Пелагея

Моей несравненной бабушке посвящается…

«…рядомъ находятся землевладельцы изъ дворянъ, происшедшіе отъ одного рода съ крестьянами, но выделившиеся… Шаховцевы. Эта родственная связь не отрицается и самими крупными землевладельцами, несомненно, столбовыми дворянами; подтверждается и тождествомъ фамилій…»

из XIV тома «Юридический Вестник» за 1883 год

Архитектурные строения коттеджного поселка Эдем потихоньку погружались в сумерки. Катерина подошла к окну, задернула шторы и глубоко вздохнула.

– Спокойной ночи, Поля, – сказала она дочери, которая лежала, свернувшись калачиком под одеялом, и собиралась погрузиться в сон.

– Мама, а почему ты меня назвала Полиной? – вдруг спросила дочь.

– Мы с папой так решили. А почему ты спрашиваешь?

– Мне просто интересно. В моем классе нет ни одной Полины. Это же не очень модное имя?

– Это прекрасное имя. Твою прабабушку так звали.

– Ее звали Пелагея.

– Пелагея, Полина, Поля. По-разному звали. Кто раньше об этом задумывался? Трудное было время.

– Я читала, что имя Пелагея – греческого происхождения, а Полина – французского. Мама, а ты ее помнишь?

– Конечно! Я провела с ней много времени и очень ее любила. И твоя тетя тоже ее очень любила. Она много лет жила с бабушкой Полей.

– Мама, я совсем не хочу спать, расскажи мне о ней.

Катерина присела к дочери на кровать.

– Эта история не очень похожа на волшебную сказку, но если ты хочешь ее услышать, я расскажу.

– Очень хочу! А кто она была: барышня или крестьянка?

– Скорее барышня,– улыбнулась Катерина. – Пелагея очень не любила, когда их семью называли крестьянской. Она всегда с гордостью говорила: «Мы – не крестьяне! Мы – однодворцы! У нас были свои рабочие в услужении!» Пелагея очень бережно относилась к своему статусу и происхождению.

– А кто такие однодворцы?

– Однодворцами называли обедневших дворян, если кратко. Они являлись потомками служивых людей, нёсших дозорную и сторожевую службу на южных границах. Однодворцы просто не успели приобрести права российского дворянства. Служили они как дворяне, а налоги платили как крестьяне. Владеть могли землёй и крепостными крестьянами. Вы еще по истории это не проходили?

– Нет еще! Здорово! Теперь буду знать! Мама, а мы тоже обедневшие дворяне?

Катерина рассмеялась.

– Мы потомки обедневших дворян. Скажем так: мы точно не из крестьянской семьи.

– Ух ты! А герб у нас есть?

– Есть. И он очень красивый. Я тебе завтра покажу. А теперь слушай. Давно это было. Родилась твоя прабабушка Пелагея в 1907 году….

***

… – Поля, неси еще воды! Мама рожает! – крикнула бабушка, выглянув из-за занавески, которая отделяла горницу от маленькой комнатки, где сейчас находилась мама.

Пелагея, девочка четырех лет от роду, кинулась за ведром в сени. Ведро было тяжелое. Поля тащила его волоком, поэтому почти вся вода расплескалась по дороге.

– Эх! Тебя только за смертью посылать, – крикнула пожилая женщина, которую Поля совсем не знала. Кто-то говорил, что эта старуха помогает маме родить ребеночка. Воду сунули в печку, чтобы нагреть, а Поле сказали, чтобы не мешалась под ногами. Она быстро залезла на печь и прижалась к стенке.

Печь у Шаховых была добротная. «Сложить хорошую печь – дело непростое», – любил поговаривать ее дед. За это брались далеко не все мужики. Кто не умел в избе печь сложить, соседей просили или из других деревень умельцев звали на подмогу. Секретов было много. Деревянный сруб устанавливали прямо на земле. На него настилали бревна и выкладывали на них днище печи. Днище должно было быть ровным, чтобы выпекаемый хлеб не получился кособоким. Сбоку делали печурки, в которых просушивали варежки и носки. Поля любила забираться на печь и слушать истории, которые ей иногда рассказывала мама.

