Если сгорим
– Ну же, Гесс… – подначивает Давид.
– Прости, Роксана. Но у меня нет другого выхода…
Всего несколько фраз уничтожили меня. Я вздрогнула, но закусив губу, лишь смиренно кивнула. Мне показалось, или его голос дрогнул в тот момент? Я смотрела в его ледяные глаза, и думала о том, что нет никакой разницы, как он это произнес. Разве имеет значение то, как долго убийца сомневался перед тем как вонзить в тебя нож?
Больно. Так будто ребра переломаны разом.
– Видишь, милая, – голос Давида, и его слова вдруг перестают иметь значение. – У тебя нет другого выбора, кроме как пытаться вымолить прощения у меня.
Его пальцы вцепляются в мои волосы, наматывая их на кулак.
– Ну, может, ты попробуешь? Может, скажешь хоть что-то?
– Делай что хочешь. Убей меня, истязай – не имеет значения то, как ты накажешь меня, Давид. Только верни мне его, верни мне сына.
Он отталкивает меня. Словно то, что я сказала, неприятно ему.
Я тянусь к Астахову, а он снова отступает, заставляя меня ползти. Я убита, выжжена, раздавлена и уничтожена. Почему ему никак не надоест играть со мной?
– Посмотри на меня!
И я выполняю приказ. Я послушная и покорная. У меня не осталось ничего, даже гордости. Теперь в его взгляде презрение, а на губах вдруг расплывается зловещая улыбка.
– А давай сделаем так, Роксана, – он достает из-за пояса пистолет. Передернув затвор, направляет его на Исая. – Что скажешь, если я убью его? Убью, и ты тут же получишь Даню.
Я испугано перевожу взгляд на Гесса. Он смотрит на Давида так, словно не Астахов, а Исай угрожает тому оружием. Знаю, что Гесс отказался от меня, но несмотря на это, моя душа стонет и кричит от боли при мысли, что Давид его убьет.
Я срываюсь вперед, хватаясь за его брюки. Я смотрю на него так, словно он мое божество. Словно нет ничего вокруг, кроме него.
– Нет!! Накажи меня, он тут не при чем! Это лишь между мной и тобой Давид!
Я захлебываюсь от слез, кажется, будто и не дышу больше. Черные глаза Астахова вспыхивают яростью, а с губ срывается смех.
– Исай, она готова собой пожертвовать ради тебя, а ты наплевал на нее.
Он отталкивает меня ногой и срывается к Гессу. Бьет его рукоятью пистолета в висок. Он делает это, лишь потому что Гесс позволяет! Видеть его таким так омерзительно горько, что хочется сдохнуть.
Встряхнув головой, Гесс выпрямляется. Стирает со скулы выступившую кровь, но ничего не говорит. Астахов, кажется, ничуть не успокаивается, а наоборот. Безоговорочное послушание Исая злит его еще сильней.
– Она предала меня ради тебя, урода! – кричит, что есть сил. – И продолжает заступаться, даже когда ты отказался от нее!
Снова удар. На этот раз Исай отклоняется, и кулак Давида проходит по касательной. В третий раз, Исай ловит его запястье. Скулы напряженные, взгляд чернее ночи.
– Продолжишь это делать, сделке конец, Давид, – не голос, а рык. Теперь я узнаю в нем прежнего Исая. Только это не имеет для меня никакого значения.
Давид словно приходит в себя. Оттолкнув Гесса, отходит на пару шагов.
– Ладно-ладно, – усмешка рвется с губ, он задумчиво трет затылок. – Не мог удержаться.
На этих словах Давид покидает комнату, а мы остаемся одни. Я, все еще на полу, мои плечи трясутся от плача. Мое лицо искажено от боли и отчаяния, но разве можно сохранить правильный облик, когда ты выжжен горем изнутри?
Он стоит надо мной. Секунды тянутся невероятно долго. И наивная, глупая часть меня, все еще верит, что он подойдет. Все еще ждет его сильных и крепких рук, все еще надеется на его защиту. Но он топчет безжалостно эти жалкие крохи надежды, и, ни слова не говоря, уходит за дверь.
Глава 3. Приходи в себя
– Ты уверена, что хочешь это делать? – Марго посмотрела на меня с толикой насмешки.
Мне было плевать, что она думает. Я потянулась к пакету с рассадой и внимательно рассмотрела покупки. Цветы были именно такими, как я и хотела.
– Мне все равно больше нечего делать. К работе по дому вы меня не привлекаете, а сидеть в четырех стенах уже которую неделю – можно окончательно свихнуться.
