Чумовой сюрприз для Лондона

Вопросов добавилось. Туман сгустился. Ладно, ждать недолго. Сунул в рот очередную сигарету. Знаю прекрасно, что нельзя в засаде курить. И курю. Пепел, окурки сбрасываю в заранее принесенную банку. Все унесу с собой. Сейчас они наловчились вытаскивать образцы ДНК почти из всех органических образцов. Кто их знает, может, и с фильтра изымут, с них станется. Точно знаю, что со следов губной помады не удастся вытащить. В ней содержатся жирные кислоты, которые наносят непоправимый вред образчикам. Но не мазать же мне губы помадой, чтобы покурить!

Ровно в назначенное время раздался стук в дверь. От неожиданности мы с Ланге одновременно подпрыгнули. Я вывернул потенциометры на максимальную громкость в надежде, что Рихард будет еще что-то говорить.

Ланге прошел в коридор.

– Кто там?

– Мне назначена встреча с Конфуцием.

– Откуда вы его знаете?

– От Сидоренко.

Пароль-отзыв. Все правильно. Как в письме прописано. Сидоренко – это тот опер, который испортил жизнь Рихарду своей вербовкой.

Вошел Леманн. Этот тоже похож на свои фото в молодости. Консервируют этих немцев, что ли? Ростом почти такой же, как и Ланге. Только покрепче. Конфуций посуше будет.

Вошел. Руки в перчатках у обоих. Прямо как у Высоцкого: «Вечно в кожаных перчатках – чтоб не делать отпечатков. Жил в гостинице «Советской» несоветский человек».

Леманн вошел, Ланге закрыл за ним дверь, предварительно выглянув в коридор.

– Куда?

– В зал. – Ланге показал рукой.

– Итак?

– Деньги у вас при себе?

– Аванс. На карте пятьдесят тысяч евро.

Ланге думал, внимательно смотрел в глаза Леманну.

– Вы не русский. Вы – немец.

– Это что-то меняет?

– Я хочу встретиться с русским резидентом.

– Они хотят убедиться, что товар у вас соответствует. Вы мне передаете его или то, что может убедить русских в искренности ваших намерений, подлинности товара, что он не протухший, свежий. Тогда они сами или через меня передают деньги. Я правильно понимаю, что речь идет о немалой сумме, коль задаток – большая сумма. И они спокойно отдают его, даже если вы их обманете.

– Русские мне должны больше.

– Это не мое дело. Разбирайтесь с ними сами. Может, поэтому они решили не спешить с вами встречаться.

– Когда вы встречаетесь с резидентом?

– Я не знаю, с кем буду встречаться, – честно ответил Леманн. – Это может быть точно такой же немец, как мы с вами. После встречи с вами я звоню по телефону, мне назначают встречу. Вот так.

– Русские, как всегда, хитры!

– Они осторожны. Неизвестно, что именно вы хотите им предложить или сразу оттащить в БВ[1]. Я понимаю, что у вас с ними свои счеты. Но я здесь по делу, у меня здесь кредит-карт на 50 000 евро, подключен на специальный мобильный телефон мобильный банк. Хотите – удостоверьтесь, что деньги на карте. В пакете – пин-код от карты. Можете сразу проверить и перевести деньги куда захотите, можете позже обналичить. Так что давайте завершим часть сделки со мной.

– Давайте удостоверимся, что деньги на месте. Я не верю русским.

Леманн пожал плечами. Передал телефон и карту. Пакет не отдавал. Ланге начал нажимать кнопки на телефоне, вводя номер карты.

Если бы я мог кричать!!! В камеру было видно, как внутренний язычок замка начал поворачиваться. Кто-то тихо открывал замок. Раз оборот. Два оборота. Три оборота… Медленно. Тихо. Дверь приоткрылась. Рихард накинул цепочку. Секунда длится вечность. Неужели ушли? Кто это? Спина, руки и лоб у меня не влажные, а мокрые, во рту сухо. Я не могу предупредить агентов об опасности. Да и не успею физически. Только наблюдаю и слушаю. Одним глазом за встречей, вторым – за входной дверью.

