Цусимские хроники: Мы пришли. Новые земли. Чужие берега
Трижды были проведены и ночные стрельбы. Причем первые закончились очень быстро, так как выяснилось, что вспышки выстрелов крупнее 75 миллиметров слепят всех, кто находится на палубе, и о прицельной стрельбе уже не может быть и речи. Тогда кто-то из молодых лейтенантов полушутя предложил закрывать глаза при выстреле, что и было опробовано на следующую ночь. Стреляли только залпами по сигналу корабельной сирены, плотно зажмуриваясь. В результате удавалось даже различать всплески падений своих снарядов при рассеянном свете звезд и малой луне. Хотя, конечно, своя специфика у ночного прицеливания была.
Оптические прицелы системы Перепелкина удавалось использовать лишь при хорошей освещенности целей прожекторами и только после грубой наводки по мушке. При поиске прожектором атакующих миноносцев во время одной из учебных атак очень кстати, хотя и совершенно случайно, силуэты эсминцев обозначились на фоне сигнальных ракет катеров, проводивших свои учения неподалеку. Это взяли на заметку и разработали «методику подсветки с тыла».
Выслушав артиллеристов, Рожественский положил на стол свою папку и достал из нее пачку листов, напечатанных на машинке, на многих были какие-то схемы. Невольно установилась абсолютная тишина. Все ждали пояснений, что за сюрприз приготовил командующий на этот раз. Но адмирал был предельно краток, сказав:
– Вот здесь изложены новейшие принципы пристрелки на большой дальности «уступом», «струей», «по знакам падения снарядов» и много еще полезного и нового. Это все разрабатывалось нашими офицерами, начиная с 1901 года. В третьем году работа была закончена, но до флота так и не дошла до сих пор, по непонятным для меня причинам. Думаю, что нам будет весьма полезно с этим ознакомиться и освоить, если успеем.
После чего он передал папку Берсеньеву и продолжил заслушивание докладов.
При отработке торпедных атак с использованием мин с учебной боевой частью выяснилось, что мощности метательного заряда недостаточно для гарантированного безопасного выхода торпеды из аппарата. Были случаи неполного её выхода из торпедной трубы, либо при выстреле с недостаточной скоростью – касания борта стрелявшего корабля и повреждения винторулевой группы. Для устранения этого недостатка флагманским минером П. П. Македонским было принято решение, в опытном порядке, увеличить массу порохового заряда сначала на пять, а потом на десять процентов. По окончании пробных стрельб – и после тщательнейшего осмотра – деформаций труб минных аппаратов, повреждения хвостовой части мин и каких-либо других повреждений на подопытном «Громком» обнаружено не было. Исходя из результатов опытных стрельб, решили усилить все пороховые заряды. Теперь все метательные торпедные заряды на эскадре были «усиленного типа» и с этой проблемой больше не сталкивались.
В ходе учений было потеряно почти четверть имевшихся на эскадре мин Уайтхеда. Несмотря на слежение за ними с паровых катеров, шлюпок и даже поиск водолазами, когда позволяли глубины. Некоторые не всплывали вовсе, после выработки топлива, другие всплывали, но успевали затонуть из-за каких-либо дефектов, до того как их выловят, а некоторые зарывались в ил сразу после выстрела при стрельбе на мелководье. Результатом этих потерь стало увеличение вероятности поражения неподвижной цели при стрельбе на ходу до 25 узлов с 2–3 кабельтовых, с исходных трех процентов до вполне приличных двадцати пяти. Ожидаемого нагоняя за утрату казенного имущества не последовало.
Кроме того, были предложены варианты предварительных расчетов упреждения при стрельбе по движущейся цели по схеме торпедного треугольника, исходя из длины корпуса атакуемого корабля, и несколько новых способов торпедной стрельбы[13]. Больше всего заинтересовали залповая поотрядная стрельба и стрельба «веером». Хотя поначалу не у всех укладывалось в голове, как можно за раз выстрелить сразу десяток мин, каждая из которых стоит не одну тысячу рублей. Но прикинув, что таким образом можно в разы увеличить вероятность попадания, а следовательно, и потопления вражеского корабля, вплоть до броненосца, который стоит уже миллионы, да к тому же вырисовывается экономия в виде не гибнущих под кинжальным огнем в упор наших миноносцев, финансовую часть этого вопроса закрыли раз и навсегда. Тут же принялись чертить на бумаге возможные схемы и бурно обсуждать, но Рожественский вынужден был прервать диспут, поручив минерам проработать всесторонне этот вопрос к завтрашнему дню, а командирам кораблей предоставить варианты маневров уклонения от самодвижущихся мин и минных атак, исходя из фактической маневренности своих кораблей[14].
