Диверсионная война
– Во дает… – недоуменно пробормотал Майданов. – Неужто уболтал телку?
Парочка прошла по мосту и через пару минут скрылась в лесу.
– Засосало, мля… – выдохнул Карась. – Вот же чертов трахушник… Не, тут шо-то не так, хлопцы…
Парочка отсутствовала не больше минуты. Товарищи гадали, что там происходит? Вопрос почти шекспировский: даст или не даст? Через минуту все стало ясно. Первой из леса вышла сержант Лилиан Холл. Дамочка улыбалась. Бойцы невольно залюбовались – спинка прямая, грудь вперед, волосы пушистыми формами обвивали плечи. Она шла легко, грациозно, постукивая себя по голени прутиком с молодыми побегами. Пружинящей походкой она зашла на мостик, продефилировала по нему и направилась к модулю. На крыльце позевывал долговязый сержант Фостер. Он что-то спросил у Лилиан – та ответила, прыснув. Сержант понятливо кивнул. Женщина мазнула взглядом окно казармы с прилипшими носами, усмехнулась. Оба инструктора растворились в здании. В тот же миг из леса показался Тарас Скуба. На парня было больно смотреть! Согнувшийся в три погибели, он держался обеими руками за мотню, как будто у него там что-то уже отваливалось. Он был темнее тучи, лицо исказилось, глаза вываливались из орбит. Скуба ковылял, расставив ноги, как кавалерист. Прильнувшая к окну братия дружно загоготала.
– Я говорил, хлопцы, я говорил! – ржал, схватившись за живот, Карась. – Получил от бабы по яйцам, будет знать, как приставать! Ай да Лилька, ай да молоток!
– Фантастический секс, я не могу… – Майданов вытирал прослезившиеся глаза. – Нашел пацан приключение на свою задницу…
– Не нашел, а нарвался! – гоготал Богдан Лихо. – Получил по причиндалам от бабы! Пацаны, это же кино, на хрен! Надо было на видео заснять!
День завершался на мажорной ноте. Диверсанты веселились, как дети. А Тарас совершил ошибку – стоило отсидеться в лесу, прийти в себя, а потом уж вываливаться под очи товарищей. Но он плохо соображал – боль душила. Когда он перебрался через речку, боль немного отпустила. Тарас отдышался и заковылял в барак. Обрести нормальный вид, естественно, не получилось. Бойцы давились смехом.
– Нагулялся? – ласково спросил Майданов. – А чего скрюченный, как интеграл?
– Нет взаимности – даже не думай, – прыснул Олейник.
– А шо, нормально так погулял, – рассудительно пробасил Богдан. – Развеялся перед сном, набрался свежих ощущений.
Бойцы ржали, как жеребцы. Макович сочувственно похлопал Скубу по плечу, что-то буркнул про «неумелые действия» и «нарушение правил эксплуатации». Тот скинул руку с плеча, злобно зыркнул.
– А ну, заткнулись, кретины… – прошипел он. – Убью, если кто-то еще хоть слово скажет… – Сжал кулаки и с ненавистью осмотрел просветленные лица товарищей. Скрипнул зубами, завалился на койку и скорчился в позе ребенка в животе матери. Товарищи прекратили язвительные комментарии, только сдавленно посмеивались и перемигивались.
– Дуры вы, дуры, хлопцы, хуже баб, ей-богу, – недовольно бурчал Первак, подбивая тощую подушку. – Совсем ваши бестолковки не работают. Аукнется нам это, чую, аукнется. А из-за этого недалекого я горбатиться зазря не хочу…
В шесть утра громовой голос капитана Бурковского «Подъем, подразделение!» вышвырнул бойцов из кроватей. Хрипло чертыхаясь, они хватались за одежду, суетливо облачались, мешаясь друг дружке. Бурковский, поджав губы, прохаживался вдоль неровной шеренги, выстроившейся в проходе.