Ланге! Сволочь! Дрянь! Говори же уже! Что за информация!

Сам прикидываю, что если будут похищать, то как мне удобнее им сесть на «хвост». Мозг попутно просчитывает канал утечки. Кто? Откуда? Секунда заканчивается, в дверной щели показываются большие монтажные ножницы для перекусывания металлических прутов. Знаю, такие работают почти беззвучно.

Собеседники не слышат. Они поглощены телефоном и картой. В прихожую входит женщина в чадре. Лица не видно. В руках объемистая сумка. С такими местные женщины ходят по магазинам. Там можно спрятать слона в разобранном виде. Сумку оставляет в коридоре, достает оттуда пистолет. Не просто пистолет! Такие я видел только в Центре. Немецкий пистолет, состоящий на вооружении в спецподразделениях армии и ВМФ США. Пистолет «НК SOCOM Мk. 23 Моd. 0»! С глушителем, лазерным целеуказателем!

Руки женщины или мужчины в платье в перчатках. Пистолет держит умело, двумя руками, да иначе и не получится. Все-таки два килограмма железа. Хоть и сбалансированного, но железа. Идет приставными шагами, прикрывается стеной.

Немцы ждут сообщения на телефон. Леманн сидит. Ланге делает вид, что затекла спина, встает, подходит к окну, размахивая руками, машет рукой в окно.

Раздается шорох. Оба обернулись. В дверном проеме появился человек в женской одежде. Пистолет на уровне глаз, скрытых черной сеткой. С точки зрения специалиста, действовал грамотно. Сначала «двоечкой» уложил дальнего, у окна Ланге. Первый выстрел в колено, потом в грудь.

Понимаю почему. Чтобы тот не разбил стекло. Не позвал на помощь. В колено, чтобы пуля 45-го калибра не выбросила тело на улицу.

Выстрел звучит, как и положено при стрельбе из пистолета с глушителем, – негромко. Он есть, но не оглушает, как, например, если стрелять из 45-го калибра в такой маленькой комнате.

Тут же слитно звучат спаренные выстрелы в Леманна. Ему в голову тут же контрольный. Идя вполоборота, подходит к телу Ланге. На мой взгляд, тот мертв. Контрольный в голову, перекладывает оружие в левую руку, правой выворачивает карманы, кидая все на пол, что в них есть. Внимательно смотрю в надежде, что там я увижу что-то ценное. Ничего. Два телефона. Удостоверение. Ключи. Ничего!

Хлопает по карманам, по подкладке, насколько это возможно, прощупывает швы в перчатках. Рвет подкладку куртки. Ничего. Срывает ботинки. Там тоже ничего. Фигура в темном несколько раз бьет по зубам мертвому Ланге тыльной стороной пистолетной рукоятки. В стороны летят осколки зубов. Бьется мысль профессионала – неужели будет гранаты взрывать, чтобы замести следы личности?

Потом осматривает карманы Леманна. Ничего не находит. Повторяет процедуру с зубами покойного… Приносит сумку из коридора. Тела сноровисто укладывает лицом вниз. Ладони под лицо. Что-то продолговатое между головой и ладонью. Сбоку торчит то ли провод, то ли бикфордов шнур. Пистолет подкладывает под голову Ланге.

Достает из необъятной сумки… Однозарядный гранатомет «М79»! Переламывает ствол. Как у охотничьего ружья. Вставляет гранату. Поднимает прицел. Распахивает окно. Целится напротив… Оглушительный выстрел. Оглушительный для меня. Я сорвал наушники, разеваю рот, чтобы восстановить слух.