Далее флагманы подробно доложили о работах по усовершенствованию внутрикорабельной и внутриэскадренной связи, о прокладке бронированных телефонных линий к башням и казематам и другим новым боевым постам и об «обкатке» этих линий на последних маневрах эскадры. Были предложены меры по устранению возникавшей, из-за чрезмерного обилия докладов, путаницы, которые планировалось проверить в деле при следующем выходе в море.
С особым вниманием командующий выслушал доклад о состоянии главных механизмов. Переборка машин на всех кораблях была уже закончена. Машины на пробах работали хорошо. Провели также щелочение котлов, осмотр и очистку подводных частей водолазами.
Разгрузочные работы уже почти закончили, сняв со всех кораблей, не считая вспомогательные крейсера, артиллерию менее 75 миллиметров, противоминные сети и все оборудование для их постановки, существенно упростили и облегчили рангоут. На «Наварине» и «Нахимове» провели большую работу по удалению дерева из внутренней отделки помещений и палуб. А в батареях установили траверзы из котельного железа, изолировавшие орудия друг от друга. Заменить старые 152-миллиметровые пушки с картузным заряжением на скорострельные в походных условиях не представлялось возможным, поэтому от этой идеи пришлось отказаться[15].
Шикарные боевые марсы «Наварина» и «Осляби» были урезаны до небольших, но зато блиндированных, наблюдательных рубок, поднятых намного выше. В них могли разместиться два артиллерийских офицера и корректировать огонь, одновременно отслеживая окружающую обстановку и докладывая обо всем по телефону в боевую рубку. Защита из котельного железа толщиной в полдюйма от прямого попадания, конечно, не спасет, но от осколков прикроет надежно. Изнутри наблюдательные рубки обшили войлоком, для лучшей акустики, так как на первых учениях с их использованием – из-за стального гула от вибрации корабля на ходу и собственной стрельбы – доклады артиллерийских наблюдателей невозможно было разобрать.
Также, исходя из опыта учебных стрельб, каждую артиллерийскую рубку оборудовали самодельным курсовым указателем и подняли туда по одному дальномеру из боевой рубки. Это позволило управлять огнем напрямую из неё и существенно повысило эффективность всей схемы управления огнем, особенно на большие дальности и при штормовой погоде со свежим ветром, когда брызги от разбивавшихся о борта волн долетали до мостиков и заливали оптику дальномеров и прицелы орудий. Подобные рубки, вместо уже разобранных марсов, изготавливались на «Камчатке» и для всех других кораблей.
Вокруг дымовых труб установили экраны высотой два метра над палубой, изготовленные из полудюймового котельного железа. У амбразур башен и щелей боевых рубок появилась дополнительная противоосколочная защита, также снабженная асбестово-войлочными негорючими вставками, для улавливания мелких осколков и недопущения их рикошета внутрь защищаемых помещений. Зиновий Петрович горячо одобрил доработку, пожелав непременно узнать имя автора идеи и пообещав наградить его, насколько это в его власти.
Далее капитан второго ранга Семенов доложил о катерных учениях, отработке атак флота минными катерами в темное время суток, об охране рейда минными и артиллерийскими катерами, введенной сразу после отбытия Рожественского. В эффективности этих дозоров убедиться адмиралу довелось лично.
Впрочем, такая встреча, судя по всему, его обрадовала. Он поблагодарил Семенова за хорошую организацию дозорной службы. Но отметил, что на такой жаре парусиновые тенты, натянутые над палубами катеров, заметно облегчили бы матросам несение службы. Потом потребовал представить ему списки экипажей катеров, что перехватили его на подходах к стоянке эскадры, и наградить каждого матроса денежной премией в размере 10 рублей золотом из его собственных средств с объявлением благодарности в приказе по эскадре «за правильные и решительные действия при несении дозорной службы!». А офицерам занести благодарность с той же формулировкой в личные дела.
