Держи марку!

Погодите-ка, пришло Мокрицу в голову, это просто город. В нем есть ворота. И от ворот в разные стороны расходятся десятки путей для побега. Какая разница, что подписывать?

– С удовольствием, – сказал он и нацарапал имя.

– Настоящее имя, – сказал лорд Витинари, не отрываясь от бумаг. – Что он написал, Стукпостук?

Секретарь вытянул шею.

– Э… Этель Змейг, милорд, насколько я могу разобрать.

– Постарайся сосредоточиться, господин фон Липвиг, – устало сказал Витинари, продолжая читать документы.

Мокриц расписался еще раз. В конце концов, какая разница, если пускаться в долгие бега? А бега будут долгие, особенно если ему не удастся раздобыть лошадь.

– Остается только решить вопрос с твоим надсмотрщиком, – сказал лорд Витинари, все еще погруженный в разложенные перед ним бумаги.

– Надсмотрщиком?

– Да. Я же не совсем идиот, господин фон Липвиг. Он будет ждать тебя через десять минут напротив здания Почтамта. Всего хорошего.

Когда Мокриц удалился, Стукпостук вежливо откашлялся и спросил:

– Вы думаете, он там объявится, милорд?

– Всегда нужно учитывать особенности мышления индивидуума, – сказал Витинари, исправляя грамматические ошибки в рапорте. – Я поступаю так всегда, а ты, увы и ах, нередко упускаешь это из виду. Вот почему он вышел отсюда с твоим карандашом в кармане.

Всегда передвигайся быстро. Никогда не знаешь, что следует за тобой по пятам.

Через десять минут Мокриц фон Липвиг был уже далеко за пределами города. Он купил лошадь, за что ему должно было быть стыдно, но времени было в обрез, и он успел только прихватить сбережения из одного-единственного тайника да урвать по уценке дряхлую клячу из конюшен Гобсона. Зато никто не хватится и не побежит заявлять в Стражу.

Никто не остановил его. Никто не задержал на нем свой взгляд – как и всегда. И городские ворота были распахнуты настежь. Перед ним расстилались равнины, полные возможностей. А уж в том, чтобы сделать из ничего кое-что, ему не было равных. Например, в первом же городе, который попадется ему на пути, он возьмется за старушку-лошадку и при помощи элементарных средств и приемов сделает так, что за нее дадут вдвое больше – по крайней мере, в течение двадцати минут или до первого дождя. Но двадцати минут будет более чем достаточно, чтобы продать ее и, если повезет, купить новую, получше, за которую возьмут не слишком дорого. Те же манипуляции он повторит и в следующем городе и дня через три-четыре будет владельцем лошади, которой не стыдно обладать.

Это станет прелюдией, разминкой для восстановления формы. У Мокрица с собой были три почти что бриллиантовых кольца, зашитых под подкладку сюртука, одно настоящее – в потайном кармашке в рукаве – и один почти что золотой доллар, ловко вшитый под воротничок. Для него это было то же, что пила с молотком для плотника. Средства примитивные, но они позволят ему вернуться в седло.

Есть такое высказывание: «Нельзя обдурить честного человека», – его особенно любят повторять те, кто неплохо устроился, обдуривая честных людей. Мокриц, однако, этим не промышлял – по крайней мере, осознанно. Если ты обдуришь честного человека, он, скорее всего, сообщит местной Страже, а в эти дни от нее стало непросто откупиться. Дурить нечестных людей было куда как безопаснее и, кстати, азартнее. Не говоря уж о том, что их было намного больше. Днем с огнем искать не приходилось.

Полчаса спустя после прибытия в Вырчай, откуда большой город виднелся столбом дыма на горизонте, Мокриц подошел к трактиру, понурясь, не имея ни гроша за душой, кроме подлинного бриллиантового кольца ценой в сотню долларов, и больше всего на свете желая вернуться домой, в Орлею, где его бедная старушка-мать помирала от комалярии. Еще одиннадцать минут спустя он в ожидании стоял перед ювелирной лавкой, в которой ювелир рассказывал отзывчивому горожанину, что кольцо, которое путник был готов продать за двадцать долларов, на самом деле стоило все семьдесят пять (ювелирам тоже ведь нужно на что-то жить). И спустя еще тридцать пять минут Мокриц уже скакал на приличной лошади с пятеркой долларов в кармане, оставив позади довольного собой отзывчивого горожанина, которому хоть и хватило ума внимательно следить за каждым движением Мокрица, но вот-вот предстояло войти в ювелирную лавку с намерением продать за семьдесят пять долларов медное колечко со сверкающей стекляшкой, которое стоило не больше пятидесяти пенсов в базарный день.

