки своего хозяина сердце. Оно у него увеличенное, с толстым слоем жира под наружной оболочкой, с расширенными полостями. И миокард дряблый, слабо сокращающийся.

В одном следователю Семенову повезет – в кончине. Умрет он быстро и без мучений, от многочисленных болезней испорченного водкой сердца. Приступ начнется в бане, «Скорая» приедет постфактум…

– Добрый день!

Наталия очнулась от своих мыслей и невольно подумала: какой же все-таки Леня красивый!

Следователь-толстячок как минимум лет на пятнадцать младше мужа. Но стройный высокий Леня, с выразительным взглядом и низким сексуальным голосом, выглядит куда моложе, энергичнее и интереснее.

– Мы бы хотели выяснить, на каких основаниях был задержан наш сын, Писаренко Дмитрий Леонидович? – спокойным тоном поинтересовался муж, оглядывая кабинет.

Напротив стола, возле сейфа, стоял еще один стул, на спинке которого висел синий форменный пиджак следователя. Покосившись на него и не дождавшись приглашения присесть, Леня отошел к окну, прислонился спиной к подоконнику.

Семенов недовольно нахмурился, забарабанил по столу толстыми пальцами:

– Конечно, я никому не должен ничего объяснять. Но раз уж так сложилось, что вы работаете в бюро и начальник ваш уже телефоны оборвал и мне, и моему руководству… В общем, рассказываю, как все было. В местное отделение поступил сигнал, что Дмитрий Писаренко убил какого-то парня, Тимофея Козлова. Убил из корыстных соображений, в лесополосе, находящейся неподалеку от дачного кооператива. Звонок анонимный. Участковый проверил сигнал. В лесополосе действительно нашли труп гражданина Козлова…

Наталия слушала рассказ следователя и, казалось, отчетливо видела своего сына.

Вот Димка, уставший после рабочего дня, подъезжает к даче, открывает покосившиеся ворота и загоняет машину во двор.

С ранней весны сын начинал часто приезжать туда.

Вообще, покупка дачи была инициативой его жены, Ольги. Димка все смеялся над ней: «Стареешь, подруга, к земле потянуло». Но потом этот клочок земли привязал к себе Димку намертво. «Просыпаться от пения птиц, а не от гула машин – это так круто, – объяснял он. – Я очень быстро там отдыхаю и восстанавливаюсь. Стоит только пару часов провести за городом – и усталости как не бывало, снова хочется жить и работать, идеи новые в голову приходят».

Участок и домик у Димы были так себе. Четыре сотки, старенький потемневший сруб. Но место дачного кооператива, действительно, оказалось замечательным. Рядом – лес, речка. Туда, действительно, хотелось сбегать из мегаполиса…

И вот сегодня Димка проснулся не от пения птиц.

В дверь принялись колотить полицейские.

Они потребовали, чтобы им позволили осмотреть дом и машину.

В домике ничего подозрительного они не обнаружили. А вот в Димином автомобиле нашли сверток с антикварными украшениями. И нож, которым, возможно, был убит Тимофей Козлов.

– Хорошо, что вы в каком-то смысле из нашей системы, – распинался следователь, поглядывая на часы. – Не будете тут сцен закатывать, чтобы срочно отпустил вашего мальчика; сами понимаете – невозможно. Пока Дмитрий задержан на семьдесят два часа. Но вы же в теме, те же экспертизы сделать – время надо, так что срок будет продлеваться. Конечно, я знаю, что парень положительно характеризуется, не имел проблем с законом. Ну и журналист – это тоже придется учитывать, с этим братом поосторожнее надо. Я постараюсь побыстрее провести проверку на детекторе лжи. Если он ее пройдет – без вопросов, будет участвовать в следственных мероприятиях на свободе. Рукоятка ножа, которым совершено убийство, протерта, снять оттуда «пальчики» криминалист не смог. Конечно, только на этом доказательную базу о непричастности к убийству не выстроишь. И все-таки с учетом интересов вашего сына – это положительный момент…

* * *

– Ну что, какие новости? – поинтересовалась Ольга таким ровным голосом, как будто бы речь шла о погоде.

«Димке повезло с женой», – невольно подумала Наталия.

Глаза у невестки были сухими, выражение лица – деловито-решительным, стоящий на кровати ноутбук мерцал страницей с советами «как собрать передачу в тюрьму». По соседству с ноутбуком лежали стопки маек, трусов и два свитера – тонкий и теплый, крупной вязки.