Потом адмирал заслушал доклад о проведенных учениях по тралению и даже высадке десанта на необорудованный берег в дневное и ночное время. О перевооружении больших минных катеров 47-миллиметровками и пулеметами вместо прежних устаревших 37-миллиметровых пушек. Проводились также тренировки экипажей катеров с задачей ходить в темноте у незнакомого берега, удерживать назначенную позицию или район патрулирования ночью по компасу и счислению при невидимых береговых и прочих ориентирах. В ходе учений два катера получили повреждения и находились сейчас в ремонте, а один разбился на камнях и восстановлению не подлежал.
Командующий обозом, капитан первого ранга О. Л. Радлов доложил о разработанном им и одобренном штабом плане развертывания временного пункта базирования эскадры в любой подходящей гавани. Планом предусматривалось быстрая обвеховка места стоянки, развертывание катерных дозоров и даже, при необходимости, береговых батарей из десантных пушек и пулеметов, списанных с кораблей на транспорты. При этом были составлены несколько вариантов графика бункеровки кораблей, в зависимости от обстановки, позволявшие сократить время приемки грузов чуть ли не в два раза. Для чего на приданных эскадре транспортах с неприкосновенным запасом угля были сделаны соответствующие доработки в грузовом рангоуте. Тренировки по развертыванию базы проводились регулярно.
Следующим вопросом было обеспечение возможности увеличения боезапаса за счет освободившихся отсеков подводных минных аппаратов и минных погребов, а также погребов 37- и 47-миллиметровых патронов с соответствующим их переоборудованием силами экипажей кораблей. Было признано необходимым изыскать возможности для увеличения боекомплекта главного калибра броненосцев отряда Фелькерзама как минимум на 10–15 процентов, а также для доработки их башен по образцу «Суворовых».
После был составлен примерный план дальнейших учений, включавший в себя отработку новых способов торпедных атак, атак в ночное и дневное время отдельных кораблей и отрядов на ходу одиночными миноносцами и отрядами миноносцев, отражение этих атак с взаимным огневым прикрытием без использования прожекторов. На этом совещание, затянувшееся на семь с лишним часов, было закончено, и все его участники отправились на краткий торжественный обед по случаю возвращения Рожественского и получения долгожданного снабжения. Командам была выдана к ужину двойная винная порция, а следующий день объявлен выходным. Для разгрузки прибывших пароходов были наняты местные грузчики.
8 февраля флот снова вышел в море. Помимо ставшего уже привычным маневрирования всей эскадрой и поотрядно – в сомкнутом и развернутом строю – впервые опробовали на практике массированную минную атаку с залповой перекрестной минной стрельбой с большой дистанции на эскадру и по одиночной, быстроходной, свободно маневрирующей цели. Из-за возникших накладок и вызванных ими задержек в выполнении команд согласованной атаки не получилось. Атакованные корабли уклонились от всех – выпущенных за две учебные атаки – 34 мин Уайтхеда, зато пять штук из них снова было потеряно.
С наступлением темноты занялись отработкой ночных атак, без стрельбы минами, и тренировкой в перестроении эскадры в ночное время. В ходе этих учений столкнулись по касательной «Бородино» и «Орел», смяв полки противоторпедных сетей, еще не до конца демонтированных. К счастью, обошлось без более серьезных повреждений. Уже перед самым рассветом провели ночные стволиковые стрельбы. Вернувшись на рейд к обеду, снова встали на якорь и с флагмана передали: «Командам обедать» и «Благодарю за службу!».
Следующую неделю – снова тренировки, пожарные, водяные тревоги, заводка пластырей. Офицеры разбирали свои ошибки, тренировались на планшете и изучали методички. «Олег» и «Жемчуг» натаскивали миноносников, изображая из себя мишени и носясь в 5–7 милях от берега на виду у всей эскадры на полном ходу. За семь дней потеряли еще пять торпед, но зато попадания в крейсера теперь стали, скорее, закономерностью, нежели случайностью. При стрельбе залпом одновременно с четырех эсминцев со встречных курсов с обоих бортов, даже с 5–7 кабельтовых, вероятность поражения цели превышала 50 процентов. Это был, несомненно, хороший результат.
