Книга Записки из гримвагена - читать онлайн бесплатно, автор Ольга Юрьевна Карпович. Cтраница 3
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Записки из гримвагена
Записки из гримвагена
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Записки из гримвагена

– А ты что же?

– Что я? Я поначалу пытался оправдать его надежды, поступил на юридический… Но там была такая тоска, ты себе не представляешь. Я засыпал на лекциях, пропускал занятия… В общем, меня вытурили, и мне пришлось признаться, что я не чувствую никакого влечения к юриспруденции.

– А он?

– Выгнал из дому и лишил наследства, – улыбнулся Гордон. – Я же говорю, диккенсовский персонаж.

– И ты в поисках счастья приехал сюда?

– Угу.

– А знаешь, я кое-что поняла про тебя… – Алисе показалось, что парень напрягся.

– Что? – Он быстро отпил вино и пролил несколько капель.

– Ты приехал сюда, чтобы стать актером, – победно объявила Алиса. – Я сразу поняла, еще когда ты папарацци изображал. А теперь тем более. Ты наверняка занимался сам или на курсах… И тебе сказали, что есть задатки. Вот ты и думал, что здесь тебя сразу на главную роль в блокбастер возьмут. Я права?

– Ну… в общем…

– Погоди, погоди. Я дальше буду угадывать. У тебя ничего не вышло, и ты завис здесь: ассистентом работал, кофе подавал на площадке и в конце концов остался совсем без денег. А вернуться к строгому папочке стыдно. Верно?

– Примерно так… – Гордон принялся собирать грязную посуду со стола.

Алиса смотрела на него и по едва заметным движениям плеч, рук, по наклону головы догадалась, что Гордон расстроен.

«И дернул же черт угадывать его неудачи. Бедняга! Должно быть, это сильно ударило по его самолюбию. Поэтому, наверное, он и врет все время – пытается сочинить другую судьбу, спрятаться от невезения». В гостиной заиграла нежная переливчатая мелодия.

– Я думаю, ты не должен сдаваться, – убежденно сказала она. – У тебя на самом деле талант, я ведь в этом кое-что понимаю. Тебя обязательно заметят, иначе и быть не может.

Гордон, будто не слыша заверений Алисы, нежно привлек ее к себе:

– Давай потанцуем?

– Давай. – Они медленно закружились под тихую музыку.

Незаметно стемнело. Запахли уже по-ночному, влажно и сочно, цветы в саду, зашелестели тронутые океанским бризом листья жимолости. Луна осветила танцующих своим серебристым негреющим светом.

Гордон прижался горячими губами к виску Алисы, к уху и шее. Девушка почувствовала приятную дрожь, тело ее сделалось гибким и податливым. Он легко подхватил ее на руки и понес в дом. Удивительно, но Алиса не чувствовала испуга, растерянности, обычно охватывавших ее, когда она оказывалась в темноте. На руках у этого парня ей было спокойно и светло, словно она под самой надежной защитой.

Гордон опустил ее на кровать в спальне, стянул узкое платье. Все его движения были нежными, осторожными. Словно, дотрагиваясь до нее, он давал обет любить и оберегать вверенную ему судьбой женщину, пока смерть не разлучит их.

Слезы потекли по щекам Алисы.

«Это несправедливо, несправедливо! Почему судьба столкнула нас именно сейчас, когда я навсегда вычеркнула все, что было в душе светлого, чистого, когда научилась быть безжалостной… Почему именно теперь, когда изменить свою жизнь я уже не смогу? Когда попросту не осталось времени на то, чтобы что-то изменить?»

Благодаря темноте Гордон ничего не увидел, и девушка порывисто прижалась к нему.


Солнце вкатилось в окно кухни, словно оповещая, что день будет жарким. Жарче, чем все предыдущие. Раскаленный воздух замер – ни ветерка. В доме повисла вязкая духота. Где-то вдалеке тяжело громыхнуло.

– Будет гроза, – рассеянно заметила Алиса.