– Ах ты, вредина! А ну отдай! – Ольга метнулась к креслу, извлекла из пасти устроившегося там серого цвергшнауцера носок и укоризненно покачала головой. – Ну и собачка у нас! К игрушкам Жужа равнодушна совершенно! Но вот носки и цветы погрызть – лучше для нее развлечения нет!

– Девочки, я чайник поставлю, – Леня снял пиджак, пригладил ладонью волосы. – Я сегодня даже кофе попить не успел!

Леня скрылся на кухне, и Жужа, бросив печальный взгляд на носок в руках Ольги, деловито поковыляла за ним следом.

– Лень, не угощай Жужика, – прокричала Наталия, присаживаясь на диван. – Собака и так толстая!

Ольга слабо улыбнулась:

– Не угостить Жужика невозможно. Она так смотрит на еду – кусок застревает в горле… Знаете, а я уже с нашими ребятами из отдела криминальных новостей поговорила. Они сказали – быстро Димку вряд ли отпустят, так что надо ему вещи для СИЗО собрать.

– Надо, – кивнула Наталия, пододвигая к себе ноутбук. Любопытно, да тут целый сайт создали для родных тех, кто находится в местах лишения свободы. Чего только нет сегодня в Интернете! Вздохнув, она продолжила: – Диму обвиняют в убийстве, в его машине нашли нож, которым был зарезан какой-то парень, и сверток с антикварными украшениями.

Ольга схватилась за голову:

– Нож? Антиквариат?! Но это же бред!

– Бред, конечно. Следователь по этому делу вроде не полный отморозок. И это радует. Он пообещал, что если Димка пройдет проверку на детекторе лжи, отпустит.

– Как здорово!

Наталия кивнула:

– Здорово. Но это не отвечает на главный вопрос, кто…

– …решил перевести все стрелки на Диму, – закончила Ольга, взяла ноутбук и поставила его себе на коленки, – вот, я уже сама весь мозг сломала. Это Димин ноут, и тут инфа по всем темам, над которыми он работал, – ее пальцы быстро застучали по клавишам. – Я поняла две вещи. Муж рассказывал мне о своих творческих планах все. Я не нашла ни одной папки, содержание которой показалось бы мне незнакомым. Я тоже всегда обсуждаю с ним темы, над которыми работаю. А так удобно. Со стороны-то виднее. Что-то Димка мне подсказывает, что-то я ему.

Наталия закивала.

Действительно, когда семья занимается одним делом, причем любимым, – это здорово. Разве могла бы она с кем-нибудь, кроме судебного медика, обсуждать за ужином нюансы недавнего вскрытия? А с Леней может запросто. Когда Дима привел Ольгу знакомиться и выяснилось, что избранница сына тоже журналистка, это был еще один плюс к ее достоинствам. Конечно, отношения могут складываться по-разному. Только принадлежность к одному профессиональному цеху залогом всенепременного счастья не является. Но от Ольги априори можно было не ожидать скандалов по поводу ненормированного Димкиного рабочего дня, частых командировок.

– А во‑вторых, – продолжала Ольга, открывая папки, – я проанализировала темы, и только одна мне показалась потенциально конфликтной. Дима работал над материалом о массовом отравлении собак. Вы же сами ему наводку дали!

Наталия опять кивнула.

Действительно, в последнее время гулять с собаками стало опасно. Какие-то придурки разбрасывают повсюду отравленную неустановленным ядом еду. Понять, какой именно яд они используют, невозможно. Хозяева погибших животных неоднократно предоставляли своих питомцев для экспертизы, справедливо решив, что их четвероногим друзьям уже не помочь – так пусть хотя бы удастся предотвратить гибель других собак. Но пока все исследования результата не дали. Преступники травили животных какой-то дрянью, совершенно не соответствующей ядам, для выявления которых в лабораториях имелись реактивы. То, что смерть животных наступала именно от отравления, на вскрытии сомнений не вызывало. Однако нет реактива – невозможно установить яд – нельзя и подобрать противоядие. Пока разорвать эту цепочку не получалось. Хотя количество печальных случаев все увеличивалось.

– Дима собирался писать на эту тему. Но обычно неприятности начинаются, когда журналист публикует статью. А этот материал про отравления еще даже не был написан, Дима все ждал, когда появится информация по ядам. Не думаю, что кто-то из отравителей собак решил так странно свести счеты с Димой. Я бы не удивилась, если бы они попытались отравить Жужика. Но – антиквариат, убийство… Как-то это нелогично! Или они специально так все устроили – чтобы именно их никто не заподозрил?