– На зарядку, – лаконично выплюнул он. – Пробил ваш звездный час, бойцы. Все готовы к круглосуточным космическим нагрузкам? Учтите, пощады не будет. Все, кто намерен отлынивать и сачковать – будут крупно разочарованы. А ну, марш на спортплощадку!
После интенсивной физзарядки и плотного завтрака людей выстроили на маленьком плацу между казармами. «Гостей» присутствовало немного, и знакомство было лаконичным. Полковник Петрик, представляющий Генштаб, – куратор группы (и не ее одной), полковник Алекс Фиш – армия НАТО. И это огромная честь, что полковник согласился почтить своим присутствием первый день занятий, высказать свое мнение о предстоящем процессе и дать полезные рекомендации. Опытные инструкторы по разведывательно-диверсионному делу – сержанты Дастин Фостер и Лилиан Холл. Их приказы выполнять беспрекословно, никакой «демократии»! Господа немного понимают по-русски, в крайнем случае, их слова будет переводить капитан Бурковский, в совершенстве владеющий английским. Обращаться к инструкторам можно просто – «сэр» и «мэм».
Бойцы торчали по стойке «смирно», и можно представить, как они мысленно матюгались. На лицах полковника Петрика и натовского чиновника застыло бесстрастное выражение, приправленное легким скепсисом. Привыкать ли делать из дерьма конфетку – особенно под руководством опытных мастеров? «Мастера» застыли позади руководства в позе эсэсовских надзирателей – руки за спиной, ноги расставлены. Сержант Фостер был неподвижен и невозмутим. По губам Лилиан Холл расплывалась язвительная ухмылка. Ее глаза с каннибальским интересом скользили по застывшим фигурам «подопытных» и очень часто останавливались на постной мине Тараса Скубы. Тот усиленно моргал, старался смотреть куда угодно, только не в ее сторону, и это бесконечно радовало Лилиан. Возможно, она уже составила план адского истязания и теперь терпеливо ждала. Капитан Бурковский, разодетый по всей форме «стран-союзников», и даже с кобурой на поясе, барражировал вдоль строя. Представительная часть мероприятия подошла к концу.
– И чего такие грустные, как прелюдия Баха? – понизил голос Бурковский, покосившись на застывших в отдалении иностранцев. – Поглупели или случилось чего? – Он снова отправился вдоль шеренги, цепко вглядываясь в бескровные лица солдат. Остановился возле Скубы, пристально его разглядывал. Очевидно, Барковскому уже доложили о «романтическом приключении». Особой радости (как и особого негатива) это не вызвало. Ладно, хоть не импотенты. Но реакция должна быть, и дурь надо выбивать решительно. – Поздравляю вас, бойцы, – сказал он с нажимом. – Вам оказана высокая честь быть служащими элитного подразделения, и с сегодняшнего дня мы приступаем к учебе. График плотный. До обеда – тактические занятия. Марш-бросок тридцать километров по пересеченной местности с полной выкладкой. С чем вас и поздравляю, бойцы. – Капитан осклабился. – А недовольные получат в вещмешок на два кирпича больше. По итогам занятия преподаватели и сделают вывод, на что вы способны. Надеюсь, никто не подведет? – Капитан смерил взглядом Скубу. – Во второй половине дня – для тех, кто выживет после первой, – мы будем проходить психологическое тестирование. Цель ясна – выявить ваш потенциал, насколько далеко вы можете зайти ради свободы и процветания родного государства. Закончим день занятиями по саперному и взрывному делу. Сегодня мы будем изучать устройство и принцип действия противопехотной осколочной мины «МОН-50». Опять же повторяю – те, кто выживет. Пять минут перерыв – разойдись!
Глава 3
– Товарищи, подождите, это же форменный грабеж, что вы делаете? У вас есть санкция на изъятие товара? – Обильно потеющий худосочный мужчина заступил дорогу двум здоровякам в камуфляже, выносящим из дверей тяжелые коробки. Здоровяки даже не остановились, оттерли его плечом и поволокли свою ношу к распахнутым дверям микроавтобуса. Мужчина оступился, чуть не упал с крыльца, пришлось спрыгнуть.
