Двойник господина П.
Толпа «духов», которая преследовала нас, в гору не полезла. Душманы двинулись вдоль подножия в ту сторону, где исчезли вертолёты. Замысел Полковника стал понятен – вертолёты изобразили снижение, чтобы «духи» подумали: «неверные» где-то там, и ринулись туда. Вертолёты долго не поднимались, давая возможность моджахедам подойти поближе. И когда те бандиты, которые были рядом, отошли уже далеко, так и не заметив нас, ещё одна «вертушка» появилась на горизонте и стремительно приблизилась к «точке». Из вертолёта выпрыгнул Полковник, ребята быстро погрузили груз, меня практически занесли на руках. Ослов пришлось бросить, места для них в Ми-8, из-за груза, уже не нашлось. Вся эвакуация заняла минуты. Последовал приказ на взлёт и, синхронно с нами, из-за гор, показались те два вертолёта, которые выполняли отвлекающий манёвр. Набрав безопасную высоту и сделав круг, мы видели, как внизу суетились моджахеды – что-то кричали, махали руками и бесполезно палили в воздух из автоматов. Напряжение, в котором мы находились последние несколько часов, спало. Послышался смех, шутки. Полковник заставил меня прилечь на скамью, а сам расположился рядом на тюке с героином. После уже и начался тот разговор, который я Вам пересказал в начале письма.
Возможно, Вы скептически скажете: «Мол, операция не ахти, какая сложная, бывают и опасней, и глобальней». В принципе, да. Но в тех операциях и цели, и задачи совершенно другие, да и командуют там группами не лейтенанты, а героические капитаны и майоры. У каждой спецопераций – свой уровень. Наша группа выполнила задачу, и это – главное. А то, что вывозить нас прилетел лично Полковник, показало, что для этого человека важны люди, а не масштабы операций. Мог ведь спокойно отсидеться в штабе, а нет – полетел вытаскивать нас. Ведь кто мы тогда были – простые солдаты и лейтенант, обычные труженики тайной войны, которых и родное правительство-то могло не признать в случае провала.
Потом был военный аэродром, на котором меня ждали медики, а Полковника с грузом – «шишки» из Москвы. Героин перегрузили в самолёт ВТА. Всё делалось быстро. Ощущение было такое, что не только люди торопятся, но и сама бездушная громадина военного аэродрома спешит поскорее выплюнуть в небо этот борт «со смертью» в брюхе.
Я уже лежал на каталке, когда московский генерал всё-таки решил для приличия и мне пожать руку. Рыжий чиновник торопил его, но генерал настоял и они подошли. Пока генерал давал указание Полковнику о том, как поощрить нас, я разглядывал «прохиндея», как охарактеризовал его комбриг. Кто бы тогда знал, что та встреча не последняя. И спустя много лет, мы с ним встретимся при других обстоятельствах, в другой обстановке и я буду уже в другом обличии…
А когда генерал и чиновник уже отходили, Полковник остановил чинушу вопросом:
– Толик, а героин точно на государственные нужды пойдёт? Или ты его с дружками своими для других целей взял?
Чиновник, покраснев от такого панибратства, хотел ответить резко, но видимо опасаясь, что его слова услышат и генерал, и сотрудник КГБ, выдавил:
– Конечно, мы же выполняем задачи партии и Правительства.
– Ага. Только судя по тому, что я в Ленинграде узнал, у нас с тобой разные Правительства. Вот доберусь до Москвы, я вас всех на чистую воду выведу.
– Ты доберись сперва! – прошипел рыжий, и почти бегом отправился к самолёту.
Полковник усмехнулся и подмигнул мне. Мы проводили взглядами самолёт, попрощались друг с другом. Воспользовавшись своими связями, Полковник отправил меня на лечение не в Ташкентский госпиталь, а в Новосибирск. Пока я лечился, произошло глобальное событие – распался СССР. 15ю бригаду оставили в Узбекистане, и я туда уже не вернулся. Меня перевели служить в 67-ю, которая дислоцировалась на территории России.
Кстати, как и с тем чинушей, с Полковником мне довелось встретиться много позже. И о той встрече я тоже обязательно расскажу Вам.
До свидания! Здоровья и успехов Вам.
Двойник господина П.
P. S.
В следующем письме постараюсь ответить на некоторые Ваши вопросы. На те, что смогу. Ведь многое для меня, так же как и для Вас, непонятно, скрыто и закамуфлировано».
Письмо пятое.
«Здравствуйте!