Слава богам, мир был лишен честных людей и сказочно богат теми, кто был уверен, что уж он-то всегда отличит честного человека от мошенника.

Мокриц похлопал себя по карману сюртука. Тюремщики стянули его карту, скорее всего тогда, когда он свыкался с ролью покойника. Это была хорошая карта. Изучая ее, Вилкинсон сотоварищи многое узнают о криптографии, географии и картографии. Однако они не обнаружат на ней местонахождения ста пятидесяти тысяч анк-морпоркских долларов в разных валютах, потому что карта была совершенной – в обоих смыслах слова – выдумкой. Но Мокрица грело и забавляло прекрасное чувство, что на некоторое время тюремщики станут обладателями величайшего из всех сокровищ – Надежды.

Мокриц считал, что тому, кто не в состоянии элементарно запомнить, куда он запрятал огромное состояние, стоит его лишиться. Но пока нужно было держаться от клада подальше и иметь в виду на будущее…

Мокриц даже не потрудился запомнить название следующего города у него на пути. Там имелся трактир, и этого было довольно. Мокриц снял комнату с видом на безлюдный переулок, убедился, что окно легко открывается, поужинал как следует и сразу лег спать.

Не так уж плохо, подумал он. Еще утром он стоял на эшафоте, вокруг его шеи самым настоящим образом была затянута самая настоящая петля, а к вечеру – он снова в деле. Оставалось лишь отрастить бороду и полгода держаться подальше от Анк-Морпорка. Хотя хватит и трех месяцев.

У Мокрица был талант. Вдобавок он так освоил свое ремесло, что оно стало его второй натурой. Он научился быть представительным, но что-то в его внешности делало Мокрица незапоминающимся. У него был талант оставаться незамеченным, быть просто лицом в толпе. Попытки описать его вызывали у людей затруднения. Мокриц был… он был весь «примерно». Примерно лет двадцати или примерно тридцати. В рапортах Стражи по всему континенту его описания колебались от… ох, боги… примерно шести футов двух дюймов до примерно пяти футов девяти дюймов роста, упоминались волосы всех оттенков от каштанового до светло-русого, а отсутствие особых примет распространялось на весь облик целиком. Мокриц был весь какой-то средний. Что люди запоминали, так это мелочи вроде очков и усов, поэтому у него при себе всегда было по набору. Еще люди запоминали имена и повадки – их у Мокрица насчитывались сотни.

Ах да: еще они помнили, что до встречи с ним у них было больше денег.

В три часа ночи дверь с грохотом распахнулась. Грохот был что надо. Щепки полетели во все стороны. Но Мокриц уже выскочил из постели и нырнул в окно прежде, чем хоть одна из них успела упасть на пол. Он проделал это на автомате, даже не задумавшись. Кроме того – и это он проверил перед тем, как лечь спать, – под окном стояла большая бочка с водой, которая должна была смягчить его падение.

Сейчас ее там не было.

Но кто бы ни стащил бочку, он не стащил из-под нее землю, на которую Мокриц и упал, подвернув себе ногу.

Он вскочил, тихо причитая от боли, и поковылял по переулку, опираясь о стену. Трактирная конюшня находилась прямо за углом. Ему нужно было просто вскочить на лошадь, на любую лошадь…

– Господин Фон Липфиг? – пророкотал зычный бас.

О боги, это был тролль, это звучало как тролль, да еще и не самый маленький. Мокриц и не знал, что они встречаются за пределами больших городов…

– Тебе Не Убежать И Не Спрятаться, Господин Фон Липфиг!

Стоп, стоп, стоп – он же никому здесь не называл свое имя. Но эта мысль мелькнула на задворках его сознания. Его преследовали – он бежал. Даже хромая на одну ногу.

У самого входа в конюшню он рискнул оглянуться. В его комнате что-то мерцало красным. Неужели кто-то сожжет тут все дотла из-за пары долларов? Какая глупость! Если уж тебе всучили добротную подделку, нужно скорее сбыть ее на руки другому лопуху, что тут непонятного? Некоторые люди безнадежны.

Его лошадь была единственной в конюшне и не очень-то обрадовалась при виде Мокрица. Прыгая на одной ноге, он натянул на нее уздечку. Возиться с седлом смысла не было. Он умел ездить верхом и без него. Да что там: однажды ему пришлось скакать без штанов, но, к счастью, смола и перья крепко прилепили его к лошади. Если нужно было поспешно покинуть город – тут Мокриц был чемпион.

Он уже собирался вывести лошадь из стойла, но вдруг что-то звякнуло.