– Тамбовские волки тебе товарищи, узурпатор хренов, пиявка на теле трудового народа… – Небритый мужик в мятом обмундировании без знаков различия, вооруженный автоматом Калашникова, схватил мужчину за шиворот, оттащил от крыльца и отбросил в сторону. – Вот тебе санкция, гнида. А вот тебе наш революционный мандат! – Он шагнул вперед, сжал мозолистый кулак и выразительно поводил перед носом мужчины. – Еще раз повторить, что мы делаем? Мы бойцы казачьей сотни народной республики, изымаем излишки вашей говенной продукции на нужды сражающихся за вашу же свободу бойцов! А ты, падла, нам препятствуешь, саботируешь приказ коменданта Северодона и работаешь на благо киевской хунты! Забыл, как поступают с такими в военное время? Хочешь пулю, сука барыжья? – Он сдернул с плеча автомат, наставил на мужчину. Тот застыл, как памятник, и начал обрастать мертвецкой бледностью. Небритый расхохотался. – Вот так-то лучше, господин директор универсама!
Дело происходило на задворках небольшого супермаркета на окраине города. В округе было безлюдно, никто не препятствовал проведению «продразверстки». Населенные пункты в прифронтовой полосе – не самое подходящее место для массовых народных гуляний. Просторный двор был завален мусором, валялись перебитые поддоны. Пространство окружал бетонный забор и два забитых досками складских строения. В мусорном контейнере, поглядывая на людей, ковырялась облезлая собака. За поваленной секцией забора находился захламленный пруд, оттуда доносился птичий гомон – пернатые тоже что-то делили. «Приезжих» было пятеро. Все в камуфляже, при оружии – крепкие неопрятные мужики от двадцати до сорока. Двое выносили товар, двое загружали в чрево микроавтобуса, а небритый – видимо, старший в команде – прохаживался вокруг и колючим взором проницал округу, не забывая уделять время перепуганному директору.
– Все, Антипыч, больше ничего, – отдуваясь, сообщил рослый прыщавый детина, подтаскивая к машине последнюю коробку. – Это детское питание, до кучи, так сказать… Спасибо, как говорится, этому дому…
– Ага, детство никуда не уходит, – загоготал неряшливый волосатый тип, хватаясь за коробку, чтобы отправить ее в машину. – Ладно, пусть будет. Схомячим, если че…
– Точно ничего не осталось? – нахмурился щетинистый Антипыч. – Маловато что-то у этих купчишек товара.
– Ну, не знаю, – развел руками детина, – склад пуст, в торговом зале шаром покати. Разве что припрятали ходовой товарец…
Антипыч тяжелым раздевающим взглядом уставился на директора супермаркета. Тот беспомощно поводил руками и хватал воздух, словно рыба, выброшенная на берег.
– Ладно, черт с ним, – проворчал Антипыч. – Времени нет возиться с этим дерьмом.
– Загоняем назад и пускаем газ, – пошутил молодой парень с изрытым рубцами лицом.
– Давай, – махнул рукой Антипыч. – Закрывайте машину, все на борт.
– Подождите, – жалобно промямлил директор магазина, выходя из оцепенения. – Товарищи, но ведь так нельзя, должен быть порядок, я обязан отчитываться за товар… – И с жалобным лицом засеменил к микроавтобусу. Парни с автоматами засмеялись.
– Антипыч, дай ему по харе, – посоветовал рослый боец. – Ей-богу, достал. А может, пристрелим его? Как пособника антинародного киевского режима?
– Не стоит, наживем проблемы на свои задницы… – Антипыч схватил за грудки директора и отвесил ему тумака. – Считай, что уже отчитался за товар, негоциант хренов! – Он снова отшвырнул упорствующего мужичонку. Тот отбил бок от удара об асфальт, вскричал от боли.