Вот Вы спрашивали меня, как я живу, как попадаю к господину П. на инструктажи, как меня используют, как проходят встречи с иностранными лидерами или нашими чиновниками?
Попробую для начала описать свою жизнь.
Закрытая резиденция с довольно обширной территорией, огороженная и хорошо охраняемая. Охрану внешнего периметра, кстати, не видно и не слышно. Сталкиваюсь только с охранниками в доме, но их немного – шесть человек, дежурят посменно. Есть горничная, кухарка и тренер по верховой езде. Вот и весь персонал, который видит меня. Есть, конечно, и сантехник, и садовник, и электрик, только я с ними не встречался ни разу. В доме имеются библиотека, тренажёрный зал, бассейн, сауна, кинотеатр, бильярдная. У дома – тир, пруд для рыбалки, конюшня. Есть ещё велодорожка и трасса для квадроциклов. Всё оборудование и снаряжение новое, качественное. Партнёрами в шахматах или на бильярде выступают охранники. Есть ещё теннисный корт, но на протезах особо не набегаешься. На велосипеде, например, ещё получается, а вот бегать уже тяжело, несмотря на то, что изготовлены протезы по высшему классу. Также охранники являются и инструкторами: по стрельбе и по вождению. Конечно, мне – боевому офицеру, не нужны никакие инструкторы, сам любого научу. Но изображать дилетанта мне нравится – не хватает общения с живыми людьми. Прожив долгую жизнь в коллективах, сперва в школе, а потом в двух училищах и армии, для меня тяжеловато было оказаться в уединении. Любое лишнее общение, как глоток воздуха. В целом, коллектив, который меня окружает, не слишком-то разговорчив. Но вот когда они начинают заниматься моим тренажем, просыпаются в них человеки. И тогда можно просто поболтать.
Перед очередным «мероприятием» приезжает куратор, а потом за нами прилетает вертолёт. Пилоты меня не видят, так как покидают машину, а в это время мы садимся в закрытый салон. Летим часа два. Лётчики знают маршрут, поэтому с ними даже куратор не разговаривает. В полёте, как правило, мы ничего не обсуждаем, только общие вопросы – самочувствие, настроение. Прибыв в Главную резиденцию, покидаем транспорт и тайными коридорами проходим в «мои» апартаменты. В них я могу находиться и сутки, и трое, и неделю. Длительность пребывания зависит от сложности «мероприятия» или занятости господина П. Готовят меня или он сам лично, или куратор. В основном, я просто учу тексты речей, которые должен произнести. Куратор задает вопросы, которые могут возникнуть. Скорее всего, вопросы тоже кто-то учит, так как такие мероприятия проходят по сценарию. Любое отступление, это как катастрофа, – вдруг, что не так пойдёт или не то спросят. Поэтому с организаторов требуют «по полной». Меня чаще всего используют для поездок по просторам России, с выступлениями в небольших аудиториях или для присутствия на публичных мероприятиях, на которых выступлений не требуется. Бывал несколько раз за рубежом – разнообразные встречи с пророссийскими лидерами, открытие каких-нибудь культурных объектов да небольшие форумы. Важные встречи Он проводит сам лично. Участвовал я и в «подписании договоров» с главами других стран, которые так любит демонстрировать телевидение. На самом же деле, те бумажки в красивых папочках, которые подписывают лидеры под вспышки фотоаппаратов, а потом торжественно вручают друг другу, никакой юридической силы не имеют. Их подписывают, так сказать, «для картинки». Настоящие договора – более объёмные, проверенные юристами и переводчиками, скрепленные печатями и настоящими подписями, передаются позже. Поэтому, кто там ставит свою закорючку на «официальном документе» – я или Сам лично, никакого значения не имеет.
Вот в целом, и вся моя нынешняя жизнь. Понимаю, Вам бы хотелось узнать какие-нибудь «дворцовые тайны», скандалы или интриги. Но, по сути, я знаю не больше Вашего о настоящей жизни господина П.. Публичную жизнь демонстрирует телевидение и пресса, а «за кулисы» меня не пускают. Поэтому удивить Вас ничем не смогу, уж извините.
Вообще, та информация, которой я обладаю и которую постоянно пытаюсь вытягивать из памяти, может помочь только в оценке прошедших событий. Дать более полную картину. Или наоборот, запутать всё. Как в каком-то юмористическом номере было: разобрал, собрал – лишняя деталь осталась. Так и тут, та «лишняя деталь», которую я покажу, может не вписываться в конструкцию, но она всё-таки оттуда.