В штабе штудировали английские лоции, в поисках подходящих для базирования бухт на Корейском побережье и островах, окружавших Японию. Прорабатывали варианты построения эскадры, боевого развертывания, связи между нашими отрядами при уничтожении дозорных отрядов противника. Безусловно, сходились во мнении, что для гарантированного быстрого потопления даже одиночного патрульного крейсера нужно его не догонять, а загонять на главные силы и уже тогда уничтожать массированным артогнем, используя для прерывания его радиосвязи свои передатчики на максимальной искре.
Минеры постоянно практиковались в работе на беспроволочном телеграфе. По распоряжению адмирала, бывало даже, объявляли дни радио, когда все сообщение между кораблями осуществлялось весь день только по рации. В результате к этому достижению технического прогресса привыкли все, так же как к паровым машинам, а минеры даже стали узнавать друг друга по почерку.
После десятидневной стоянки с непрекращающейся учебой три ночи подряд выходили на ночное маневрирование с обязательными стрельбами и минными атаками катерами либо миноносцами. При выполнении ночной минной атаки столкнулись «Бравый» и «Грозный». К счастью, повреждения ограничились лишь длинными вмятинами в бортах да содранной краской, так как удар был по касательной. Впоследствии это все удалось исправить. Затем учения по сосредоточению огня отряда на одной цели, снова маневрирование, снова минные атаки вперемешку с тренировками в погрузке угля в море на ходу.
Глава 4
Наконец 1 марта пришли остальные транспорты из Севастополя и пароход с грузчиками. По такому случаю адмирал дал экипажам два выходных с увольнениями на берег, с полным денежным содержанием за прошедшие месяцы плавания. Вопреки ожиданиям самых недоверчивых офицеров штаба, да и из офицерского корпуса эскадры тоже, никаких дебошей на берегу отмечено не было. Конечно, были перебравшие дозволенную винную порцию, но таковых очень быстро и незаметно доставляли на корабли, и даже их имена установить не было никакой возможности. Французские колониальные власти отмечали лишь исключительную вежливость и тактичность со стороны русских офицеров и матросов. «Ежели вдруг какой моряк затруднялся в изъяснении своих пожеланий, не владея французским даже на минимальном уровне, беспременно находился русский офицер, всегда с готовностью помогавший ему».
После неожиданных выходных, уже третьего числа вся эскадра покинула Нуси-Бе и двинулась на восток через Индийский океан. Отряд Небогатова решили не ждать, а встретиться с ним в пути, где-нибудь на подступах к Малаккскому проливу, либо у побережья Индокитая. Быстроходные «Днестр» и «Березань» были загружены резервными боекомплектами и запчастями, считавшимися необходимыми в первую очередь, и, будучи поставленными в самую середину ордера русской эскадры, невольно вынуждены были в самые сжатые сроки освоить все приемы эскадренного маневрирования, получая регулярные нагоняи от флагманов и от самого командующего.
В то же время транспорт «Малайя», имевший серьезную неисправность в машине и загруженный бракованными боеприпасами, вышедшими из строя или исчерпавшими свой ресурс деталями механизмов, почтой, а также паникерами, смутьянами и больными, был отправлен на родину, от греха подальше. На этом же транспорте отправили арестованного за кражу казенных денег и мошенничество при снабжении экипажа провизией бывшего ревизора с броненосца «Орел» лейтенанта Бурнашева.
Незадолго до выхода с рейда Нуси-Бе Рожественский специальным приказом утвердил подразделение эскадры на два броненосных отряда и два крейсерских. Каждый отряд имел свою задачу в бою.
Первый броненосный отряд состоял из всех новейших броненосцев, вооруженных современной артиллерией и имевших примерно одинаковую скорость полного хода. Броненосцы типа «Бородино» («Суворов» – флагман, «Александр III», «Орел», «Бородино» и пристегнутый к ним, из тактических соображений, «Ослябя») составили первый броненосный отряд, волею судьбы назначенный быть «летучим крылом эскадры», как выразился командующий. Благодаря своей высокой скорости хода, первый броненосный отряд мог быстрее всех других занять удобную позицию и связать противника боем. Командовать этим отрядом был назначен командир «Суворова» капитан первого ранга Игнациус.
