Ирина Фещенко-Скворцова
ALMA LUSITANA
(Лузитанская душа)
Перевод Ирины Фещенко-Скворцовой
Tradução de Iryna Feshchenko-Skvortsova
Вступление
В своё время много было сказано о «саудаде», слове, какое стало неотъемлемым от Португалии, с трудом переводимое на другие языки, так оно глубоко и многозначно. На русский язык оно переводится и как просто тоска, и как ностальгия – тоска по родине. Многие поклонники португальской литературы считают, что для современной Португалии это слово потеряло прежнее магическое значение. А были времена, когда это слово было краеугольным камнем философских систем, авторы которых надеялись возродить Португалию.
Сегодня я хочу ещё раз войти в эту реку, омывающую берега лузитанской земли, земли Камоэнса и Пессоа, берега единственной Империи поэтов, существовавшей когда-либо в нашем прозаическом мире. И пусть, как всем известно, нельзя войти в одну реку дважды, это всё та же река, всё та же река…
Лузитания, как известно, – название древнеримской провинции, располагавшейся на большей части территории сегодняшней Португалии и юго-западной Испании. Название провинции происходило от иберийского племени лузитанов или лузов, подвергшихся сильной романизации во времена классической античности, а затем вошедших в состав современной португальской нации…
В Эпопее «Лузиады» Луис де Камоэнс (около 1524–1580) описал героические события португальской истории. Он сравнивает португальских навигаторов XV столетия, первооткрывателей новых земель, с мореплавателями древней Греции, с аргонавтами, плывущими за золотым руном. Камоэнсом был создан миф о «лузитанской душе», образ знаменитого португальца-мореплавателя и завоевателя, образцово мужественного во всех аспектах этого понятия.
История Португалии с её великими открытиями и колонизацией многих стран и последующим за этим распадом империи, потерей колоний привела к тому, что страна должна была испытать всю тяжесть и унижение падения с высоты. Тоска о потерянном величии сквозит в стихах почти каждого португальского поэта. Но поэтом, создавшим целую философскую систему, связанную с понятием «саудаде» был Тейшейра де Паскоайш.
Тейшейра де Пашкоайш (1877–1952) – поэт-философ, возглавивший движение «Возрождения Португалии», родоначальник саудазизма как направления в португальской литературе. Он видел в «саудаде» – этом чувстве-идее – средство для встречи Португалии с самой собой, средство вернуть потерянную ею идентичность, средство возродить в португальском народе португальскую душу.
Согласно философским воззрениям Пашкоайша, каждое творение несовершенно, в каждом творении совершается падение – грехопадение – его творца. Не является исключением и творчество Бога. Бог также совершает грехопадение в каждом своём творении. И то, что было сотворено, должно довершить процесс, начатый его творцом. Саудаде – чувство, живущее в сознании человека, это тоска по тому совершенству, каким он был когда-то, где-то, каким мог бы быть. И это – единственный двигатель, мощная сила, побуждающая его к сотворению самого себя.
Это чувство тоски-саудаде одновременно является и индивидуальным, и универсальным. Благодаря нему, человек, и в первую очередь поэт, воспринимает весь мир как единое вечное воспоминание, воспринимает действительность как заклинание, вызывающее в памяти другую реальность, более реальную, чем эта. «Саудаде» это не только меланхолическое воспоминание об отсутствующем, но в ней слились воедино боль и радость, дух и материя, это скрытая в крови народа творческая сила. Это трансцендентальная память о божественном происхождении человека, желание возвратиться к первоначальной гармонии, возродить свою связь с Космосом, потерянную в момент сотворения.
Существование каждого человека есть постоянное балансирование на грани между «Быть» и «существовать». Своим телом человек принадлежит материальному миру, но духом принадлежит иным мирам. И жизнь человека включает в себя постоянное стремление перехода к этим иным мирам от привычной материальной реальности. Результат невозможности «быть» по-настоящему – отчуждение человека от собственной материальной жизни. Космическая Тоска – Саудаде Мира одновременно является и Тоской Бога, который присутствует во всех вещах. Природа также идёт путём эволюции, путём сакрализации.
