Горький привкус счастья

– Стас, в конце года серьезный тендер, серьезные деньги. Сейчас любая информация ценна. «Кто владеет информацией, тот владеет миром», – кажется, так сказал Ротшильд.

– Может, твой Ротшильд и прав. Завтра утром меня не будет. Надо вернуть, – Говоров кивнул на чемоданчик.

От предложенного холостяцкого ужина он отказался и сразу же уехал. У него были свои личные неотложные дела, о которых не знал ни один человек. От этих дел зависело очень много.

Закрыв дверь за Говоровым, Стрельников первым делом плеснул в бокал коньяк и выпил его одним залпом, даже не почувствовав вкус дорогого напитка. Тепло разлилось по всему телу. В голове прояснилось. Немного подумав, Стрельников плеснул остатки коньяка и с чувством выполненного долга опустился в кресло.

Итог разговора с Говоровым был неутешителен. Подозревать можно кого угодно, начиная от техничек и до самого начальника охраны. Но самое противное заключалось в том, что он не мог полностью доверять Говорову. И не потому, что утечку информации организовывают, как показывает статистика, чаще всего сами начальники охраны. Статистике он верил, но его куда больше напрягали линейно выстроенные факты: и то, что Говоров вдруг оказался вечером возле банка, и загадочный свет в приемной, который видел, опять же, только Говоров. И стоило рассказать Говорову о слежке, как «Опель» сразу исчез из поля зрения. Может, Стасу невыгодно было светить номер машины? И «жучок», будь он неладен, Говоров сразу нашел. Никакой особо важной информации с общего заседания сотрудников банка не почерпнешь. Если б «жучок» обнаружил Говоров в комнате переговоров, тогда было б понятно. Но кто сказал, что Говоров его там не обнаружил или лично не прикрепил.

За этими тревожными мыслями и сомнениями ночь пролетела незаметно. Нельзя сказать, что Стрельников чего-то боялся, но непонятные события последних недель выбивали его из привычной колеи и требовали действия. До сих пор во всем, что не касалось непосредственно его работы, он привык полагаться на Говорова. Запутавшись в своих мыслях, Стрельников поднялся с постели и, шлепая босыми ногами по дубовому паркету, направился в кабинет.

Светало. Дождь, моросивший целую ночь, окончился. Во дворе, в свете еще не погасшего фонаря, блестели лужи.

Как он отреагировал на предполагаемую слежку? Начал нервничать. А когда человек допускает промахи и ошибки? – Правильно, – ответил сам себе Стрельников, – когда нервничает. Значит, противник тоже должен нервничать.

Решение, возможно, не самое правильное и не самое лучшее, созрело с последним глотком утреннего кофе. Он уйдет на время в отпуск. Для всех – он уехал в гости. Тот, кто за ним следит, почувствует свободу и начнет действовать менее осмотрительно. И допустит ошибки. Проявит себя.

Стрельников набрал знакомый номер, но, скользнув по часам, дал отбой. Безупречное лицо богини, появившееся на табло телефона, исчезло. Позвонить Лере в семь утра равносильно звонку марсианам. Трубку все равно никто не возьмет. Стрельников еще раз нажал кнопку телефона, чтобы увидеть ее лицо. Ничего не изменилось. На него смотрела белозубая красавица, платиновые длинные волосы красиво обрамляли лицо с темными глазами. Казалось, на грешную землю с небес сошла марсианская богиня.

Ничего проще, как пожить пару недель у этой богини или нимфы, Стрельников пока не придумал. Посмотрев на часы, он начал складывать дорожную сумку, придирчиво оценивая каждую вещь, чтобы не взять ничего лишнего. Он бегло осмотрел шкаф. Достал с полки пару свитеров, несколько футболок, сложил белье.

«Странное дело, встречаюсь с Лерой, сплю с ней, а по сути совершенно чужие люди. Сам тоже хорош. Устраивают необременительные отношения? Устраивают. Все четко, по графику: приехала, уехала. И никаких обязательств. И пустота. Может, действительно жениться, да и дело с концом».

Стрельников вел неспешный разговор сам с собой до тех пор, пока не собрал сумку. Затем прошелся по квартире, отключил на всякий случай воду и газ. Под конец, втиснув в сумку небольшой ноутбук, бросил ее на плечо и легким спортивным шагом, не вызывая лифт, спустился вниз.