Второй броненосный отряд был составлен из устаревших броненосцев «Сисой Великий» и «Наварин» с броненосными крейсерами «Адмирал Нахимов» и «Дмитрий Донской». Все эти корабли имели совершенно разношерстную артиллерию и скорость хода на 3–4 узла меньше, чем первый отряд, но вполне серьезную броневую защиту, благодаря чему обладали солидной боевой устойчивостью. Командовал вторым отрядом Фелькерзам, державший свой флаг на «Сисое». Их основной задачей в бою считалось сковывание главных сил противника, для обеспечения охвата первым отрядом головы, хвоста или любого из флангов строя противника, смотря по обстановке. Исходя из теоретических выкладок, это позволяло поставить противника под продольно-перекрестный огонь и нанести, хотя бы части его кораблей, тяжелые повреждения за короткий отрезок времени.
Для разведки и охраны главных сил были сформированы два крейсерских отряда. Первый отряд состоял из «Авроры», «Жемчуга» и «Светланы» с приданными им четырьмя миноносцами. Командовать первым крейсерским отрядом был назначен капитан первого ранга О. А. Энквист. Флагманским крейсером назначалась «Светлана».
Второй крейсерский отряд состоял из «Олега» и «Изумруда», с приданными им пятью остальными эсминцами. Командовал этими кораблями капитан первого ранга О. Ф. Добротворский, командир «Олега».
В задачу крейсерских отрядов входило, помимо разведки и охраны броненосцев, обнаружение вражеских дозоров и их загон на свои тяжелые корабли. Если же это было не возможно, то крейсера и миноносцы должны были, не обнаруживая себя, сообщать о передвижениях противника, чтобы обеспечить главным силам возможность уклониться от нежелательного контакта. Все пароходы-крейсера сводились во вспомогательную группу, подчинявшуюся непосредственно Рожественскому.
Выйдя из пролива, корабли построились в кильватерную колонну, с «Суворовым» во главе. Обогнув Мадагаскар, выслали на 10 миль вперед в разведку крейсера из первого отряда, оставив между ними и эскадрой два вспомогательных крейсера в качестве репетичных кораблей. Все эсминцы загасили котлы и подали буксирные концы на транспорты, так как вероятность встречи с японским флотом пока исключалась.
Шли на шести-семи узлах, сберегая машины. Океан был спокоен. На кораблях продолжалась боевая подготовка, не заметная со стороны. Как только покинули изобилующие рифами воды северной оконечности Мадагаскара и миновали острова Агалега, провели большие маневры.
Первый и второй броненосные отряды разошлись на 6 миль друг от друга, а миноносцы первого и второго крейсерских отрядов развели пары и атаковали их, заходя в атаку поотрядно с носовых курсовых углов с обоих бортов одновременно, стреляя учебными минами с 3–4 кабельтовых. Каждый миноносец буксировал за собой на длинном тросе щит, выкрашенный в защитный серый цвет, в который были покрашены японские миноносцы. В ходе учений броненосцы первого отряда держали ход 14 узлов, а второго – 12. Эсминцы разгонялись до 22–24 узлов, максимум, на который они теперь были способны, так что условия были максимально приближены к реальным боевым.
Все атаки отражались противоминными 75-миллиметровыми пушками. После каждого захода считали пробоины в щитах. К вечеру стало ясно, что трехдюймового калибра явно недостаточно для надежного отражения атаки, даже днем.
Уже в сумерках решили применить шестидюймовую артиллерию. И тут выяснилось, что сегментные боеприпасы, считавшиеся основным средством от миноносцев, рвались с большими недолетами, едва не задев «Буйного». Командующий потребовал откорректировать таблицы для стрельбы этими снарядами, с учетом открывшихся фактов, и впредь по щитам, а при случае и по японским миноносцам, бить фугасами.
В повторной атаке щиты, выходившие в атаку на «Суворова», оказались разбиты вдребезги его башенными установками еще в 12 кабельтовых от броненосца, несмотря на резкие маневры буксировавших их миноносцев, а атаковавшие «Наварин» – с 3–6, так как ему пришлось доворачивать бортом к противнику, чтобы ввести в действие казематную артиллерию, к тому же недостаточно скорострельную.
