Вот что важно понять: прослушивается ли мой телефон? «Жучков» в кваритире не было, это он точно знал. А если навеска на линии? Тогда я не узнаю. Тогда я никак не узнаю.
Господи, что же делать?
Если они прослушивают, тогда вообще все бессмысленно. Потому что они уже слышали про похожую на Олю девушку по имени Шерил Диксон.
Тогда вы пропали, девочки.
И я тоже.
Игорь допил бутылку до дна. В этот вечер уже больше ничего не тревожило его сознание.
***Я положила трубку с таким недоуменным видом, что Шерил не выдержала и спросила меня обеспокоенно: «Что-то случилось?»
– Не знаю… Не понимаю… Но что-то случилось.
Я не знала, пересказывать ли ей наш с Игорем разговор. Или, точнее, монолог Игоря. Не встречаться с Шерил? Мой бог, но почему?
Шерил все еще смотрела на меня вопросительно, не рискуя, в силу своей вежливости, лезть в мою душу с вопросами.
Тайна, которая и без того овевала нашу схожесть, стала сгущаться вокруг нас мраком. К тому же из этого разговора следовало… да, следовала одна простая вещь: Шерил находилась в опасности. Не знаю, в какой, но в опасности! А то из-за чего Игорь стал бы так беспокоиться: смени адрес, никому не говори… Я должна ей об этом рассказать! Я просто не имела права скрыть от нее эту странную беседу!
Выслушав, Шерил задумалась. Лицо ее было удивленным, но вроде бы спокойным. Я тоже начала успокаиваться.
– Я тебе не сказала… – заговорила она. – Ты меня извини, я должна была, наверное, сразу тебя поставить в известность. Дело в том, что у меня были неприятности с полицией.
Я в изумлении уставилась на нее.
– С полицией? – Мне казалось, что я ослышалась.
– И не только с полицией… Я состою в экологическом обществе «Чистая планета». Вернее, я его ответственный секретарь. Это означает, что я одна из тех, кто принимает решения о видах и формах нашей деятельности… Мы ведем активную работу против различных загрязнителей среды. Их много, они разные, поэтому неприятностей у меня тоже много, и неприятности мои тоже разные. Во время некоторых манифестаций меня, вместе с другими членами нашего общества, задерживала полиция. У них на меня есть досье, я знаю. Потом, некоторые предприниматели, директора фирм или промышленных групп имеют на меня по зубу каждый… По большому такому зубу, по клыку, пожалуй… Несколько раз меня пытались подкупить. Несколько раз мне угрожали. Один раз в моей квартире все перевернули вверх дном, разбили мою аудиотехнику и раздавили все компакт-диски… Так что в некотором смысле тебе действительно опасно со мной общаться…
Я была потрясена этой новостью. Тихая, вежливая, застенчивая Шерил – активистка экологического общества?! Я представила, как на каких-нибудь их собраниях Шерил выступает со своим тихим голосом и ангельским видом…
А что, почему бы и нет? Она каким-то странным образом вписывалась в эту роль.
– Не понимаю, – сказала я, – а мне-то это чем угрожает? Я же не занимаюсь экологической деятельностью! Или Игорь испугался, что ты меня втянешь?
Шерил молча смотрела на меня.
– Нет, дело явно не в этом – поразмыслив, сообщила я. – Ладно бы, «не общайся с Шерил»! А тут ведь еще «немедленно переезжай»! Почему, спрашивается? У меня, Шерил, пренеприятнейшее подозрение, что тебе угрожает какая-то опасность… Я бы даже сказала – серьезная. Игорь явно боится, чтобы я не попала с тобой в какую-нибудь историю… Подумай-ка, что бы это могло быть?
Шерил вздохнула:
– Я тебе еще не все рассказала… За мной следит французская ДСТ.
– Это еще что такое?
– Управление территориальной безопасности… Вроде вашего КГБ.
– Ого! Какая честь!
– Наша последняя акция, вернее, несколько последних акций были направлены против ядерных испытаний Франции… – извиняющимся голосом проговорила Шерил.
Тут я оказалась совершенно сбита с толку. Если моему воображению еще как-то удалось вписать Шерил в роль докладчика на собрании о «видах и формах деятельности» их общества, то организация акций против решения самого президента Франции… Нет, мое воображение с этим не справлялось.
– И как это ты делаешь? Ты выходишь с плакатом на улицу? Ты бросаешь камни в окна Елисейского дворца?