Вера Дмитриевна, вечная и незаменимая консьержка, с удивлением посмотрела вслед Стрельникову. Спортивный стиль: короткая кожаная куртка, джинсы, спортивная обувь, безусловно, были Стрельникову к лицу, но уж больно непривычно.

Новый облик генерального еще больше удивил охранника банка. И не только одеждой. Стрельников, кроме стандартного приветствия, вдобавок спросил у охранника, как прошло дежурство, чем поверг того в недоумение. Дежурством обычно интересовался только Говоров.

Стрессоустойчивая Виолетта при виде генерального директора даже очки надела и долго не могла взять в толк, зачем заказывать билет на поезд, когда есть самолет. Притом – один билет. И только после того, как Стрельников распорядился пригласить руководителей всех подразделений в конференц-зал на совещание, Виолетта немного пришла в себя.

Ближе к обеду уже все отделы знали – с Пал Палычем случилось что-то экстранеординарное, сродни концу света. Всех любопытных Виолетта успокоила – генеральный уходит в отпуск. Да и то всего лишь на две недели.

Катастрофа сродни концу света – отложилась.

В конференц-зал Стрельников зашел последним. Осознание того, что кто-то невидимый внимательно прислушивается к каждому слову в зале, его изрядно нервировало. Но главное – тот «кто-то» теперь точно знает, что его целых две недели не будет в банке. Стрельников быстро обсудил текущие, ничего не значащие дела и коротко озвучил приказ о назначении исполняющего обязанности генерального директора банка. Им по долгу службы оказался Красников.

И только покинув конференц-зал, Стрельников облегченно вздохнул. Окончив текущие дела, он запер дверь и начал планомерно осматривать кабинет. Особенно тщательно Павел осмотрел свой «личный» кабинет, куда, кроме Говорова и Красникова, никто не входил. Вначале он переставил книги в шкафу, провел руками по резной раме картины, подаренной самим Акулиным, внимательно осмотрел поддон стола. Он даже улыбнулся, представив, как выглядит со стороны. Спустя полчаса безрезультатный осмотр окончился. «Жучка» в «его» кабинете не было, или он не нашел.

Стрельников некоторое время посидел за рабочим столом, а потом, собравшись с мыслями, достал из сейфа ноутбук, в памяти которого хранилась всего лишь одна папка. Пара десятков файлов стоили баснословных денег. И даже… жизни.

Мысль о том, что информация о вип-клиентах банка может интересовать другую сторону, пришла Стрельникову совершенно случайно. До ноутбука, не подключенного к Интернету, ни один хакер не доберется. А вот взломать сейф профессионалу ничего не стоит. Он снова подумал о Говорове.

Впереди выборы. Как можно использовать закрытую информацию и в чьих интересах, попади она в руки журналистов или криминальных структур, Стрельников хорошо знал.

Он скачал файлы на флешку. И, совершив должностное преступление, без колебания удалил информацию с жесткого диска.

Говоров зашел в приемную генерального директора в тот момент, когда тот опустил флешку во внутренний карман куртки.

Вместе они спустились в гараж. Стрельников сел на пассажирское место. Неприметная «девятка» сливового цвета, мигнув фарами, покинула банк со служебного входа. Стрельников не утерпел и оглянулся. Здание банка отдалялось.

– Это, конечно, не мое дело, – Говоров прервал молчание, – но Красникова ты мог бы и не назначать. Или у тебя свои планы?

Заместителя генерального директора банка, Максима Валентиновича Красникова, в коллективе, мягко говоря, недолюбливали. За глаза называли «акулий глаз». То ли намекали на очень близкое родство с главным держателем акций, фактическим владельцем банка, Акулиным, то ли кто-то и впрямь видел живую акулу. Но глаза у Красникова действительно были рыбьими. Бесцветные, застывшие и, самое главное, лишены того блеска, который делает их живыми.

Красников, безусловно, был неглуп. Но чего-то не хватало в нем. Какой-то малюсенькой детальки, без которой человека как такового нет. При всем лоске была в нем какая-то червоточинка, ущербность, что ли.

– Ты меня слышишь? – Говорову не нравилось молчание Стрельникова.

– Ты о назначении? Ничего за две недели не случится. А если ты имеешь в виду Войтенко, так у него своих дел выше крыши. Скоро тендер.

– Смотри, вернешься, а меня Красников уже уволил, – хохотнул Говоров. – Ты зачем отпуск придумал?