Они пили кофе. Гордон смотрел в чашку и хмурился. Она же не решалась поднять глаза – непонятная скованность нашла на нее в эти последние минуты. В душе Алиса уже попрощалась с Гордоном, оплакала и пережила расставание, и теперь он раздражал ее, словно своим видом напоминал, что самое трудное еще впереди.

– Ладно, – он поднялся. – Мне пора убираться наконец. Ты так долго этого добивалась.

– Да уж, от тебя оказалось нелегко избавиться. – Она вяло поддержала шутку.

Гордон прошел в гостиную, взял плащ, перебросил его через руку. Алисе казалось, что каждое его движение отдается набатом в голове.

– Оставь мне свой телефон, – не выдержала она. – Вдруг что-нибудь понадобится. Подстричь кусты, например…

– Будешь звонить всякий раз, как захочешь устроить каникулы?

– Нет, но… Ладно, дурацкая идея, забудь…

Гордон топтался посреди гостиной. Алиса в изнеможении опустилась на край дивана, сжала руками лоб.

– Уходи, пожалуйста, – прошептала она. – Уходи…

Но он шагнул к ней, присел на корточки и заглянул в глаза:

– Давай уйдем вместе. К черту эту виллу, деньги… К черту Рамиса. Ты же не любишь его! Неужели все это стоит твоей жизни?

– Я не могу, не могу… – Она закрыла лицо руками, пытаясь удержать подступающие слезы.

– Но почему? Зачем мучиться? Почему просто не уехать вместе?

– Куда мы поедем? – всхлипнула Алиса. – У меня ничего нет, мне даже за отель нечем заплатить. Ты сам без работы, хочешь, чтобы еще я села тебе на шею?

– Если дело только в этом… Я давно собирался сказать тебе… – Гордон потупился.

Алиса уже взяла себя в руки:

«Черт, надо было выставлять его сразу. Все эти сцены слишком вредны для моей расшатанной психики».

– Я не хотел говорить… И даже вчера, когда ты сказала, что догадалась, а я подтвердил… В общем, на самом деле это неправда, я соврал.

– О господи, опять… – выдохнула Алиса.

– Да нет же! Я сейчас объясню… Помнишь, мы шли с пляжа и ты заметила рекламный щит? Я еще тогда пошутил…

Заверещал мобильный. Алиса, не обращая больше внимания на Гордона, схватила телефон:

– Да, дорогой. Уже в аэропорту? Чудесно! Конечно, жду…

Парень осекся, несколько секунд молча смотрел, как она щебечет в трубку, затем развернулся и вышел.

Машинально отвечая Рамису, Алиса видела через окно, как Гордон быстро, не оглядываясь, скрылся за воротами.

«Что ж, так лучше. Конечно, лучше. Для всех. Сейчас придет вышколенная горничная, и к приезду Рамиса в доме не останется ни малейшего следа пребывания гостя».


Удушливая жара не отступила и под вечер. Алиса, вежливо извинившись, выскользнула из гостиной, в ванную, намочила полотенце и с наслаждением прижала его ко лбу. Было нелегко непринужденно порхать, развлекая благодушно развалившегося в кресле Рамиса и нагрянувших отмечать заключение сделки друзей – мучила духота. Вдалеке над океаном вспыхивали зарницы, перекатывался глухой гром, но сюда, на побережье, гроза приходить никак не желала.

Алиса опустилась на прохладный кафель, не отдавая себе отчета, что сидит в той же позе, что и Гордон, когда его хватил солнечный удар. С полотенца стекали мелкие капли, и Алисе казалось, что она плачет.

«Какая самонадеянность! Думала, что ко всему уже привыкла, ничем тебя не проймешь. Не ожидала, что так тяжело бросаться на шею благоверному, мило щебетать, расточать улыбки его гостям, в то время как хочется забиться в угол и завыть от тоски…»

В ванную ввалился Рамис – приземистый, пузатый, с проседью в черных волосах. Он был в светлых шортах и сетчатой майке, сквозь которую виднелся волосатый живот.