– Ну, окна в президентском дворце мы не бьем… – усмехнулась Шерил, – но с плакатами выходили, и еще мы пишем обращения, письма, листовки, призываем бойкотировать французские товары, и потом… Недавно мы заблокировали несколько причалов в портах… Впрочем, тебе этого знать не надо. Тем более что твой дружок за тебя так боится. Честно говоря, я тоже немного беспокоилась за тебя, особенно из-за последних событий с французской безопасностью… Поэтому и не приглашала тебя к себе домой. За мной, как я тебе сказала, следят, – и я не хотела, чтобы ты попала в поле их зрения… У тебя из-за этого могут возникнуть неприятности с визой.
– А у тебя? Не могут возникнуть неприятности с визой?
– У меня – нет. Наша деятельность легальна. И я слишком на виду у международной общественности – ведь наше движение интернационально. Франция никогда не рискнет прослыть недемократичной страной. Кроме того, у меня французское гражданство – ведь я родилась в Париже… Но ты для них – никто. Ох, извини, я в том смысле, что…
– Не утруждай себя, моя дорогая, все понятно.
– Они тебя могут выслать по-тихому и даже не объяснят почему. И ты больше никогда не получишь разрешение на въезд в эту страну. Поэтому, я думаю, твой Игор…
Она так и произносит: Игор.
– …за тебя волнуется. Только я вот чего не понимаю: откуда он это все может знать?
А ведь и правда, откуда?
Игорь, конечно, знаком с людьми власть имущими и соответственно хорошо осведомленными… В моей памяти побежали лица, встречи, звонки, обрывки разговоров…
Василий Константинович, высокий седеющий блондин, красивое русское лицо, напоминающее Ивана-царевича из старых детских фильмов, только более утонченное. Васильковые, холодно-игривые глаза необыкновенно хорошо сочетаются с именем Василий. Его военная стать выдавала в нем офицера, а властная манера, с которой он даже молчал, – офицера с высоким званием. Но офицера чего? Армии? КГБ? Я не знала. Теперь он что-то делал в политике, возглавлял какую-то патриотическую партию – то ли монархическую, то ли националистическую… Нет, кажется, он был умеренным славянофилом и ратовал за особенный путь развития России… насколько я помню из объяснений Игоря. Но даже если он и был «умеренным», его убеждения мне казались чересчур агрессивными, и один раз мы даже поссорилась с Игорем из-за него…
Николай Георгиевич, невысокий брюнет с седыми висками, глаза цвета военной формы, спортивное тело, приятная внешность. Вспомнилось, как он играл на пианино на даче, где принимал нас, крепкими тонкими пальцами перебирая клавиши, и пел красивым тенором романсы… Он знал наизусть все, что касалось русской истории, причем в том объеме, который далеко выходил за пределы любых советских учебников. Кажется, у него была какая-то фирма. Его жена, Марина Анатольевна, – необычайно красивая брюнетка, ростом выше на голову своего мужа и великолепная хозяйка, в которой радушие сочеталось с какой-то надменной холодностью. Ее жгучие глаза и черные волосы заставляли думать о Кавказе, и, если бы не русское имя, я бы сказала: грузинка. Породистое удлиненное лицо смутно напоминало где-то виденные портреты царских родов… Николай Георгиевич был каким-то образом связан с делами Василия Константиновича, но я слабо представляла каким.
Андрей Владимирович, или «просто Андрюша», как он представился мне, обласкав мое лицо своими серыми глазами и удержав чуть дольше положенного мою руку у своих губ… Этот был помоложе, лет тридцати с небольшим, аналитик по экономическим вопросам, уж не знаю при ком или при чем, но Игорю он помогал, что-то для него писал и рассчитывал. Крепенький такой, словно боровик, с круглой коротко стриженной светлой головой, он вроде бы, как и я, никогда не слушал разговоры «взрослых» и вечно отвлекал и развлекал меня шутками и анекдотами на их скучных посиделках… Были в орбите и другие люди, к Игорю хаживали известные актеры, журналисты, какие-то политики, какие-то банкиры. Но эти три фигуры мне сейчас показались наиболее весомыми в плане их деятельности и связей, хотя я ничего толком о них не знала… Обидно, что я никогда не вслушивалась в их разговоры, скучая до одури и позволяя развлекать себя Андрюше или болтая с их женами. Впрочем, у Василия Константиновича жены не было, он овдовел лет пять тому назад, а Андрюшина жена крайне редко появлялась с ним – у них маленький ребенок…
Мог ли Игорь через этих людей быть связан с КГБ, то бишь ФСБ? Или с какими-то секретными службами, о существовании которых я даже не имею понятия, но которые имеют понятие о существовании Шерил?