Португалия – это духовное существо, зависящее от индивидуальной жизни отдельных португальцев. И чтобы она продолжала существовать, необходимо, чтобы каждый португалец жил настоящей, истинной жизнью, одухотворённой блеском мечты об Ином, Далёком, когда-то подвигавшей на великие открытия их предков. Такая одухотворённость, согласно Тейшейре де Пашкоайшу, включает в себя тягу к приключениям, риску, опасностям, дух мессианизма, убеждённость в своей избранности как народа, расы первооткрывателей, в своём высоком предназначении, отголосок мифов, издавна живущих в лузитанской душе. Погибший юным в битве при Алкáсер-Кибúре король Себастьян, чьё тело так и не было найдено, становится легендой и символом, подобно королю Артуру, будто бы живущему на одном из туманных островов…
Поэт служит посредником между Богом и человечеством, его миссия – быть вечным Прометеем, воспевать «саудаде», напоминая человеку о его божественном происхождении и о возможности возрождения. В словах поэта есть отзвук того божественного, что включает в себя душа человеческая.
Фернандо Пессоа (1888–1935), великий португальский поэт, ставший вровень с Камоэнсом, во многом разделял взгляды Пашкоайша о предназначении Португалии и о двигателе её духовного развития, при этом он уделил большее внимание саудаде-скорби о неопределённости судьбы нации, о её потерянном величии:
О, Боже, было доблестного нраваДва брата – Власть и Слава —И Вечности бестрепетное мореИх поглотило вскоре.И с ними нас покинуло то свойство,Что душам придавало пыл геройства.(из стихотворения «Ночь» в кн. «Послание»).
Его теорию Мифа как стимула возрождения нации, его «себастьянизм» Эдуарду Лоуренсу (род. 1923, португальский писатель, мыслитель-эссеист, политический публицист, аналитик национальной словесности и культуры) называет аватаром лузитанской саудаде.
Пессоа предсказал появление в Португалии сверх-Камоэнса – великого поэта, который «в поисках Индии, какой нет на картах, будет творить великую Португалию будущего». В своих работах Пессоа даёт понять, что не разделяет полностью идеи эстетики саудазизма, но разделяет её идеал возрождения национальной идентичности. Если Пашкоайш исповедовал религию, являвшуюся синтезом языческого натурализма и христианской духовности, то Пессоа предпочитает язычество греков, свободное от ярма Рима и католической церкви, отстаивая сочетание патриотизма с религией, включающей в себя трансцендентность язычества в сочетании с традициями рыцарского романа и, особенно, легенды о Святом Граале. Он, являясь в большей степени космополитом, чем Пашкоайш, экспериментирует с новыми эстетическими понятиями, берущими начало во французском символизме, создавая Паулизм, Интерсексионизм и Сенсасионизм. Если Пашкоайш утверждает единство всего существующего, то Пессоа, не отрицая этого, выдвигает на первый план множественность, единство противоположных начал, выражая при этом то многообразие, какое чувствует в себе самом.
Ответы на вопросы о возрождении своей Португалии Пессоа искал в масонстве и в эзотеризме, включая некоторые их идеи в свою концепцию, вот почему совокупность взглядов Пессоа на проблему возрождения родины часто называют «мистическим национализмом». Но это вовсе не ограниченный национализм, видящий только узко-национальные интересы своей страны. «Мистический национализм» Пессоа видел пути от национального к универсальному, вселенскому братству.
Вот выдержки из интервью Фернандо Пессоа, данного им 14.02.1934 года.