– Ничего я не придумал.

К вопросу Говорова он был готов. У однокурсника в Риге родилась дочка. Предстоят крестины. Не виделись лет сто. Все логично. И когда он мысленно разговаривал со Стасом, ответ получался убедительным.

От неумения врать Стрельников начал отвечать сумбурно. Говоров заметил напряжение в его голосе и больше ни о чем не спрашивал. Так молча, каждый думая о своем, они приехали на Рижский вокзал. Идя за Стрельниковым до самого вагона, Говоров хотел сказать, что никуда тому не надо ехать. Но, так ничего не сказав, он крепко пожал руку и внимательно посмотрел в глаза Стрельникову.

– Ты чего, Стас? Давай еще расплачемся, – отшутился Павел.

– Ты там смотри, если что, звони сразу. Ну, бывай.

Вокзал жил своей жизнью. Спешили провожающие и уезжающие. Таксисты наперебой предлагали свои услуги. Прибывшие в Москву тщетно пытались сторговаться за проезд. Вокзал шумел, пил кофе и водку…

Говоров вдруг понял, что Стрельников ему не верит. Может, и хорошо, что он уехал. Что делать дальше, он знает лучше Стрельникова.

Поезд Москва – Рига набирал скорость. Пассажиры, наконец-то постелив постели, притихли по купе. Проводница буднично проверяла билеты. Было слышно, как бодрым голосом, предвкушая дополнительный заработок, перечисляла услуги. Кроме кофе, чая и минеральной воды можно заказать еще спиртное и сигареты, естественно, за отдельную плату. Все было как всегда при дальнем следовании поездов.

Стрельников наблюдал за мелькающим однообразным пейзажем и прикидывал, сколько километров отъехал от Москвы, до тех пор, пока поезд не начал потихоньку притормаживать. Тогда Стрельников достал с верхней полки свою дорожную сумку и вышел из купе. Объявили станцию.

– Мужчина, вы куда? Стоим две минуты. Никаких перекуров на улице! Ждать не будем, не надейтесь! – Рассерженный голос проводницы настиг Стрельникова при выходе с вагона.

– Не беспокойтесь, я выхожу. Приехал.

– Куда приехал? Стоило билет брать! Только места занимают. А потом сами не знают, куда едут!

Молодая дородная проводница возмущалась скорее для порядка, радуясь неожиданной возможности подсадить «левого» пассажира в четвертое купе.

Через две минуты, в полном соответствии с графиком, поезд медленно тронулся вдоль перрона. На маленькой станции Стрельников остался один. Привокзальная касса была безнадежно закрыта. И только в зале ожидания, разговаривая вполголоса, сидели две женщины.

– Подскажите, как вернуться сегодня в Москву, – присаживаясь напротив них, попросил Стрельников.

– Да как? Сегодня уже никак.

– Что значит «никак»? – перервала собеседницу другая женщина. – Если спешно надо, так дед Матвей может подвезти до разъезда, а там такси возьмешь, если деньги есть. Дерут втридорога. А коль неспешно, так заночуй у Матвея. Утром электричкой уедешь. Только купи сразу бутылку. Без таксы дед и разговаривать не станет.

– Ты того, не покупай в магазине – сплошная отрава. Лучше ему деньги дашь на самогон. Помнишь, как неделю назад Полька отравилась? Еле спасли.

И женщины, уже не обращая внимания на Стрельникова, повели свой душевный разговор, сочувствуя Польке.

В Москве Стрельников оказался около одиннадцати часов вечера, и то, можно сказать, сплошное везенье. Дед Матвей был в хорошем расположении духа и главное – не пьян. До переезда доехали минут за сорок, а там сразу удалось поймать такси.

Стрельников чувствовал себя комфортно только в своей машине и устал от дороги на перекладных неимоверно. Такси притормозило возле ближайшей станции метро. Оказавшись на свежем прохладном воздухе, Стрельников вздохнул с облегчением – Москва! «Может, послать все к черту и вернуться домой. Принять душ, сварить кофе, включить музыку и плюнуть на всех и вся. Пусть караулят под подъездом, ездят по городу, подслушивают. Стоп!» – он оборвал свое нытье. Похлопав по карману и в очередной раз удостоверившись, что флешка лежит на месте, Стрельников достал телефон и набрал номер. Трубку никто не брал. Музыка оборвалась. Стрельников посмотрел на часы. В полдвенадцатого ночи Лера должна быть дома. Он терпеливо еще раз нажал кнопку.