Все возможно. От Игоря можно ждать чего угодно.
Я попыталась объяснить это Шерил. Она с понимающим видом кивала головой. Интересно, что она там поняла, если я сама ничего не понимаю?
– Я тебе советую сходить завтра же в агентство по недвижимости, – вместо ответа сказала она мне. – Квартир навалом, ты найдешь за один день. Только тебе нужно будет взять справку в банке о твоей платежеспособности – без нее ты дело с места не сдвинешь…
Я посмотрела на нее внимательно. Действительно, мы сестры, иначе просто не может быть – я ведь читала ее мысли! И в своих мыслях она прощалась со мной.
– Ты, похоже, думаешь, что я собираюсь последовать заклинаниям Игоря и расстаться с тобой? Ты меня не знаешь, Шерил. Я и не подумаю этого делать. Я тебя люблю. И я хочу узнать, отчего это мы с тобой так похожи. И поэтому я с тобой расставаться не собираюсь. А вот насчет переезда – я как раз подумаю. Лишиться визы мне не хочется. Ты говоришь, за тобой французская безопасность следит? А откуда ты знаешь, что это именно она, и откуда ты знаешь, что за тобой вообще кто-то следит?
– Я видела. Мне друзья сказали – кое-кто из них заметил. За мной следят два человека. Вернее, обычно один, но иногда его подменяет другой…
– А на них где написано, что они из безопасности?
– На заднице, – сказала вдруг Шерил и рассмеялась. – Это же очень просто: за мной начали следить почти сразу после наших первых акций.
– Одного не пойму: что им дает слежка за тобой? Им давно известно, где ты живешь и где работаешь. Чего им еще от тебя надо?
– Не знаю. У меня недавно начался пожар. Я его сама погасила, еще до приезда пожарных. Начался он очень странным образом, на кухне, ночью. Хорошо, я не спала – иначе… Даже не знаю, я могла сгореть в своей квартире. Вообще-то я думаю, что меня решили припугнуть. Но иногда мне становится страшно при мысли, что меня хотели убить.
– Ничего себе! А полиция ничего не нашла? Поджог это был или что?
– Нет. Так как жертв не было и даже большого убытка пожар не нанес, полиция этим не заинтересовалась. Посмотрели и сказали, что электропроводка, видимо, была неисправна.
– По-твоему, этот пожар – дело их рук?
– Не исключено. В виде предупреждения.
– Может, это какой-нибудь фирмач, которого достали ваши вылазки? Ведь ему ставить какие-нибудь фильтры на трубы – денежки выбрасывать. На ветер, как он убежден. На свежий ветер, – блеснула я своим глубоким пониманием проблем. – А ему не хочется. И он пытается подойти к проблеме с другой стороны, а именно: убрать источник проблемы – то есть тебя!
– Что мне тебе сказать? Своей визитной карточки, к сожалению, мне поджигатель не оставил. Но, с тех пор как мы стали заниматься антиядерными акциями, мы практически больше не беспокоим фирмачей – времени не хватает.
– Послушай… По-моему, это тебе надо срочно переезжать и никому не давать свой новый адрес, – сказала я. – Я вот что думаю: давай снимем вместе квартиру! И переедем, и никому не скажем куда! А?
Шерил снова задумалась. Потом улыбнулась – улыбка у нее детская, такая невинная, просто прелесть! Интересно, у меня такая же? Я почему-то ухитряюсь ощущать себя рядом с ней старшей из сестер, взрослой и умной, а вот поди ж ты, она какой-то там международный секретарь международного движения, и ею интересуются такие важные организации, как полиция и госбезопасность! А мной интересуются только мама и Игорь…
– Давай, – закончила размышлять Шерил. – И никому не скажем. Тогда ты сделаешь хотя бы половину того, что хотел твой Игор, и мы сможем быть все время вместе. Только у меня есть просьба – если это возможно, не кури, пожалуйста, в гостиной. Против кухни я бы не стала возражать, и потом, у тебя будет своя комната…
Я засмеялась ее практичному ходу мысли, а Шерил внезапно помрачнела.