«Есть три социальные реальности – Индивид, Нация и Человечество. Всё, что есть сверх этого – вымышлено…
Индивид, Нация и Человечество – реальности, так как определены точно, имеют очертания и форму. Индивид – высшая реальность, т. к. имеет очертания материальные и ментальные – это живое тело и живая душа…
Нация – также реальность, ведь она имеет определённую территорию, или язык, или историческую непрерывность – один из перечисленных элементов или все. Очертания Нации всё же более случайны, и географически, потому что границы не всегда остаются такими, какими должны были бы быть; и лингвистически, потому что широкие пространства отделяют страны с единым языком, какие по самой своей природе должны были быть объединены в одну нацию; и исторически, потому что, с одной стороны, различные критерии подхода к национальному прошлому разбивают или имеют тенденцию разбивать «крошечный сосуд», а с другой стороны историческая непрерывность действует различно среди разных слоёв населения, отличающихся своим нравом, обычаями или культурой…
Человечество – ещё одна социальная реальность, такая же сильная, как Индивид, более сильная, чем Нация, потому что определена лучше. Индивид в своей сущности – понятие биологическое; Человечество, по существу, понятие зоологическое – не больше и не меньше, чем вид животных, образованный изо всех индивидов человеческого вида. Индивид и Человечество – реальности, подобные корням. Нация, являясь социальной реальностью, нематериальна: это скорее ствол, чем корень. Индивид и Человечество – это места, а Нация – это путь от одного из них к другому. Именно благодаря братству патриотов, человек нормальный это легко почувствует, мы и дорастаем, или дорастём когда-нибудь, до братства всех людей на Земле»[1].
В 1914 году Пессоа начал писать своё «Послание» – эпико-лирическую поэму, где нашел своё отражение и миф и Себастьяне, и его мысли о лузитанской душе. В этой поэме он воссоздаёт мифическую Португалию, потому что реальная не удовлетворяет его. Его Португалия – не реально существующая и не империя – завоеватель земель, это Португалия великих Открытий, эволюционирующая, универсальная, распространяющая культуру, преодолевающая духом своим свои материальные границы (Гомес, 1993 г). Пессоа считал, что для воскрешения духа и морали народа необходим великий национальный миф, одухотворяющий его. Воплощение безумной фантазии, мечты – это миф о Доне Себастьяне, который имеет прочные корни в прошлом и в португальской душе. Так «Десежáду» – Желанный, Ожидаемый – Дон Себастьян перестал быть человеком во плоти, но стал универсальной империей, отчуждённой от христианства, но близкой к оккультизму, стал самой душой нации.
Пятая Империя (термин введён Антониу Виейрой (1608–1697, бразильский писатель, дипломат, миссионер), о которой говорит Пессоа – это не материальная империя, воспетая Камоэнсом в «Лузиадах», но это духовная империя, вневременная, к которой имеют доступ только посвящённые. Так, сверх-Камоэнс – Пессоа стал посланником Новой Империи Поэтов. Как писал Пессоа: «Империализм поэтов длится и властвует; империализм политиков проходит и забывается, если только он не воспет одним из поэтов».
Таким образом, возможность космического освобождения, искупления, которую Пашкоайш видел в саудаде, Пессоа видит в духовном мессианизме Португалии, раскрытом в «Послании». Национальный миф напоминает нации о героях, таких, как Вириáту и инфант Дон Энрúке. Миф порождает мечту, порождает в душах вечную жажду Абсолюта, идущую от призывов героев прошлого, рисковавших жизнью, ради величия родины. Способность мечтать позволяет человеку преодолевать страх, стремиться к Бесконечности, видеть невидимое.
Основатели Пятой Империи, как рыцари Круглого Стола в легенде о Граале, очищаются страданиями земного пути. Мистический национализм Пессоа в «Послании» переходит географические, исторические и человеческие пределы Португалии. Пессоа обращается в нём к человечеству, утверждая, что Время наступило – и это происходит всегда сейчас для всех стран и всех людей, что надо быть внимательными к символам и предупреждениям Судьбы, всегда жить настоящей одухотворенной жизнью.
Португальское фаду, столь близкое к чувству-идее саудаде Пашкоайша, чувство, становящееся песней, трактуется Пессоа несколько по-иному.