Да, спасибо конечно, что Вы научили меня, как обходить блокировку сайтов. Только в моём компьютере, оказывается, Интернет полностью контролируемый. Есть список сайтов, на которые я могу заходить и всё. Вот по ним я и «гуляю». Никаких социальных сетей или видео-хостингов. К электронной почте доступ получил случайно. Вбил Ваш адрес (это мой армейский позывной) и отправил письмо. Так и познакомились.
Раньше, до «перевоплощения», я был Александр Александрович, поэтому меня тут называют Сан Саныч. К куратору обращался по званию, но чаще по имени Гена или Геннадий. Всё-таки я старше по возрасту, имею право.
Спрашивайте, буду уточнять для Вас непонятные моменты. А пока прощаюсь, писать сегодня больше не о чём.
До свидания. Двойник господина П.
P. S.
Кстати, как-то раз, после ареста куратора, я спросил у его помощника и старшего охранника Михаила:
– Миша, а что генерал брал взятки? Почему его арестовали?
И он ответил:
– Сан Саныч, Вы смотрели фильм «Место встречи изменить нельзя»? Помните, как Шарапов от банды в кладовке спрятался, и пока их вязали, там отсиделся? Так вот наша тюрьма, для некоторых, это как та кладовка. Вроде и вот он, почти под носом человек, и выхода у него нет, а дотянуться – нельзя. И объявили об этом в СМИ специально, чтоб сомнений ни у кого не возникло.
«Ай да Миша! Ай да сукин сын!» -подумал я, переиначив знаменитое выражение о поэте. Оказывается, старший охранник умеет не только видеть и слышать, но и пытается делать какие-то выводы. А его витиеватое высказывание, которое не вяжется с образом обычного служаки, так вообще вызвало у меня восхищение. Ну что ж, возьмём на заметку…»
Письмо шестое.
«Здравствуйте, дорогой друг!
Представляете, а мы уже полгода переписываемся с Вами. Не буду повторять банальности о быстротечности времени, но ведь на самом деле это так. Вроде совсем недавно бегал в коротких штанишках и дёргал девчонок за косички, а вот раз – и ты уже с сединой… И все твои детские трагедии и радости блекнут перед трагедиями и радостями зрелой жизни.
Так же вот, сейчас уже незаметно, пролетели годы моего детства. Родители мои рано погибли в аварии, и я воспитывался у тёти в Рязани. Своих детей у тёти Тани не было и она, добрая сердечная женщина, взяла меня к себе. Рос я таким же, как и большинство моих сверстников – местами прилежный, местами хулиганистый. За что-то – ругали, а бывало и хвалили. С одинаковым интересом бегал и в авиамодельный кружок, и на рыбалку, и в музей народного зодчества.
Единственное в стране десантное училище, которое находилось в городе, притягивало нас как магнит. Естественно, что все мальчишки мечтали попасть туда и стать обладателем заветного голубого берета. Потом, уже взрослея, романтики превращались в прагматиков, сознавая, что это не только красивая форма и жизнь полная приключений, но и тяжёлый повседневный труд, возможно даже участие в войне, а как следствие – ранения или гибель. Ведь это были времена выполнения интернационального долга. И как бы ни оборачивали это в мишуру оправданного героизма, солдаты и офицеры гибли реально. На школьном стенде «Они выполняли интернациональный долг» регулярно появлялись новые фотографии, на многих из них вчерашние мальчишки были в беретах. Может быть, кого-то это отпугнуло… Я тоже задумывался об этом, но прагматик во мне как-то нашёл общий язык с романтиком. О смерти не думал, кто в юношеском возрасте думает о смерти? И поэтому, до последнего класса школы, я не просто не расстался с мечтой, но и сделал всё возможное для её осуществления. Чтобы увеличить шансы на поступление, на своеобразном семейном совете (я, тётя и сосед дядя Лёша) было принято решение после 8-го класса идти в суворовское училище. Меня как сироту, приняли в Свердловское (ныне Екатеринбургское) СВУ, в котором я проучился два года. И уже потом подал документы в Рязанское ВВДКУ. Кстати, о своем выборе я никогда не пожалел. Может быть, повезло с людьми, с которыми довелось служить. А может, просто не было другой жизни – не с чем было сравнивать, и я был счастлив там, где был.