– Но я вряд ли сумею избавиться от наблюдения. Они меня все равно выследят. И, если мы с тобой будем жить вместе, тогда и тебя тоже. А именно этого твой Игор и боится. Я, если ты заметила, в те дни, когда мы с тобой встречаемся, ухожу с работы раньше. – И она многозначительно на меня посмотрела.
Я ответила ей непонимающим взглядом. При чем тут работа? Или я уже больше не отличаюсь «умом и сообразительностью»?
– Извини, я что-то не поняла, это ты к чему…
– Они начинают следить за мной с шести тридцати, с конца рабочего дня. И я ухожу раньше в дни наших встреч, чтобы не привести их к тебе.
– Какая ты милая, Шерил… Я тронута твоей заботой, правда.
– Пустяки.
– А ты не можешь сменить работу?
– Э-э, ты даже не представляешь, как это сложно!
– А что же делать? Как уйти от слежки?
– Думать будем. Тут, – она постучала ноготком себе по лбу, – кое-что для думанья имеется. И тут, – ноготок уставился в направлении моего лба, – тоже. Особенно если нас покормить. Пошли чего-нибудь приготовим?
Мы с ней отправились на кухню и занялись приготовлением ужина. Я сделала омлет на сметане, как всю мою жизнь готовила мне мама, Шерил помыла и нарезала овощи, и мы уселись за стол.
– Потрясающий омлет, – сказала Шерил, – мне никогда не приходило в голову делать его на сметане. Это русский рецепт?
– Это мамин рецепт. Я не знаю, как готовят его другие.
– Надо его запатентовать. Такой омлет можно в ресторане подавать.
– Знаешь, что странно? – Мои мысли витали далеко от кулинарных изысков. – Что ты заметила слежку! Не знаю, какая во Франции разведка, но я привыкла думать, что во всех разведках мира работают тренированные кадры, и уж что-что, а следить они умеют…
– А они не слишком скрывают свою слежку. Я думаю, это нарочно. Чтобы я боялась что-то предпринять, чтобы знала, что я под контролем. Они и следят-то обычно после работы и сопровождают меня до дома. Потом торчат у моего дома часов до восьми-девяти и, когда им становится ясно, что я уже никуда не пойду, уходят. А если я иду на наши собрания, то тащатся за мной и ждут меня до конца. Мне даже стало нравиться, что они меня сопровождают: поздно вечером прогуливаться одной небезопасно…
«Конечно, – подумала я, – ведь вряд ли с ее зарплатой можно часто ездить на такси, а на своей машине не всегда поедешь из-за сложностей с парковкой».
– Неужели от них никак нельзя избавиться? А если ночью переехать? Они ведь по ночам тебя оставляют в покое?
– Шутишь? Кто же это мебель по ночам таскает? Соседи немедленно полицию вызовут из-за шума.
– Хорошо. Скажи-ка мне вот что: они за тобой ежедневно следят? И по выходным? Ты уверена, что в рабочее время слежки нет? Всегда ли сразу после работы?
– Ух, сколько ты мне вопросов накидала! В рабочее время я их никогда не видела, да и что выслеживать? А после… Я не всегда обращала внимание. А что?
– Мы могли быть устроить наш переезд в рабочее время, ты возьмешь отгул… Не исключено, что можно найти и другое «окно» в их слежке. В выходной, например.
– Я об этом не подумала… Я завтра постараюсь засечь по часам, когда они начинают и когда заканчивают. Давай спать, – без всякого перехода добавила она. – Уже поздно. Завтра пойдем с тобой в агентство по недвижимости.
– Надо хотя бы дня три понаблюдать, чтобы быть уверенными… – не успокаивалась я. – Шерил, у меня идея! Я буду следить за твоими наблюдателями! У меня как раз занятия к этому времени заканчиваются, я приеду на твою улицу и выслежу их!
– Тебя могут заметить. И даже принять за меня, как это уже было с Ги.
– Знаешь, что я сделаю? Я загримируюсь и куплю…
– Парик! – воскликнули мы одновременно.
– Только не черный…
– …а светлый шатен! Потому что с нашей белой кожей черный будет смотреться…
– …ненатурально!
Окончательно развеселившись, мы с Шерил отправились умываться.
Наутро в первом же агентстве мы с ней нашли квартирку в Латинском квартале. Две комнаты и общая гостиная, и к тому же нормальная кухня – это было потрясающе! Проблема была с обстановкой – квартиры, как правило, во Франции сдаются пустые, и народ въезжает в них со своим скарбом. У Шерил он имелся, но у меня не было ничего – моя маленькая студия была снята с мебелью, которую, естественно, я должна была оставить на месте. В принципе мне следовало найти Владимира Петровича и сообщить ему, что я съезжаю, но я это отложила на потом.