– Вот ты где? Почему от гостей ушла? Нехорошо, да!

Он навис над ней, и Алиса поморщилась от смешанного запаха сигар и кислого пива.

– Что-то голова разболелась, – мягко улыбнулась она и встала. – Ты не против, я пойду прилягу?

– Э нет, ты что? Как это хозяйка пойдет спать, когда в доме гости? Мои гости! – произнес он со значением.

– Но мне… Мне нехорошо! – с ненавистью посмотрелала на него Алиса. – Ты хочешь, чтобы меня вырвало при твоих гостях?

Рамис опешил, не ожидая от всегда покладистой и любезной подруги такого отпора, затем, пьяно набычившись, закричал:

– Что ты сказала, женщина? Что тебя рвет от моих друзей?

Совсем близко, должно быть прямо над домом, мощно ударил гром, и Алиса выкрикнула:

– Да, если хочешь! Меня выворачивает и от твоих друзей, и от твоей пьяной рожи. Дай мне пройти! Я спать хочу!

– Сука! Русская потаскушка! – Рамис наотмашь ударил ее по лицу.

Алиса, не успела увернуться, отлетела к стене:

– Что ты делаешь? Ах, ты…

– А что? За все уплачено. Иди в гостиную, я сказал! – визгливо приказал Рамис и снова ударил ее.

Алисе почти не было больно, она лишь ощутила во рту солоноватый привкус крови. Рамис опять бросился на девушку, но на этот раз она ловко увернулась, проскочила мимо него и влетела в спальню.

Повернув ключ в замке, Алиса упала на кровать и спрятала голову в подушки. Она не плакала. Слез не было, лишь гнетущая тоска. Некуда бежать! Некому жаловаться! Она сама выбрала такую жизнь. Или такая жизнь выбрала ее…

Примерно через полчаса в дверь спальни постучали. Алиса открыла. На пороге стоял Рамис, кажется, он успел прийти в себя.

– Что ты хочешь? – прошелестела Алиса.

– Ладно, я погорячился. – Он говорил с чуть более сильным акцентом, чем обычно.

Алиса села к туалетному столику и хмуро поглядела на себя в зеркало – нижняя губа распухла, в уголке рта запеклась кровь.

– Ты сама виновата. Зачем раздражать мужчину? Вот возьми… – Он бросил ей пачку купюр, не считая. – Купи себе что-нибудь. Золото, бриллианты, я не знаю. Что хочешь… – Рамис с отеческой снисходительностью похлопал ее по плечу и вышел.

Алиса машинально взяла деньги, пересчитала:

«Больше тысячи долларов! Что ж, видно, он и вправду чувствует себя виноватым. Но теперь инцидент исчерпан. Он извинился на свой лад и может продолжать в том же духе. За все уплачено, как он верно подметил».

Хлынул долгожданный дождь. Тяжелые капли застучали по крыше, смочили дорожку перед домом, упали на уже закрывшиеся на ночь цветы под окном. Запахло свежестью, юностью, жизнью. Алиса швырнула деньги обратно на столик и подставила лицо дождю. Ее словно омыло легкими теплыми струями: ушла тяжесть, отступили отчаяние и безысходность.

«Да что же это, в конце концов! Всего-то тридцать! Впереди целая жизнь! Неужели же потратить ее на то, чтобы обслуживать мерзкого коротышку Рамиса и подобных ему экземпляров? Да никакие деньги, никакая вилла на берегу океана не стоят и одного дня единственной и неповторимой жизни».

Алиса набросила прямо поверх вечернего платья легкую куртку, сунула в карман документы, деньги и вышла из комнаты. Спускаясь по лестнице, она услышала голоса – значит, пройти через гостиную не удастся.

