
Он улыбнулся.
– Никаких обязательств?
– Если не хочешь никаких обязательств, я твоя девушка, – пообещала она.
С тех пор они то встречались, то разлучались, ходили в кино, присоединялись друг к другу на вечеринках и даже проводили вместе выходные. Они радовались обществу друг друга, но если это затягивалось больше чем на два-три дня, Реджи начинала немного паниковать и чувствовать себя пойманной. Чем больше она сближалась с Леном, тем сильнее ощущала это и почти неосознанно начинала делать разные мелочи, чтобы разозлить и оттолкнуть его. Лен был прав. Просто не в ее характере так сближаться с людьми. Это был предохранительный механизм, разработанный ею много лет назад, с которым она чувствовала себя совершенно комфортно. А теперь Лен заставлял ее сомневаться в разумности такого поведения.
– Лично я счастлив, – сказал Лен. – Я веду жизнь, которая меня устраивает. Но настоящая разница между мной и тобой, Редж, заключается в том, что я не боюсь пускать в себя людей. Я не боюсь кого-то любить.
– Выходит, я не способна любить?
– Я этого не говорил. Я сказал, что ты боишься.
– Это смелое предположение. Что навело тебя на такую мысль?
– Ты считаешь, что любой человек может бросить тебя. Что мы живем в мире, где того, кого ты любишь, в любой момент могут отнять у тебя.
– Ерунда! – бросила Реджи, еще больше раздраженная от того, что на каком-то уровне понимала правоту Лена, несмотря на его нетрезвое состояние.
– Я лишь говорю, что это печально, вот и все. Очень грустно, что из-за одного психопата ты собираешься провести всю свою жизнь, опасаясь сблизиться с кем-то.
– Ты знаешь, что это нечестно! – прошипела Реджи.
– Ты когда-нибудь задумывалась о том, к чему все идет? – спросил он.
– Что именно?
– Все это, – ответил он и широким жестом обвел руками их обоих вместе с кроватью. – Мы с тобой. Господи, Реджи, мне сорок пять лет. Собираемся ли мы делать то же самое через двадцать лет – шастать в постель друг к другу и обратно, без привязанности, без обязательств?
Реджи прищурилась.
– О чем ты говоришь?
– О том, что, наверное, пора иметь нечто большее, а не оставаться друзьями по перепихону.
Реджи досадливо поморщилась от такого обозначения их отношений.
– Например?
– Я думал, что мы могли бы жить вместе.
Реджи расхохоталась и тут же закашлялась от смеха. Пожалуй, это была самая абсурдная вещь, которую она до сих пор слышала от Лена, и ему удалось застигнуть ее врасплох.
У Лена был сокрушенный вид.
– Ты же не всерьез, правда? – спросила Реджи. – Что, ты хочешь, чтобы я каждый вечер приносила тебе шлепанцы и трубку, а потом доставала из плиты кастрюлю?
Она подумала о своем доме, об идеальном маленьком доме, который постепенно наполняется вещами Лена: грязной обувью, скомканными эскизами, бычками от самокруток с марихуаной, которые он постоянно курил.
Лен покачал головой, потянулся за почти опустевшей бутылкой вина и сделал глоток.
– Я должен был ожидать такой реакции. – Он откинулся на свою подушку и закрыл глаза. – Все это было в твоей натальной карте: страх перед привязанностью, творческие успехи, кошмары, интуиция… Тебе нужно контролировать любую ситуацию, отвечать за все… – Его голос звучал все тише, он засыпал на ходу. – Так невероятно, будь оно все проклято…
Реджи зажмурилась и увидела маленький синий трезубец, притаившийся в ее двенадцатом доме. Она перевернулась лицом к подушке, слушая тихий храп Лена рядом с ней. Тогда она была уверена, что почувствовала это: кусочек Нептуна, засевший внутри нее, как рыболовный крючок, и пульсирующий тупой болью, напоминая о том, что она не вправе жить с кем-то.
* * *Реджи миновала антикварный магазин, гостиницу «Кленовый лист» и стеклодувную студию «Заяц на Луне». Двадцать минут спустя она сигналила поворотником перед выездом на 89-е Южное шоссе, ведущее к Бостону. Несмотря на свои поездки, по правде говоря, ей никогда не нравилось покидать Вермонт. Как только она пересекла границу штата, кожу на загривке начало покалывать. Огромные плакаты, четырехполосные автострады и небоскребы создавали у нее временный синдром дефицита внимания, отчего она теряла сосредоточенность и не могла принимать решения. Она ненавидела безликость сетевых ресторанов и супермаркетов, а тем более «коттеджные поселки» с крупногабаритными, одинаково безобразными домами, которые вырастали за одну ночь, словно жуткие грибы.