Всем, в общем-то, было на меня плевать. И если я не пытаюсь сбежать и не злю Давида, то и дела им нет, чем я занимаюсь. Равнодушно пожав плечами, Марго отправилась на задний двор.
Последние три дня прошли в слезах и депрессии. И чем больше я проводила времени в закрытой комнате, тем хуже мне становилось. В какой-то момент я вдруг поняла, что я дошла до грани.
Порой, чтобы тучи немного рассеялись, и была возможность осмотреться вокруг ясным взором, нужно немного времени. Сложно ждать, особенно когда сердце рвется на куски. И сейчас, я просто пыталась выжить. Все эти дни я действовала неразумно, бросаясь из стороны в сторону. Теперь я решила дать себе возможность выдохнуть.
Еще вчера я не могла даже оторвать голову от подушки, сил не было ни на что. Но сегодня, я решила, что должна успокоиться и постараться переждать.
Заручившись поддержкой Олега, я получила разрешение от Астахова работать во дворе. Давиду было плевать, чем я занимаю себя, да и последние несколько дней его не было дома.
После того разговора в кабинете, когда я узнала об истинных мотивах нахождения здесь Гесса, у меня внутри будто все умерло. Я ходила, дышала, я собиралась и дальше бороться за сына, но все чувства были притупленными, словно часть меня больше не функционировала.
Что касалось Гесса, я больше его не видела. Да и это к лучшему. Смотреть на прекрасное лицо предателя даже для сломанной меня было все еще слишком больно.
Работа с землей и растениям успокаивала. Сумбурные, тревожные мысли словно замедляли свой ход, а после и вовсе отпускали. И в какой-то момент я подумала о том, что мне стало легче. Не было того жжения в груди, да и дышать стало свободней.
– Доброе утро, ты сегодня не завтракала, а уже вся в работе, – рядом со мной вдруг возникла пара начищенных до блеска туфель. Я подняла голову, закрывая глаза ладонью от слепящих лучей солнца.
Олег улыбнулся, и присел рядом со мной на корточки.
– Я хотя бы то выбрал? Честно говоря, впервые покупал растения…
Я улыбнулась в ответ, осторожно поливая только что посаженный куст роз.
В этот момент автоматические ворота стали подниматься и во двор въехало авто. С пассажирской стороны вышел Давид, а из водительской дверцы показался Исай.
Внутри все затрепетало, когда Гесс, обернувшись, скользнул по мне взглядом. Но в следующую секунду волнующая дрожь сменилась сковывающим ощущением холода. В его глазах было полное равнодушие. Быстро отвернувшись, он прошел следом за Астаховым.
Посмотрела на свои ладони – они дрожали. Всего один взгляд на него – спокойствия как не бывало.
– Я смотрю, они теперь так сильно доверяют друг другу… – сорвалось едкое с губ. Почувствовала на себе внимательный взгляд Олега.
– Босс теперь под очень влиятельными людьми. Они и вытащили его из тюрьмы, для одного важного дела. А Исай руководит этим делом, поэтому они вынуждены так много времени проводить вместе.
Я внимательно посмотрела на Олега. Влиятельные люди, способные обелить запятнавшего себя человека в столь тяжких преступлениях, должны иметь практически безграничную власть. При мысли об этом, меня бросило в дрожь.
И почему он заставляет Исая участвовать в этом деле? Зная Астахова, могу с уверенностью сказать, что и здесь он будет действовать чужими руками. Во что встрял Гесс ради Мирона? А, впрочем – плевать, это ведь теперь не мое дело.
– Я рад, что вы пришли в себя. Не нужно опускать руки, уверен, что все наладится.
Я улыбнулась ему в ответ. Он единственный в этом доме, кто проявлял ко мне доброту.
У Олега вдруг зазвонил телефон. Посмотрев на экран, парень озадаченно нахмурился.
– Да, – приняв вызов, он осмотрелся по сторонам. – Да, конечно, сейчас.
Охранник бросил на меня встревоженный взгляд.
– Роксан, шеф зовет тебя к столу.
Я подняла взгляд в сторону беседки. За накрытым столом сидел Астахов. Он неспешно ел, изучая свежую прессу.
Стало не по себе. Любое взаимодействие с Давидом приводит меня в состояние полного краха. Но деваться было некуда, и, не желая тревожить Олега, я улыбнулась в ответ.
