София бережно поправила на кукле платьице, пригладила волосы и обняла. Элен сочувственно погладила девочку по голове.
– Не расстраивайся, тогда приходи ко мне играть… А давай лучше я тебя нарисую?
– Нарисуешь?
– Да, она так хорошо рисует,– похвалила Милинда.– У меня так не получается.
Элен подбежала к своему мольберту с красками и кистями и развернула его к окну.
– Садись в кресло у окна. И, пожалуйста, распусти волосы.
София с любопытством взглянула на себя в зеркало и повернулась к Ахматовой.
– Я хорошо получусь?
– Я постараюсь.
София пробежала к креслу, поправила воротничок свитера, присела и восторженно замерла.
Элен с задором стала наносить на полотно линии лица, накладывать тени, растушевывать, иногда сердясь, что не получается какой-то элемент, становилась в позу Наполеона и задумчиво играла бровями, затем вновь приступала к работе. Медленно на холсте начал вырисовываться образ Софии Дьюго, были некоторые неточности, но в целом для одиннадцатилетней художницы получалось изумительно.
К обеду из деловой поездки вернулись Роберт и Луиза Ахматовы. На стол сразу же накрыли на семь персон. Бриджит, экономка и повар семьи, приготовила несколько изысканных блюд. Для Софии и Милинды показалось лестным, что для них были приготовлены такие вкусности. Они и представить себе не могли, что для Ахматовых это обычное меню.
Жизнь в этом шикарном доме отличалась особой аурой тепла, уюта, гармонии. Отношения между членами семьи вызывали трепет в душе маленького человечка. В голосе Ахматовых вообще не звучало грубых, осуждающих, агрессивных интонаций, не было места невежеству и зависти. Маленькой Софии казалось, что каждый в этом доме из какой-то доброй сказки. И совсем незнакомые люди вели себя с ней приветливо и радушно. София не понимала, почему ей захотелось плакать, когда к вечеру Брайан попрощался со всеми и повел сестер домой.
Элен и Алекс проводили их до автобусной остановки.
– Приятно было познакомиться, Фисо,– вежливо сказала Элен.– Когда я закончу портрет, обязательно пришлю тебе его.
– Спасибо. А правда, что тебе нравится мой брат?– откровенно спросила София, пока Брайан с другом увлеченно беседовали о своем.
Элен смутилась. Никто не должен был знать о том, что ей нравится этот красавчик с карими глазами, но Софии она призналась:
– Вообще-то, я еще маленькая для него. Но когда вырасту, – буду в самый раз.
Но Софию уже не беспокоили мысли о том, что ей придется делить любовь брата с Элен. Девочка очень понравилась ей, и она мечтала иметь такую подругу.
Посадив гостей в автобус, Алекс и Элен торопливо возвращались домой. С темного неба срывались капли дождя, и сквозящий ветер пробирал до самой души.
– Элен, давай бегом, иначе не избежать нам простуды,– поторопил Ахматов сестру.
Элен, вздрагивая и стуча зубами от сырого воздуха, закивала головой. Алекс подал сестре руку и ускорил шаг.
Чтобы срезать путь к дому, они свернули в переулок. Уличные фонари еще не зажглись, хотя от серого неба совсем потемнело. Алекс шел вперед твердыми, уверенными шагами, выбирая дорогу, огибая лужи. Элен вдруг стала настороженно оглядываться и замирать на месте.
– Элен, что такое?
– Эл, это что – так ветер воет или это кто-то плачет? Остановись, послушай…
Они остановились и осмотрелись. Напротив них стояло кафе, и за витриной было видно, что там сегодня особенного весело. А за углом кафе из темного прямоугольного проема еле слышно доносился чей-то хриплый плач.
Александр прислушался. Затем отвел Элен на несколько шагов в сторону от кафе и попросил:
– Элен, подожди здесь, я должен посмотреть, не нужна ли кому-то помощь.
– Можно… я с тобой?
– Жди здесь,– строго ответил он.
Элен, переминаясь с ноги на ногу, нетерпеливо заглядывала за спину брата, чтобы хоть что-то рассмотреть в сумерках, но послушно стояла на месте.
Ахматов, внимательно вглядываясь в темный угол проема, пошел на звук голоса.
– Здесь кто-то есть?
Стон прекратился. Что-то зашуршало. Алекс подошел ближе и увидел, что из темноты на него смотрят глаза, полные страха и ужаса. Алекс наклонился вперед, прищурился и рассмотрел лицо.