Она включила радио и стала слушать серьезные голоса, обсуждающие глобальную экономику. Нет, это не годится для дороги. Она принялась переключать станции, пока не нашла группу «Кингсмен»[4], исполнявшую песню «Луи-Луи»:
Славная малышка ждет меня,К ней через море поплыву я…* * *Она снова сидела в стареньком автомобиле «шевроле-вега», и музыка гудела в хрипящих динамиках, а ее мать пальцами отбивала ритм на рулевом колесе и беззвучно напевала. Окошки были опущены, и ветер раздувал их волосы, создавая ощущение полета.
– Куда мы едем, мама?
Ее мать заговорщицки улыбнулась.
– Туда, куда несет нас ветер, милая.
Они снова остались одни, но вместе, вдвоем против остального мира. Жизнь казалась одним большим приключением, и все было возможно. Они могли оказаться на собачьих бегах, где Вера позволит Реджи поставить деньги на борзую по своему выбору, отправиться в Бушелл-Парк в Хартфорде и покататься на карусели или поехать к океану, чтобы полакомиться жареными моллюсками.
– Мир – это наша устрица, – говорила Вера, вытирая с подбородка соус тартар. – Или, по крайней мере, рулет с мидиями!
Старая «шевроле-вега» уже давно проржавела и отправилась на металлолом.
Реджи задавалась вопросом, смогут ли они с матерью узнать друг друга.
Она пыталась представить обрубок на месте правой руки своей матери, той руки, которая когда-то отбивала ритм каждой песни по радио, той самой руки, которая удерживала ее на коньках на замерзшем пруду Рикера.
Реджи откинула волосы назад и нащупала пальцами маленькие полумесяцы шрамов за искусственным ухом.
«Возможно, – подумала она, – мы узнаем друг друга по тому, чего не хватает у каждой из нас».
26 мая 1985 года. Брайтон-Фоллс, Коннектикут
– Ухо осталось на память, – сказал Чарли, когда впервые увидел его. – Теперь, может быть, сделаешь что-нибудь с этими космами?
Он потянул Реджи за длинные спутанные волосы, посылая колючие искры по затылку и вниз по позвоночнику, превращая ее в светящийся провод под током.
Они сидели в деревянном домике во дворе у Реджи и рассматривали планы по его реконструкции, нарисованные ею. Солнце пробивалось через брезент неоконченной крыши, озаряя все вокруг призрачным голубоватым сиянием.
– Тебе нужна основательная стрижка, Редж, – сказала Тара. Она лежала на спине на спальном мешке, но перевернулась набок и достала из потрепанной сумки на затяжном шнурке пачку сигарет, которую стянула у своей мамы. – Сходи к Даун в «Экспресс-парикмахерскую». Она стрижет меня.
Волосы Тары были длинными сзади и ершистыми спереди, выкрашенными в черный цвет со светлыми кончиками. Четыре сережки сидели в ее левом ухе и еще две – в правом. Ее глаза были подведены темным карандашом, но другого макияжа не было. С бледным, худым лицом и подведенными глазами она смахивала на ожившего мертвеца, поэтому другие восьмиклассники называли ее «вампиром».
– Все верно, – говорила она школьным модницам в выбеленных джинсах, носившим жизнерадостный макияж розовых и голубых тонов. – Будете шутки со мной шутить, я прилечу к вам ночью через окно и выпью досуха.
Одноклассники старались держаться подальше от Тары, впрочем, как и от Реджи – чудной одноухой девчонки без отца, которая жила в жутковатом каменном доме. Чарли, нервный и тщедушный паренек, которого все считали геем, тоже был чужаком. Реджи знала его всю свою жизнь – они жили в двух кварталах друг от друга и вместе ходили в подготовительную школу – и знала, что Чарли нравятся девочки. Стоило хотя бы заметить, как он смотрел на Тару: его карие глаза как будто стекленели и были полны томного желания.
Тара закурила сигарету, выдохнула дым через ноздри и стала возиться со своей зажигалкой. Она принадлежала к тем людям, которым постоянно нужно было иметь что-то в руках. Когда она не курила, не тасовала карты или не писала стихи, то играла с маленькой подвеской в виде песочных часов у нее на шее, смотрела, как сыплется розовый песок, потом переворачивала часы и снова смотрела.
Тара носила облегающую черную блузку с V-образным вырезом и длинными рукавами, порванную в нескольких местах, скрепленных английскими булавками. Она рвала почти всю свою одежду, а потом сшивала ее грубыми стежками или скрепляла английскими булавками и даже скрепками. Сейчас она делала вид, что не замечает Чарли, который практически капал слюной, глядя на ее грудь. Она носила лифчик второго размера, в то время как Реджи была такой плоской, что до сих пор надевала нулевой лифчик, если вообще заботилась делать это. Реджи с сомнением посмотрела на свою мешковатую серую футболку, купленную Лорен на какой-то распродаже.