Мощь носового огня старых броненосцев, по итогам учений, была признана явно не достаточной. Даже в составе отряда, днем, они не могли гарантированно отразить собственной артиллерией атаку всего трех-четырех миноносцев.
Минные стрельбы закончились потерей шести старых мин, но зато из 18 выпущенных в цель попало целых шесть, причем «Громкий» попал обеими выпущенными им торпедами в «Суворова», за что и получил адмиральский приз.
По окончании учений состоялось совещание штаба эскадры. После его завершения Рожественский распорядился снять с «Осляби» 8 трехдюймовок с батарейной палубы и принять дополнительные меры по разгрузке этого броненосца, а старший инженер-механик получил задание «обеспечить установку стодвадцаток и трехдюймовок на «Сисоя» и «Наварина», причем без добавления лишнего веса. А на «Аврору» приказал установить четыре 152-миллиметровых орудия, привезенные из Севастополя, за счет снятия части 75-миллиметровой артиллерии, которую надлежало разместить на «Нахимове», «Донском», «Жемчуге» и «Изумруде». По 6–12 стволов на каждом. Важным условием указывалось обеспечение больших углов обстрела, особенно на носовых курсовых углах.
В ответ на возражение, что пушек всем не хватит, адмирал приказал снять нужные трехдюймовки со вспомогательных крейсеров, заменив их 47- и 37-миллиметровой артиллерией, добавив: «Им купцов гонять сгодится, а нам для дела нужно».
Услышав волю адмирала, Политовский просто ахнул от неожиданности. На броненосцах планируемое усиление артиллерии должно было размещаться на крышах казематов, причем небронированных крышах, и потому требовало значительных усилений палубных конструкций и устройства междупалубных фундаментов, без стеснения батареи. А на «Авроре» четыре дополнительные пушки главного калибра планировалось установить на местах трехдюймовок на верхней палубе, не рассчитанной на такой калибр, что также подразумевало большой объем работ.
Для компенсации веса с крейсера должны были исчезнуть двенадцать 75-миллиметровых орудий. С «Наварина» и «Сисоя» для облегчения и получения выгодных секторов обстрела нужно было срезать большую часть фальшборта и ростр. И это все в походных условиях, не нарушая графиков угольных погрузок, учений и маневров, да еще и в кратчайшие сроки!
Поняв, что его возражения никто не намерен даже выслушивать, Политовский отправился на «Аврору», где провел за замерами и составлением эскизных чертежей усиливающих конструкций остатки вечера, после чего сразу же отбыл на «Камчатку», откуда вернулся уже во втором часу ночи, тут же занявшись расчетами по довооружаемым броненосцам. Усилить вооружение, не увеличивая перегрузки, никак не удавалось.
Следующий день начался со стрельб из всех калибров, а закончился тренировкой по погрузке угля на ходу. На этот раз, складируя уголь, который не успевали спускать в угольные ямы, прямо на палубе и используя немецкие мешки, вмещавшие почти двадцать пудов и позволявшие одновременную их загрузку тремя матросами, удалось добиться результата в 13–18 тонн на корабль в час, что в любом случае перекрывало темпы погрузки угля при помощи баркасов. Последний раз, в Атлантике, этим способом удалось погрузить 80–85 тонн на каждый броненосец за восемь часов непрерывной работы всей команды, включая офицеров.
Так шли день за днем. Нередкими были и ночные стрельбы и учения, даже на шедших на буксире миноносцах. Все разработки штаба неизменно обсуждались на совещаниях с обязательным участием командиров кораблей и начальника отряда обеспечения, как теперь стали называть шедшие с эскадрой транспорты.
Вообще, отношение к обозу в корне изменилось. Все понимали, что успех всего похода во многом зависит и от четких и слаженных действий команд грузовых судов, тащивших все необходимое для эскадры и позволивших избавить корабли от перегрузки, порой превышавшей даже 1800 тонн, не считая угля. При любой возможности экипажи угольщиков старались помочь командам боевых кораблей, беря на себя охрану мест погрузки и большинство грузовых работ. Да и сами эти суда, по уровню подготовки своих вольнонаемных экипажей, особенно рулевых и машинных команд, не говоря уже о капитанах и штурманах, приблизились к боевым кораблям и перестали быть обузой для всех, поэтому называть их, как и раньше, обозом, язык ни у кого уже не поворачивался.