– Федор Савельевич, да что же это творится, куда вы смотрите?! – На крыльцо выбежала растрепанная дама средних лет в рабочем халате. – Это форменный грабеж, они изымают наш товар безо всяких сопроводительных документов! Остановите их! – Она спрыгнула с крыльца и застыла, испуганно уставившись на скорчившегося босса.
– Как же надоели эти спорящие хозяйствующие объекты, – разозлился упитанный детина и решительно направился к женщине. Она закричала от страха, попятилась, споткнулась и больно ударилась затылком о бетонную ступень.
– Вот так-то лучше, – проворчал Антипыч. – Ну, чего уставились? – злобно процедил он. – Все в машину, едем к другому дому.
Машина решила поупрямиться, не заводилась, только плевалась клубами ядовитого дыма. Чертыхался водитель, грязно ругался старший команды. Женщина с мужчиной, получившие травмы, пытались подняться, стонали от боли.
– Проклятая колымага! – ругался водитель. – Антипыч, надо подтолкнуть, я на нейтраль поставлю. По ходу должна завестись.
– Выходи, братва! – орал Антипыч, вылезая из кабины. – Толкнем драбадан! И учти, Коляша, если завтра не добудешь новую телегу, я тебя на ремни пущу, уяснил?
Антипыч испытывал нетерпение, расточал в пространство «изящную словесность», не поощряемую в печатной продукции. Автоматчики синели от натуги, толкая автомобиль. «Академическая гребля, мля, – кряхтел кряжистый мужик с опухшим лицом. – Один рулевой и куча гребцов…» – «Восемь должно быть, Сундук… – отозвался относительно образованный волосатик. – Восемь гребцов, будь они неладны… Я занимался когда-то греблей, ходил по юности в секцию на Донце…» – «Я тоже этим словом занимался… – отозвался под гогот товарищей кряжистый автоматчик с погонялом Сундук. – Только без первых букв… И сейчас занимаюсь, люблю я это дело…»
Во двор влетела подержанная «Нива», опомниться не успели, как из нее выпрыгнули четверо – такие же здоровяки, в аналогичном камуфляже, с теми же автоматами. Трое наставили оружие на сгрудившуюся у машины банду. Четвертый – чубатый паренек со смышленой физиономией – побежал в обход машины, вскинул автомат, дабы у водителя не возникло сиюминутных порывов. Качнул стволом – дескать, вылазь и в кучу.
– Всем отойти от машины, – ровным голосом распорядился скуластый молодой парень с карими глазами. Камуфляж на нем сидел как на статуе, рукав украшал трехцветный шеврон – символ непризнанной мятежной республики. – Оружие на землю, и без глупостей. – Он исподлобья следил, как побледневший шофер присоединяется к своим сообщникам, дождался, пока вся компания сложит оружие на землю.
– Мужики, вы охренели? – буркнул Антипыч. – Откуда такие выпорхнули? Чего автоматы наставили? Мы же свои.
Новоявленные автоматчики медленно приближались. Вторая компания выглядела опрятнее первой, бойцы имели ухоженный вид, носили однотипные форменные кепи, в отличие от «махновцев», нагрянувших в супермаркет (те выглядели так, будто одевались с распродажи в армейском морге).
– Как дела, парни? – поинтересовался скуластый.
– Еще не делали, – набыченно огрызнулся Антипыч. – Эй, братва, вас ворона накаркала? Уберите стволы, мы из группы снабжения сотни казачьего батальона, выполняем приказ майора Астраханцева – собрать провиант для действующих подразделений. Старшина Мошковец. А вы кто такие?
– Капитан Холодов, – представился скуластый. – Патруль. Отдельный штурмовой батальон специального назначения. – Он подошел поближе, не спуская взгляда с группы мародеров – а те застыли в напряженных позах, стреляли глазами, и не сказать, что сильно перепугались. Во всяком случае, пока они имели небольшое численное преимущество. И уже жалели, что бросили оружие.