– Можно мне затянуться? – спросил Чарли, что было глупостью, поскольку он вообще не курил. Еще месяц назад он изводил Тару, показывая ей фотографии с черными легкими курильщиков. Его мать была заядлой курильщицей и умерла от рака, когда Чарли исполнилось десять лет. Реджи помнила, как приходила к нему домой, когда его мать была жива, и от нее воняло как из пепельницы. Впрочем, она была приятной женщиной. Она научила Реджи делать «кошачью колыбельку» и готовить разноцветный мармелад. Она была просто кудесницей в этом деле. Однажды, в День президента[5], она принесла для учеников второго класса мармеладный торт в форме горы Рашмор. Прошло три года после ее смерти, но Реджи по-прежнему сильно тосковала по миссис Бэрр. А если она тосковала, то каково было Чарли?
Тара подтолкнула к нему пачку.
– Можешь взять целую.
Тара никогда не встречалась с матерью Чарли. Она переехала в Брайтон-Фоллс в прошлом году, после развода родителей. Ее отец остался в Айдахо со своей новой подругой, которая, по словам Тары, была вдвое моложе ее матери. Девушка была беременна, и это означало, что у Тары появятся сводный брат или сестра, но ее совсем не радовала такая перспектива.
– Вряд ли я вообще увижу ребенка, – говорила Тара. – То есть с чего бы это? Мой папаша смотрит на это, как на второй шанс получить идеальную жену и ребенка. Он едва ли захочет, чтобы я околачивалась поблизости и напоминала ему, какой паршивой была его жизнь.
Она говорила, что ей наплевать, но потом Реджи видела, как она до крови ковыряет кожу вокруг ногтей.
Тара и ее мать снимали крошечную квартиру с двумя спальнями в многоквартирном доме «Грайст-Миллс», где жили в основном инвалиды и получатели социальных пособий. Это был большой и некрасивый трехэтажный дом в форме буквы L, где во дворе было полно битого стекла и окурков, а двое стариков постоянно сидели на скамейке, словно пара горгулий. Тара клялась, что один из них показывал ей свой пенис. Лорен не нравилось, когда Реджи ходила в «Грайст-Миллс», поэтому в редких случаях, когда это происходило, она лгала своей тете.
Первые несколько дней в школе Тара во время ланча сидела в углу одна. Это Чарли пришла в голову мысль пригласить ее за их стол.
– Она выглядит уродски, – пожаловалась Реджи.
– А мы что, нет? – ответил Чарли и пошел поговорить с Тарой, не дожидаясь согласия подруги.
Мать Тары выросла в Брайтон-Фоллс, и ее родственники до сих пор жили здесь. Во всяком случае, так говорила Тара, но Реджи никогда не видела ее тетушек, дядюшек или кузенов и даже не слышала о них. Когда она пристала к Таре с вопросами, та сменила тему. Ее мать работала официанткой в заведении Дэнни на Эйрпорт-роуд. Когда она не работала, то уходила в свою комнату и спала или смотрела телевизор с чашкой кофе, сдобренного бренди. Иногда Реджи, Чарли и Тара ездили на велосипедах в кафе Дэнни, и ее мама давала им бесплатные десерты. Ее глаза всегда были припухшими, с темными кругами внизу, а от кожи исходил сладковатый коньячный запах, словно бренди сочилось через поры.
Тара мало говорила о своем отце, и было непохоже, что он когда-либо звонил ей или писал письма. Однажды Реджи услышала, как мать Тары набросилась на дочь, когда она попросила денег на новые туфли: «О господи, Тара! Почему ты не позвонишь своему неверному отцу и не предложишь ему оказать гребаную отцовскую поддержку, которую он задолжал? Может быть, тогда мы позволим себе раскошелиться на новые туфли. Я уверена, что у его нового малыша уже есть сотня пар обуви».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
«Кархарт» – компания по производству одежды для работы и отдыха на природе.
2
Вера Джейн Мэнсфилд (1933–1967) – американская киноактриса, один из секс-символов 1950-х годов.
3
Разновидность игры в бильярд.
4
«Кингсмен» – американская гаражная рок-группа, существующая с 1959 года до сих пор. Оказала значительное влияние на рок-музыку США 1960-х годов. Композиция «Луи-Луи», кавер-версия на песню Ричарда Баггза, считается классической.
5
День президента (или День Вашингтона) официально отмечается в США в третий понедельник февраля.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Всего 10 форматов