Вот текст, написанный Фернандо Пессоа в 1929 году:
Фаду и Португальская душаВся поэзия – а песня – это поэзия, сопровождаемая музыкой – отражает то, чего нет у души. Поэтому песня печальных народов весела, а песня веселых народов грустна. Фаду же – и не весела, и не грустна. Это некоторый промежуточный эпизод. Его создала португальская душа в то время, когда ещё не существовала и всего желала, не имея сил желать.
Сильные души принимают всё от Судьбы, только слабые доверяются собственной воле, поскольку её нет.
Фаду – это усталость сильной души, презрительный взгляд Португалии на Бога, в которого она верила, но оставила эту веру…
В фаду Боги возвращаются – настоящими и далёкими. В этом и заключён скрытый смысл фигуры короля Дона Себастьяна.
14.04.1929.
Как известно, именно Пессоа считается одним из великих истолкователей португальской или лузитанской души. Осознание Пессоа своих культурных португальских корней постоянно возрастало, начиная с 1905 года – года его возвращения из Южной Африки (Дурбан) в Лиссабон. Своё исследование португальской души Пессоа не прекращал в течение всей жизни, выражая свои мысли по этому поводу то в стихах, то в кратких очерках о Португалии и португальцах. Вот фрагмент одного из таких очерков:
Есть три типа Португалии внутри самой Португалии…Есть три типа Португалии внутри самой Португалии; или, если предпочесть другое выражение, есть три типа португальцев. Один появился с возникновением народности: это типичный португалец, составляющий основание нации и основание её расширения; работая безвестно и скромно в Португалии и в любой из многочисленных частей этого Мира. Этот португалец встречается с 1578 г., разлучённый со всеми правительствами и всеми покинутый. Существует, потому что существует, и именно поэтому нация тоже существует.
Другой – это португалец, которого нет. Он начался с иностранного интеллектуального вторжения, ведущего начало от, по всей вероятности, времени Маркиза де Пумбал. Это вторжение обострилось с конституционализмом и достигло завершения с республикой. Этот португалец (а он и составляет большую часть средних классов, более зажиточных, буржуазии, определённую часть народа, и почти всех людей из руководящих классов) является тем, кто правит страной. Он полностью разлучён со страной, какой он руководит. Он по своей воле – модный парижанин. Против своей воли – он тупоумен.
Есть ещё третий португалец, он начал существовать во времена короля Дона Диниша, когда нация начала уже образовывать империю. Этот португалец совершил открытия, создал современную заокеанскую цивилизацию, а потом ушёл. Ушёл в Алкасер Кибир, но оставил некоторые родственные души, которые всегда есть и продолжают существовать в ожидании его. Последним настоящим королём Португалии был тот самый король Дон Себастьян, павший при Алкасер Кибире (предположительно, там умерший) – на этом символическом возвращении короля Дона Себастьяна португальцы, испытывающие ностальгию по распавшейся империи, и основывают свою веру в то, что род его не прекратится.
Эти три типа португальцев имеют общий менталитет, ведь они все – португальцы, но их отличает друг от друга то, как этот менталитет проявляется в каждом из типов. Португалец, в своей психической основе, определяется, с разумным приближением, тремя характеристиками:
1 – преобладанием воображения над разумом;
2 – преобладанием эмоций над страстью;
3 – инстинктивной способностью к адаптации.
Первой характеристикой он отличается, по контрасту, от античного эго, с которым имеет много сходства в способности к быстрой адаптации и в сознательном непостоянстве и мобильности. Второй характеристикой он отличается, по контрасту, от среднего испанца, с которым так сходен в интенсивности и характере чувств. Третьей характеристикой он отличается от среднего немца; сходен с ним способностью к адаптации, но у немца эта способность – рациональная и устойчивая, а у португальца – инстинктивная и неустойчивая.
Каждый из этих типов португальцев соответствует определённому типу литературы.
