А еще. Никто не говорил об этом вслух, но байки Фостера о том, что за звездами существует жизнь, многим давали сил. Они не одиноки, надежда есть! Когда он уйдет, им всем придется признать, что помощи не будет. Будет только. Арахна. Их дом.
Дом, где они никогда не были нужны.
Фостер должен был уехать утром, и Блейн надеялся поговорить с отцом. Он и сам не знал, зачем, но это казалось правильным. Однако Фостер запретил ему приближаться к лаборатории, и из уважения к бывшему члену совета охрана выполнила его просьбу.
Он никому не доверил свои исследования. В оставшиеся до изгнания часы Фостер забирал все, что ему позволили увезти с собой. Свои записи, образцы, какие-то карты памяти. Блейн не знал назначения и половины всего этого. Он давно уже чувствовал, что не сможет унаследовать семейное дело, ему просто не хватит веры.
Они снова встретились уже у моста. Несмотря на возражения Рене, Фостеру все же дали один из лучших вездеходов. Все прекрасно знали, что это, по-своему, жертвоприношение: он все равно погибнет, а машина сгинет вместе с ним. Но какая разница? Несложно было рассчитать, что топливо кончится куда раньше, чем оставшиеся в поселении вездеходы придут в негодность.
Фостер не казался человеком, приговоренным к смерти. Он был бодр, будто добровольно собрался в экспедицию, насвистывал что-то, загружая в вездеход последние ящики. Его палачи выглядели куда более виноватыми, чем преступник.
Он заметил их реакцию:
– Да не кисните вы! Научитесь принимать сложные решения, раз уж взялись за это. Мы ведь все давно знали, что нормальной моя смерть не будет, правда? Это я вам должен сочувствовать, не вы мне.
– С чего это? – взвилась Рене. Только она, кажется, не испытывала никаких сомнений.
– Все просто: я умру, и не больше. Смерть – это покой. А вы теряете последнего мечтателя, и поселение, если ничего не произойдет, тоже ждет смерть, только медленная и страшная. А ничего уже не произойдет, потому что если вы перестанете звать Землю, с нее вам не помогут.
– Опять ты за свое, – укоризненно заметил Оливер. – Даже теперь, на грани…
– Ну так а когда же быть честным, если не на грани?
Блейн смотрел на него, потом – на бушующую реку, мост над ней и далекие джунгли. Воздух здесь уже был влажным, но еще относительно свежим. А там, дальше. Там всегда пахнет гнилью, там невозможно долго находиться.
В джунгли выезжали лишь по острой необходимости, думая о том, как бы поскорее вернуться. Но Фостер уезжал навсегда. Он был высоким, еще сильным, еще крепким, но все равно не таким, как в молодости. Впрочем, там, в сердце Арахны, и молодые не выживают, так что возраст ничего не меняет.
– За время жизни второго поколения население уменьшилось почти вдвое, – сказал Фостер, наконец прекратив улыбаться. – Подумайте об этом.
– Зато при жизни третьего поколения – меньше чем на двадцать процентов! – гордо объявила Рене.
– Потому что третье поколение еще молодо, время есть, а тенденция очевидна. Блейн, я могу поговорить с тобой наедине?
– Конечно.
Вот и настал этот момент – когда Блейн почти перестал ждать. Ему было неловко и хотелось плакать, как в детстве. Но он, конечно же, не мог. Он направил всю свою силу воли на то, чтобы подавить сомнения, разрывающие ему грудь изнутри. Правильно ли они поступили? Не слишком ли поздно? И не обрекли ли они все поселение на гибель, избавившись, как сказал Фостер, от последнего мечтателя?
Не было смысла сомневаться, потому что Блейну все равно не позволили бы ничего изменить, он бы лишь потерял доверие совета.
Им подарили эти краткие минуты одиночества, и скоро они стояли на берегу реки, наблюдая за ее дикими серыми волнами.
– Ты весь сжался, будто выговора ожидаешь, – хмыкнул Фостер. – Не нужно так. С сегодняшнего дня я – не твой отец. Твой отец умер.
– Не говори так!
– Так разве это неправда? Место в совете наследуется после смерти предыдущего советника. Но вот кресло уже твое – а я не успел умереть, какая жалость! Но я и правда не буду тебя отчитывать. Ты поступил так, как считал нужным. Тебе будет труднее, чем мне. Я, до того, как все закончится, буду ответственен только за себя. А ты будешь отвечать за все поселение.