Алиса вернулась в спальню, вскарабкалась на окно и ухватилась за толстую ветку растущего рядом платана. На мгновение она повисла над пустотой, почувствовала, как слетают с ног туфли, затем подтянулась, уперлась ступнями в ствол и вскоре уже сидела на дереве. Дождь хлестал нещадно, Алиса сразу вымокла, но не замечала этого. Быстро оглядевшись по сторонам, она сообразила, что, перебираясь с ветки на ветку, сможет добраться до ограды виллы, и через несколько минут уже была там. Девушка на секунду засомневалась, стоит ли прыгать вот так, в кромешную темноту. Впрочем, другого выхода у нее все равно не было, и Алиса решилась.

Затем произошло что-то странное: падение, удар, яркий свет, скрип тормозов, чей-то истошный крик… Алиса на мгновение потеряла сознание, когда же снова открыла глаза, увидела над собой испуганное лицо Гордона. Он тряс ее за плечи, приговаривая:

– Вставай же! Приди в себя!

– Подожди… Подожди… – Алиса села, машинально вытирая перепачканные руки о подол мокрого платья.

– Откуда ты здесь? – растерянно спросила она Гордона.

– Я-то понятно откуда, ехал к тебе, хотел еще раз попытать счастья. Скажи лучше, откуда ты свалилась мне под колеса? – Черный джип блестел рядом хромированным боком.

– Я… Я ушла от Рамиса. Убежала…

– Правда? – Лицо Гордона осветилось улыбкой. Он пристально посмотрел на нее, осторожно дотронулся пальцами до рассеченной губы и вдруг решительно двинулся к воротам.

– Куда ты? Стой! – Алиса бросилась за ним, схватила за рукав его куртки, пытаясь остановить.

– Я научу этого типа обращаться с леди!

– Не смей! Он убьет тебя! – Алиса судорожно вцепилась в Гордона.

И в ту же секунду что-то вспыхнуло и из ближайших кустов выскочил незнакомый усатый человечек с фотокамерой. Он обежал их и снова щелкнул вспышкой.

– Это от Рамиса. Это его человек! – закричала Алиса.

– Да нет, это за мной. Уходим! Быстрее! – скомандовал Гордон и потащил за собой Алису.

– За тобой? Но почему? – Алиса споткнулась в темноте и полетела на землю, увлекая за собой Гордона.

Чертыхаясь, они барахтались в грязи, сверху же продолжали щелкать камеры. К усатому присоединились еще несколько фотографов. Наконец Гордону удалось вскочить. Он рывком поднял Алису и потащил к машине, грубо расталкивая невесть откуда налетевших папарацци.

– Залезай! Быстро! – Парень почти втолкнул ее в джип.

Оказавшись на переднем сиденье огромного автомобиля, Алиса огляделась:

«Какая машина у незадачливого воришки Гордона! Тоже краденая? Что, в конце концов, происходит? Кто все эти люди с камерами? Что им нужно?»

Гордон заблокировал двери.

– Что им от тебя надо? Кто ты? – дернула его за плечо Алиса.

– Не сейчас, пожалуйста! – Он завел мотор.

Откуда ни возьмись вылетела странно раскрашенная девчонка-школьница, прилепила к стеклу журнал, раскрытый на развороте с рекламой фильма «Полнолуние-3», и заверещала:

– Автограф! Дайте автограф!

Алиса съежилась. Казалось, она очутилась в каком-то сумасшедшем сне. Гордон выкрутил руль и ударил по газам. Автомобиль сорвался с места, журналисты разлетелись в разные стороны, и лишь девчонка продолжала истошно вопить:

– Укуси меня! О Дерек, я тебя так люблю…

Гордон гнал машину по темному шоссе:

– Надо оторваться, пока они не пустились в погоню.

Алиса посмотрела в зеркало заднего вида: из-за поворота показались крохотные светящиеся точки. Гордон выругался, погасил огни и, резко свернув, поехал прямо по песку в сторону пляжа, где и заглушил мотор. Огоньки на дороге промелькнули в направлении Лос-Анджелеса. Алиса поняла, что он привез ее на тот самый пляж, где они гуляли ночью. Билборд с изображением прекрасного Дерека Форкса светился чуть в стороне.