Поступив в десантное училище, набирался знаний, взрослел, мечтал о подвигах и приключениях. Когда учишься, дни тянутся медленно. Думаешь, скорей бы уже выпуск и вперёд -в самостоятельное плавание, лишь бы автомат в руки, а куда – неважно. Хотя какое в войсках может быть самостоятельное плавание? Приходишь в часть и опять начинаешь жить по распорядку да по приказам начальства. Плюс ещё и ответственность за бойцов, за технику и вооружение.
После того, как Советский Союз прекратил своё существование, я оказался в 67й бригаде спецназа, под Новосибирском (писал Вам об этом). Времена те были нелёгкие для Вооружённых Сил, впрочем, как и для всей страны. Помню безденежье, нехватку бензина, продуктов, обмундирования. Как-то выживали – и на подработки ходили охранниками, и огород распахали за территорией части, чтобы картошку выращивать. Свиноферма была своя. Не все выдерживали… Кто-то уволился и ушёл в бизнес, кто-то в бандиты, кто-то в милицию. Ну а те, кто оставался служить, терпели и верили в будущее.
А потом пришёл 94й, и в самом его конце вспыхнула война. Бригаду нашу бросили в Грозный одной из первых. Военные действия «федералов» начинались тяжело. Ничем неоправданная поспешность командования Объединённой группы войск привела к большим потерям. Неразбериха, несогласованность, откровенная трусость одних командиров, так же как и чрезмерная ретивость других – всё это было причинами возникшей кровавой мясорубки. Да и правительство страны вело себя тогда непонятно как: невнятно, судорожно и порой противоречиво. Изречение о том, что ошибки политиков приходится исправлять военным, как никогда, подходит к тем событиям.
Несмотря ни на что, 67я воевала достойно. Были и свои герои. Приходилось, правда, переучиваться на ходу. Здесь не Афган, тут даже горы другие. И не таежные леса, как в Бердске, где стояла часть. Появились в нашем лексиконе новые слова: «чехи», «зелёнка»; и вернулись уже забытые – «двухсотый», «трёхсотый». Знакомились с новыми видами растяжек и фугасов. Учились быстро и на совесть – экзамены принимала сама война…
Страшные кадры той бойни, как оказалось, врезались в память навсегда. И разрушенный город, и трупы, и даже запах сгоревшего мяса – остаются со мной и ныне…
После двухлетней войны, перемирие. И снова, уже в августе 1999-го, отряды боевиков попытались войти в Дагестан, но их остановили. Начался новый виток противостояния. Нашу бригаду отправили в Ботлих. Снова бои, потери. И опять неразбериха, суета, трусость, предательство. То свои же обстреляют, то на помощь не дозовёшься. Очень часто мешала вечная армейская «перестраховка» – когда вместо решительных действий начинали уточнять, перепроверять, да ждать разрешений сверху. Хорошо, что не все «болели» этим. Причём на низших уровнях командования, напрямую с командирами артиллеристов или вертолётчиков договориться всегда было проще и быстрее, чем это решалось на более высоком уровне.
Вот в тот самый 99й год, я и «выпал» из своей жизни и попал в другую. О том, как это произошло, сейчас Вам расскажу.
К тому моменту, я уже был майором и командовал ротой спецназа. Вообще, ротных стараются реже привлекать к выполнению боевых задач, вся нагрузка ложится на командиров групп. Но когда не хватает офицеров, ротные тоже участвуют и в засадах, и в поиске. Ну и на особо сложные задания ротный уходил сам, собрав группу из лучших бойцов.
В конце августа я попал в плен… Нет, не в горах на выходе, и не на местном рынке. По дороге в штаб одного артдивизиона из 8го армейского корпуса.
В тот день меня вызвал командир отряда подполковник Иванов и говорит:
– Слушай, Александр Саныч! Надо бы в Чанко съездить, забрать от артиллеристов пакет для нас. Войска к наступлению готовятся, надо наши действия заранее согласовать, чтоб по нам потом не долбанули. Вертолёты пока летать не могут, погода видишь, какая попа. Кого отправишь?
Я сказал, что поеду сам, так как мои командиры групп были кто на выходе, кто на дежурстве. Около Чанко были позиции артиллеристов из корпуса, которым раньше командовал генерал Рохлин. К сожалению, сам легендарный генерал тогда уже был убит, но его подразделения продолжали называть «рохлинскими», как бы отдавая этим дань памяти настоящему офицеру и патриоту.
Командир продолжил инструктаж:
– Дорога, в принципе, безопасная. Там около Тасута две наши группы, Бабюкова и Косолапа. Они если что, тебя подстрахуют. Я им передам, чтоб они дорогу контролировали. Ну, а после Тасута, можешь уже не переживать, там у «рохлинцев» всё контролируется. Давай сокол, лети!