Не отрываю взгляд от экранов. Гранатомет человек оставил тоже в комнате. Сумку подобрал. Вышел из квартиры. Через пять секунд под телами запылали ослепительным светом термитные шашки. Все понятно. Он решил сжечь следы, заодно и, возможно, спрятанные в квартире материалы. Если не нашел ничего, то они могли быть в тайнике. Представляю я эти шашки. Через десять минут от квартиры ничего не останется. А вода здесь не помощник. Быстро кидаю в сумку свое оборудование. Банку с окурками не забыть. Кажется, что долго вожусь. У тети-дяди в парандже ушло на операцию три минуты пятнадцать секунд. Специалист высочайшего профиля! И то, что в руках у него был даже не «Глок», а именно такое оружие, вызывает уважение. Американцы для своих их закупили не больше двух тысяч. Правда, в бою, говорят, не очень удобные. И после войны в Ираке и Афганистане можно черта лысого достать, и гранатомет в том числе. Видно, отследили они Ланге с женщиной и ликвидировали свидетеля, сообщника.

Концы все оборваны. Наглухо. Я свою миссию не выполнил. И можно тихо отваливать домой. Видеоматериала у меня предостаточно. Деньги в целости-сохранности. Те пятьдесят тысяч, что сгорели, – не моя головная боль. Не мною они выдавались. Кто отдал, пусть и думает, как отчитаться.

В доме поднималась паника. Невидимый в толпе, точно так же крича на арабском «Пожар», я спустился на улицу. Теперь – прочь.

Машинально взглянул на противоположный дом, по которому стреляли из гранатомета. Перехватило дыхание, ноги подламывались, и я прислонился к стене. Очередной сюрприз за сегодняшний день. Окно той квартиры, арендованной для меня, из которой я должен был вести наблюдение за встречей, было разнесено в клочья, и оттуда вырывалось пламя… Меня хотели убить. Они так и, возможно, считают, что я – труп. Концы в воду.

Перевел глаза на толпу у подъезда. Многие плакали, заламывали руки. От огня уже лопались стекла в соседних квартирах, и пламя с шумом вырывалось наружу. Спокойно. Только спокойно. Без суеты нужно удалиться. Не привлекать внимания.

Мимо меня, засунув руки в карманы, втянув голову, как черепаха в панцирь, почти бегом, прошагала девчонка. Это сейчас могу сказать, что девчонка. Все, кто младше меня, уже мальчишки и девчонки. Примерно 27 лет. Светлые волосы. Куртка. Рюкзачок. Кроссовки. Что еще насторожило? Слезы в глазах? Нет. Пожар. Горе. Естественная реакция. Что же? Перекошенный рот. От рвущихся наружу рыданий. Их сдерживают. На последнем вздохе сдерживают.

Мне пока с ней по пути. Я чуть отстал. Вот она подходит к машине, села в нее, завела двигатель. Непохоже, что закрыла центральный замок дверей. Закрыла лицо руками. И рыдает. Пора.

Иду мимо, рву ручку задней двери за дверцей водителя. Повезло, не просчитался – дверь открыта. Прыгнул, дверь захлопнул, теперь следует зафиксировать девчонку на месте. Ремнем она не пристегнулась. Схватил левой рукой за шею и слегка придушил. Инстинктивно, руками она пытается открыть себе доступ воздуха. Правой рукой, без рывков, обертываю ремень безопасности вокруг тонкой шеи.

– Тихо!

Ремнем немного вверх. Руки ее не тянутся к рулю, и коробке передач, и клаксону. Ей нужно дышать. Профессионал бы бросил машину вперед или ударил по сигналу на руле, привлекая к себе внимание прохожих. А прохожих здесь уже много. Два больших криминальных пожара. И пожарные здесь уже разматывают рукава. Полицейские сирены и сирены «Скорой помощи» уже звучат неподалеку. Надо сматывать удочки.

Дамочка дергается.

– Я сейчас ослаблю ремень, и мы поговорим. Потом поедем и снова поговорим. Если согласна – кивни. Любой фокус – ты умрешь! Поняла?

Сильный рывок ремнем вверх.

Из последних сил она кивнула. Ремень врезался в ее шею еще глубже.

– Без фокусов.