Первый тип португальца – это португалец типичный, «нормальный». Португалец «официального типа» подобен воде; воображение продолжает господствовать над разумом, но не существует; эмоции продолжают преобладать над страстями, но они бессильны господствовать над чем бы то ни было; способность к адаптации сохраняется, но является чисто поверхностной – способность к ассимиляции заменяется способностью к мимикрии.
Португалец «имперского типа» впитывает свой разум посредством воображения; его воображение настолько мощно, что, можно сказать, интегрирует в себе разум, образуя новое умственное качество. Отсюда – открытия, которые являются результатом умственного, даже практического, упражнения воображения. Отсюда недостаток большой литературы в то время (Камоэнс, несмотря на его величие как поэта, не достигает в литературе той высоты, которой достигает совершённое Инфантом Энрике и императором Афóнсу де Албукéрком, создателями, соответственно, современного мира и современного империализма). И это новое умственное качество влияет на два других умственных качества португальцев: под его влиянием активизируется способность к адаптации, бывшая пассивной, и то, что было умением делать всё, превращается в умение быть всем.
«О Португалии – Введение в национальную проблему». – Фернандо Пессоа, Лиссабон, Аттика, 1979.
Критичность ума, склонность к иронии и самоиронии, присущие Пессоа, заставили его написать небольшой текст, в котором он горько высмеивает свои же самые горячие стремления. Из его содержания видно, что великий португалец сам понимал безнадёжность мечты о желанном возрождении родины, отсюда та глубинная тоска, непреходящая боль, какими пронизана его главная несоставленная книга, сохранившаяся в виде громадного количества фрагментов – «Книга непокоя». Вот этот текст:
Внутренняя эхолалия[2]
Португалец способен на всё, но на словах, пока никто у него не требует этого. Мы – великий народ героев, которые всё время откладывают свои подвиги. Смело бьём по лицу всех отсутствующих, завоевываем расположение всех воображаемых женщин, и просыпаемся весёлыми, поздним утром с красочным воспоминанием о великих поступках, которые должны совершить. Каждый из нас имеет Пятую Империю в своём районе и считает самого себя королём Себастьяном в уменьшенном виде из серии фотографий, сделанных в Гранделе[3]. Несмотря на всё это, республика ещё не умерла.
Сегодня мы – капля сухой краски, капнувшей с руки, что чертила контуры Империи с запада на восток. Трудно отличить, наше ли прошлое является нашим будущим или наше будущее является нашим прошлым. Мы поём фаду всерьёз в этом неопределённом промежутке. Как говорится, лиризм – главное достоинство расы. Каждый раз мы поём ещё одно фаду.
Атлантический океан остаётся на своём месте, даже символически. И Империя всегда остаётся, поскольку есть Император.
(Фернандо Пессоа «О Португалии. Введение в Национальную Проблему». Опубликовано в Лиссабоне, Аттика, 1979).Пессоа не говорит о своей любви к родине. Устами Бернарду Суареша («Книга непокоя») он утверждает, что его родина – не Португалия, но португальский язык. В одной из Од доктора Рикарду Рейша – одного из гетеронимов Пессоа (созданных им писателей, поэтов) – говорится даже: «розы я предпочту, милая, родине». Но, обратите внимание на один из небольших отрывков-эссе в разделе «Большие отрывки» «Книги непокоя». Он называется «Кенотаф» – символическая могила. В этом эссе или стихотворении в прозе говорится о человеке, умершем за родину: «Он не думал, что умирает за родину; он умер за неё. Он не решил выполнить свой долг, он его выполнил… Его вело то, что заставляет розы расцветать и заставляет быть прекрасной смерть листьев. Ни жизнь не знает лучшего основания, ни смерть – лучшей награды».