Мокриц посмотрел вниз и разгреб ногой солому.

Две короткие цепочки, скрепленные между собой ярко-желтым бруском, крепко обхватывали ноги лошади. Теперь она могла передвигаться только прыжками, совсем как он.

Ее «обули». Ее, черт возьми, «обули».

– Ох, Господин Фон Липппппфиг! – прогремело с конюшенного двора. – Зачитать Тебе Правила, Господин Фон Липфиг?

Он лихорадочно огляделся. Поблизости не было ничего, что сошло бы за оружие, да и все равно, от оружия Мокриц нервничал, потому никогда и не имел его при себе. Оружие делало ставки слишком высокими. Куда приятнее было полагаться на собственный талант решать проблемы методом заговаривания зубов или, в случае провала, на удобные башмаки и фразу: «Ой, смотри, что это там!»

Но что-то ему подсказывало, что, как бы он сейчас ни распинался, слушать его не станут. А давать деру придется еще и вприпрыжку.

В углу он нашел метлу и деревянное корыто. Пока тяжелые шаги громыхали, приближаясь к конюшне, Мокриц сунул палку от метлы под мышку, приспособив ее вместо костыля, и схватил корыто за ручку. Когда дверь открылась, он со всей мочи выбросил корыто вперед и почувствовал, как оно разбивается вдребезги. Щепки разлетелись по воздуху. Секунду спустя послышался глухой стук тела, рухнувшего наземь.

Мокриц перепрыгнул через него и, пошатываясь, нырнул в темноту.

Что-то крепкое и твердое охватило его здоровую ногу, как кандалы. На мгновение он повис на метле – и упал.

– Я Не Желаю Тебе Ничего Дурного, Господин Фон Липфиг! – успокоил раскатистый бас.

Мокриц застонал. Метла, видимо, играла декоративную роль, потому как по назначению она здесь явно не использовалась. С одной стороны, именно поэтому он упал на мягкое. С другой – именно поэтому он упал во что-то мягкое.

Кто-то схватил его за сюртук и вытащил из навозной кучи.

– Подъем, Господин Фон Липфиг!

– Тупица, это произносится «Липвиг», – простонал он. – Там «вэ», а не «фэ»!

– Подъем, Господин Вон Липвиг! – повторил бас, и Мокрицу под мышку сунули метлу-костыль.

– Да кто ты такой, в конце концов? – выдавил Мокриц.

– Я Твой Надсмотрщик, Господин Вон Липвиг!

Мокриц заставил себя обернуться и посмотреть вверх, и еще вверх, в пряничное лицо существа с горящими красными глазами. Когда оно говорило, во рту виднелись отблески адского пламени.

– Голем? В самом деле? Голем?

Существо взяло его в охапку и перекинуло через плечо. А потом нагнулось в стойло, и Мокриц, перевернутый вверх тормашками и прижатый носом к кирпичному туловищу голема, догадался, что другой рукой тот подбирает его лошадь. Она откликнулась коротким ржанием.

– Нам Нужно Поторопиться, Господин Вон Липвиг! У Тебя Назначена Встреча С Лордом Витинари На Восемь! А Служба Начинается В Девять!

Мокриц застонал.

– А, господин фон Липвиг. Увы, мы снова встретились, – произнес лорд Витинари.

Было восемь часов утра. Мокрица качало. Нога болела меньше, но о других частях тела этого нельзя было сказать.

– Оно шло всю ночь! – выпалил он. – Всю ночь, черт возьми! С лошадью под мышкой!

– Присаживайся, господин фон Липвиг, – сказал Витинари, оторвавшись от своего занятия, и устало указал ему на кресло. – «Оно», кстати, на самом деле «он». В знак уважения – я возлагаю на господина Помпу большие надежды.

Мокриц увидел мерцание на стене напротив – это у него за спиной улыбнулся голем.

Витинари снова опустил взгляд, как будто потеряв интерес к Мокрицу. Большую часть стола занимала каменная плита. Она была заставлена маленькими резными фигурками гномов и троллей. Было похоже на какую-то игру.

– Господина Помпу? – переспросил Мокриц.

– М-м? – Витинари склонил голову, чтобы посмотреть на доску под другим углом.

Мокриц нагнулся к патрицию и большим пальцем ткнул в сторону голема.

– Это, – повторил он, – называется господин Помпа?

– Нет, – ответил лорд Витинари и подался навстречу Мокрицу, всецело и бесповоротно сосредотачивая все внимание на нем. – Его зовут господин Помпа. Господин Помпа – должностное лицо. Господин Помпа никогда не спит. Господин Помпа никогда не ест. И господин Помпа, почтмейстер, никогда не останавливается.