Лера вздрогнула одновременно от прикосновений Бориса и внезапно раздавшегося звонка. Даже если б на табло телефона не появилась фотография Стрельникова, она все равно знала – звонит Павел.

Звонок оборвался так же внезапно, как и раздался. Она запахнула халат и села на край кровати.

– Стрельников? Возьми трубку. – Борис зябко натянул на себя одеяло.

– Не буду. Могу я спать в это время?

Но телефон зазвонил повторно.

– Павел? Что случилось? – Лера спросила сонно и безразлично.

– Я приеду к тебе.

– Ты смотрел на часы? Тебе завтра на работу.

– Я на пару недель уезжаю по делам, – зачем-то соврал Стрельников. – Хотел тебя увидеть перед отъездом.

– Почему ты не позвонил раньше? Я б не осталась на ночь у родителей.

Борис легонько толкнул Леру в бок, и она показала ему в ответ кулак.

– Ты трубку не брала. Ладно. Извини, если разбудил. Привет родителям. Вернусь, позвоню.

– Па-аш, а ты точно не сердишься на меня?

Лера поцеловала на прощание трубку и отключилась. Протяжный «чмок» повис в воздухе.

– Ты его любишь?

Борис нервно сбросил одеяло и сел рядом с Лерой. Стало жарко. Вопросы любви его давно не волновали. Сложно и не нужно. Не стоило спрашивать. И вдруг задело.

– Ты женишься на мне? – Лера щекотно провела ногтями по его волосатой груди.

– Погоди, – Борис поймал ее руку и прижал к себе. – В смысле – женишься? Ты мне делаешь предложение?

– Успокойся, я пошутила. Давай лучше спать.

Борис нервно вздохнул и лег обратно в постель, забросив руки за голову. Он бы с радостью женился на ней. Надо быть сумасшедшим, чтобы упустить такой шанс. Но именно – сумасшедшим. Заикнись Лера о свадьбе, и Акулин в тот же день наведет справки о будущем зяте. От этой мысли Борису резко расхотелось мечтать. Он представил свою незавидную участь.

В трубке давно звучали короткие гудки, а Стрельников все никак не мог оторвать ее от покрасневшего уха.

«У нее кто-то есть». Он думал об этом совсем отстраненно и… спокойно. Потом испугался своего безразличия и снова прислушался к себе.

«Может, поехать к Софье?» Он так бы и сделал, если б в последнюю минуту в голову не пришла крамольная мысль. Стрельников нашел в телефонной книжке номер, по которому звонил от силы пару раз, и нажал вызов.

Лера снова пощекотала Бориса и распахнула черный коротенький халат. Красная роза во всю спину на тонкой атласной ткани медленно сползла на постель. О звонке Стрельникова она сразу забыла.

Свою первую студенческую осень Лера встретила как никогда отдохнувшей и загоревшей. После чисто символических вступительных экзаменов она с матерью полетела в Турцию. К тому времени, когда они вернулись с отдыха в Москву, партия, возглавляемая Виктором Андреевичем Акулиным, прошла перерегистрацию. И они снова улетели отдыхать, а заодно и праздновать победу. На этот раз все вместе.

Ничем не приметный педагогический институт располагался далеко от центра в тихой, почти загородной зоне. Готовил он, как и полагалось, сеятелей всего доброго, светлого и вечного. Выбор дочери Акулин не одобрил. С таким же успехом ее зачислили б в любой престижный экономический вуз. Уж он бы постарался. Только Нинель Станиславовна с трудом, но все же убедила мужа, что, имея такую фамилию, название вуза не имеет никакого значения. Достаточно просто иметь диплом. Учеба должна быть легкой. Зачем их дочери нервотрепка и бессонные ночи? Идея матери Лере понравилась сразу, и она с легкостью выбрала пединститут.

Единственное, что не нравилось Лере, – расположение кладезя науки, до которого приходилось добираться через забитый автомобильными пробками центр. Не нравился ей и личный водитель, приставленный матерью в качестве охранника.

Настоящая студенческая жизнь с походами, поездками на дачу и дискотеками в тесном зале никак не вкладывалась в ее короткое расписание «дом – институт – дом». А потом, среди опостылевшего однообразия, в ее жизни вдруг появился невзрачный Иван Кулешов. Будь у нее больше свободы, вряд ли она обратила б на него внимание. Но, как говорится, на безрыбье и рак – рыба.