Поле очень хотелось сестренку. Она лежала на печи и гадала, кто родится. Бабушка научила ее гадать на венике, перебирая прутики. Все время получался мальчик, и она нервничала. Потом все же прутик указал на девочку. Настроение у Поли улучшилось, только было немного страшно, потому что мама громко кричала и плохо выглядела. Поля вдруг испугалась, что мама умрет, и бабушка станет ее мамой. Она даже немного всплакнула. Она не любила бабушку и очень ее боялась. Мама была не такая суровая, рассказывала по вечерам сказки, никогда на нее не кричала.

Сейчас Поля была рада, что от нее больше ничего не требовали. Бабушка строго на нее посмотрела и суровым тоном сказала: «Спать!».

В эту ночь ей приснился странный сон. Ей снилось, что мама родила девочку, а потом еще шесть мальчиков. Поля сидела и смотрела на них сверху с печи и думала, как же мама с ними со всеми справится? И решила, что она, Поля, ей поможет. Она будет с ними играть, кормить и разговаривать. А потом научит их ходить, косить траву, ухаживать за овцами и курами. Она покажет им всем свои сокровенные места, где можно спрятаться, когда ругалась бабушка или отец. Она все им покажет, ведь это ее родные люди. Поля хотела их сразу всех любить, помогать и обнимать крепко-крепко каждый раз, когда будет с ними рядом. Она так расчувствовалась во сне, что расплакалась и проснулась. Поля не могла и подумать, что это был ее первый вещий сон. Вот только любви в ее жизни будет не так уж и много. Этого она тоже пока не знала.

В доме стояла тишина. Поля открыла глаза и посмотрела вниз. На полатях никого не было, взрослые не спали подолгу. Нужно было работать. Однодворцы по большому счету были предоставлены сами себе. И именно такой уклад жизни давал поразительные результаты. Хозяйство Шаховых, как и других однодворцев, несло государственные повинности лишь в виде поставки части урожая по установленным ценам. С таким зерном по качеству не могли конкурировать ни общинные сборы, ни закупки у помещиков. Отец часто говорил: «Работа нас кормит, поит и жить дает. Слушай, дочка!». Поля это очень хорошо усвоила. Она тихонько слезла с печки и заглянула за занавеску, где находилась мама. Мама спала, а рядом с ней лежало что-то завернутое в тряпочку. «Наверное, это ребенок»,– подумала Поля и подошла поближе.

– Ты что тут делаешь? – прогремел строгий голос бабушки.

– Я только хотела посмотреть.

– Нечего тут смотреть, мама устала, дай ей поспать, – ответила уже не таким грозным тоном бабушка и повела Полю к столу, где уже стоял чугунок с кашей и свежевыпеченный хлеб. Хлеб так вкусно пах, что у Поли разыгрался аппетит не на шутку.

– Ешь, ешь, пост скоро. Тогда вот тюрю есть будем. А пока ешь,– проговаривала бабушка и почти каждую минуту заглядывала за занавеску, где спала мама.

– Бабушка, а мама родила ребеночка? – тихо спросила Поля.

– Ешь! И за столом мне не разговаривай! – крикнула бабушка и легонько стукнула Полю ложкой по лбу. Нет, ей не было больно. Поля расплакалась от обиды. Она просто хотела узнать, родила ли мама ей сестренку.

– Молоко выпей! – сказала бабушка.

Поля не любила молоко, но выпила почти целую кружку, чтобы бабушка больше не ругалась. Василий, кот, который жил в их семье, подошел к Поле и громко мяукнул. Она налила в тарелочку молока, которое осталось у нее в кружке, и поставила коту на пол. Тут снова прогремел бабушкин голос:

–А ну иди отсюда! Ишь, ходить по молоко вздумал! А ты, – указывая пальцем на Полю, – не привечай его.

Поля, вытерев слезы, села на лавку и попробовала поиграть с котом. Василий обиделся и на ее призывы не отвечал. Он залез под лавку, которая стояла вдалеке от стола и умывался. Тут Поля услышала детский плач.

– Слава Богу! – громко сказала бабушка и подошла к киоту – шкафчику с иконами в красном углу. Она прочитала молитву, несколько раз перекрестилась и пошла к маме за занавеску. Дед пошел за ней.

Через несколько минут в дверь вошел отец. Потрепав дочь за голову, он скинул верхнюю одежду и тоже пошёл проведать жену с ребенком.