Выехали на УАЗике, я и водитель Селедков. В хорошие времена обернулись бы часа за два. А в то время, убитая войной дорога, смачно сдобренная грязью, которая образовалась после дождя, в любой момент могла затянуть нашу поездку на неопределённое время.
Неожиданно раздался взрыв под колёсами машины. УАЗ перевернуло набок, я завалился на водителя. Пока сообразили что к чему, и очумелые, начали выбираться, снаружи нам «помогли». Распоров ножами тент, несколько вооружённых людей вытащили нас из машины. Как боевики оказались у дороги, мне было непонятно. Зная, что дорогу должны были контролировать наши, мы и не ожидали засады. Да и Бабюков с Косолапом не могли прозевать и пропустить банду, всё-таки опытные боевые офицеры. Но где ж они? Слишком много неясного… Главарь боевиков, невысокий молодой чеченец, внимательно посмотрел на меня, что-то пробурчал в свою рацию и повёл банду в «зелёнку». Связанных и с мешками на головах, нас стали толкать в спину автоматами, заставляя идти. Боевики уводили нас через горы на территорию Чечни.
Далеко-далеко оттуда, в небольшом сибирском городе Бердске меня ждали жена и сын…
До свидания! Храни Вас Бог!
Двойник Того Самого.»
Письмо седьмое.
«Здравствуйте!
На днях, совершенно неожиданно, меня опять привлекли к «мероприятиям». Надо было отсидеть за господина П. на концерте, а потом должен был состояться небольшой банкет. Банкет проводила одна из министров. В подмосковном отеле «Империал» собирались представители «либерального блока» Правительства. Не знаю, с чьей подачи наши СМИ окрестили этих людей «либеральным блоком», но я в их словах и тем более делах, как-то не замечал ничего похожего на либерализм, даже отдалённо. У меня сержант был большим «либералом», когда на марш-броске каждый час объявлял перекур. А может, я не так понимаю этот термин?
На «мероприятия» полетели с Мишей, он пока оставался старшим в нашем мирке. Отсидели с ним концерт под бдительным присмотром службы охраны, а на банкет отправились только вдвоём. Во-первых, там и так охраны достаточно. А во-вторых, кого там боятся? Министры да помощники (скажу помягче) не совсем смелые люди. Скорее даже, совсем не смелые. Только лебезят, да стараются угодить наперегонки друг с другом. Но и угождая, не теряются, и как бы, между прочим, пытаются решить какую-нибудь свою проблему. Они же не знают, что я не настоящий, вот и суются с бесконечными жалобами или просьбами.
Устав от подобострастных речей, каких-то несуразных «победоносных» тостов и восхвалений, я вышел в парк. Телохранителя моего не было видно, но он находился где-то рядом. Слава Богу, никто из этих лизоблюдствующих людишек, за мной не попёрся. Честно Вам скажу, к этим людям я отношусь презрительно. В их глазах пустота и страх. Страх потерять то, что имеют – своё положение, деньги, особняки. А вся их видимая порядочность исчезает под воздействием спиртного, и тогда наружу вырываются какие-то немыслимые формы подхалимажа, подобострастия и стремления как-то выделиться, чтобы стать «ближе к телу».
Я сидел на скамейке и наслаждался тишиной подмосковного вечера. Вдруг рядом зашуршали кусты. К моей скамейке вывалился тот самый чиновник, которого я видел ещё в Узбекистане, на военном аэродроме. Сейчас он занимается какими-то проектами, что-то там связанное с нано-технологиями. То, что он будет на банкете, мне стало известно ещё в вертолёте. В полёте, перед некоторыми «мероприятиями», я рассматриваю фотографии возможных присутствующих, освежая в памяти их имена, фамилии и должности. (Это чтобы не оконфузиться при общении.) И вот старый знакомый вживую появился передо мной.
Он бросился ко мне:
– Я так больше не могу! Отпустите меня, пожалуйста! Я устал, мне хочется спокойной жизни! Я же делал всё, что мне говорили. И деньги переводил куда надо. А теперь я хочу просто пожить, в спокойствии… Отпустите, умоляю!
Присев рядом, и дыша на меня перегаром, он пытался заглянуть в мои глаза. Я поймал его мутноватый взгляд. И подумал, что вот сейчас, пока он пьяный, можно вытянуть из него кое-какую информацию.
– Что случилось? – спросил я.