– Ну, и какого рожна, капитан? – подал голос рослый громила. – Мы же все свои. Мы в твои дела не лезем, и ты не лезь в наши. А то получит твое начальство от нашего начальства, и мигом станешь лейтенантом. Уберите стволы, мужики. Общее дело делаем.
Патрульные окружили группу мародеров, разглядывали их с легкой брезгливостью и ждали распоряжения старшего по званию. Работники супермаркета уже пришли в себя, волоклись к крыльцу.
– Ребята, никакие они не ополченцы, – слабым голосом сказал директор. – Приехали без накладных, без письменного приказа, избили грузчика и вытащили все, что у нас осталось на складе. Они же грабители, обычные грабители…
– А ты заткнись, пособник антинародного режима! – взревел Антипыч. – Шакалье позорное! Мы еще придем к тебе, мы еще поговорим! Мы ополченцы, мать твою!
– Да ладно, пацаны, не ссорьтесь, – миролюбиво улыбнулся командир взвода специальной разведки Глеб Холодов (согласно разнарядке, его подразделение сегодня патрулировало город). – Доброе утро, господин Мошковец и все сопровождающие его лица. Ни к какой сотне вы не приписаны, казаки таких сразу в расход пускают, но речь не о том, речь идет о подвигах вашей банды, Павел Антипович. Наслышаны. Ваша последняя ходка по «мокрому» делу оборвалась четыре месяца назад, когда пьяные украинские артиллеристы обстреляли криминально-исправительное учреждение под Артемовкой и вы с парой подельников ушли в бега. Кто-то помог вам обзавестись нужными документами, что позволяет представляться ополченцами. А сами мародерствуете. Сколько торговых точек вы успели обнести сегодня утром? По нашей информации, три. В магазине «Кристалл» на улице Гладышева вы убили сторожа, в кафе на Осенней избили до полусмерти работницу кухни, собравшуюся позвонить в милицию. По нашим сведениям, вы промышляете уже неделю, грабя торговые точки. Товар сдаете барыгам, после чего он появляется на черном рынке. И не надо, Павел Антипыч, делать глаза, как у сенегальского примата. Живо уперлись носами в землю, руки за спину!
Бандиты зароптали.
– Ты чего пургу гонишь, капитан? – заартачился Сундук. – Ты шо, мент? Мы на одной стороне, кончай свою бодягу. Это не ваше…
– Ошибаешься, ублюдок, это наше собачье дело, – отрезал рослый и мрачноватый ополченец Мансуров. – А ну, кончай дискуссию, всем лечь!
Но знали граждане бандиты, что за решетку им никак нельзя. Время военное, законы суровые, за убийства с отягчающими обстоятельствами могут кокнуть и без суда. Компания распалась почти синхронно! Волосатик бросился за борт «Газели», но не учел смешливого чубатого паренька с неплохими физическими данными – рядового Гриши Косаря. Получил прикладом в переносицу, рухнул на колени. Жалостью к павшим Григорий не страдал, снова испытал приклад на прочность, и волосатик растянулся на асфальте. Рябой молодчик сделал попытку достать автомат, но с ним сблизился Стас Баранович – гибкий, сотканный из жил, – выбил подсечкой почву из-под ног, смачно двинул кулаком в живот. Рябой катался по земле, и матюги, которые он выкрикивал, могли составить достойную конкуренцию живописному сленгу портовых грузчиков. Остальные, как тараканы, бросились врассыпную. Глеб ударил раскатистой очередью над головами. Споткнулся угловатый, приземистый Сундук, покатился, как сучкастая коряга, а к нему уже прыжками несся разозлившийся Мансуров. Гриша Косарь бежал наперерез рослому громиле – парню явно из другой весовой категории. Плевать! У Гриши часто случалось, что разум отставал от сиюминутных порывов и потребностей. Мошковец петлял по двору, как заяц, выл от страха, ожидая пули в затылок. Глеб вскинул автомат, прицелился. Сегодня не было желания заниматься физическими упражнениями. Ногу потянул днем ранее, прыгая через канаву, теперь побаливали мышцы. В принципе, собаке – собачья смерть. Бежать до разбитого забора Мошковцу оставалось несколько метров. Он ускорился, вышел на финишную прямую, перемахнул через поваленную секцию бетонной изгороди. Но не судьба погулять на воле – Глеб плавно нажал спусковой крючок, простучала короткая очередь, и одна из пуль пробила беглецу пятку! Взмахнув руками, он проделал впечатляющий перелет и грохнулся в захламленный пруд, поднимая тучу брызг!