– Хорошо, – скинув перчатки и, наспех вымыв руки под поливочным шлангом, я постаралась мысленно приготовиться к разговору. Только как бы я ни старалась, с каждым шагом, приближающим меня к нему, я дрожала все больше.
На негнущихся от волнения ногах, я подошла к столу. Он знал, что я рядом, и, не отрывая взгляда от газеты, сделал знак рукой, присаживаться.
Минуты ожидания в полной тишине были невыносимы. Я вся превратилась в оголенный нерв, и когда вдруг раздался его голос, я вздрогнула.
– Говорят, ты совсем не ешь. Истязаешь себя назло мне?
Я ничего не ответила. Только глаза мои никак не могли перестать его ненавидеть. Встряхнув газету и сложив ее, он убрал ее в сторону, а потом вернул ко мне взгляд. Сейчас его глаза не выражали ничего кроме усталости. И этот факт немного успокоил.
– Только не говори, что тебе есть дело до моего состояния.
Он смотрит так долго, что кожу начинает покалывать иголками.
– Давно уже позади те времена, когда мне было дело до твоего настроения, – произносит задумчиво, и, смахнув с губ крошки, отбрасывает салфетку на стол.
Не могу так долго глаза в глаза с ним. Слишком много ярости во мне. Отвернувшись, замечаю Исая, стоящего у крыльца. Сердце, с тяжестью делает удар, гоня вдруг ставшую загустевшей кровь. На Гесса мне смотреть еще больней.
Лишь когда отвожу взгляд, обдумываю то, что увидела. Он был в компании Марго. Девушка что-то рассказывала ему, хихикая. Оба курили. Взгляд Гесса был прикован к нам. Я разозлилась, сама не понимая, от чего.
Давид, увлеченный экраном своего телефона, словно не заметил ничего.
– Ты знаешь, – проговорил негромко, возвращая ко мне внимание.
Астахов выглядел каким-то потерянным и странным. Сейчас в нем не было уже привычной ярости и ненависти.
– А я ведь и не надеялся, что удастся выбраться из тюрьмы. Я уже смирился с тем, что моей жизни конец… – уголки его губ опустились, придавая лицу несчастный вид.
– Я даже с твоим предательством смирился. Но, когда ко мне пришли и предложили работать на них взамен на свободу, первое, о чем я подумал – это была ты.
Он подвинулся ближе, его лицо замерло в нескольких сантиметрах от моего. Пальцы Астахова нагло запутались в моих волосах.
– Я думал о том, как я отберу тебя у него, как ты будешь смотреть на меня испуганными, полными чувства вины глазами.
Он отстраняется, но лишь для того, чтобы поменять положение и придвинуться ближе. Его хватка на моем подбородке ощущается все также неприятно. И мне приходится приложить все силы, чтобы не подать вида, насколько он мне ненавистен.
– Сейчас у меня есть все то, чего так хотел. Так почему мне ничуть не легче? – черные как ночь глаза жадно, но с тоской скользят по чертам моего лица.
– Почему такая как ты продолжает иметь для меня значение?
Он не ждет ответа на этот вопрос, а я не спешу отвечать. Но на какой-то момент мне начинает казаться, что в больной голове Астахова есть еще толика разумного.
– Как Даня? – срывается с губ то, что я так упорно держала в себе все это время.
Он вздрагивает от моего вопроса, словно от порыва холодного ветра. Глаза приобретают свойственный ему оттенок злости.
– Когда я освобожусь от важных дел, я займусь нами, Роксана. И пусть ты никогда меня не любила, все равно будешь со мной…
С губ рвется смешок.
– Как ты себе это представлял? Ты на самом деле считаешь, что вернешь меня, отобрав ребенка и сделав начальником охраны Гесса? Разве это может иметь смысл?
– С ребенком все хорошо. Считай, это временной размолвкой. А Гесс… – он посмотрел в сторону дома. – Гесс никогда не был проблемой. Его дни сочтены, и тебе лучше не строить на него планы.
– Ты убьешь его?
Он улыбнулся, в уголках глаз залегли морщинки.
– Не обязательно я, кто-нибудь определенно сделает это за меня, – Давид говорит это тихим, едва различимым голосом, словно это его главная тайна, которой он только что поделился со мной.
Я не знаю, что именно в нем изменилась, и почему он вдруг перестал сыпать ругательствами и пытаться уничтожить меня. Но Давид сейчас выглядит потерянным. Психованный маньяк и садист вдруг превратился в гонимого тоской мужчину. Если бы не все происходящее здесь, я бы даже решила, что у него есть сердце.