Поля ждала, что отец и с ней поговорит, обнимет ее и поцелует, но он вышел из-за занавески, снова оделся и выскочил на улицу, даже не взглянув на дочь. Матвей, отец Поли, ждал первого сына, поэтому относился к дочери равнодушно, а дома об этом говорил с сожалением. Бабушка его успокаивала: «Ничего, нянька будет». Молодому отцу даже немного перепало в деревне от мужиков. «Неча, мол, девок рожать», – высказывали они ему. А он молчал, терпел, а потому, что «так издавна водится». Теперь и впрямь он был раздосадован. Вторую девку родила жена. Что тут скажешь? Хоть на улицу не выходи.

– Матвей, Николке скажи, чтоб дров нарубил! Печь топить нечем, – крикнул вдогонку дед отцу Поли. Николка был при доме прислужником. Отец его Петр занимался землей, а мать Прасковья дом убирала, шила и обеды варила. Шаховы жили под одной крышей с ними и относились к своим крепостным, как к наёмным работникам. Крестьяне однодворцев несли перед государством те же обязанности, что и их владельцы.

Ели в семье хорошо. Часто жарили картофель с мясом. В большие храмовые праздники бабушка с Прасковьей варили студень. Мама вкусно готовила холодец из ног и потрохов. Коровка давала молоко, а бабушка делала из молока вкуснейшую сметану. Поля ее очень любила. Разве что в пост ограничивали себя в питании. Муж Прасковьи в основном за хозяйством живым ухаживал. Кур у семьи только двадцать голов было, лошадка, свиньи, овцы и коровка.

– Погулять иди! Неча дома сидеть! Потеплело на улице,– сказала бабушка Поле.

Поля оделась и вышла во двор. Осенняя красота природы очаровывала ее. Деревня Круглое стояла на холме, вокруг расстилались леса, а совсем рядом протекала маленькая речка. Деревенские называли ее Мечка. Говорили, что вытекал этот ручей из реки Красивая Меча. В лес ходили почти каждый день. И только зимой с наступлением мороза ходили деревенские туда только по нужде: дров срубить или поохотиться. Грибов летом тут рождалось полным-полно. А какие вкусные ягоды! Как-то летом мама отпустила Полю в лес с Прасковьей. Поля была так рада и так не хотела уходить из леса, что расплакалась. А весну она любила из-за синих подснежников, которые покрывали всю землю в лесу. Были они с тонкой ножкой и аккуратным колокольчиком. Поля осторожно наступала на землю, словно боялась потревожить этот синий ковер, представляя, что она находится в волшебном лесу. Бабушка говорила, если Благовещение или Пасха ранняя, нужно найти в лесу первый подснежник, сорвать его и положить под иконами на счастье. Ее воспоминания прервал знакомый голос соседского мальчика.

– Пелагея, ты что тут делаешь?

– Я гуляю, а мама рожает мне сестренку.

– Счастливая, а у меня нет никого. Мама сказала, что ей бы меня поднять.

– Куда поднять? – спросила Поля.

– Не знаю, тяжело ей, но я помогаю. Я уже взрослый. Мне уже шесть лет.

– А у вас работников разве нет?

– Нет, у нас нет. Ладно, Поля, я побежал домой, мама заждалась уже.

– Беги, Коля.

Поля еще немного потопталась на улице и вернулась в дом. Она пробралась к маме и уставилась на ребенка. Мама улыбнулась и сказала:

– Вот, дочка, сестренка у тебя.

– Ой, какая маленькая. А когда я с ней смогу поиграть?

– Рано еще. Не понимает она игр. Вот подрастет немного, тогда и будете играть вместе, а пока можно только с ней нянчиться.

Поля отошла к печке и задумалась. Ей сестренка не понравилась: некрасивая, еще и плачет постоянно. «Если бы я все время лежала с мамой, я бы не плакала», – подумала Поля и полезла на печку. Там она развернула свою куколку, сделанную Прасковьей из тряпок, и стала ее укачивать. Ей снова захотелось плакать, но она сдержалась и стала что-то нашептывать своей кукле.

***

Лето выдалось жаркое. Сенокос был в самом разгаре. Поля с Аннушкой играли у стога сена, пока все взрослые косили траву.

