Так много хотелось у нее спросить: где она была все это время? Кем стала? Чем занимается? Но все эти типичные вопросы, которые задают старому знакомому, встретившись спустя целую жизнь, затмил другой – неожиданный и фантасмагоричный, когда речь заходит о школьной подруге, с которой делишь яблоко на перемене, тайком читаешь глянец под партой и впервые пробуешь мамину помаду.
– Ленка, ты вампир?!
– Сразу видно – простая русская душа, – развеселилась она. – Смотри не вздумай так назвать кого из здешних. Вероник тебя еще простит, а Ипполит – никогда. Здесь все посвященные, избранные.
Ленка знакомым дружеским жестом потрепала меня по плечу.
– С ума сойти, моя старая подруженция – знаменитая единокровная наследница Жана! Я уж молчу о том, что история твоего бесцеремонного вступления в Клуб подняла на уши весь Париж. Признаться, я даже восхищалась твоей наглостью!
– Все вышло случайно…
– А знаешь, Бессонова, – она пристально взглянула на меня и рассмеялась, – никому бы на свете не поверила, а тебе верю. Только с тобой такое могло произойти, – она передразнила меня, – случа-айно.
– Лен, а ты-то как здесь?
– Долгий разговор, – она повела плечом, прислушиваясь к нарастающему гулу, который доносился из зала. – И не здесь, не сейчас. Ты ведь еще задержишься в Париже? Вот и заезжай ко мне, наболтаемся до хрипоты.
На противоположном конце галереи зазвучали голоса – разговор явно шел на повышенных тонах, и там показались старейшины.
– Идем, – Лена потянула меня к дверям. – А то совсем тут задрогнем.
Створки-крылья распахнулись, и мы вошли в бальную залу, где снова собрались все вампиры.
– Чего это они? – шепотом спросила я.
– Поели, теперь можно и потанцевать, – ничуть не удивилась она. – Но я бы, честно говоря, не отказалась прежде хлопнуть бокальчик винца. Что-то я замерзла, пока с тобой там стояла. А, Бессонова?
Я охотно поддержала ее предложение. Танцевать мне было не с кем, а подпирать стенку не радовало.
Мы прошли мимо разделившихся на группки вампиров и миновали уже половину зала, как вдруг грянула музыка. Мелодия волной пронеслась по залу, разбилась об высокий потолок, потревожив стеклянные сережки огромной люстры, и рассыпалась хрустальными звуками рояля, по клавишам которого в упоении молотил длинноволосый музыкант. Вампиры, уже заранее разбившиеся на пары, стремительно закружились в вальсе, отрезая нам путь к арке. К Лене подскочил какой-то высокий шатен в смокинге и умчал ее в танце на другой конец зала. Я растерянно замерла в самом центре зала – оглушенная музыкой, брошенная всеми. Незанятые кавалеры игнорировали меня, выискивая партнерш среди знакомых девушек, и вот уже в зале не осталось ни одной одиночки кроме меня. Танцующие вампиры ловко огибали меня, словно вокруг меня образовалась стеклянная сфера. Пронеслись мимо девушка в платье, похожем на цветок орхидеи, с кавалером, затянутым во фрак, как в футляр. Солидно провальсировала дама-монашка с мужчиной, похожим на ворона. Промчалась со своим кавалером, кажется, даже не заметив меня, веселая Ленка. А я столбом стояла в центре всеобщего веселья и чувствовала себя в полном, абсолютном вакууме. Я была чужая здесь. Никому не было до меня дела. Никому я была не нужна… Чувствуя, как на глазах против воли закипают злые слезы, я собралась прорвать круг танцующих и убежать. Только не в банкетный зал, куда мы направлялись с Леной, а в стеклянную галерею, которая ведет к выходу. А там рухнуть в лимузин – и куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Хоть сразу на самолет до Москвы!
Собралась, но не успела. Кто-то сильным рывком развернул меня к себе и притянул за талию, увлекая в танце.
– Ты? – улыбнулась я, сквозь алмазную вуаль слез, повисших на ресницах.
– Не понимаю, почему тебя всегда так удивляет мое появление, – невозмутимо заметил Андрей. – Ах, прости! Кажется, я нарушил правила. Для начала мне следовало испросить у тебя разрешения на этот танец.
– Мне приятно танцевать с тобой, – просто призналась я, чувствуя себя уютно и защищенно в его руках.
– Француженка скорее откусила бы себе язык, чем призналась в этом, – усмехнулся Андрей, уверенно ведя меня в танце.
– Я не знала, что ты умеешь танцевать вальс.