– Меня интересует только мой сын, – при мысли о Дани, на глаза набегают слезы. Астахов хмурится недовольно и тянется рукой, стирая влажную дорожку с лица. Мои губы начинают дрожать, но не от слез, а от того, что мне противны его касания.
– Ты обязательно увидишься с ним, но для начала мне нужно решить один вопрос. Когда будет безопасно, я верну тебе Даню.
Это впервые когда я смотрю в его глаза открыто, не стараясь отвести их или спрятать. Я хочу поверить ему, ведь так мне будет проще. Его ладонь касается моего запястья, он водит по нему так, словно я все еще имею значение. А потом… он тянется ближе к лицу, и я понимаю, что пойду даже на это, только бы он отдал сына.
– Давид! – раздается за спиной голос Смирновой. Астахов хмурится, неспешно отстраняясь от меня.
– Доброе утро, а я и не знала, что ты здесь.
Ее ладони опускаются на мужские плечи, она наклоняется и целует его в скулу. А он все также не сводит с меня глаз.
– У меня сегодня много дел. Тебе будет лучше остаться у себя. Я вернусь завтра, скажу парням, они заберут тебя.
Не удержав любопытства, я оборачиваюсь, в сторону крыльца, где стоял Гесс. Но его нигде нет.
Давид поднимается из-за стола и, бросив на стул салфетку, уходит в сторону гаража. Я остаюсь сидеть неподвижно, сверля внимательным взглядом тарелку еды. В желудке жалобно урчит, и я думаю, что последний мой прием пищи был вчерашним утром. И сейчас от резкого приступа голода мой желудок стягивает жутким спазмом.
Я думаю о том, чтобы взять с тарелки аппетитный кусок омлета, но мое запястье перехватывает любовница Давида.
– После всего, что ты сделала, он продолжает тебя любить, – ее ногти впиваются в кожу. Я пытаюсь освободиться из ее хватки, вырываю руку, отсаживаясь немного в сторону.
Глаза Смирновой полыхают яростью. Ее лицо перекошено.
– Сколько б я для него ни делала, сколько бы ни старалась, он никогда не посмотрит на меня так, как смотрит на тебя…
Теперь она вся как на ладони. Неуверенная в себе, завистливая и ненавистная. Улыбнувшись, я выдерживаю ее взгляд.
– Может, просто не стоило лезть в чужую семью?
Ответ следует незамедлительно. Схватив нож со стола, она резко подается вперед, утыкая им мне в грудь. И без того грубые черты лица искажает гримаса злости.
– А может, я просто убью тебя? А? Тогда решаться все мои проблемы…
– Убить человека не так просто, как ты думаешь. И точно не десертным ножом, – я опустила взгляд на столовый прибор, который сжимали ее пальцы. Она толкнула в меня его сильней, грудную клетку обожгла острая боль.
Я хотела вывести ее из себя, заставить сделать что-то недопустимое по отношению ко мне. Сегодня я поняла, что могу манипулировать Астаховым. Он чокнутый психопат, и его настроение меняется как день и ночь, но сегодня он не расположен к Смирновой, и я могла воспользоваться этим моментом. Могла бы… Но мне не дали.
Смуглая рука с татуировками на фалангах пальцев сомкнулась на том самом ноже, отталкивая вместе с ним Смирнову. Спустя мгновение нож упал на землю. Женя перевела на Исая растерянный взгляд. Глаза Гесса были также прикованы к ней.
– Что ты себе позволяешь?! Я .. я расскажу Давиду! – она была в ярости. Все ее тело превратилось в наряженный комок нервов.
– Тогда расскажи, что я не дал ее зарезать.
Смирнова бросила на меня яростный взгляд. Она понимала, что пока не обладает достаточными возможностями, чтобы справиться со мной. Теперь ее внимание привлек Исай.
– Ты знаком с ней, ведь так?
Исай молчал, сохраняя абсолютно спокойный вид. Тогда Смирнова повторила вопрос, сопроводив его новой порцией угроз.
– Когда-то был. Но это не имеет значения. Давид просил отвезти вас на работу. Я буду ждать в машине, – даже не обернувшись, он направился в сторону гаража.
Я смотрела ему в след и понимала, что даже ненавидеть его больно. Само присутствие Гесса поблизости заставляло сердце сжиматься. То, что он сделал сейчас, было похоже на жалкое подаяние. Исай выбрал брата, дав Давиду уничтожить меня. И сейчас, в его попытке защитить меня от Смирновой не было никакого смысла.