– Покажи мне папку с этой информацией, – Наталия пододвинулась ближе к Ольге. – Дима уже накопал что-то конкретное? Он знал, кто травит собак?

– Он нашел данные с видеокамеры. Там видно, как двое людей, похоже немолодых, разбрасывают отравленную еду. На записи даже можно рассмотреть, как голубь подлетает, хватает пищу, отлетает – и через полминуты набок заваливается. Но лиц людей не разобрать.

– А кто знал, что Дима работает над этой темой?

– Да вся редакция! Мы на планерке всегда обсуждаем самые разные идеи, и если редактору мысль концептуально нравится – репортер начинает собирать фактуру, договариваться о встречах. Но журналист не рассказывает, как идет работа над темой. Мы не отчитываемся о подготовке материала. Просто после того, как текст готов, он посылается редактору. О том, что Дима нашел видеозапись, кроме меня никто не знал.

– Точно?

Ольга пожала плечами:

– Я думаю, да. Мы же дружим в основном с ребятами из нашей редакции. За весь день так запаришься работой, что с друзьями уже ничего обсуждать особо желания не возникает. Дима не имел такой привычки – рассказывать о материалах в стадии подготовки.

Наталия встала с дивана и заходила по комнате:

– Если подстава не связана с профессиональной деятельностью Димы, то я даже не могу представить, в каком направлении искать. Врагов у Димы, кажется, нет. Он никого не обижал, не подставлял. Или я чего-то не знаю?

– Тогда и я чего-то не знаю тоже, – Ольга стала аккуратно складывать свитера. – Мне кажется, Дима никому ничего плохого не делал. И он очень многим помогал…

Глава 2

Татьяна Лаппа, 1924 год, Москва


Я делаю то, чего делать не должна была.

Но и находиться более в неведении нет никакой мочи.

Михаил Афанасьевич полчаса как ушел на службу в «Гудок». И вот я (убедившись, что ничего, нужного ему для работы, муж не забыл дома и не воротится в ближайшее время) подхожу к его письменному столу. Безо всяких сомнений открываю ящик и вытаскиваю ворох бумаг.

Черновики его пьес и романов сразу откладываю в сторону – не то мне надобно.

Письма сначала тоже откладываю – но потом беру стопку листков, перебираю их.

Иногда Мишенька пишет письмо несколько дней. А потом раздумывает отправлять. Или отправляет – переписав набело. Еще во Владикавказе, когда он только начинал пробовать сделаться журналистом, муж стал очень требовательным не только к статьям своим, но и к письмам, дневниковым записям. И письмо, написанное сумбурно, заставляло его страдать.

А вдруг и правда меж этими листками, адресованными родне, затерялось и письмо к той?..

Перебираю бумаги. Взгляд невольно цепляется за строчки – и на глаза наворачиваются слезы…

«… Идет бешеная борьба за существование и приспособление к новым условиям жизни. Въехав 11/2 месяца тому назад в Москву в чем был, я, как мне кажется, добился максимума того, что можно добиться за такой срок. Место я имею. Правда, это далеко не самое главное. Нужно уметь получать и деньги. И второго я, представьте, добился. В этом месяце мы с Таськой уже кой-как едим. Запаслись картошкой, она починила туфли, начинаем покупать дрова и т. п. Работать приходится не просто, а с остервенением. С утра до вечера, и так каждый без перерыва день. Идет полное сворачивание учреждений и сокращение штатов. Мое учреждение тоже попадает под него и, по-видимому, доживает последние дни. Таська ищет места продавщицы, что очень трудно, п. ч. вся Москва еще голая, разутая и торгует эфемерно. Бедной Таське приходится изощряться изо всех сил, чтоб молотить рожь на обухе и готовить из всякой ерунды обеды. Но она молодец! Одним словом, бьемся оба, как рыбы об лед. В Москве есть все: обувь, материи, мясо, икра, консервы, деликатесы – все! Открываются кафе, растут как грибы. И всюду сотни, сотни! Сотни!! Гудит спекулянтская волна. Я мечтаю только об одном: пережить зиму, не сорваться на декабре, который будет, надо полагать, самым трудным месяцем. Таськина помощь для меня не поддается учету: при огромных расстояниях, которые мне приходится ежедневно пробегать (буквально) по Москве, она спасает мне массу энергии и сил, кормя меня и оставляя мне лишь то, что уж сама не может сделать: колку дров по вечерам и таскание картошки по утрам. Оба мы носимся по Москве в своих пальтишках. Я поэтому хожу как-то одним боком вперед (продувает почему-то левую сторону). Мечтаю добыть Татьяне теплую обувь. У нее ни черта нет, кроме туфель. Но авось! Лишь бы комната и здоровье! Не буду писать, п. ч. вы не поверите, насколько мы с Таськой стали хозяйственны. Бережем каждое полено дров. Такова школа жизни. По ночам урывками пишу «Записки земск. вр.». Может выйти солидная вещь. Обрабатываю «Недуг». Но времени, времени нет! Вот что больно для меня!»[3]

Отложив Мишино письмо, смахиваю слезы.