На сырой куче песка в лохмотьях, когда-то бывших плащом, скорчившись от холода и страха, поджав под себя ноги, содрогаясь от рыдания, сидела девушка. Ее растрепанные, спутанные волосы прикрывали озябшие голые плечи, израненные губы с кровавыми трещинками были сжаты изо всех сил, сдерживая рвущийся из груди стон. На скулах с обеих сторон лица, на переносице и лбу виднелись кровавые потеки и свежие царапины. По ее щекам текли обильные слезы, веки дрожали, но не закрывались ни на секунду, словно опасаясь пропустить любое движение незнакомца в свою сторону.
Ахматов был шокирован жестокостью и бесчеловечностью сотворившего такое с девушкой. Он осторожно, чтобы не напугать ее, придвинулся ближе, присел на корточки и сочувствующим голосом проговорил:
– Мисс, вам нужна помощь…
Это был вопрос и утверждение одновременно. Но девушка вдруг заерзала ногами, отодвигаясь от него дальше, будто от угрозы, и в ее глазах появился еще больший страх.
Наблюдая за бурной реакцией девушки, Ахматов попытался как можно мягче обратиться к ней:
– Простите, мисс, но, если ничего не сделать, вы можете подхватить пневмонию. Вам необходимо обработать раны…
Девушка еще сильнее задрожала от вновь нахлынувшего ужаса, и горячие крупные слезы обожгли ее щеки.
– Я… я… я-а…– начала она, но тут же захлебнулась слюной и закашлялась.
Она стала ерзать на месте, всеми силами отталкиваясь ногами, чтобы подальше отползти от незнакомца. Но ноги не слушались, пальцы на руках окоченели, и все тело лихорадочно трясло.
– Не бойтесь, я помогу вам. Я отведу вас в клинику…
Ахматов решительно поднялся и, наклонившись к девушке, с легкостью поднял ее на руки. Девушка явно находилась в состоянии шока и не могла отличить добро от зла. Он пиналась, махала руками, пыталась царапаться, но ждать, пока она придет в себя, не было смысла. Ей была необходима медицинская помощь. Ахматов широкими шагами вышел из темного проема и кивнул сестре, чтобы та шла за ним.
– Элен, беги домой. Я помогу девушке – отнесу ее в клинику. Родителям не обязательно знать, где я.
Напуганная увиденным, Элен не ослушалась брата и вприпрыжку побежала домой.
Клиника Эль-Пасо находилась недалеко от места, где Алекс нашел избитую девушку. Не успел он войти в холл клиники, как его заметил медицинский персонал и засуетился вокруг пострадавшей. Ее сразу отвезли в кабинет первичного осмотра. Ахматов, обеспокоенный состоянием девушки, последовал за медсестрами, но в приемной его остановил доктор Генри, низенький, щуплый, почти старик и предложил подождать результатов осмотра в холле.
– Сделайте все возможное, ей нужна помощь,– взволнованно попросил Алекс.
– Конечно, Алекс,– заверил врач высоким, хриплым голосом.– Ты знаешь, кто эта девушка?
– Нет.
– А где она живет?
Алекс понял, что ничего не знает о девушке и вряд ли встречал ее в Эль-Пасо.
– Думаю, она живет не здесь… Но если вас интересует ее страховка, то можете не беспокоиться, все расходы возьмет моя семья… Если нужны какие-то процедуры, лечение, то, пожалуйста, сделайте все, что нужно.
Доктор Генри задумчиво потрепал край воротничка халата, кивнул и отправился в смотровую.
Девушка, свернувшись калачиком и крепко обхватив руками колени, лежала на кушетке и дрожала. Доктор взял папку с бланком осмотра и, поставив ручкой точку на первой строке под названием «Имя пациента», с глубоким сочувствием взглянул на девушку.
– Милая девочка, как тебя зовут?
Девушка перевела на доктора испуганный недоверчивый взгляд и, корчась от боли при шевелении губами, глухим подавленным голосом что-то прохрипела.
– Я не понимаю тебя. Еще раз громко и четко, если у тебя язык не поранен?– настойчиво сказал врач.– Мне это нужно для твоего оформления.
Пациентка заморгала слипшимися от слез ресницами и с дрожью в голосе произнесла:
– У меня нет страховки…
– Это не твоя забота, об этом побеспокоился молодой человек, который тебя принес в клинику.
«Позаботился» – эхом отдалось в мыслях девушки.
Кто мог позаботиться о ней, ведь у нее никого не было: ни друзей, ни добрых родственников, ни достойных родителей.