Ослабил ремень, готовый в любой момент снова ей затянуть, а если и понадобится, то затянуть до полной асфиксии.

– Как тебя зовут?

– Инна.

– Фамилия? Только правду!

– Ланге. Инна Ланге. Не давите на шею. Не убивайте меня.

– Я не убью тебя. Мне нужна информация взамен на твою жизнь.

– Хорошо.

– Что ты здесь делала? Правду!

– Я наблюдала за отцом. Я должна была слушать и смотреть. Если что-то пойдет не так, то бежать. А если все в порядке, то с ним съездить или сама и привезти бумаги. Потом отдать отцу.

– Еще что? Что ты должна делать? – Голос у меня грозный. Давить! Только давить на нее!

– Проверять деньги на подлинность, проверять кредитные карты, перечислять деньги с одних счетов на другие. Смотреть за улицей. Если появится спецназ или полиция, немедленно сообщить отцу. Если понадобится, то взорвать светошумовую гранату. Даже если полиция меня поймает, то кроме мелкого хулиганства мне ничего не будет. Главное, отвлечь внимание от отца. Он уйдет, потом меня найдет и вытащит из кутузки.

– Почему выбрали этот район?

– Здесь редко бывает полиция.

– Что за бумаги? Что за бумаги ты должна была привезти?

– Вы меня убьете? Как папу?

– Что за бумаги?

– Скажите, вы меня убьете?

– Нет. Что за бумаги? Что в бумагах?

– План уничтожения части России.

– Какого уничтожения? – Я остолбенел. – Откуда у тебя такая информация? Источник?

– Из японского посольства. Папа там работает… – всхлипнула, – работал в посольстве шофером много лет. Посла вози… возил. Оттуда.

– Какое уничтожение? Атомное? Война?

– Нет. Чума.

– Чего?

– Чума.

– Поехали за бумагами. Я посмотрю. Только тихо. Сейчас ты поднимешь руки, я пристегну тебя ремнем. У меня пистолет с глушителем. Буду стрелять через спинку кресла. Только дернись! Где бумаги?

– На вокзале. Главном вокзале.

– Как поедешь?

Ехать недалеко. Но можно и нарваться на неприятности.

Она изложила маршрут.

– Поезжай аккуратно. Без фокусов.

– Вы убили отца?

– Нет. Где ты находилась?

Она описала. На пятом этаже. Позиция у нее была лучше, чем зарезервированная квартира для меня. Только стрелять в эту удобную позицию было неудобно. Я-то еще удивился, неужели не могли получше выбрать для меня? Они выбирали не для меня получше. Для гранатометчика выгоднее. С правой руки стрелять чуть левее от него. Значит, все было предрешено заранее. Вот, значит, какой расклад.

– В каком году ты родилась?

– В 1987-м.

Твою мать! Вот это расклад вытанцовывается!

– Где родилась?

– В Костроме. Это в России.

– Когда приехала в Германию?

– В 1992 году. Папа привез. Мама умерла.

Вот это дело!!! В руках был козырь, возьми девчонку, и Ланге пел бы, как тенор в опере! Только Рихард стал шашлыком. И козырь не используешь. И чекисты хороши! В 1992 году прозевали, что Конфуций под носом у них вывез дочь.

Контрольный вопрос.

– Как звали мать?

– Татьяна. Родители познакомились, когда папа учился в Академии в Ленинграде. КГБ их разлучил. Тогда нельзя было встречаться с иностранцами. Вы из КГБ?

– Рули давай. Вопросы я задаю.

– Отец хотел встретиться с резидентом. Бумаги есть бумаги. Он многое знал, этого в бумагах нет. Папы нет… Мамы нет… – Она была готова снова разрыдаться.

Эмоция «горе» накатывает волнами. Не хватало нам сейчас в ДТП попасть, или чтобы дорожная полиция остановила, или бдительный немец сообщил в полицию, что девица ведет себя неадекватно. За немцами это не заржавеет. Стучать у них в крови. Зато у них порядок. В России же стукачество – позорное занятие.

Сноски