Девушка едва сдерживала смех: надо же было все это время оставаться такой слепой.

Она искоса взглянула на Гордона:

«Бедняга, тяжело ему приходится. Не жизнь, а непрекращающийся кошмар. Немудрено, что боится людей».

– Надо было раньше все тебе объяснить, но я боялся, понимаешь…

– Я догадалась. – Алиса придвинулась к нему ближе и дотронулась ладонью до его щеки. – Ты – это и правда он? – Она махнула в сторону рекламного щита. – То есть мы с тобой коллеги?

– Угу.

– Выходит, ты снова назвал мне чужое имя?

– Нет, Гордон – мое настоящее имя, по паспорту. – Он смущенно смотрел на Алису своими изумрудными глазами, и она почувствовала необыкновенную нежность к этому парню: как она могла думать, что сможет отпустить его, что сможет прожить без него хоть один день.

– Ну здравствуй, Роберт! – усмехнулась Алиса и поцеловала его.

Если бы вы знали, доктор…

«Если бы вы знали, как мне не хватает вас именно сейчас, дорогой мой доктор!.. Господи, мука какая…

Помню, как я впервые открыла глаза… Вы вошли в палату, такой спокойный, уверенный, и сказали: «Улыбнись, девочка! Теперь уже все будет замечательно хорошо!» Я сразу забыла обо всех этих иглах, аппаратах, датчиках, приковывавших меня к больничной койке. И мои глаза мигом высохли (тогда плакать я еще умела). Вы изменили мою жизнь, научили бороться, собирать себя по частям и не отступать перед болью. Ничто впоследствии не доставляло мне такой радости, как первые шаги по больничной палате, от окна к дверям.

В профессии вы были богом. Когда вы ушли, реквиемом по вам стали не газеты, тут же растиражировавшие вашу жуткую смерть («Светило медицины застрелен в своем подъезде», «Знаменитый хирург стал жертвой криминальных разборок»), и не книга вашей дочери, надеявшейся, видимо, хоть немного приблизиться к гению отца. Реквиемом прозвучал хор голосов растерянных пациентов, которые только в вас одного и верили».


Андрей Александрович Донской, известный пластический хирург, еще раз пробежал глазами текст на экране и усмехнулся. За окном дремал освещенный неярким осенним солнцем уютный маленький двор, усыпанный оранжевой листвой. Клиника, в которой работал Донской, располагалась в центре Москвы, в сохранившемся особнячке XIX века – бывшем имении зажиточного купца. Здесь было удивительно спокойно и тихо, и только изредка доносившиеся из-за ограды гудки автомобилей напоминали о том, что вы находитесь в кипящем жизнью мегаполисе.

Донской не знал, чем зацепило его виртуальное послание. Он просматривал, как обычно в обеденный перерыв, форум, где многочисленные пациентки медицинского центра «Галатея» рассыпались в изъявлениях любви к доктору Донскому: «Он прекрасен! Какие у него руки! Пальцы сильные и нежные одновременно. Когда он дотрагивается ими до моего лица, я вся горю. Я бы душу дьяволу продала за ночь с ним».

И без того уверенный в силе своего воздействия на слабый пол, Донской все же не упускал случая потешить тщеславие, хотя, разумеется, никому из коллег никогда не признался бы в этом. В клинике его давно считали местным Чайльд Гарольдом, едким скептиком и циником, имеющим весьма приземленные представления о романтической стороне жизни.

И вот сегодня он, пройдя по ссылке, вышел на сайт виртуальных дневников, случайно кликнул на картинку, изображавшую желтый цветок, и попал в этот дневник, дневник женщины, по всей видимости какой-то актрисы, именовавшей себя Niza, первый же текст которой был посвящен убийству врача.