– Так как же твое имя?
– Мэри…– тихо ответила она.– Мэри Синкли…
Ее голос дрожал, но она старалась четко выговорить все, что с ней случилось, что у нее болит и что она чувствует.
Когда доктор Генри прикасался к ее израненному телу, Мэри вздрагивала и отстранялась, но спокойный тон мужчины возвращал ее мысли из темного переулка и собственных жутких переживаний в медицинский кабинет. Девушку осмотрело несколько специалистов, ей обработали все царапины, наложили швы на крупные раны, выполнили ряд других процедур и порекомендовали остаться на реабилитацию сроком на неделю.
Приглаживая растрепавшиеся на макушке седые волосы, доктор Генри вышел из палаты, в которую перевели Мэри, и направился к молодому Ахматову. Алекс беспокойно ожидал результатов осмотра спасенной им девушки, и только завидев доктора, сразу оказался рядом.
– Ну, что же?– с волнением в голосе спросил он.
– Очень печальное событие,– заключил доктор.– Девушка истощена, организм частично обезвожен, нервный срыв налицо, побои и неоднократное изнасилование… Ох-х, бывают же напасти!
– Изнасилование?!– потрясенно воскликнул Алекс.– Разве такое могло произойти в Эль-Пасо? За этот год у нас и краж-то не было. Но изнасилование… Она совсем девчонка! Кто же такое мог сотворить?!
– Мой мальчик,– горько усмехнулся доктор,– ты плохо знаешь жизнь. А изнасилование произошло не здесь. Она из Малого Анжелеса. Тихий, глухой городишко, к западу отсюда.
Алекс под тяжелым впечатлением покачал головой и опустился на диван.
– А как ее зовут?
– Мэри Синкли. Пятнадцать лет. Почти ровесница тебе.
– Можно мне к ней?
– Нет. Сейчас не стоит. Она в подавленном состоянии, еще не отошла от шока, шарахается от каждого. Лучше приходи завтра. Сегодня с ней поработает психотерапевт, глядишь – придет в себя.
Ахматов благодарно пожал руку доктору и отправился домой с чувством выполненного долга, хотя и с горьким осадком на сердце от нестерпимой жестокости людей. Завтра Алекс решительно намеревался навестить бедную девушку и хоть чем-то скрасить ее болезненное состояние. Неожиданно для себя он почувствовал ответственность за Мэри и желание сделать что-то доброе и полезное для нее.
***
На следующий день Алекс посетил несколько школьных занятий и, не задерживаясь на спортивные кружки, отправился в клинику. Его рюкзак был полон фруктов, а у входа в клинику он купил пышный букет маргариток.
Поговорив с дежурной медсестрой о состоянии Мэри Синкли, Алекс узнал и о том, что ее никто не навещал и не искал. Велико было его удивление и огорчение, когда он услышал о попытке Мэри вдуть воздух в трубку от сорванной капельницы, не вынимая из вены иглы, тем самым покончить с жизнью.
«Насколько должен быть унижен и оскорблен человек, чтобы желать смерти! И что она чувствовала, решаясь на такой шаг?!»– промелькнуло в мыслях Ахматова.
Он мог представить себе все, что угодно, но, чтобы лишить себя жизни самостоятельно, никогда бы не пришло ему в голову.
***
Цветные пятна на черном фоне мерцали, прыгали, сменялись искрами и кругами. Черный туман поволок за собою в неизведанное. Где-то далеко слышался шорох листьев на ветру, и что-то ритмично пульсировало совсем рядом. Внезапно все вокруг начало кружиться, дрожать, стало душно, что-то тяжелое будто упало сверху и придавило собой, и с бешеной скоростью стал приближаться костлявый кулак…
Задыхаясь от неожиданной тяжести в легких, Мэри резко открыла глаза и стала жадно хватать воздух ртом. В панике она стала озираться вокруг и растерянно оценивать происходящее с ней. Это был день или ночь… что за комната… где из нее выход… Запах хлора и спирта раздражал нос.
Рядом с кроватью, на которой, как оказалось, лежала Мэри, стоял столик. В пластиковом лотке лежали одноразовые шприцы, ватные тампоны и перчатки. Над открытым окном шуршали жалюзи. Стены, потолок, постельное белье были белые, и все пространство сливалось в одно большое пятно, давящее своей безжизненностью, пустотой и одиночеством. Запястья Мэри были крепко пристегнуты к боковым трубкам больничной кровати.