Отношения завязались совершенно случайно. Подробностей она давно не помнила. Да и Кулешова, встреть теперь на улице, скорее всего, не узнала бы. А тогда случилась трогательная любовь. Сколько бы длились безвинные отношения – неизвестно, но в конце мая родители на неделю уехали в санаторий, оставив ее под бдительным оком домработницы. А потом все-таки уступили ее просьбам и разрешили пожить на даче. Да оно и правильно: свежий воздух, природа. Где найти лучше место для подготовки к летней сессии?

Ваня приехал тогда на целый день, чтобы готовиться к неизбежной сессии, и остался… на целую неделю.

Летнюю сессию после такой подготовки она чуть не завалила. Странно, но билет по истории помнит до сих пор. Вопросы были о начинающихся реформах и перестройке. Круглая отличница, и вот, пожалуйста! Еле выкрутилась! И только зазубренная в последнюю ночь «реформа» и «перестройка» принесла неожиданную «четверку» среди сплошных «удовлетворительных».

– Деточка, четыре вам не потому, что вы плохо знаете, а потому, что не понимаете, – все же сжалилась пожилая профессор, пролистав зачетку подававшей надежды студентки. – Выучить выучили, а понять… Ладно…

За два года она выучила Павла наизусть. Но было в нем что-то такое, как в том билете, – до конца не понятое. Кофе пил крепкий, но зачем молоть старой ручной кофемолкой, скрип которой мог разбудить полподъезда – нет, не понимала. К деловым костюмам Стрельников со вкусом подбирал рубашки, галстук и обувь. Вначале она даже подозревала женскую опеку. Обувь только от «Berluti», которую Стрельников любил за благородный дизайн и отменное качество. Понятно, ручная работа, созданная как произведение искусства мастерами-сапожниками, срастается с кожей хозяина и носит его как ковер-самолет. С этим все понятно. Только зачем костюм на работе держать, когда можно всегда заехать домой и переодеться.

…А тогда, узнав о беременности дочери, Нинель Станиславовна немедленно потребовала виновника в дом. Ужин прошел на удивление спокойно, по-домашнему. Говорили больше об институте, перспективах будущей работы, поддерживая благородное стремление Ивана преподавать математику юным дарованиям. Потом перешли к политике. Нинель Станиславовна, подавая чай, не преминула спросить, где и как, а главное, на какие деньги будет жить молодая семья с ребенком. Ответ будущего зятя был четкий и лаконичный. Жить будут как все. На зарплату. Учителям платят сносно, да еще можно взять дополнительные уроки и репетиторство. И напрасно Лера наступала матери на ногу, пытаясь прервать унизительный допрос. Остановить Нинель Станиславовну ей не удалось. Казалось, несостоятельные ответы будущего зятя только радовали материнское сердце.

После ухода будущего зятя Нинель Станиславовна пила валерьянку. Вначале отсчитала двадцать капель, как прописано в рекомендациях, а потом, в сердцах, вылила остаток в стакан, который подала ей дочь.

Сердце Леры замерло. Приговор родителей, как дарственная, оспариванию не подлежал. Вердикт состоял с двух коротких слов – не пара. Не мог вписаться провинциальный Ванечка с его желанием учить уму-разуму неразумных детей в стройную жизненную систему Нинель Станиславовны. Нельзя сказать, что Акулин, как глава семьи, был на стороне жены, нет. Ранний брак дочери не приветствовал, но будущий зять ему понравился. Ну, а то, что дочь беременная – это, извините, женские дела, решил для себя Акулин и больше к этой теме не возвращался.

В городскую больницу, по договоренности, Нинель Станиславовна привезла Леру рано утром, задолго до начала рабочего дня. В пустой приемной их ждала заведующая первым гинекологическим отделением. В каком-то полуобморочном состоянии от бессонной от слез ночи Лера добрела до гинекологического кресла. А потом провалилась в черную бездонную дыру. Падать сначала было больно, а потом безумно страшно, пока из звенящей темноты не появился светлый лик ангелочка. Прикосновение его маленьких ручек остановило бездонное падение. Лера силилась определить, мальчик или девочка спасли ее жизнь, и не смогла. Руки ослабли, и маленькое лучистое тельце отдалилось в пропасть, только глазки с недетской мудростью и горечью смотрели на нее. И где ей тогда было знать, что маленький ангел улетел навсегда.