Донской читал об этой истории года четыре назад. Знаменитый врач, неоднократно спасавший жизнь самым разным людям, был застрелен в подъезде собственного дома, когда возвращался из клиники. Писали, что незадолго до убийства он оперировал некоего московского криминального авторитета. Раненого доставили в клинику прямо с бандитской разборки. Хирург сделал тяжелейшую операцию, но спасти пациента не удалось: слишком много крови потерял. Недолго думая, братки решили, что доктор нарушил клятву Гиппократа. В итоге гениальный нейрохирург погиб, а убийцу, ясное дело, так и не нашли.

«Как глупо, – думал Донской, перечитывая строчки на экране. – Человек потратил жизнь на спасение людей, а сам погиб насильственной смертью. Странно! Немыслимо! Все равно как если бы меня проткнул собственноручно слепленный нос. С другой стороны, погибшему можно только позавидовать. Человек наверняка был счастлив, сознавая, что не зря коптит небо. Когда дело касается спасения человеческой жизни, а не формы груди, должно быть, сомнения в важности собственного предназначения не одолевают».

В последнее время подобные мысли посещали Андрея Александровича довольно часто. Не то чтобы он тяготился своей работой – было интересно лепить из мартышек, курносых и лопоухих, Кейт Мосс и Шарлиз Терон, быть этаким дьяволом, продающим вечную молодость. Да и что уж там, доход его ремесло приносило немаленький. Однако все чаще вспоминалось, что когда-то он тоже хотел стать нейрохирургом, вкалывать до седьмого пота, возвращаться с работы без сил, но с сознанием того, что сделал важное дело – спас человеческую жизнь. Таким романтиком он пришел когда-то – больше двадцати лет назад, страшно подумать – в медицинский институт. И только потом, в девяностые, уже будучи ординатором отделения нейрохирургии, увлекся набирающей в те годы обороты пластической хирургией.

Донской был уверен, что сделал правильный выбор: ушел из большой науки, не защитив кандидатскую, и смог в итоге полностью реализоваться. И только в последние месяцы на него стала накатывать смутная тоска, мысли о бесцельности собственной жизни, странное отвращение к помешавшимся на внешности пациенткам. Должно быть, и его, светило пластической хирургии, мужа красивой и умной жены-психолога и отца почти взрослой дочери, не миновал кризис среднего возраста. Впрочем, справиться с назойливыми мыслями вполне получалось с помощью старого доброго «Хеннесси».

Зазвонил телефон. Донской посмотрел на высветившийся номер – Валерия, одна из его постоянных пациенток, в последние полгода повышенная до статуса любовницы. Вообще-то он старался не заводить отношений на работе, но перед напором Валерии, вознамерившейся во что бы то ни стало заполучить сероглазого хирурга, перед ее бьющей через край животной сексуальностью не смог устоять. Через некоторое время обнаружилось, правда, что, помимо бешеного темперамента и либидо, у Валерии имеется также на редкость назойливый и вздорный характер. К счастью, она была женщиной занятой – то обставляла свой огромный дом на Рублевке, то ездила на какие-то приемы с важным мужем, то пропадала в салонах красоты, тем самым давая Андрею Александровичу блаженные передышки. Донской поморщился, помедлил несколько секунд, не зная, отвечать ли на звонок.

В дверь постучали, и в кабинет просунулась девушка с ресепшн:

– Андрей Александрович, к вам пациентка. Ей назначено на три.

– Чудесно, проси, – улыбнулся Донской и отключил телефонный аппарат, напомнив себе, что в свободное время нужно вернуться к найденному виртуальному дневнику.


Донской вынырнул из тяжелого душного сна. Он сел на постели, зажмурился несколько раз. В висках гулко стучало. Он встал, едва не наступив на недовольно заворчавшего бассета Милорда, прошел в кабинет и включил компьютер. Быстро просмотрел новости, нашел сайт вчерашней актрисы. Однако невесть чем зацепившая его женщина с ником Niza ничего нового не написала. Донской полистал немного дневник, гадая, что за знаменитость скрывается под картинкой, попытался отыскать фотографию. Если она была когда-либо его пациенткой – а они все или почти все хоть раз к нему обращались, – он бы, наверное, узнал ее. Но ни одной фотографии, разумеется, не было.