Девушка медленно подняла голову, насколько могла высоко, и уронила ее от тупой боли в затылке. Губы потрескались, пересохли, рана над бровью зудела, и внизу живота до тошноты сводило судорогой. Отчаянно хотелось уснуть и не проснуться, но и это было страшно тем, что во сне к ней приходил все тот же непрекращающийся кошмар.
Мэри тихо заплакала, совсем бесшумно. Горькие слезы струйкой потекли по щекам, коснулись мочек ушей и пропитали всю подушку. Пораненную кожу на скулах защипало.
Легкий стук в дверь отозвался жутким эхом в голове Мэри, и она зажмурилась от боли. Через секунду открыв глаза, она приподняла голову, но не могла ничего рассмотреть, кроме смазанного темного пятна напротив ее кровати. Долго щурясь, Мэри, наконец, оставила попытку что-то разглядеть. Кто-то подошел ближе, придвинул стул и присел рядом с кроватью. Девушка чувствовала, что ее внимательно рассматривают чьи-то глаза, но ничего не различала. Глаза, все еще полные слез, резало и щипало.
– Мэри…– прозвучал ровный приятный мужской голос.– Как ты себя чувствуешь?
Она растерянно молчала.
– Я понимаю, как тебе плохо и совсем не до посетителей. Я не задержусь долго. Только хотел сказать – пожалуйста, прими мою помощь.
Алекс достал из рюкзака фрукты, бутылочку с соком, журнал и медленно протянул девушке маргаритки.
– Выздоравливай. И не беспокойся о лечении. Я обо всем договорился с доктором Генри. У тебя будет все самое необходимое.
Зрение Мэри стало проясняться, и она заметила близко от себя желтые серединки маргариток, обрамленные пушистыми ослепительно белыми лепестками. Подняв глаза, она рассмотрела лицо юноши с сочувственно-ободряющим взглядом. Его лицо было таким добрым, нежным и, к удивлению Мэри, не вызывало враждебности. Она попыталась смахнуть слезы с глаз, но не смогла освободить руки, и потерлась щекой о поверхность подушки.
Ахматов обратил внимание на ремни, пристегивающие руки девушки к кровати, и на свой страх и риск заботливо отстегнул их.
– Если ты обещаешь не причинять себе боли, то эти ремни тебе не понадобятся,– сказал он тоном, требующим обещания.
Мэри слабо кивнула.
– Вы кто?
– Я Александр Ахматов. Вчера я принес тебя в клинику, помнишь?
Ее глаза были устремлены на юношу, но Мэри смотрела, будто сквозь него.
– Лучше бы я умерла там,– безжизненным голосом выговорила она.
Алекс привстал, заглядывая в зеленые глаза девушки, читая в них горькое одиночество, и расстроенно вздохнул. Ее лицо было бледным, бесцветным, темные круги под глазами, ссадины и царапины, но это не лишало его привлекательности. Рыжие кудряшки мило спадали на лоб, длинные темные ресницы обрамляли печальные, но красивые глаза, иссушенная, потрескавшаяся кожа губ не спрятала их тонких чувственных линий. Алекс мысленно представил, какова была бы Мэри в красивом платье, в туфлях, с прической и косметикой, и по всему его телу разлилось приятное тепло. Он бережно взял ее руку и, рассматривая тонкие стройные пальцы, мягко сказал:
– От жизни нужно брать все, что она дает тебе. Все наладится: ты закончишь школу, станешь специалистом в каком-нибудь деле… Твоя жизнь изменится, станет другой – яркой, богатой… Ты очень красивая девушка, тебе легко будет идти по жизни. Все в твоих руках, только не унывай!
Мэри восприняла слова юноши с подозрительным недоверием, но что-то необычайно теплое проникло в ее сердце.
– Зачем вы это делаете для меня?
– Во-первых, я не мог оставить тебя замерзать, когда тебе требовалась медицинская помощь. Во-вторых, меня очень расстроило произошедшее с тобой. Я хочу помочь тебе преодолеть эту черную полосу жизни и… подружиться с тобой…
Последние слова Алекс произнес очень тихо, но Мэри услышала их.
– Я благодарна вам за помощь, но мне нечем отплатить,– отчаянно произнесла она.
Ахматов чуть улыбнулся и покачал головой.
– Ничего не нужно. Я не жду от тебя возврата долга. Но обещай, что, когда ты выберешься отсюда, мы сходим куда-нибудь вдвоем?