На предпоследний курс Лера приехала одна без водителя на маленькой «Мазде» сочно-зеленого цвета.

Иван Кулешов пятый курс института оканчивал за сотни километров от Москвы. Ректор, пророчивший светлое будущее талантливому студенту, помог с переводом. И на том спасибо.

Уснула она под утро, долго слушая ровное дыхание Бориса. От нахлынувших воспоминаний ей вдруг стало жаль ту неопытную глупую девочку. Она прижалась к Борису, коснулась губами его спины. Он слышал ее напряженное дыхание.

У Саши истекал третий день после встречи со Стрельниковым. На душе стало легче. Жизнь, как река после весеннего разлива, возвращалась в привычное русло. Она сидела в кресле, плотно закутавшись в плед. С тех пор, как она поговорила с Лагуновым, холод не покидал ее тело. Мерзли ноги, руки, а спина мерзла так, что подчас сводило мышцы. Она старалась реже дышать.

Холод начал проходить. Женщина, сидевшая напротив нее, была вовсе не мертва. Она смотрела на Сашу, словно убеждалась, что та не спит и готова ее слушать.

– Саша, ты меня видела. Тогда на трассе мне никто не мог помочь. Меня уже не было на этом свете. А теперь мне нужна помощь. Ты единственная, к кому я могу обратиться. Найди мою дочь Татьяну и передай ей, чтобы она простила его. Слышишь? Обязательно простила. В этой жизни надо уметь многое прощать потому, что после жизни… Когда душа переходит границу…

Чтобы лучше расслышать предостережения, Саша еще ближе наклонилась к женщине, но внезапно ворвавшийся гул машины полностью заглушил и без того тихий голос незнакомки.

– Где найти вашу дочь? – Саша старалась перекричать гул.

– Спросишь у него. Он знает.

– У Лагунова?

Ответ женщины Саша не расслышала. Мобильный затрезвонил рядом с подушкой, и силуэт женщины начал медленно таять.

Первое, о чем она, придя в себя, успела подумать, – умер Лагунов. Эта мысль, неизвестно откуда пришедшая, ее напугала. Но голос в трубке был мужской, никак не похожий на голос дежурной медсестры. Стало легче. Она могла говорить сколько угодно и о чем угодно. Лагунов жив, и ей только привиделось, что с ним может что-то случиться. А завтра она у него спросит все о той женщине и найдет ее дочь, и холод уйдет, и она будет жить, как раньше. А потом уедет в Германию и будет работать в клинике профессора Шульмана, и не будет думать о… Саша огляделась вокруг. Кресло, в котором недавно сидела женщина, было пустое.

Трубка тем временем голосом Стрельникова сбивчиво рассказывала о несостоявшейся поездке и позднем времени и тут же извинялась. Спросонку она никак не могла понять ни проблем Стрельникова, ни почему тот не может вернуться к себе домой, и только мычала в ответ, пытаясь определить, который час.

– Саш, если ты не против… Если удобно… Я приеду к тебе.

И вот тогда она окончательно проснулась и еще больше запуталась в его объяснениях.

– Приезжай. Конечно. Адрес знаешь.

В трубке послышались гудки. И она по-настоящему разволновалась и бросилась осматривать квартиру. Даже заглянула в дедов кабинет и, отметив везде привычный порядок, посмотрела на себя в зеркало. От вида женщины в зеркале она моментально расстроилась. Торчащие волосы, заспанное лицо и вдобавок – ночная рубашка с улыбающимися смайликами. Ну, почему он не мог позвонить вечером? Саша быстро надела длинный махровый халат. Улыбающиеся смайлики спрятались. Видение в зеркале слегка преобразилось. Поправив волосы, рука потянулась за помадой. Какая нормальная женщина спит с макияжем? А главное, ему все равно, как она выглядит. Какое Стрельникову дело до нее? И была недалека от истины. Стрельникову не было никакого дела до ее вида. Даже если б Саша открыла дверь, закутавшись в саван или кафтан, он и это одеяние принял бы за причудливую женскую одежду.

Стрельников сделал шаг в квартиру и автоматически, как дома, потянулся к включателю, который должен быть справа. Но Саша опередила. Рука Стрельникова коснулась ее теплой руки. От неожиданного прикосновения оба смутились и замешкались, мешая пройти друг другу в узком темном коридоре.