– Какая точность, – пробормотал временно оставшийся без дела Баранович. – А я уж подумал, Глеб, что ты дашь ему уйти.
Пришлось пробежаться – не быстро, с ленцой. Мошковец бултыхался в воде, пуская пузыри, что-то хрипел. Глубина у берега, покрытого рыжей глиной, была основательная – ее не успели извести мусором. Из простреленной ноги сочилась кровь, окрашивая мутную воду. Мошковец хватал воздух, глаза вываливались из орбит. Он всячески старался подплыть к обрыву, но пловец из него был неважный. Глеб опустил автомат и задумчиво смотрел на тонущего. Вспомнилось крылатое выражение о «спасении утопающих». Подбежал запыхавшийся Баранович, встал рядом. Ополченцы задумчиво смотрели, как в двух шагах от них тонет человек.
– Помогите, падлы… дайте руку… – хрипел Мошковец.
– Вообще странно, – пожал плечами Баранович, – что некоторые люди тонут.
– Ты прав, – кивнул Глеб. – ОНО не тонет. Нам вообще безразлично, утонет оно или нет.
Второе крылатое выражение тоже оказалось верным. Мошковец не утонул. Каким-то отчаянным усилием подался вперед, выполз из воды, весь облепленный тиной, страшный, со стучащими зубами. Глеб схватил за шкирку, Баранович за ремень, и таким образом потащили добычу обратно во двор. Бросили недалеко от микроавтобуса. Баранович на всякий случай придавил его ногой, чтобы не дергался. И доступно объяснил, при каких обстоятельствах заканчивается толерантное отношение к задержанным. Из задней двери робко выглядывали работники супермаркета во главе с Федором Савельевичем.
– Глеб, а эта публика точно из зоны? – спросил Гриша Косарь. Он сидел на спине поверженного мордоворота и вязал ему руки его же собственным ремнем. Лицо мордоворота было разбито в кровь, он выплевывал остатки зубов. Грише явно отказало чувство меры. – Может диверсанты?
– Суки они, – проворчал Глеб. – Вяжи крепче, Гриша. Не будем руки марать – доставим живыми, а там уж специальная команда знает, что с ними делать.
Избитые мародеры все слышали! Мордоворот в отчаянии взревел, перевернулся на спину, сбросив Гришу. Задергался, сорвал ремень с запястий. Процесс умиротворения явно затягивался. Он кусался, царапался, пытался схватить Гришу за волосы. Тот ударил в ответ по физиономии кулаком по виску.
– Остужай его, Гриша, остужай, – позевывал Баранович.
– Да как же его остудить? – хрипел Гриша.
– Жару ему задай! – засмеялся Глеб. Сокрушительный удар со смещением челюстных костей – и громила превратился в бесполезную груду мускулов и мяса. Но тут активизировался Сундук. Мансуров утратил бдительность, засмотрелся на ворону, сидящую на заборе, получил по коленке и приземлился мягким местом. А в следующее мгновение пыхтящий Сундук уже выкручивал у него из рук автомат, непонятно на что надеясь. Пришлось пожертвовать единственным лбом. Сундук отлетел с разбитой переносицей, грохнулся на спину всей своей тушей. Взлетел приклад – и точно поразил промежность. Словно лопнула яичная скорлупа. В этот миг всем присутствующим стало не по себе. Прямая экстраполяция на собственный орган… Сундук взревел, как бегемот, кастрируемый саблей! Изогнулся, затрясся, начал извиваться, как упитанный червяк.