Мэри слабо улыбнулась, и ее лицо изменилось от этой улыбки – стало светлее, появился румянец. Ахматов благодарно кивнул:
– Вот ты и улыбнулась, наконец. Тебе очень идет улыбка… Да, пока я не ушел: у тебя с собой есть какой-нибудь документ, я оформлю страховку на тебя?
Взгляд Мэри тут же потемнел, она отвернулась от юноши и дрогнувшим голосом ответила:
– У меня ничего нет с собой, ни денег, ни документов, ни моих вещей… Меня вышвырнули из дома… и я туда не вернусь!
Улыбка слетела с губ Алекса. Он понимающе опустил глаза и выдохнул:
– Мне очень жаль.
«А мне уже нет!– яростно подумала Мэри.– Я уеду далеко. Меня больше никто не посмеет обидеть. Или я вырвусь из этого ада, или умру, но никто, никто – слышите: никто больше меня не обидит!»
Мэри еще не осознавала, что зреет в ее душе. Она лишь чувствовала, как ее наполняет яростная решительность изменить свою жизнь, навсегда вычеркнув прошлое.
В дверь палаты постучали, и Алекс поднялся.
– Добрый день, Александр,– поприветствовал доктор Генри.– Мэри, к тебе детектив из местного участка.
– Детектив?– испуганно повторила та.
– В таких случаях, как с тобой, мы всегда предупреждаем полицию.
Ахматов взглянул на девушку и ободряющим тоном сказал:
– Полиция может помочь тебе…
– Полиция? А где она была, когда…
Мэри запнулась и, не сдержав эмоции, громко разрыдалась.
Алекс молча подошел к доктору и Генри понимающе кивнул:
– Я буду присутствовать во время разговора. Не беспокойся.
Когда Ахматов попрощался с девушкой и ушел, доктор успокоил Мэри и пригласил в палату детектива.
Девушку расспрашивали около часа, но ничего связного не могли добиться. Единственное, в чем призналась Мэри, что во всем была виновата она сама, не нужно было никого искать. Свежи еще были ее воспоминания о том, когда Джорджа Синкли арестовывали за избиение матери. Мэри посещала полицейский участок несколько раз в неделю, чтобы дать показания против отца, подписывала уйму протоколов. Это были не лучшие дни в ее жизни. А в итоге отца выпускали за неимением веских улик и, вернувшись домой, он избивал не только мать, но и ее. В этой жизни все было несправедливо. Душа Мэри кричала о помощи, но никто не приходил, не помогал, не отзывался…
***
Элен ждала новостей о спасенной Алексом девушке. Он вернулся из клиники огорченный и задумчивый. Сестра не узнавала брата. Ничего не говоря, он прошел в свою комнату и занялся своими делами. Элен несколько раз нарочно проходила мимо его комнаты и замирала у двери, приложив к ней ухо. Но за дверью было тихо, не звучало привычной музыки, не слышалось звука телевизора. Наконец, не вытерпев, Элен вошла в комнату брата и обиженно проворчала:
– Почему ты ничего мне не рассказываешь? Ты перестал мне доверять? Я же ничего не рассказала маме с папой.
Алекс молчал. Его мысли были заняты поиском средств для оплаты лечения Мэри. Он понимал, что родителям не объяснить сложившейся ситуации и не доказать, что этой девушке необходима помощь.
– Мне сейчас некогда,– ответил Алекс, когда Элен дернула его за руку.– Я все расскажу после. Иди в свою комнату, Элен.
Девочка недовольно скривила губы и вспылила:
– Как хочешь, но теперь я не буду тебе помогать.
Она развернулась и, шоркая сандалиями по паркету, вышла из комнаты и громко захлопнула за собой дверь.
Ахматов поморщился от резкого звука, а затем закинул ногу на ногу и мечтательно устремил взгляд в окно. Растерянные, грустные зеленые глаза Мэри оставили волнующий след в его душе. Вспоминая ее хрупкие, тонкие пальцы, он жаждал прикоснуться к бледной прозрачной коже рук очаровательной рыжеволосой девушки. Алекс редко увлекался всерьез, даже такими красивыми девушками, как Мэри Синкли, но эти зеленые глаза приковали его внимание и встревожили сердце. Он был настроен решительно.
Эль-Пасо, апрель 1983 года
С весной в жизнь Мэри пришли светлые перемены. После двухнедельной реабилитации в клинике Эль-Пасо ее настроение и самочувствие изменилось в лучшую сторону. Она впервые в жизни была окружена вниманием и заботой совершенно чужих людей.