Счастливые, мы бродили с ней по мебельным магазинам в поисках хотя бы кровати для начала – мне же надо было на чем-то спать! Мы пообедали в ресторанчике, затем снова пошли в очередной магазин, потом опять сидели в кафе за чашечкой кофе…
Я все норовила заплатить за Шерил. А Шерил все норовила заплатить за меня. Наконец я не выдержала и, стесняясь собственной бестактности, сказала:
– Оставь эти счеты, Шерил! Моя финансовая ситуация позволяет мне тратить деньги без особых затруднений… – Кажется, я уже начала изъясняться в стиле самой Шерил.
– Моя финансовая ситуация, – улыбнулась она мне в ответ, – позволяет мне тоже тратить деньги без особых затруднений. Мне родители оставили довольно большое наследство.
Вот те на! А я-то думала: бедняжка, живет на скудную зарплату… Надо признать, что у нее совсем не было замашек, свойственных богатым людям.
Или, точнее, богатым русским людям.
Когда мы нашли наконец лохматый, жутко дорогой парик, было уже полшестого. У Шерил на шесть часов была запланирована какая-то важная встреча в оргкомитете: в понедельник они проводили международную конференцию по проблемам экологии. Я тоже торопилась: Игорь обещал позвонить в шесть. Мы расстались с Шерил в метро, и каждая помчалась в своем направлении.
Я пыталась решить на ходу, говорить ли Игорю, что мы переезжаем вместе с Шерил. И решила, что нет. Игорь бы только стал вопить в телефон, снова ничего бы не объяснил – зачем, спрашивается, мне нужна лишняя нервотрепка? Подожду оказии и напишу ему в письме. Объясню ему все про французскую госбезопасность, про деятельность Шерил и про то, что я ее люблю и уверена, что она – моя родная сестра. И что я не могу ее бросить. Он поймет. Правильно, в письме, потом. А пока – нет никакого смысла упоминать про Шерил.
Игорь опять долго не мог прозвониться. Раньше его было так хорошо слышно, будто он звонил из соседнего подъезда…
– Откуда ты мне звонишь? – спросила я. – Связь как-то странно ухудшилась.
– С почтамта, по автомату… – Игорь явно растерялся. – Я как раз мимо пробегал…
Что происходит? Мне домой звонить нельзя, он мне звонит не из дома… У нас кто-то поселился?
Я вдруг снова представила, что Игорь мне изменяет. Нет, хуже – что он собирается меня бросить.
– А в прошлый раз ты откуда мне звонил? – вкрадчиво спросила я.
– Из Казани. Я там был в командировке.
Врет. Понял, что я что-то учуяла, и врет.
– И в позапрошлый раз тоже?
– Что – тоже? – не понял Игорь.
– Тоже из Казани или тоже из автомата? Потому что связь была и тогда плохая.
Надо мне позвонить домой. Проверить, не снимет ли там кто-нибудь трубку и не ответит ли мне женский голос.
– Из дома я звонил, что ты ерунду говоришь! Связь же не всегда бывает хорошая!
Может быть. Может быть, он и прав. И все же я позвоню домой.
– Объясни мне, почему я должна переехать и не общаться с Шерил, – спросила я, хотя мне все было уже ясно и так.
– Это долго… Она… Тебе нельзя с ней общаться… это опасно… Я, знаешь, потом тебе лучше напишу, по телефону трудно объяснить…
Ладно. Я понимаю, мне самой по телефону трудно объяснить. К тому же мне не к спеху. Я знаю про нее, может быть, даже больше, чем ты, Игорек.
– Или при встрече. Может быть, мне удастся приехать на Рождество.
– Это было бы чудесно! – обрадовалась я. – Я соскучилась. А это точно?
– Нет. Я просто постараюсь.
– Если у тебя не получится, то, может, мне приехать в Москву?
Молчание. Мое сердце глухо стукнуло.
– А, Игорек?
– Я думаю, что у меня получится, – наконец сказал он. – Я тоже соскучился ужасно… – голос его был нежным и фальшивым.
