Нет, вторую версию отметать пока нельзя! И Сидор, и Пашка Фо служили у Осетрова. А вдруг Калина Фомич смертью наказывает подчиненных за ослушание?
Сашенька на цыпочках прошла из спальни в свою комнату, открыла заветную тетрадь, перечитала разговор с Осетровым. Так-так! Разгневался Калина Фомич в тот самый момент, когда спросила про Марусю!
Есть о чем призадуматься. Обе версии уперлись в одно неизвестно куда исчезнувшее лицо, Марусю Муравкину! Как же ее отыскать?
Как-как? О ее местонахождении должен знать законный муж – Антип! А способ выудить у него информацию Тарусова придумала еще вчера.
Однако планам чуть не помешал календарь. Предшествующие дни были переполнены событиями, потому пролетели незаметно, и воскресенье застало Сашеньку врасплох.
За завтраком она привычно поинтересовалась у Диди, во сколько его ждать, на что муж, улыбнувшись, сообщил, что никуда не собирается, потому что сегодня выходной.
Княгиня чуть не выронила чашку с кипятком. Завтра тезоименитство императрицы, тоже выходной. Неужели гениальный план придется отложить до вторника?
Но ведь в среду суд! Как быть?
Сашенька попробовала выпроводить супруга, напомнив, что тот собирался разузнать, на какой из рук Пашки Фо не хватало пальца, но муж рассеянно ответил, что покамест раздумывает, как бы потоньше, не привлекая ненужного внимания, это сделать.
«Выручила», так сказать, Клавдия Степановна.
Диди еще третьего дня заказал ей малосольные огурцы и, не обнаружив их к яичнице на завтрак, поинтересовался, подаст ли к борщу на обед.
– Не делала, – ворчливо ответила домоправительница. – Не из чего!
– Как это не из чего? – удивилась Сашенька. – Вчера ты ведро огурцов купила!
– И все без пупырышков!
– Ну и что?
– Кто ж их солит? – укорила хозяйку Клаша. – Они безо всякого хруста выйдут! Для засола пупырышки нужны! Я говорила, я предупреждала, на рынке надобно брать…
– Мамочка! Клашенька! А нельзя пупырышков отдельно купить? – попытался предотвратить неминуемую ссору Володя. – У Ильфата клей есть здоровский, чего им скрепишь, лошадьми не растащить!
За столом прыснули. Только Татьяна, дувшаяся со вчерашнего вечера на весь мир, продолжала с недовольной миной размазывать варенье по манной каше.
– Увы, пупырышки сами по себе не продаются, – объяснила Александра Ильинична сыну и, не скрывая радости, объявила мужу: – Извини, дорогой, придется тебя покинуть. Поеду на рынок за огурцами.
– Сашенька, ты с ума сошла? – ужаснулся Диди.
– Вовсе нет. Если мне не разрешают уволить служанку, которая не желает работать, мне остается только одно – выполнять работу за нее.
– Сами виноваты! – огрызнулась Клавдия Степановна. – Взяли бы Васютку, жили бы, как прежде, у Христа за пазухой! Он бы и на рынок ходил…
– Дорогая, я подумал, – поддакнул ей Дмитрий Данилович. – Васютка ведь искупил свою вину!
– Что? – не веря ушам, переспросила Сашенька.
– Умоляю! – Клаша, не жалея больных коленок, кинулась на паркет. – Всеми угодниками заклинаю! Святыми отцами-матерями!
Скандал был неизбежен, и Наталья Ивановна предпочла увести подопечных:
– Дети! Все позавтракали?
– Не все! – возразил вечно голодный Володя, но Евгений что-то шепнул младшему брату на ухо, и тот в ужасе бросил ложку и побежал вприпрыжку прочь.
– Матушка! Александра Ильинична! Свята ваша душа! – продолжала верещать Клаша. – От прибавки откажусь! Втрое работать стану – только возьмите! Васютка на моих глазах должен быть. Иначе опять ограбит кого или убьет!
– А если он здесь, в этой квартире убьет? – взвилась Сашенька. – Скажем, тьфу-тьфу-тьфу, меня? Или ты только об этом и мечтаешь?
– Шура! Не говори глупостей! – попытался осадить супругу Диди. И очень зря!
– Кто глупости говорит? Я? – Сашеньке было не остановиться. Она грохнула об пол чашку императорского фарфора и выскочила из столовой, хлопнув дверью так, что аж мел с потолка посыпался.
В крестьянское Тарусова переоделась прямо в спальне, хотя первоначально собиралась делать это тайно, в соседнем с домом трактире. Очень уж захотелось уязвить Диди! Ишь, каков! Под Клашкину дудку вздумал плясать!
Нарочно прошлась мимо кабинета мужа.
Князь, увидав супругу, снял с носа очки, протер, потом снова нацепил.
– Что смотришь? – изображая непонимание, поинтересовалась Сашенька. – У меня хвост вырос? Или нос отвалился?
Князь не нашелся с ответом.
Клавдия Степановна до того охаживала его целую неделю: плакала на плече, стояла на коленях, в результате чего он пообещал еще раз подумать над будущим Васютки. Но служанка неожиданно завела разговор сама, да так не к месту, столь неловко! Сперва раззадорила пупырышками, а потом…
Такой грандиозный скандал, с хлопаньем дверьми и битьем чашек, произошел у Тарусовых в первый раз. Но, судя по всему, не в последний. Приятели постарше предупреждали Дмитрия Даниловича: семейное счастье недолговечно. Женщины – точно вино: пока молоды, кружат голову; в зрелости их пьянящая сладость сменяется изысканной терпкостью, которую чуть позже безжалостная старость неминуемо превратит в кислый уксус, способный лишь обжигать и ранить.
Неужели Сашеньку тронул тлен? Так скоро?
– Или крестьянское мне не к лицу? – продолжила издевку княгиня.
– Да нет. Напротив, – усмехнулся Тарусов. – «Во всех ты, душечка, нарядах хороша!»
– Что с Пушкина на русский переводится как: «Подлецу все к лицу»?
– Господи! Это невыносимо! – Диди схватился за голову. – Словно ты с цепи сорвалась! Какая муха тебя укусила? Что за маскарад?
Князь выпрыгнул из кресла и направился к супруге.
– Ты разве не слышал? – невозмутимо объяснила Сашенька. – Иду на рынок за пупырышками!
– Боже мой! Сашенька! Будь разумней! Согласись наконец с нами… Тьфу! Со мной, конечно же! Нам нужен слуга. Я вынужден сам подавать себе одежду…
– Ах, как же это тяжело!
Диди сжал кулаки, чтобы не вспылить, не наговорить обидного, и постарался продолжить как ни в чем не бывало:
– Я серьезно говорю! Ну сама представь – за те же деньги в два раза больше слуг! Ты ведь купеческая дочь, выгоды считать умеешь!