Попытки Александра Ахматова сблизиться с Мэри оказались удачными. Из клиники Алекс отвез девушку в свой дом и познакомил с родителями. Реакция Роберта и Луизы на историю Синкли была неожиданна: они отнеслись с пониманием и сочувствием к ней.
Семья Ахматовых оказалась для Мэри спасительным кругом. Ее приютили в гостевой комнате, по рекомендациям Луизы оформили в местную школу. Возникли небольшие сложности, когда Мэри наотрез отказалась встретиться со своей семьей, чтобы забрать все документы и личные вещи. Но Роберт Ахматов был на редкость чутким человеком и взял на себя разговор с семьей Синкли. Как оказалось, отец и брат девушки исчезли из Малого Анжелеса после того, как по невыясненным обстоятельствам сгорел их дом. Все документы Мэри пришлось восстанавливать, но при известном положении семьи Ахматовых в городе это не составило большого труда.
Однако Мэри понимала, что не может жить у Ахматовых постоянно. Это внутренне сковывало ее и заставляло чувствовать неловкость и смятение. Зная, как девушка нравится сыну, Луиза предложила Алексу переселить Синкли к его тетке Амелии, тем более что та была в весьма преклонном возрасте и нуждалась в посторонней помощи. Мэри эта идея понравилась, и она, благодаря Ахматовых за доброту и сочувствие, с энтузиазмом переехала в новый дом, который стал ее убежищем. Мэри не огорчилась, что ей пришлось ухаживать за Амелией, это было даже приятно и трогательно.
Амелия де Кампос, шестидесятичетырехлетняя дама с благородной осанкой, строгим воспитанием и светскими манерами отнеслась к девушке, как к внучке. Сама того не ожидая, она сразу же привязалась к девушке и проявила искреннее дружелюбие.
Мэри Синкли впервые в жизни не узнавала свое отражение в зеркале. Всегда растрепанные или зачесанные в хвост волосы теперь были стильно подстрижены и уложены в аккуратную прическу, на щеках появился здоровый румянец, щеки округлились и, всегда смущающая Мэри худоба сменилась завидной стройностью и подтянутостью. Подобранная со вкусом одежда, невзначай данные Амелией уроки этикета постепенно превращали Мэри в молодую леди.
Амелия великодушно обустроила для девушки уютную комнату на мансарде и ввела Мэри в клуб «Юная леди», воспользовавшись ее безотказностью и уважением к возрасту, ненавязчиво давала уроки танца и ораторского искусства.
Амелия де Кампос была очень энергичной и жизнерадостной женщиной. «В мои годы жизнь только начинается», – утверждала она, когда чувствовала, что не слушаются ноги и древняя астма напоминала о себе. Именно она, пожилая болезненная дама научила Мэри ощущать всю прелесть жизни и не сдаваться, когда вдруг земля уходит из-под ног.
Мэри не верила в свою удачу. Иногда ее охватывал страх, что все это лишь маскарад, который закончится в один прекрасный момент. Столько внимания, добра, заботы сразу было даже подозрительно, и она опасалась, что это интрига дьявола, что она еще не получила свое наказание сполна. Вместе с этой верой появились нервозность, страх все потерять, ощущение своей неудачности и слабости, дикая осторожность в отношениях с людьми, особенно с мужчинами.
Вечерами Мэри с удовольствием проводила время за беседой с Амелией, но никак не соглашалась на прогулки по городу или встречи с новыми одноклассниками. Ее мир замкнулся на ней, Амелии, и еще одном человеке, которого Мэри панически боялась отвергнуть, но и не осмеливалась подпустить близко – Александре Ахматове. Как ни странно, он оказался единственным, кто ассоциировался у Мэри с образом ангела-спасителя. И тот факт, что она ему нравилась, тайно радовал ее, но и пугал своей перспективой.
Алекс почти каждый день посещал дом тетки, чего не наблюдалось прежде, и очень осторожно входил в доверие Мэри. Но и он интуитивно не упорствовал в достижении цели понравиться девушке во что бы то ни стало. Алекс проявлял все свои намерения открыто и искренне, был романтичен, чуток, неназойлив и невероятно обходителен.
Видя его откровенное и бескорыстное желание подружиться с ней, Мэри время от времени приоткрывала дверку к сердцу, но побороть страх окончательно была не в силах. Казня себя за это, девушка пыталась убедить себя в том, что Алекс ничего для нее не значит, но чувства к нему становились сильнее с каждым днем и горели ярким пламенем, когда его влюбленные глаза нежно разглядывали ее лицо.