– Ну это уже бандитизм какой-то! Мало того, что за мной следят постоянно, не пойми кто, так уже и наезжать пытаются.
– И покушения были?
– Да нет, пока, – ответил он.
– А Полковник тот? Помните?– задал я вопрос, решив прояснить для себя историю с покушением.
– Гм.. Конечно помню. Бунтарь – правдоруб. Только он тоже не покушался, я думал Вы знаете… Точнее покушался, но не лично на меня. На всю Систему, которую мы строили. Вернее, мечтали построить…
И тут он разразился целым монологом:
– Я сразу говорил, ещё тогда, в начале реформ: «Давайте будем жёсткими, не до сантиментов сейчас. Всю госсобственность приватизируем, пусть появятся частники. Пусть будет рынок – он сам всё отрегулирует. Да, не все впишутся в новую реальность, вымрут 30 миллионов не конкурентно-способных, зато остальное общество очистится от балласта, от алкоголиков и тунеядцев». Но, проклятые «гуманисты» возмущались и тормозили реформы как могли. И чего добились? Вы же знаете, что с тех пор вымерло даже больше. Почему? Потому что ждали помощи от государства. А государство их обманывало. Обещаниями кормило только. А если б сразу их «послало», то так, на мой взгляд, было бы честнее. Они б уже не ждали никаких подачек, а сами решали свои проблемы. Стали бы крутится, зарабатывать. Не можешь один – организуй кооператив. Не хочешь сам вести бизнес – иди в наёмные работники. Хочешь получать больше – учись. А вот своим «липовым гуманизмом» правительство только оттягивало принятие ключевых реформ. И что? Население как жило колхозом, так и ждёт, что его в этот колхоз опять вернут. Но этого уже не будет!
– Погодите! Но Вы же в курсе, что многие предприятия, из приватизированных, обанкротились.
– Ну, это естественно. Бывшие партийцы и комсомольцы возомнили из себя крутых бизнесменов, нахватали заводов, а что делать с ними не знают. Всё их умение – красиво взять обязательство, потом красиво отчитаться, даже если обделались. Вот и результат. Вернулись кумовство, блат. Свободных предпринимателей «душить» начали. «Своим» и заказы, и послабления, а «чужим» – шиш с маслом. Только налоги с них дерут. Как итог: нет конкуренции – нет развития.
– А вот Полковник тут при чём? Мы ведь с него начали, – решил я вернуть разговор на интересующую меня тему.
– Полковник решил, что приватизация – зло. И её необходимо отменить. Но это же опять возврат назад! Вы ведь понимаете, почему от «совка» так легко отказались? Потому что было всё общее, значит ничьё. А так быть не может. У всего должен быть хозяин, с которого, если что, и спрос. Была б собственность конкретных людей – разве так легко они сдались?
– Так мы же знаем, как эта приватизация проводилась. И в чём-то Полковник прав.
– Да, верно. Такой момент был тогда, что нужно было торопиться. Распихивали это «советское наследие» практически всем, кто хотел. И ваучеры раздали, чтоб население поучаствовало. Ведь работники могли взять предприятие в коллективную собственность и управлять сообща. Заметьте, это было вполне справедливо. Мы никого не обманывали. Теперь вот, со временем-то, и стало видно – кто на что горазд. Где-то работают, процветают. А кто-то продал всё, да смылся за границу.
– Мне кажется, Вы что-то недоговариваете. Против результатов приватизации не только Полковник выступал, но и коммунисты до сих пор выступают. Однако сидит только он. В чём причина?
Чиновник тянул с ответом. «Неспроста», – подумал я. – «Боится правду сказать?»
– Да как Вам сказать… Видите ли, он считает, что русских обманули и продолжают дурить «инородцы», скажем так. Ну там евреи, армяне, азербайджанцы. Вроде как заговор против русского народа. Чуть ли не война на уничтожение. Но это же не так, у преступности нет национальности. И русских преступных группировок хватает, да и этнические нередко покрываются русскими «силовиками». И те никаких угрызений совести не чувствуют, главное свой карман набить. Сами друг друга травят дешёвым пойлом; опускают, считая «лохами», а виноваты евреи? То, что диаспоры помогают своим землякам, так это нормально. Кто русским мешает так же поступать? Пусть создают общины или коммуны, своих депутатов двигают, спрашивают с них. Всё ждут, когда их власть научит и заставит. А попробуй только назови русского ленивым, всё – «русофоб». Есть законные способы влиять на власть – используйте. Но вот с вилами на Кремль – это уже, извините, деструктивизм какой-то.