– И что конкретно это означает?

– Это означает, что, если тебе приспичит, скажем, сесть на корабль до Четвертого континента, на том основании, что господин Помпа-де большой, тяжелый и путешествует только по суше, – господин Помпа последует за тобой. Тебе нужен сон – господину Помпе нет. Господину Помпе не нужен воздух. Глубоководные океанские бездны не преграда для господина Помпы. Четыре мили в час равно шестьсот семьдесят две мили в неделю. Простая арифметика. И когда господин Помпа настигнет тебя…

– Вот здесь, – вмешался Мокриц, подняв палец, – позвольте прервать вас. Потому что големам нельзя причинять людям вред!

Лорд Витинари вскинул брови.

– Святые угодники, где ты такое слышал?

– Это написано… на чем-то, что у них там в голове. На свитке, что ли. А что, это не так? – неуверенно спросил Мокриц.

– Ох-ох-ох, – вздохнул патриций. – Господин Помпа, просто сломай господину фон Липвигу палец. Только аккуратно, пожалуйста.

– Слушаюсь, Ваше Сиятельство.

Голем двинулся вперед.

– Эй! Что?! Нет! – Мокриц замахал руками и опрокинул игрушечные фигурки. – Стоп! Стоп! Есть же правило! Голем не может причинить вреда человеку или допустить, чтобы человеку был причинен вред!

Лорд Витинари поднял палец.

– Подожди минутку, господин Помпа. Допустим, господин фон Липвиг. А помнишь ли ты, как там дальше?

– Дальше? Какое «дальше»? – спросил Мокриц. – Нет там никакого «дальше»!

Лорд Витинари поднял бровь.

– Господин Помпа? – сказал он.

– Если Только Это Не Приказ, Исходящий От Вышестоящего Лица, – сказал голем.

– Я никогда не слышал этой части, – возмутился Мокриц.

– Неужели? – удивился лорд Витинари. – Представить не могу, как можно было такое упустить. Не дело молотка – отказываться забивать гвоздь в голову, или пилы – выносить моральные суждения о характере пиломатериала. В любом случае, у меня в подчинении есть господин Трупер, палач, с которым ты уже успел познакомиться, Городская Стража, войска и время от времени… иные специалисты, которые всецело уполномочены убивать в целях самозащиты – или защиты города и его интересов, – Витинари стал подбирать упавшие фигурки и заботливо расставлять их на доске. – Почему господин Помпа должен чем-то отличаться от них на том лишь основании, что он сделан из глины? По существу, все мы таковы. Господин Помпа проводит тебя до места твоей службы. По легенде у тебя будет телохранитель, как и подобает высокопоставленному лицу. Только нам будет известно о… дополнительных указаниях. Големы по своей природе высоконравственные создания, господин фон Липвиг, но тебе это может показаться слегка… старомодным.

– Дополнительные указания? – уточнил Мокриц. – А вас не затруднит сообщить мне, в чем именно состоят эти дополнительные указания?

– Отнюдь. – Патриций сдул пылинку с маленького каменного тролля и поставил его на нужную клетку.

– Ну так? – спросил Мокриц, выждав паузу.

Витинари вздохнул.

– Отнюдь, меня затруднит сообщить тебе, в чем именно они состоят. Это вне твоей юрисдикции. К слову, мы конфисковали твою лошадь, поскольку ее использовали с целью совершения преступления.

– Это жестокое и странное наказание, – сказал Мокриц.

– В самом деле? – удивился Витинари. – Я предлагаю тебе непыльную конторскую работу, относительную свободу передвижения, свежий воздух… нет, я согласен, что это и правда необычное предложение, но – жестокое? Что ты. В подземельях у нас еще остались древние приспособления для действительно жестоких наказаний, и зачастую более чем странных, если захочешь сравнить. Ну и конечно, всегда есть возможность станцевать сизалевый тустеп.

– Чего? – не понял Мокриц.

Стукпостук наклонился и прошептал что-то на ухо патрицию.

– О, я прошу прощения, – извинился Витинари. – Я, конечно, имел в виду пеньковое фанданго. Тебе решать, господин фон Липвиг. Выбор есть всегда. Да, кстати… хочешь знать второй занимательный факт об ангелах?

– Каких еще ангелах? – окрысился ничего не понимающий Мокриц.

– Ох, люди вечно пропускают мимо ушей, – сказал Витинари. – Факты об ангелах. Я вчера рассказывал. Видимо, ты тогда отвлекся. Так вот, второй занимательный факт состоит в том, господин фон Липвиг, что ангел является лишь однажды.