– Андрюша, ты проснулся? Завтрак готов. – Жена появилась на пороге, с самого утра тщательно накрашенная и идеально причесанная, в подчеркнуто небрежно запахнутом шелковом халате. Она фанатично следила за собой, надеясь таким образом обезопасить себя от мужней неверности. Донской усмехнулся: уж чем-чем, а красотой и ухоженностью он был сыт по горло.

– Доброе утро. Я не голоден, позавтракаю в клинике.

Галя разочарованно подняла брови и ушла в кухню. Донской, одеваясь, слышал, как она хлопает дверцей холодильника и роняет что-то. Уже в коридоре он столкнулся с хмурой сонной Катькой, унаследовавшей от отца цепкие стальные глаза и ироничный изгиб губ. Она неприветливо бросила: «Здорово!» – и направилась в ванную. Донской вышел за дверь.


В дверях клиники он столкнулся с Пашкой – анестезиологом, своим давним приятелем.

– Привет-привет! – Пашка деловито пожал ему руку и побежал.

Донской никогда не видел, чтобы Пашка шел куда-нибудь размеренным шагом. Тот постоянно спешил, опаздывал, жевал на ходу бутерброд – не знал ни минуты покоя. Андрей, конечно же, догнал его у лифта.

– Ты что-то, брат, не очень! Бледноват сегодня… – радостно заметил Пашка. – Кабаки и бабы доведут до цугундера. Серьезно, ты бы поберег здоровье, Саныч. Не мальчик уже.

– Вот смотрю я на тебя и думаю: загадочная ты личность, Пашка… – протянул Донской. – Нет, серьезно! Прекрасный семьянин, незаменимый работник, преданный друг. Прямо спортсмен, комсомолец! Что-то тут не так. Не удивлюсь, если ты тайно растлеваешь малолетних.

– Ну тебя, – Пашка расхохотался и, не дождавшись лифта, поспешил к лестнице.

День выдался суматошный. С утра Донского вызвал директор Алексей Степанович Петров, с которым Андрей знаком был еще со студенческих времен, и объявил, что в клинику собирается пожаловать поп-звезда сомнительной ориентации Федор Полянский.

Стареющий сладкий мальчик желал сделать подтяжку лица. Андрей, оперировавший томного певца не более года назад, пытался объяснить Петрову, что делать сейчас новую операцию опасно и он на себя такую ответственность брать не хочет. Однако Петров настаивал, видимо, очень уж не хотел терять известного пациента.

– Я не буду его оперировать. У него глаза скоро на задницу съедут, – в конце концов категорически отказался Донской.

Петров же, многозначительно поведя бровями, посоветовал ему подумать.

Рабочий день близился к концу. Большая часть персонала клиники уже предвкушала уик-энд. Донской видел из окна кабинета, как отбыл на дачу Петров, торопясь, чтобы не попасть в пятничную пробку, а медсестра Леночка в черных блестящих сапогах прошествовала к воротам. Оставалась одна посетительница, и Андрей надеялся, что минут через двадцать у него тоже начнутся выходные.

Секретарша ввела в кабинет женщину.

– Нина Гордеева. – Она протянула врачу узкую прохладную ладонь.

Фамилия показалась Донскому знакомой и, быстро взглянув на пациентку, он узнал в ней известную актрису, которую в последние несколько лет не раз видел по телевизору. Посетительница была, пожалуй, красива: резкие черты лица, высокие скулы, тонкий нос, темные блестящие волосы. И, кажется, молода, чуть за тридцать. Смотрела насмешливо черными, чуть раскосыми глазами и вполголоса рассказывала, что ее пригласили в крупный телепроект, планируются съемки обнаженной натуры, она дала согласие, а на спине шрам от давней аварии.