И очень скоро многие схемы выживания, оставленные вам первым поколением, перестанут работать. Техника выходит из строя, топливо заканчивается, а вы не приспосабливаетесь, Блейн. С этим нужно что-то делать.
– Мы многое изменим!
– Надеюсь на это. Сейчас в совете больше половины молодых, это ваше время. Ищите новые пути! Я искренне надеюсь, что я был не прав и у вас все получится. Я хочу этого! Но… если я вдруг оказался прав и связь с Землей придется на твое поколение, вспомни все, чему я тебя учил. Возможно, это спасет вас.
Блейн только кивнул, говорить сейчас не получалось.
А Фостер все так же беззаботно вернулся к вездеходу. Он тепло попрощался со всеми, кто провожал его – всеми, кто приговорил его к смерти! Он улыбнулся им, закрывая дверь вездехода. После этого машина медленно, осторожно двинулась через мост над вечно разгневанной рекой. И в этот миг Блейну хотелось крикнуть, остановить все это, умолять совет изменить свое решение.
А он промолчал.
Он приговорил к смерти собственного отца, и с этим ему теперь предстояло жить.
Глава 2
Когда во время учебы Альда представляла космические станции, ее воображение рисовало дворцы из металла и стекла, парящие в невесомости. Светлые, чистые, приютившие в своих стенах самых отважных и сильных детей Земли.
Возможно, на специализированных станциях, торговых, военных или дипломатических, так и было. Но по распределению она попала на станцию общего пользования, расположенную на окраине солнечной системы. Если эта посудина что и напоминала, то уж скорее консервную банку, а не дворец: круглую, плоскую и местами ржавую.
Беда этой станции была в том, что у нее не было одного хозяина. Она, служившая своего рода вратами в солнечную систему, нужна была всем, и все ею пользовались – не считая ее своей собственностью. Старый, но не слишком добрый принцип «Не мое – не жалко» успешно пережил испытание веками и привел к тому, что чудо инженерной мысли превратилось в высокотехнологичный сарай.
Поэтому на станции старались не задерживаться. Сюда пересылали недавних кадетов с Земли, чтобы их мог подхватить назначенный им корабль – и увезти в новую жизнь. Возможно – счастливую, возможно – короткую. Наверняка узнать было невозможно, но Альда уже ни в чем не сомневалась. Теперь, когда на ее руке защелкнулся браслет с номером 53, она чувствовала: она на своем месте.
Правда, она все еще не знала, какая команда подала на нее запрос. Она прибыла на станцию, прошла по коридорам, чувствуя то вонь канализации, то запахи столовой, и оказалась в просторном зале, принадлежащем академии. Здесь не было ничего, кроме длинных рядов металлических лавок. Солдаты ждали, пока их заберут, а из развлечений тут был разве что единственный небольшой иллюминатор, за которым смутно просматривалась ребристая поверхность Плутона.
Рядом с Альдой сидела еще одна выпускница академии, но другого вида, и тоже смотрела на Плутон.
– Знаешь, а ведь сначала его объявили планетой, потом – нет, потом снова планетой, – задумчиво сказала она. – Прямо как мы: то люди – то нет!
– Мы все еще люди, – указала Альда. – Просто со способностями.
– Не все в это верят.
– Я верю, и мне достаточно.
– Ты уже знаешь, к кому тебя приписали?
– Нет. Если бы я знала, разве б я сидела здесь?
– И то правда, – согласилась общительная девушка. Альде не нужно было читать ее мысли, чтобы понять: так она пытается справиться с волнением. – Ведь все назначения появятся на экране, а он еще не работает!
Экран, пока темный, привлекал куда меньше внимания, чем иллюминатор и Плутон, побывавший и планетой, и не-планетой. Но на него тоже смотрели часто, потому что всего одна строчка сейчас должна была определить чью-то судьбу.
– Сейчас хорошее время настало, – продолжала трещать ее неожиданная собеседница. – Военных действий нет! Если попадется наблюдательная миссия – это вообще халява. Если научная – тоже нестрашно. Правда, есть еще «Исход»… Но я в него точно не попаду, мне присвоен 435 номер! Я и рада, что не попаду. Мне, конечно, хочется посмотреть космос, но жить тоже хочется!
– А что такое «Исход»? – оживилась Альда.
Направляясь сюда, она пыталась разобраться, что это за миссия. Но толковых материалов нигде не было, и одно лишь это намекало, что дело военное.
Собеседница ее разочаровала:
