Потерянные сокровища
Сачин послушно кивнул, и сердце его учащенно забилось, когда старший охранник достал баньяновый лист и приложил к нему камень, чтобы проверить его чистоту. Парень потянулся посмотреть, но тут же получил оплеуху и был отправлен работать дальше. Охранник ухмыльнулся, и алмаз перекочевал в кожаный мешочек, висевший на его ремне.
Остальные охранники выстроились плотной стеной за спиной Сачина и зорко следили за работой в забое, а мальчик вновь взялся просеивать гравий, надеясь на новую удачу…
Пот заливал его лицо. Если бы он только мог глотнуть воды. Или хотя бы напоить мать и сестру.
Под деревом зашевелился Арджун. Он встал и стал дергать за веревку, которой был привязан к стволу.
Охранники обернулись и принялись смеяться. Для них он был всего лишь забавой, как танцующая обезьяна на базаре. Сачин тяжело вздохнул и отвернулся, чтобы не видеть этой жестокой сцены, и вдруг заметил среди груды гравия характерный проблеск. Он отклонился в сторону, чтобы его тень скрыла алмаз.
В это время Арджун начал стонать и пинаться. Он рванулся изо всех сил, оборвал веревку и побежал прямо на охранников. Они оставили свои посты позади Сачина и кинулись навстречу Арджуну.
– Шабдкош! Шабдкош!
Дьявол.
Один из охранников повалил Арджуна на землю, другой схватил его за ноги, а третий вытащил из-за ремня пистолет. Отец Сачина выскочил из забоя и бросился к охранникам. Подняв руки вверх, он встал между дулом пистолета и своим старшим сыном. Отец громко спорил с главным охранником, когда Арджуна снова привязывали к дереву.
Когда мать, оставив свою корзину, бросилась успокаивать сына, Сачин нагнулся, выковырял алмаз из гравия и ахнул. Камень был чист, как слеза, и сиял так, будто у него внутри поселилось пламя.
Как зачарованный, Сачин не мог оторвать взгляда. Никогда раньше не видел он такого сияния. А ведь камня еще не касались полировочные круги. И Сачин сразу понял, что у него в руках особенный алмаз. Впервые он поверил заверениям брахмана, что алмазы Голконды самые могущественные. Сжав камень в кулаке, Сачин призывал силу камня и силу своей коронной чакры защитить его брата.
Арджун стонал и бился, привязанный к дереву, а мать стояла рядом и взывала к Божественной матери.
Старший охранник заорал, требуя порядка. Отец обернулся к мечущемуся Арджуну и принялся умолять его успокоиться.
Сачин оттянул веко и вложил за него алмаз, затем тоже бросился к брату. Камень щекотал ему глазное яблоко, и слезы потекли ручьем, но Сачин смахивал их тыльной стороной ладони. Этот алмаз спасет их всех.
– Арджун! – взмолился Сачин, подбегая к брату.
Арджун стоял на коленях, связанный по рукам и ногам. Во рту у него пенилась слюна, и на шее вздувались вены, когда он бросался на охранников, которые били его ногами, обзывали и дразнили, будто они на петушиных боях.
– Остановитесь! – закричал Сачин, бросаясь между охранниками и преклоненным братом, как до этого поступил его отец.
Охранники перекинулись на него и сбили с ног.
– Шабдкош! – крикнул один из охранников, хохоча.
Арджун кинулся ему под ноги и вцепился зубами в лодыжку. Охранник запрокинул голову и взвыл, как волк.
Сачин почувствовал, как камень все глубже впивается в его глаз, когда он упал на Арджуна, чтобы прикрыть от новых побоев, и теперь их мокрые от пота тела переплелись в один катающийся по грязи клубок.
Последнее, что слышал Сачин, были пистолетные выстрелы.
Один, затем второй.
Глава 6
Кейт
Лондон, наши дни
– Добро пожаловать в компанию «Голдсмит», – поприветствовал Кейт на входе лакей в костюме Елизаветинской эпохи – в штанах аппа-стокс поверх белого трико и красном джеркине.
Затем он проверил ее удостоверение личности и вручил элегантную бутоньерку из розмарина, лаванды, руты и белой розы, перевязанную темно-синей лентой затейливым бантом. Кейт надела бутоньерку на запястье и поднесла ее к носу. Вдыхая аромат трав, она пересекла мраморное фойе и поднялась по парадной лестнице в Ливрейную залу.
Кейт словно попала в гигантскую шкатулку для хранения драгоценностей – по периметру коринфские колонны из розового мрамора, в золотых арках – красные бархатные портьеры, а на высоком потолке лепнина с позолотой. Освещали залу четыре огромные хрустальные люстры.
Но старомодный официоз интерьера разрушался современным ритмом, которым прокачивал зал верзила-диджей, похожий на Ру Пола. Благодаря слайдам с изображениями антикварных украшений: колец, ожерелий и брошей, которые проецировались на стены под разными ракурсами, казалось, что помещение вращается.
На протяжении последнего десятилетия каждый июнь ювелирная компания «Смит, Шоу и сыновья» устраивала в здании «Голдсмит» – самом престижном салоне в Лондоне, расположенном всего лишь в одном квартале от собора Святого Павла – гала-выставку, которая являла собой кульминационный момент лондонского летнего сезона. Хозяйка компании и лучшая подруга Кейт – София Шоу – менее чем за десять лет сумела превратить скромный семейный бизнес в крупнейший ювелирный дом в Лондоне, не имея при этом ни братьев, ни сыновей в качестве помощников.
Кейт лавировала в толпе ювелиров, аристократов и одетых с иголочки китайских миллиардеров, среди которых были и ее клиенты. Расположившись под зелеными сводами звездного жасмина и бугенвиллий, они потягивали шампанское «Крюг». Высмотрев свою подругу, Кейт заулыбалась как помешанная и помахала ей.
София Шоу щеголяла в ярко-розовом сари, новым бирюзовым каре, обрезанным по линии подбородка, в носу – крохотный изумрудный пирсинг. Заметив сигналы Кейт, София помахала в ответ, скорчила рожицу и кивнула в сторону соседней комнаты, артикулируя одними губами: «Встретимся там», изобразив, как хватается за бокал с шампанским. Все как обычно.
Среди гостей прохаживались демонстраторы – женщины в золотистых шелковых юбках и жакетах и мужчины в белоснежных гофрированных манжетах и воротниках, с поясов их свисали настоящие мечи-бастарды. Корсеты у женщин были настолько тугие и откровенные, что Кейт удивлялась, как грудь не выскакивает у них наружу при каждом движении. Эти костюмы Елизаветинской эпохи служили своего рода подиумами для демонстрации украшений из последней коллекции от Софии. Массивные изумрудные кольца сверкали между складок гофрированных воротников, чопорные золотые броши красовались на груди артистов, а с плеч до талии свисали золотые и жемчужные ожерелья. Это были современные изделия, но София решила показать, как их носили в семнадцатом столетии, когда корабли королевы Елизаветы господствовали на море. Мочки женских ушей сверкали разнообразными сережками из золота и драгоценных камней, и вся эта роскошь вызывала явное беспокойство у охранников, одетых во все черное.
– Кейт! Еще раз здравствуй! – Люсия Райт расцеловала ее в обе щеки. – Ну разве София не прелесть?
Они обе смотрели на хозяйку выставки, которая в нескольких шагах от них танцевала в стиле робот, а вокруг нее собирались знаменитости музыкального шоу-бизнеса, смеясь и аплодируя.
– Обожаю ее. Вот, взгляни, – Люсия обернулась, осматривая зал. – София попросила меня предоставить ей несколько слайдов из музея – она задумала показать своеобразную ретроспективу лондонских украшений на этом мероприятии. Вот, следи.
Не успела она закончить, как на противоположной стене возникло изображение бриллиантовых и жемчужных брошей из коллекции королевских драгоценностей.
– А вот и тот, с кем бы я хотела тебя познакомить…
К ним приближался невысокий, плотного телосложения мужчина с застенчивой улыбкой на лице.
– Кейт, это Томас Грин, библиотекарь из «Голдсмит». Возможно, он сможет помочь тебе со статьей. Томас, это Кейт Кирби, в прошлом моя лучшая студентка. Она пишет статью для американского журнала о чипсайдских драгоценностях. Так что я вас оставляю.
Последние слова Люсии пришлось прокричать, перекрывая речитатив Эминема, затем она повернулась и пошла к группе броско разодетой молодежи.
– Чем я могу помочь? – доброжелательно спросил Томас, и Кейт сразу же прониклась к нему симпатией. Ей вообще нравились библиотекари.
Она придвинулась поближе, чтобы ее было лучше слышно, и спросила:
– Не могли бы вы помочь определить, кто владел участком на Чипсайд, где были найдены драгоценности?
– Ну, это сложный вопрос. Мы знаем, что тайник был обнаружен на участке 30–32 по Чипсайд.
– Да, Саанви дала мне адрес, и я прогулялась мимо по пути сюда, – сказала Кейт.
Это было совсем неподалеку от здания «Голдсмит» – прямо напротив собора Святого Павла.
– Вы спускались на эскалаторе на цокольный этаж? Это совсем рядом с фуд-холлом «Марк и Спенсер».
– Да, но тяжело представить и прочувствовать обстановку семнадцатого века, стоя между туалетом и обувным магазином. Единственным свидетелем из прошлого был купол собора Святого Павла, проглядывающий сквозь стеклянные стены эскалатора, – сказав это, Кейт подумала: а сколько лондонцев знает, что они буквально мочатся на свою историю?
– Проблема в том, что на этом участке проживало несколько арендаторов. По документам прослеживается сложная сеть сдачи в аренду и субаренду. Там были как местные ювелиры, так и чужие, то есть иностранные, – мастера делили помещения. Возможно, несколько ювелиров объединили свои капиталы для совместной торговли, и вот его-то и нашли рабочие спустя сотни лет.
Сотрудники музея тщательно классифицировали и каталогизировали более чем пять сотен предметов. Это может казаться излишеством, пока вы не зайдете в любой ювелирный салон на Бонд-стрит или Парк-авеню и не увидите, как много украшений там выставлено на витринах. И это не считая запасов, хранящихся в сейфах.
– На следующей неделе я еще раз пересмотрю арендные книги начиная с 1600 года, посмотрим, что еще можно найти.
– Спасибо, – поблагодарила Кейт.
– Но, к сожалению, – осторожно продолжил мистер Грин, – нет никаких записей о рабочих, которые якобы нашли тайник. И мы не знаем точного места. Кто-то мог просто скрыть свою причастность. Выдумать место, чтобы утаить истинное происхождение сокровищ…
– Если нет никаких записей, тогда как вы можете знать, что драгоценности, которые я видела в музее, все являются частью одного и того же тайника?
– Хороший вопрос. Мы и не знаем. Рабочие все находились в одном подвале, примерно в тысяча девятьсот двенадцатом году. Они рассовывали по карманам и просто грунт, и драгоценности, завязывали их в носки, майки, носовые платки. Большинство из растащенного потом в течение нескольких месяцев скупил для нового Лондонского музея антиквар по имени Джордж Фабиан Лоуренс – более известный как Каменный Джек.
Кейт достала блокнот и записала имя антиквара на чистой странице, а затем спросила:
– А что, все драгоценности из чипсайдской находки попали к этому скупщику? Могли рабочие продать камни или другие украшения кому-нибудь еще? Или просто оставить у себя?
Кейт пыталась говорить спокойно, но у нее перехватило дыхание, когда она вновь подумала о рисунках Эсси с изображением ювелирных украшений и вспомнила статьи и заметки, которые она прочитала еще в Бостоне, – статью относительно лондонского Сити… относительно судебного преследования.
– А как мы можем это знать? – пожал плечами библиотекарь. – Вполне вероятно, что мы никогда не узнаем о судьбе всех украшений. Некоторые рабочие могли, например, подарить своей возлюбленной кольцо или продать драгоценные камни какому-нибудь хитрому скупщику на том же Чипсайде. Это место было известно как ювелирный рынок, так что дефицита в покупателях не было.
– Значит, некоторые драгоценности из этой находки могут быть разбросаны по всему миру?
– Конечно.
Библиотекарь улыбнулся и принялся извиняться, когда один из демонстраторов чуть с ним не столкнулся. Кейт показалось, что библиотекарю не терпелось удалиться от разгулявшейся толпы.
– Томас пригодился? – вновь появилась Люсия с вопросом.
– Да. Мне будет чем заняться, когда я снова вернусь в Лондон через пару недель.
– Вернешься? А куда ты собралась? – удивилась Люсия.
– Джейн настаивала, чтобы мы прикоснулись к первоисточникам.
– Но драгоценности прибывают отовсюду – с колумбийских гор, индийских долин, пляжей Шри-Ланки. Жемчуг из Персидского залива и шотландских островов…
– Я решила для начала сосредоточиться на одной вещи – маленькое кольцо с выемчатой эмалью.
– Это с черно-белой глазурью?
– Да. И с алмазом из Голконды.
– Значит, в Индию. Что ж, этот алмаз один из лучших в нашей коллекции. Но никто точно не знает местоположение бывших рудников… в этом районе уже ничего не добывают.
– Я знаю, поэтому решила пойти по другому пути. Хочу увидеть базар Хайдарабада, где торговали алмазами Голконды. Я так много читала о знаменитых европейских торговцах бриллиантами, которые путешествовали по азиатским и персидским торговым путям. Джейн хочет, чтобы я – я и Маркус – добрались до истоков… Так что я хочу прочувствовать эти места. Попытаться пройти этот путь от продажи камня до создания кольца – от Индии до Лондона. Также рассчитываю побывать на Шри-Ланке. Недалеко от Ратнапуры, где, по словам Маркуса, у него есть знакомые, и он меня с ними сведет. Хочу посмотреть, как сейчас добывают драгоценные камни. Саанви говорила сегодня, что некоторые камни в чипсайдском кладе, возможно, из этого региона.
– Звучит занимательно. Совсем другой ракурс… жду с нетерпением, что из этого получится! – сказала Люсия, глядя на серьги Кейт. – Кстати, дивные сапфиры.
– Спасибо. Они принадлежали моей прабабушке.
– Могу поспорить, за ними кроется какая-нибудь красивая история. Судя по васильковому цвету… Я бы сказала – Шри-Ланка, так?
– Возможно, – ответила Кейт, почувствовав, как кровь ударила ей в лицо.
Она осознавала, как нелепо это прозвучало – всю свою сознательную жизнь она летает по всему миру, изучая редчайшие образцы ювелирного искусства, охотится за необычными историями, связанными с драгоценностями, и при этом ничего не знает о камушках в собственных ушах. Сапфиры напомнили ей, как же мало она знает историю своей прабабушки Эсси.
– Я действительно не знаю, – смущенно проронила она.
– Как, совсем ничего?
– Мой прадедушка, Нейл Кирби, был владельцем судоходной компании в Бостоне. Это его подарок Эсси на пятидесятилетнюю годовщину их свадьбы.
Знал ли американский моряк, что древние греки считали сапфир символом честности и преданности?
– Вскоре после этого события он умер во сне, так что никто не знает, откуда на самом деле взялись эти сапфиры. Но я полагаю, что вы правы, они были куплены за гроши на Шри-Ланке.
– Да, вполне вероятно, – сказала Люсия, сделав глоток шампанского.
– Нейл называл Эсси – Мо сторин.
– По-ирландски это «Мое сокровище» или «Моя любовь», – перевела Люсия. – Вот вам и прекрасная история для этих сережек.
Люсия повернулась и окинула взглядом веселящуюся толпу.
– Сегодня у нас тут полный зал разных историй, не так ли? Посмотрите на всех этих людей, спотыкающихся друг о друга, в надежде прикоснуться к изделиям Софии. Могу поспорить, они хотели бы прикоснуться и к изображениям на стене. – и Люсия указала на группу гостей, которые, открыв рты, глазели на изображение глазуревого колье с позолотой, сверкающего на стене.
– Я хочу сказать, что испытывать вожделение к бесценным украшениям – это одно, но ведь каждая из этих антикварных вещиц предназначалась для конкретного человека и была создана другим конкретным человеком. И у каждой такой вещи своя особенная история.
Кейт, соглашаясь, кивнула. Пожалуй, именно поэтому она была так заинтригована этим кольцом с крохотным алмазом.
– Вот такие персональные творения и становятся фамильными реликвиями, – продолжала Люсия. – Например, твои сапфиры.
У Кейт сдавило горло, когда она вспомнила открытый заливистый смех и непокорные локоны своей прабабушки Эсси. Похожие кудри покрывали крохотную головку Ноя.
– Когда люди просто проходят рядом с такими вещами, – голос Люсии теперь звучал тише и нежнее, и Кейт пришлось напрячь весь свой слух, чтобы расслышать ее сквозь громкую музыку, – иногда этого бывает достаточно, чтобы проникнуться некой изысканностью, чем-то таким прекрасным, что дарит нам надежду. Надежду на то, что люди могут быть красивыми, заботливыми и добрыми. – Люсия взяла Кейт за руку. – Знаешь, Китс был прав, когда сказал: «красота есть истина, а истина прекрасна, вот и все».
Красота есть истина, а истина прекрасна… Эти слова напомнили Кейт о другой вечеринке, в другом месте и в иное время.
Теперь, конечно же, уже слишком поздно. В прошлом можно копаться, но изменить его – никогда.
Глава 7
Кейт
Луисбург-сквер, Бостон, 2002 г.
Кейт и не подозревала, что в день своего восемнадцатилетия она увидит Эсси в последний раз.
– Вот ты где! – усмехнулась она, когда заглянула в кабинет и увидела прабабушку, стоящую перед купчей на пароход «Эстер Роуз». – Вечеринка началась без тебя. Гости в оранжерее восхищаются крокембушем. Я принесла тебе шампанское, – Кейт протянула хрустальный фужер.
– Спасибо, моя дорогая. С днем рождения!
Они чокнулись.
– Что это? – спросила Кейт, заглядывая в открытый ящик письменного стола.
– О, да это просто всякие вырезки и фотографии из Англии, которые меня заинтересовали. Я больше никогда не бывала в Лондоне. И я очень сожалею об этом – но эта дверь для меня навсегда закрыта, – ответила Эсси с печальной улыбкой. – И все же я любопытствую, что же происходит на моей родине.
Эсси что-то достала из ящика и тут же закрыла его.
– Вот это тебе, – протянула она Кейт маленькую деревянную шкатулочку. – Считай, что это твой подарок на день рождения… ну, или на совершеннолетие, как сама захочешь.
Махнув рукой, Эсси со вздохом опустилась на диван.
– Эсси, ты же устроила для меня эту вечеринку, – запротестовала Кейт. – Не надо мне больше подарков!
– Уф! Да я просто и думать не хотела о том, что мне придется торчать в вашем бетонно-стеклянном мавзолее, который твоя мать называет домом.
– Да он стал домом года в «Воллпейпер»!
– Понятия не имею, что это означает, дорогуша. Твоя мать же не архитектор. У дома должна быть душа, уют… История. Я всегда боюсь, когда подолгу остаюсь в вашем доме, что он утащит меня в какой-нибудь потайной шкаф. Ну, открывай шкатулку!
Кейт похихикала и приоткрыла крышку – там была пара сапфировых сережек. Но это были не просто сережки – Эсси любила их больше всего.
– Я не могу это взять! – захлопнула Кейт шкатулку. – Их подарил тебе Нейл!
– Ерунда! Я настаиваю. У меня никогда не было фамильных ценностей, если не считать унаследованных проблем, – ответила Эсси с печалью в голосе, и сразу будто постарела лет на десять. – Кроме того, я не могу их больше носить. Мои мочки отвисли уже до плеч. Смотри! – Эсси вытянула мочку уха из-под копны седых кудрей.
Кейт рассмеялась.
– Да ничего они не отвисли!
Она извлекла сережки из шкатулки и подставила их к свету. Она словно заглянула в океан. Сотни раз, будучи еще маленькой девочкой, Кейт игралась с этими сапфирами, катая их по туалетному столику прабабушки.
Странное выражение застыло на лице Эсси – смесь любви и грусти. Она достала из-под воротника длинные бусы, которые утекли золотым ручейком у нее между пальцев. Будто Эсси их не заслуживала.
– Забирай сапфиры, Кэтрин. Я настаиваю. Каждая девушка должна иметь что-нибудь про запас в подоле своей юбки, когда отправляется в плавание. А ты, моя дорогая, поднимаешь паруса.
Кейт присела на подлокотник дивана, растроганная подарком и еще слегка озадаченная. Шутка о запасе в подоле юбки молодой девушки показалась ей странной. Правда, Эсси всегда сыпала всякими ирландскими прибаутками… Эсси обняла правнучку за талию.
– Они очень красивые, спасибо, – сказала Кейт, чувствуя, как на глазах наворачиваются слезы.
Она будет скучать по вошедшим в привычку еженедельным визитам к прабабушке Эсси.
– Бабуль, ты же будешь мне звонить?
– Конечно, нет! Ненавижу эти ваши переносные телефоны, или как вы, молодежь, их называете. У меня он только потому, что твой отец настаивал, чтобы я всегда была на связи. Но кому же это понравится? Какое твоему отцу дело до того, чем я тут занимаюсь!
– А что, если они не смогут с тобой связаться в экстренном случае?
– Женщина должна сохранять некоторую таинственность вокруг себя.
– К слову о тайнах, помнишь, я просила твоего согласия написать о тебе во вступительном эссе?
– Ты получила мое благословение, дитя. Правда, одному богу известно, почему ты выбрала меня. Есть женщины намного интереснее, чем я.
– Ты никогда не рассказывала о своей жизни в Лондоне. Почему уехала совсем одна… – Кейт осеклась, сожалея о проявленной неделикатности.
Она знала подноготную лондонского прошлого Эсси – копченая сельдь по пятницам, звон Биг-Бена, отбивающего час за часом, суфражистки, митингующие у Монумента. Тощие дети, играющие на узких мощеных улочках в футбол с мячом из овечьего пузыря. Семья бедного ирландского иммигранта ютится в садовом домике. Некоторые из сестер и братьев так и не доживут до совершеннолетия. Неудивительно, что Эсси предпочла превратить свою жизнь в Лондоне в сказку – реальность, похоже, была сплошным кошмаром.
– Прости, я не хотела совать нос не в свое дело. Просто мне всегда было любопытно, как ты построила для себя совсем новую жизнь на другом конце мира. В колледже хотят знать, как мы учимся преодолевать трудности, но…
Она покраснела, а прабабушка потягивала шампанское. Кейт достала из сумочки копию своего эссе для вступительных экзаменов в колледж.
– Я принесла тебе копию. Подумала, возможно, захочешь прочесть когда-нибудь.
– Прочти сама прямо сейчас.
– Нет! – испугалась Кейт.
– Пожалуйста, прочти. У меня зрение совсем село…
Спорить было бесполезно. Кейт кашлянула и начала читать:
– Возможно, что моя тяга к сочинительству объясняется присутствием ирландской крови в моих венах. Моя ирландская прабабушка пересекла Атлантику в поисках лучшей жизни в Новом Свете для себя и своей будущей семьи.
Эта история о девушке, корабле и сердце, полном надежд, является неотъемлемой частью меня самой, как, скажем, моя левая рука. Однако ее жизнь в Старом Свете настолько переплелась с мифами и легендами, что я никогда не уверена, где заканчивается фантазия и начинается реальность.
Кейт взглянула поверх страницы и увидела, что Эсси, закрыв глаза, одобрительно кивала. На лице блуждала еле приметная улыбка. А может, она уснула?
Вдруг глаза ее распахнулись, и она выкрикнула:
– Ну, продолжай!
– Я просто подумала…
– Дальше, Кэтрин, – твердо потребовала Эсси.
И Кейт повиновалась.
– Рассказы о детстве моей прабабушки пахнут колканонном и яблочными пирогами, и еще они богаты вырытыми из земли кладами и пригоршнями старинных драгоценностей. Хотя шрамы, покрывающие ее руки, и скудные сведения о людях, которых ей пришлось покинуть, намекают на другой сюжет, менее сказочный и более мрачный.
– Как-то театрально, не находишь, дорогая? – хмыкнула Эсси. – Это ты у матери набралась, – она махнула рукой, чтобы Кейт продолжала.
– Я заметила, что одни истории люди оберегают, улучшают, а другие просто забывают. Как будто, похоронив прошлое, они смогут оградить будущее поколение от бед, выпавших на их долю. Но я сомневаюсь, что такая перекройка истории поможет нам обрести безупречное будущее.
Кейт помолчала, гадая, сколько ей еще придется читать…
Эсси выпрямилась и, вложив руку в руку, сжала их перед собой. Когда она подняла голову, в глазах стояли слезы.
– Продолжай, дитя.
– Ну ладно… Когда я прихожу навестить свою прабабушку на Луисбург-сквер, я присаживаюсь на ступени ее крыльца и смотрю на две статуи, что стоят в парке перед ее домом. В детстве мы с сестрой играли в футбол в этом парке. И частенько забирались на статуи. В северном конце парка стоит Христофор Колумб – гордый, мокрый, подернутый мхом. В противоположном конце – Аристид Справедливый. Два бесспорно храбрых человека – мужчины – открыватели новых земель. Но оба оставили после себя шлейф тайн, мрака и лжи.
Эсси вздернула белоснежные брови.
– Понятия не имею, к чему это, – сказала она с кривой усмешкой.
У Кейт затряслись руки, ей было тяжело держать листы и читать. Голос зазвучал натужно, как у ученицы средних классов на экзаменах, но она продол- жала:
– Существует множество свидетельств о великих людях. А как насчет простых женщин, пустившихся в далекие страны строить новую жизнь? Где же их истории?