Глава 4. Запертая
– Ты есть то будешь? Или снова все в мусорку выбрасывать?
Марго с недовольным видом поставила поднос на стол. Давида не было, и вся обслуга чувствовала себя фривольно. Девушке очень хотелось отправиться к бассейну, или зависнуть на заднем дворе с подружками, но приходилось возиться со мной. Перед тем как уехать, Астахов дал им четкие указания – я не должна была голодать и сидеть одна. Не знаю, какая муха его укусила, но сейчас он дал слабину, и я с радостью собиралась воспользоваться ей.
Я поднялась с кровати и посмотрела в окно. Во дворе было непривычно пусто. Марго следила за мной пристальным взглядом.
– В доме никого, можешь выйти в кухню и поесть… – проговорила девушка. Я удивленно обернулась.
– Ну мало ли, может ты устала тут сидеть. Заодно поможешь по кухне, ты же вроде хотела заняться чем-нибудь.
Марго далеко не дурочка, да и добротой никогда не отличалась. Я не верила в ее щедрость, но, с другой стороны, я ничего не потеряю, если соглашусь.
– Хорошо, я сейчас приду… – кивнула. – Но в доме точно никого нет? Жени тоже?
Брюнетка бросила на меня настороженный взгляд. Кажется, проявленная ей доброта показалась лишней. Я читала в ее глазах сомнение.
– Я про то, чтобы у тебя не было проблем, – улыбнулась неловко, понимая, что возможность покинуть комнату ускользает с каждой секундой.
Девушка выдохнула в облегчении.
– Ни Жени нет, ни охраны. С нами несколько человек… – она осеклась, понимая, что сболтнула лишнее.
– Не переживай, убегать не стану, – приблизившись к столу, взяла поднос и направилась к двери.
Марго открыла замок и прошла следом за мной в кухню.
Стараясь воспользоваться ситуацией, я внимательно осматривалась по сторонам. Искала взглядом телефон или какое-нибудь средство связи. С момента похищения Дани я не общалась с мамой. Уверенна, она места себе не находит, и мне хотелось поговорить с ней хотя бы несколько минут. Но ничего вокруг не было. Ни домашнего телефона, всегда расположенного на стене коридора, ни мобильных, которые мы оставляли в специальной подставке на входе в кухню.
Марго тут же принялась за готовку, а я устроилась за обеденным столом. Свежий воздух из распахнутого окна проникал в легкие, даря призрачное ощущение свободы.
Внезапно раздавшийся грохот заставил вздрогнуть. Марго стояла рядом с разбившейся банкой томата, а на сковородке в это время во всю что-то шкварчало.
– Черт! – проговорила сквозь зубы. – Роксан, ты не могла бы сходить в погреб и принести банку томата?
Я опустила взгляд на уже ставшее холодным мясо в своей тарелке и с грустью вздохнула. Я практически ничего не съела, мой желудок сводило от голода. Но отказать ей, значит лишить себя лишних ушей и связей.
– Хорошо, я схожу.
В любом случае, пройтись по дому без конвоиров в полном одиночестве было приятно. Неспешно спустившись по лестнице в подвал, я прошла в кладовку. В комнате было темно, поэтому открыв дверь, я скользнула внутрь практически на ощупь. Нога тут же погрузилась в воду. В следующее мгновение раздался громкий стук, и меня что-то больно толкнуло в плечо – дверь захлопнулась, а следом я услышала, как в замке проворачиваются ключи.
Резко обернувшись, я попыталась найти дверь. Едва не упав, схватилась за ее ручку, но, дернув, с ужасом осознала, что меня заперли.
– Откройте! Откройте! – я стала стучать, что есть сил, но, сколько бы я не кричала, как сильно бы не задыхалась от страха, ответом мне была полнейшая тишина.
– Черт! – засмеялась горько, обессилено сползла на пол по стене. Вокруг меня была вода. Она была достаточно холодной, и покрывала мои ноги до линии бедер. Тело пробило ознобом. Темнота давила так, что казалось, будто стены стали сужаться. Устало прикрыв ладонями лицо, я застонала в голос.
Кто запер меня здесь? Марго? Это был специально разыгранный ей спектакль? Но, зачем ей это? Давид явно дал понять, что собирается сберечь меня, неужели она не понимает, к чему все ведет?
Я повернула голову – со стороны противоположной стены слышался какой-то звук. Словно вода стекала по стенам. Скорее всего, снова прорвало трубы и теперь комната заполнялась ей каждую минуту. Уже через несколько часов подвал затопит, и я могу утонуть.