Я не умею думать на ходу. Я себя считаю умной, но, по правде говоря, я умная в спокойной обстановке. Мне нужно посоображать, чтобы принять правильное решение. А когда у меня нет возможности посоображать, я стараюсь решения не принимать и лишних слов не говорить. Поэтому я просто сменила тему:
– Мне пришлось купить себе диван и еще надо какую-то мебель купить. В этой квартире ничего нет.
– Не страшно. Купи все, что нужно.
– Я выберу подешевле.
– Ты благоразумная девочка.
– Ведь это придется потом все здесь бросить. Не потащу же я мебель в Москву.
– Я и говорю, что ты благоразумная девочка. Когда ты переезжаешь?
– Через два дня.
– Почему не сегодня? Я ведь тебе сказал – немедленно!
– Это невозможно, Игорь. Мне нужно сложить кучу вещей, докупить мебель – не могу же я жить в пустой квартире!
– А что значит «через два дня»?
– В понедельник, – сказала я твердо.
– Ладно, – сдался Игорь. – Никому ничего не говорила?
– Нет. Только как быть с Владимиром Петровичем? Ему надо сказать, что я съезжаю? Ведь это он снимал квартиру.
– Не волнуйся, я сам с ним свяжусь. А этой Шерил ты как объяснила?
Хитрый. Пытается меня поймать. Я же никому ничего не должна была объяснять!
– Никак. Я ей ничего не сказала.
– Она не знает о твоем переезде?
Бог мой, врать-то тяжело…
– Нет.
Я напишу тебе, Игорек, уж ты извини, что я сейчас тебе лапшу на уши вешаю. Просто иначе мы с тобой потратим три миллиона на разговор и ни к чему не придем.
– Ты умница. Диктуй мне новый адрес и телефон.
Только тут я сообразила, что документы на квартиру остались у Шерил: она их оформляла для меня, она ведь французским владеет в совершенстве, чего я о себе сказать никак не могу…
– Игорек, я тебе продиктую завтра. Неохота сейчас идти их искать…
– Куда идти? – в голосе Игоря появилось напряжение.
– В сумку. Они в сумке лежат, сумка в прихожей, а я писать хочу, – соврала я. У меня и прихожей-то нет.
– Ладно, – усмехнулся Игорь. – Тогда я тебе завтра позвоню. Целую, маленькая, иди писать…
Домой я позвонила сразу же.
Там никто не ответил.
Тем лучше.
И все же…
Я решила позвонить маме.
Вообще-то я маме звонила регулярно, но обычно это были простые разговоры, ничего особенного: ты здорова? – а ты здорова?.. Но на этот раз кроме маминого здоровья меня интересовало еще кое-что.
– Мамульчик, а Игорь тебе позванивает?
– Позванивает, Аленушка, не беспокойся.
– А давно звонил последний раз?
– Да… – мама явно растерялась. – Не помню я точно…
– Примерно, мамуля!
– С неделю, наверное… Он же человек занятой, Аленушка, куда ему чаще звонить!
Все ясно, мама думает, что я нападу на Игоря за невнимание к ней, и пытается его покрыть.
– Мама, скажи мне честно, – строго сказала я.
– Я честно, неделю назад!
– О чем вы говорили?
– Да как обычно, не пойму я, к чему ты клонишь. Про здоровье спрашивал, не надо ли чего, спрашивал…
– Тебе он не показался странным?
– С чего бы это?
– Игорь не говорил, что он ездил в Казань?
– Аленка, он не обсуждает со мной свои дела! Мы с ним говорим обычно про тебя… Как я поняла, ты эту мысль из головы не выкинула.
– Какую?
– Ну, что у тебя двойняшка есть.
Я так и увидела, как мама недоуменно пожала плечами.
– Это тебе Игорь рассказал?
– Что ты, Аленка, воду мутишь, скажи мне? Игорь тоже разволновался, стал у меня выспрашивать, уверена ли я, что ты моя дочь, и в каком роддоме ты родилась… Ерунда какая-то!
– Не расстраивайся, мамуля, что бы ни выяснилось, ты у меня всегда будешь единственная мама. И самая любимая.
– Ты что, Оля, это ты серьезно? – каким-то испуганным шепотом спросила меня мама. – Ты всерьез думаешь, что нашла свою сестру?
– Нет, мамульчик, я пошутила, – солгала я, чтобы ее успокоить. – Просто мы очень похожи. Так ты говоришь, что Игорь неделю назад звонил? – сменила я тему.
– Ну, дней десять назад…
– И ничего странного тебе не показалось в его словах или поведении?