– Три года тебе уже! А ты со мной поговорить, как следует, не можешь! – смеялась Поля и трепала Аннушку за щечки. Та отворачивалась и бурчала что-то на своём, пока непонятном Поле, языке. Мама снова была беременна, и Поля, как могла, ей помогала. Нянька из нее вышла отличная. Аннушка и сама все время ходила по пятам за старшей сестрой. Но пришла и пора учебы. В их деревне была одна церковно-приходская школа, в которую Полю и отправили. Училась она строго с детьми из таких же семей, семей однодворцев. Уроки у крестьянских детей чаще всего проходили в другой день или в другое время. Закон Божий преподавали каждый день по одному уроку. Церковно-славянский язык изучали 4 часа в неделю, пение и чистописание по 2 часа. Больше всего Поля любила чистописание. Ей нравилось выводить буквы. Она очень старалась и радовалась, когда учитель ее хвалила. Она привязалась к Варваре Павловне, но та в скором времени уехала из деревни. Важнейшей проблемой учительства в Тульской губернии была материальная проблема. Учителям платили мало – 20-30 рублей. На покупку продуктов этого хватало, но промышленные товары уже покупать было не на что. Когда чистописание стал преподавать строгий мужчина в странной одежде, Поля перестала любить этот предмет. Если у детей не получались буквы красивыми, учитель мог даже ударить маленькой плеточкой по рукам. А однажды Поля стала свидетелем кошмарной истории. Ее подруга баловалась и переговаривалась на уроке, учитель сделал ей пару замечаний, но это не подействовало. Тогда он взял ее за косу и вытащил из класса. Вернулась девочка уже без косы. Он просто отрезал ей волосы огромными ножницами в коридоре. Шуму в деревне было много, но учителя не уволили. Ушел он сам через полгода после еще одного вопиющего случая. Мальчик показал учителю язык, тот рассердился и сильно ударил ребёнка. Его отец пригрозил учителю расправой. На следующий день учитель уехал из села, как только рассвело. Очень боялся мести.

Поля любила дни, когда она оставалась дома и играла с Аннушкой, которую домашние почему-то называли Нюрой. Василий тоже любил забираться к ним на печь и лежал, мурлыча даже во сне. Он был неимоверно ласковым с членами семьи и настороженно относился к чужакам.

В доме у Шаховых каждый год праздновали «Именинника». Эта традиция была почти у всех однодворцев. Когда начиналась осенняя молотьба, бабушка первая зажинала сноп и украшала его цветами. Его приносили в дом с песнопениями и молитвами. Бережное хранение первых и последних колосьев урожая, было традицией. Люди свято верили, что колоски наделены магической силой. И в этот раз праздник прошел весело и интересно. В доме были гости. К отцу приехал его друг из города и намеревался остаться ночевать у Шаховых. Они с отцом долго и громко разговаривали, выпивали и смеялись. Бабушка постелила незнакомцу на полу. Когда тот поднялся из-за стола, он нечаянно наступил Василию на лапку. Василий зашипел на него, а незнакомец больно ударил кота ногой.

– Ты теперь на место-то свое не ложись! – сказала бабушка.– Придется стелить тебе на лавке. Вот тут.

– Почему это? – спросил мужчина.

– А ты не спрашивай, потом поглядишь, – сказал отец и рассмеялся.

Огонь потушили, все улеглись и затихли. Вдруг Василий с печки отчаянно ринулся на место, где должен был улечься его обидчик и стал яростно рвать когтями подушку.

– Теперь понимаешь почему? – громко спросил отец, оттаскивая Василия от разорванной в клочья подушки. – Эх, Василий, зачем вещь порвал хорошую? Прасковье теперь работы прибавится!

– Это что? Это как? – заикаясь, проговорил мужчина. – А если бы я там был?

– С тобой бы случилось то, что и с подушкой. Василий у нас очень злопамятный! Нельзя его обижать. Тем более бить. Отомстит.

– Выкинуть его на улицу! И вся недолга! – сказал мужчина.

– Мой кот умный, а ты ногами размахивай в следующий раз осторожнее!

Поля лежала на печи и гладила Василия, который никак не мог успокоиться. Он дергался, ворочался и вздрагивал.

– Вася, ну зачем ты так разволновался? Ну его, дядьку этого! Видишь, как дышишь, все никак не успокоишься. Все прошло, ты тут, с нами. А дядька уйдет завтра, – шептала ему на ушко Поля.

Василий посмотрел своей любимице в глаза, и Поля увидела слезы. Это были самые настоящие слезы. Поля прижала к себе кота и долго не отпускала. Василий, который терпеть не мог телячьих нежностей, даже не шевелился.

На следующий день Полю ждало страшное испытание. Она пришла из школы, поиграла немного с Аннушкой и хотела уже присесть за уроки, как в доме раздался громкий крик бабушки.