Меня накрыло паникой. Тьма перед глазами сгущалась, затягиваясь тугой петлей на шее. Я находилась глубоко под землей, в комнате с такой шумоизоляцией, что даже если буду кричать во всю мощь, никто не услышит меня. С каждым вдохом воздуха в легких становилось все меньше, страх проникал в каждый орган, парализуя.
Я не знаю, сколько провела времени в этом ужасном месте. Я звала на помощь, молотила руками о дверь до тех пор, пока ребра ладоней не начинали неметь от боли. Я задыхалась от страха, тело сотрясалось от неконтролируемой дрожи. Конечности занемели от холода, мне казалось, что мое сердце готово остановиться в любой момент. И когда вода достигла отметки моего пояса, я вдруг поняла, что это конец – сил практически не осталось.
Сознание словно маячивший передо мной мячик. Я тянулась к нему изо всех сил, но оно ускользало с каждым вдохом. И когда я попыталась поднять руку и постучать еще раз, не смогла пошевелить и пальцем.
Неужели это конец? Вот так ужасно закончить свою жизнь? В темном помещении подвала, затопленном водой? Что будет с моим сыном? Неужели я больше не увижу его? Неужели Исаю Гессу на самом деле больше нет до меня никакого дела?
Я не знаю ответов на эти вопросы, но когда мой организм сдался, и я соскочила вниз, со ступенек, и практически полностью погрузилась в воду, дверь вдруг открылась, и потоком воды меня потянуло куда-то в сторону. Я видела свет перед глазами, видела каких-то людей. Никого определенного – просто черные фигуры, заполняющие собой комнату. И когда чьи-то горячие руки подняли меня из воды, и моя скула прислонилась к твердой груди, где так гулко и так знакомо билось сердце, я почувствовала облегчение. Я не могла открыть глаз, я не знала, видеться мне это в забытье, или является реальностью, но мое до сих пор напряженное тело словно почувствовав, что опасность миновала, вдруг расслабилось.
Я слышала чьи-то голоса. Чувствовала, как меня несут вверх по лестнице. Кто-то ругался, кто-то испуганно восклицал. Глубокий мужской голос, исходящий из груди моего спасителя раздавал короткие приказы.
На мгновение, я смогла распахнуть глаза. Первое что я увидела – широкая шея, и аккуратный кадык, смуглая кожа так любимая мной. Я слушала его голос, чувствовала его руки на себе и позволяла моменту длиться вечно. Это было то место, где мое сердце не хотело плакать. Но разве это могло быть правдой? Наверняка, все происходящее – лишь плод моего воображения.
Исай никак не мог спасти меня, и он не стал бы брать меня на руки и так бережно куда-то нести. Мой Исай давно отказался от меня. Внезапно он остановился.
– Ты нашел ее?! – раздался поблизости встревоженный голос Астахова. От его звучания мне становится холодно, и я подсознательно жмусь к твердой горячей груди, где мне так тепло и хорошо.
Почему они хотят забрать то единственное тепло, что я получаю!?! Я боюсь, что нас снова разлучат. Я боюсь, что сон кончится, и я снова окажусь одна.
– Она была заперта в подвале, кто-то устроил потоп. Она без сознания, нужен врач, – голос так похожий на голос Гесса звучит настолько напряженно, что становится страшно. Он, словно хищник, почуявший опасность, замирает настороженно, в ожидании атаки.
– Дай ее сюда, – я вздрагиваю, когда меня касаются чужие руки. Тело прошибает дрожью, я изо всех сил жмусь к нему, к горячему огромному и сильному.
– Я отнесу ее наверх, найди врача, – он и не думает отступать, его руки смыкаются еще крепче, и я выдыхаю в облегчении. Мне вдруг кажется, что еще не все потеряно, что он не отдаст меня.
– Я сам разберусь.
Он злится. Я чувствую его ярость, и внутренний рык – «Мое». По сжатым пальцам на моих бедрах, по каменно напряженным мышцам его тела. Он готов броситься на всех, кто посмеет меня тронуть.
– Не забывайся, Гесс. Это моя женщина.
Нет-нет! Не отпускай! Не отдавай меня ему! Хотя бы во сне ты можешь остаться со мной? Ты можешь быть верным?
Но уже спустя мгновение, меня подбрасывает в воздухе, и я оказываюсь прижатой к чужой груди, запах которой заставляет меня цепенеть от холода.