Он никогда не говорил мне, что благодарен за мою помощь.

Что Москва с последними нашими голодными-холодными трудностями, про которые пишет он в письме матери!

Помню, как вернулись мы с Мишей из Вязьмы в Киев, и муж твердо решил покончить с морфием. Иван Павлович Воскресенский[4] стал давать мне ампулы для Михаила – якобы с морфием. Но был тот раствор для инъекций сильно разбавленным. А потом и вовсе давал уже Иван Павлович дистиллированную воду.

Думала, с ума сойду – Мише плохо, руки трясутся, весь в поту, несет всякую околесицу. Боялась, он не выживет. Как-то сделалось ему так дурно, что он даже чувств лишился. Упал в обморок, а у него тогда пациент был[5]. В общем, пациента того как ветром сдуло, что вполне объяснимо: хорош врач, что на приеме чувств лишается и ему самому срочнейшим же образом доктор требуется! А Мишенька потом закрылся в своей спальне и боялся выходить. Я ему: «Пошли прогуляемся, погода чудесная, с нашего Андреевского спуска весь город как на ладони!» Он только стонет: «Боюсь я, Таська». Только через неделю стал он уже потихоньку выходить. Один гулять не мог и того дольше, приходилось всегда сопровождать его.

Не успела я нарадоваться Мишенькиному выздоровлению – как стали ходить слухи, что Петлюра будет со дня на день. Не хотели мы Петлюру. При немцах в Киеве было шикарно! Дамы носили шляпы, духи и пудру в лавках разбирали быстро, билетов в театр не достать. А петлюровцы, сказывали, людей стреляют – вот просто так могут в дом зайти, вынести серебро, а хозяину – пулю в лоб.

Самые худшие опасения подтвердились.

Мишеньку принудительно мобилизовали как врача.

Он вынужден был уйти с ними. Прощался со мной – словно бы навсегда.

Через месяц, впрочем, удалось ему бежать и даже благодаря какому-то невероятно счастливому стечению обстоятельств вернуться домой.

Но еще в ту ночь, когда спустилась я, чтобы отворить ему дверь, стало мне понятно – не тот уже Михаил стоит на пороге.

Морфий так его не выжег, как петлюровцы.

Он старался ничего не говорить о том, как прошел тот месяц его жизни. Но во сне мучили его кошмары, он кричал, бредил.

И я из тех его бессвязных реплик поняла: слишком много Мишенька видел. Видел и расстрелы, и грабежи, и как женщин сильничают. Увидев такое, прежним быть уже возможности никакой не имеется…

Потом вступил муж в войска Юга России. И стали мы отходить вместе с белыми: Грозный, Беслан, Владикавказ.

Помню, жили мы тогда на мою золотую цепь. Мне родители подарили золотую цепочку с палец толщиной. Когда продукты заканчивались, я шла к ювелиру, он отрезал пару звеньев цепочки. А на рынке я уж потом меняла их на картошку, постное масло и балык.

«Съедим цепь – придется браслетку продавать», – сказала я как-то мужу. Тот покачал головой: «Ты что, Тасенька! Это же мой талисман, нельзя его продавать». Он всегда так говорил про мои вещи – что это его вещи. Хотя собственных средств к существованию у Миши давно уже не имелось.

Особенно не хватало денег, когда заболел муж сыпным тифом и надо было платить доктору, покупать лекарства.

Белые отошли, я с больным Мишенькой осталась. Просить помощи было не у кого. Но, к счастью, оставались у меня еще какие-то вещи, которые охотно брали в ломбарде. А как жили в те годы те, у кого и вовсе не имелось никаких вещей на продажу, я и представить себе не могу; умирали, должно быть, натурально голодной смертью.

Когда я каким-то чудом выходила мужа – он разразился упреками. «Почему ты меня за границу не вывезла? Почему мы не уехали из России?» – только и твердил он с утра до вечера.