– Ах ты, негодяй! – кричала она. – Иди сюда, быстро! Окаянный! Не жилец ты теперь! За все грехи сразу ответишь!

Поля испугалась, увидев, как бабушка тащит Василия за шкирку на улицу. Отец выбежал за ней. Спустя несколько минут, бабушка зашла домой, подбежала к столу и выбросила в мусор миску со сметаной, в которую Василий и залез.

– Папа, где Василий? – тихонько спросила Поля.

– Пелагея, не задавай лишних вопросов. Лучше сходи с Нюрой погуляй. Присмотри за ней во дворе. Да, в амбар не ходи! Запрещаю.

Девочки вышли на улицу. Аннушка играла с цыплятами, а Поля оглядывалась по сторонам и звала Василия. Кота нигде не было. Потом она попросила Прасковью приглядеть за Аннушкой, а сама пошла в амбар. Ей очень было интересно, почему отец запретил ей туда наведываться. Когда она зашла внутрь, у нее перехватило дыхание. На веревке, посредине амбара висел ее друг, ее Василий. Она рванулась к нему, но когда подошла, то было ясно, что Василия больше нет. Кот не издавал никаких признаков жизни. Заливаясь слезами, Поля сняла кота, обняла его и до вечера сидела с ним в амбаре. Отец несколько раз заходил к ней, но она громко кричала и не хотела расставаться с другом. Потом отец присел рядом с ней и попытался уговорить дочку отдать Василия, чтобы его похоронить. Он ругал себя за то, что не снял животное сам и не спрятал, но самому себе ему было трудно признаться, что он не смог этого сделать. Он не смог дотронуться до мертвого друга, которого и сам очень любил.

Столько Поля еще не плакала в своей жизни. Это было первое серьезное испытание, которое ей пришлось пройти. С той поры Поля изменилась. Она поняла, что в мире есть жестокость. И эта жестокость жила у нее под боком, в их семье. А когда отец через месяц принес с улицы маленького котенка, Поля даже на кота не посмотрела. Зато Аннушка его очень полюбила и играла с ним охотно.

К зиме у Поли и Аннушки появился братик. Отец был сам не свой от радости. А еще через год мама родила еще одного мальчика. Работы у Поли прибавилось. Аннушка подросла и тоже стремилась помогать. Они вместе нянчились с мальчишками. Рана, нанесенная бабушкой, затянулась, но Поля об этом не забыла. Она тосковала по своему другу, с которым выросла. Василий для нее навсегда остался любимчиком. К новому коту Поля потихоньку привыкла и тоже к нему привязалась. Они назвали его Тихоном. Тихон был абсолютно другим. Да все в этом доме становилось другим. Дети росли, взрослели. Жизнь менялась. Часто в доме возникали странные разговоры, приходили чужие люди, родители волновались, ссорились. Поля не понимала, в чем дело.

***

– Все! Три класса окончила и будет! – сказал дед Поли.

Семья собралась за большим столом и приготовилась ужинать.

– Расписываться научилась и отлично! – хмуро сказала бабушка. – Полон дом детей, помогать надобно.

– Арифметике-то научили? – спросил отец.

– Да, мне понравилось считать, – ответила Поля.

– Вот и хорошо, дочка, и достаточно, – тихо сказала мама.

Поля бы и дальше училась. Ей нравилось ходить в школу. Хотя учителя были не все такими любимыми, как Варвара Павловна, но Поле они нравились. Отношение учителей к детям в большинстве своем отличалось доброжелательностью. Наказывать в школе стали редко. За плохое поведение делались замечания, внушения в присутствии товарищей, стояние за партой, Могли и оставить в классе после урока. Если ученик совершал очень плохой поступок, то могли сообщить об этом родителям. Исключение из школы было редким явлением. В классе у Поли таких детей, которые бы постоянно нарушали дисциплину, не было. Учебный день начинался с общей утренней молитвы, сопровождаемой положенными песнопениями. С молитвы начинался и заканчивался каждый урок. Поле нравились песнопения. Все слова она не запоминала, но петь любила. На третьем году ее обучения в школе открылась библиотека. Раз в месяц Поля брала оттуда книги. Книги для внеклассного чтения были или церковного содержания или исторические. Поля брала и те, и другие.