Пессоа понимал, что прежнее величие его родины – империи – было построено за счёт страданий других народов, что ему в удел досталась бедная, отсталая и неграмотная страна. Если Тейшейра де Пашкоайш был одним из лидеров движения «Возрождение Португалии», выпускал печатный орган этого движения – «Орёл» («A Águia»), сотрудничал в других журналах, в том числе туристическом, написал «Искусство быть португальцем», пособие, какое, как он надеялся, будут изучать в школах, то и Фернандо Пессоа делал всё, от него зависящее, для развития своей страны, не только в литературе, но и в торговле, и в промышленности, в туризме и других областях экономики. Создание литературных журналов, основание издательств, в одном из которых он выпускал ежемесячник – журнал, посвящённый вопросам коммерции и бухгалтерии, и пр. – всё это сверх постоянной литературной деятельности, оставившей такое колоссальное наследие. Жаль, что большинство его начинаний просуществовали в течение недолгого срока.
Нельзя обойти молчанием и взгляд Пессоа на то влияние, какое оказала арабо-исламская культура на ментальность португальского народа, на лузитанскую душу. Лиссабонский философ (итальянец по происхождению) Фабрúджио Бошкáлиа в 2010 г. отмечал, что за всё время, за 75 лет, прошедших со дня смерти Пессоа, влияние арабо-исламской культуры на творчество Пессоа было исследовано только в двух случаях: в краткой рукописи Жозе Аугусто Сеáбры, опубликованной в 1996 г., и в очерке Марсии Алиете Гальоз, издавшей «Рубайят» Пессоа.
В работах Пессоа можно встретить такие высказывания: «Нет ни одного значительного португальского движения, какое не являлось бы движением арабским, потому что в основе души португальской лежит арабская душа.»(Пессоа Ф. Сенсасионизм и другие «измы»). Говоря об «арабах» Пессоа имеет в виду народы, исповедующие исламскую религию, говорящие на арабском языке, независимо от их географического происхождения.
Известно, что Пиренейский полуостров (альтернативное название Иберийский, а мусульмане называли его Аль-Андалус) в течение столетий (711-1492) был в значительной степени под властью исламских и арабских народов. Пессоа считал, что иберийские народы имели не латинское происхождение, но, скорее, романско – арабское: «Мы, иберийцы, продукт скрещивания двух цивилизаций – романской и арабской» (Пессоа Ф. Иберия – вступление к будущему Империализму).
В другом тексте Пессоа добавляет к этому утверждению следующее: «…не потому, что мы были романизированными арабами, но потому, что ими являемся и посейчас» (Пессоа Ф. Иберия.).
Пессоа также говорит о научном вкладе влияния арабо-исламской культуры в реализацию знаменитых португальских морских путешествий. (Пессоа Ф. «Сенсасионизм и другие «измы»). Особенно он подчёркивает толерантность исламской цивилизации на Иберийском полуострове Аль-Андалус, при которой мирно существовали рядом иудеи, христиане и мусульмане, мирный культурный диалог давал богатую научную, философскую и художественную продукцию.
Именно толерантность откровений исламской культуры, включающей в себя идеи и откровения предыдущих культур, привлекала интерес Пессоа в течение 1915–1916 гг., когда он развивает тему космополитизма, изучает теософию, по его словам, принимающую все иные религии.
Ещё одно привлекло Пессоа к этой теме: проблема синтеза культур, литератур и философий, который поэт-философ хотел осуществить посредством созданного им движения, именуемого сенсасионизмом и с помощью журнала «Орфей». Под маской философа Антониу Мора Пессоа писал: «Сенсасионисты имеют типичное преимущество арабов: активная универсальная любознательность, какая позволяет им воспринимать влияния со всех сторон, углублять их смысл, объединять их результаты и, в конце концов, преобразовывать их в субстанцию своего собственного духа. (Пессоа Ф. Сенсационизм и прочие «Измы»).
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Все приведённые во вступлении тексты и фрагменты текстов переведены И. Фещенко – Скворцовой.
2
Эхолалия – неконтролируемое автоматическое повторение слов, услышанных в чужой речи.
3
Грандела – большой склад-магазин, существовавший много лет назад в Лиссабоне в районе Шиаду.