– Ну, ты и ущемил ему достоинство… – пробормотал впечатленный Баранович.
На этом процесс принуждения к миру не закончился. Трескучая автоматная очередь порвала воздух, и Гриша Косарь с истошным воплем покатился по щербатому асфальту. Все забыли про волосатика. А его травмы, полученные в начале «сражения», вполне совмещались с жизнью! Он дотянулся до автомата, поднялся на колени. Он орал, как недорезанный поросенок, брызгал кровью, соплями, посылая пулю за пулей, толком не видя мишеней. Глеб первым вскинул автомат, ударил кучно, на поражение. Волосатика отбросило на несколько метров с расколотым черепом, из которого густо хлынула кровь и непутевые мозги…
– Косарь, ты что? – Глеб, холодея, бросился к товарищу. И встал, расслабился, облегченно выдохнув. Григорий забористо ругался, тряс головой, как накупавшаяся собака. С мочки уха стекала кровь, нижняя губа подрагивала. Пуля прошла в опасной близости от головы, зацепив сравнительно важный орган.
– Ты, Гриша, прямо как темная материя, – посочувствовал Баранович. – Поздравляю с рождением, как говорится.
– Ты в порядке? – спросил Глеб.
– Рано мне, – пробормотал Григорий, с опаской ощупывая ухо. – Я выйду на следующей остановке, если не возражаете. Чего уставились? – разозлился он. – В порядке я, слепые, что ли, нервы, как канаты…
– Понимаем, Гриша, – кивнул Глеб. – Рано умирать, ты еще не сформировался как личность. И все же будь осторожнее, мало ли что…
Погуляли на славу. Все целы, не считая Гришиного уха. Избитых мародеров собрали в кучу, покойника бросили туда же. Глеб отзвонился в штаб, попросил прислать машину «Скорой помощи» с зарешеченными окнами и какой-нибудь «мусоровоз» для транспортировки мертвой органики. Банду ликвидировали, и настроение поднялось. Война идет в «богоспасаемой» Украине, и какая только муть не всплывает на поверхность под видом преданных сторонников самопровозглашенных республик. Погуляли действительно достойно – весь двор был залит кровью. Ополченцы уже успокоились и начинали позевывать. Гриша залепил оторванную мочку уха пластырем и неплохо себя чувствовал. Он посматривал на часы – суточное дежурство подходило к концу, пора на базу. На крыльцо с неуверенной улыбкой выбирался директор супермаркета. Его подталкивала в спину сотрудница в рабочем халате.
– Это самое, товарищи… – Федор Савельевич выразительно поглядывал на распахнутое чрево микроавтобуса, забитое коробками. – Это, собственно говоря, наш товар, его хотели конфисковать…
– Сами разгружайте, – улыбнулся Глеб. – Или нам предлагаете за вас это сделать? Да лишнего не возьмите. Эти ребята сегодня утром не вас одних обнесли…
Телефонный звонок похоронил благородные планы вернуться на базу и хорошенько отдохнуть. То, что работала сотовая связь, – это хорошо. То, что звонили все, кому нечего делать, – это плохо. Эфир напряг ломающийся баритон дежурного по комендатуре капитана Воскребенцева. Он чихать хотел, что у спецназовцев, прикомандированных к комендантской роте, по плану «тихий час». Битое утро с ним пытается связаться начальник разведки Северодонской группировки ополчения майор Литвинец! Где его носит? Если отозвался, значит, жив, почему не отзывался раньше? Действительно, в телефоне было два пропущенных вызова. Не услышал и не почувствовал. Можно подумать, он пескарей таскал! И не с женщиной испытывал на прочность двуспальную кровать!