Через несколько месяцев случилось то, что определило школьную судьбу и других детей, которые посещали церковно-приходскую школу деревни Круглое. Их школа имела попечителя. Это был местный купец Круглов. Он оплачивал значительную часть расходов на содержание школы: отопление, ремонт, книги и учебные принадлежности. Но с ним случилась беда. «Взял да и помер», как поговаривали в деревне. Школа осталась без финансирования, и сказали, что ее и вовсе закроют. Так и получилось. Аннушка едва начала обучение, как пришлось закончить. Дед приказал Поле учить младшую сестру всем наукам, коим она сама научилась.

Теперь сестры активно помогали с младшими братьями. Их домашние воспитывали немного по-другому. Этакие «добры молодцы» – отцовы помощники. Кроме трудового воспитания, Сереже и Николке прививали и чёткие моральные принципы: их учили почитать старших, милосердно относиться к нищим и убогим, гостеприимству, уважению.

*** 1917 год принес смуту. В сентябре Поле должно было исполниться десять лет. К этому времени она уже была абсолютно самостоятельной. Уровень благосостояния их семьи повысился, все боялись только одного – того, о чем говорили уже давно. Появились странные слова в обиходе, которые далеко не все крестьяне могли объяснить. Говорили о каких-то стачечных движениях рабочих в Ефремове. Помещики привозили из города московские газеты, где тоже были непонятные для основной массы населения призывы. Крестьяне чувствовали себя потерянными.

Жители Ефремовского уезда ничего не знали о событиях в столице, редакция «Тульской молвы» опубликовала единственное сообщение на четвертой полосе: «Петроградское телеграфное агентство уведомляет, что, будучи занято комиссаром военно-революционного комитета и вооруженными силами, лишено возможности передавать о происходящих событиях». Это было 25 октября 1917 года. До штурма Зимнего дворца оставались считанные часы. Зато в последние дни октября 1917 года «Тульская молва» безостановочно писала о непрекращающейся анархии в уездах.

Еще в марте 1917 года начались аграрные беспорядки. В их деревне они быстро перешли в прямые захваты помещичьих земель, а затем и в погромы. Однодворцев пока не трогали, но мужская половина семьи Шаховых была обеспокоена. Фигура Императора теперь не была центром мироздания в связи с его отречением, но как жить дальше, никто не понимал. Начало сбываться пророчество Достоевского, которое звучало так: «Если бога нет, то все позволено!». Монархия пала, и лозунг «поделить все земли поровну» уже кричали крестьяне во всю глотку. А в итоге – крестьяне ограбили помещиков, бедные –кулаков. А советская власть ограбила всех вместе взятых.

Прасковья с семьей съехала в свой дом. Муж и сын срубили избенку неподалеку от дома Шаховых. Работать на семью Поли Прасковья уже не могла, так как разболелась не на шутку. Да и в свете последних событий это было уже неактуально. А мужчины по привычке еще помогали с землей. Хотя в результате «черного» передела, муж Прасковьи отхватил и себе часть земли. Петр был твердо убежден, что право на землю имеет только тот, кто ее обрабатывает. И считал, что земля является естественным источником пропитания для любой семьи, кто сам может на ней работать.

Вот так и началось разнуздание страны. Сразу же после того как пал царский режим, а Временное правительство не смогло установить реальную власть, деревня практически перестала подчиняться государству. В селе Круглом стала собираться община, на которой решали, кого раскулачить и в какое время. Кулаками называли зажиточных крестьян, использующих наёмный труд. Шаховы попадали в этот список. Какое-то время они держались на том, что больше наемных работников у них не было. Они не использовали их труд на свое благо, но потом в деревне начались недовольства такими семьями. Нанимали? Нанимали! Угнетали? Угнетали! Теперь делитесь!

Поля отметила свой десятилетний день рождения под аккомпанемент скандалов и ругани. Вся семья была на взводе. Община на очередном совете не исключила семейство Шаховых из списка для раскулачивания, о чем в деталях рассказал Матвею Петр.

Аннушка все время была рядом с Полей, и только она вспомнила, что у сестры сегодня день рождения. Она сходила на улицу и принесла Поле веточку рябины. Они залезли на печку, взяли по краюхе хлеба, миску сметаны и яблоки. Аннушка много рассказывала про то, как она вчера играла в саду с соседскими ребятами.

– «Ляпкой1» был Никитка, представляешь? Он и бегать-то не умеет. Мы бегали и резвились. Я замешкалась, а Никитка изловил меня и закричал: «На тебе ляпку, отдай её другому!»