– А откуда тебе было знать? – невозмутимо принял похвалу он. – Мы же с тобой прежде не танцевали.
Впервые со дня нашей самой первой встречи на Воробьевых горах мы оказались так близко друг к другу, и в глазах Андрея, казалось, вспыхнул огонек узнавания.
– Знаешь, – с нарочитой небрежностью признался он, – мне кажется, что это уже когда-то было.
– Ты, я и вальс? – усмехнулась я. – Возможно, в прошлой жизни…
И ведь не слукавила! Именно, что в прошлой жизни. Только тогда нас соединил вместе не вальс, а мотоцикл. И точно так же тогда в ушах шумело море, сердце колотилось в груди и пальцы цеплялись за Андрея, стремясь подольше привязать к себе… Теперь я знала, что это реакция не на мотоцикл, а на этого мужчину – непостижимого, далекого, неотразимого в своей неприступности.
Андрей ничего не ответил, лишь сильней крутанул в танце, и море в ушах достигло масштабов цунами, пальцы вцепились в его ладонь, как в спасательный круг, и я вдруг отчетливо поняла: без этого мужчины я умру, рядом с ним – утону.
Должно быть, со стороны мы представляли собой экзотическую пару. Девушка в красном платье и мужчина в кожаной косухе среди черной толпы празднично одетых вальсирующих. Мы были здесь чужими и по одиночке чувствовали себя изгоями. Но, соединившись в танце, мы стали парой, вокруг которой кружились все остальные. И, готова поспорить, каждая из девушек, танцующих со скучными кавалерами в одинаковых смокингах, мечтала оказаться на моем месте, в объятиях непокорного Гончего.
Вальс закончился быстрее, чем мне того хотелось бы. И, похоже, не только мне. Андрей задержал мою руку в своей и отпустил ее, как мне показалось, с некоторым сожалением. Его перстень с черепом царапнул мою кожу, оставив на ней тонкую красную линию. Андрей этого не заметил. Я не подала виду. Мне было приятно, что у меня остался временный знак на память об этом танце.
– Не останешься? – спросила я.
– Хорошего понемножку, – он улыбнулся уголками губ, и мне мучительно захотелось их поцеловать. В благодарность за мое спасение от позора.
Хотелось сказать ему: «Может, сбежим отсюда?» Но Гончий уже развернулся и зашагал к дверям – вампиры расступались перед ним. Но не с почтением подданных, как перед старейшинами, а с высокомерием аристократов, не желающих даже полой одежды коснуться простолюдина.
Меня обняла за плечи Вероник:
– Я смотрю, ты здесь не скучала? Извини, что пришлось тебя покинуть. – Она изобразила гримаску. – Дела государственной важности.
– Что-то случилось?
– А, – она беззаботно махнула рукой, – очередная чепуха.
Зазвучала музыка, и рядом стукнула об пол трость Ипполита. Глаза цвета плесени обволокли меня болотной топью, словно желая утопить меня на дне.
– Мадемуазель не подарит мне танец?
Я мысленно содрогнулась, представив, как руки Ипполита коснутся меня, а его неприятные глаза приблизятся к моим.
– Прошу прощения, месье Сартр, – светски отклонила предложение я. – Я слишком устала.
– Тебе надо подкрепиться! – Вероник подхватила меня за локоть и увлекла к арке, ведущей в банкетный зал.
Вампиры, кружащиеся в танце, почтительно пропускали нас.
– Чего нужно от меня этому скользкому типу? – прошипела я, убедившись, что Ипполит Сартр надежно захвачен миловидной блондинкой в старомодном платье с кринолином и до конца танца из ее цепкой хватки не вырвется.
– Быть может, ты разбила его сердце? – со смешком предположила Вероник, садясь на место.
– Это последнее, во что я поверю, – возразила я, опускаясь рядом. – Но ему от меня что-то надо, по глазам видно.
– Ты проницательна, малышка. И, похоже, я догадываюсь, что именно.
Я вопросительно глянула на нее.
– У Ипполита были кое-какие общие дела с Жаном, – поведала она, накладывая себе салат с креветками и авокадо, и жестом остановила официанта, который было бросился к ней – мол, сама справлюсь.
– С Жаном? – поразилась я. Известие казалось до неправдоподобия фантастичным. Жан и Ипполит были разного поля ягоды – тут и к гадалке не ходи. И хотя Жана я видела два раза в жизни, а Ипполита – впервые, мне было сложно поверить в какое-то партнерство между ними. Скорее я была бы готова поспорить, что Жан Ипполита терпеть не мог. А тот отвечал ему взаимностью. – И что же это за дела?
