Тяготы домохозяйства

Павел был в срочном порядке госпитализирован на диван. Там ему наложили холодный, как сердце Арктики, компресс, который Набекрень достала из чемодана, а в руки вложили чашку горячего чая с бальзамом – для поддержания баланса температуры в теле.

На шум спустилась Катя.

– Что случилось?

– Я травмировался… Теперь придётся весь день, а может, и неделю провести дома, восстанавливаться, – словно на смертном одре выл Паша.

– А кто отвезёт Платона в школу?

– За мной Лёшка с папой заедут, – успокоил мать Платон и рассказал о своём новом друге, принудительно приобретённом вчера в кабинете психолога.

После пробежки и завтрака за Платоном действительно заехали. Катя отправилась на работу, а Ольга Прокофьевна пошла за стройматериалами для возведения беседки во дворе.

Убедившись в своём полном одиночестве, Павел поднялся с дивана и хотел было захромать в комнату Набекрень, но в этом не было смысла – нога не болела. А после избавления от плоскостопия он почувствовал, как шаг стал легче.

Он собирался порыться в личных вещах домработницы, найти компрометирующие доказательства: наркотики, которые она добавляет в щи, оружие, поддельные документы, да хоть накладные усы и бороду – если это поможет надавить на Катю. Мужчина в семейных трусах чувствовал себя настоящим Шерлоком Холмсом.

Дверь в гостевую комнату отсутствовала, вместо неё вход преграждал сделанный на заказ, специально под габариты Набекрень, аккордеон. Его меха были разжаты и занимали собой весь полутораметровый в ширину проём. Перепрыгнуть инструмент тоже не представлялось возможным.

«Шерлок Холмс» кряхтел, потел и плакал, но как ни старался, так и не смог сыграть ни одной ноты. Крепость была неприступна. Паша уже было решил сдаться, но увидел беспризорный чемодан Прокофьевны, который заманчиво блестел простыми хромированными защёлками, освещая таким образом половину комнаты.

Замка не было. Мужчина потянул за механизмы, но те не поддавались. Тогда он упёрся в чемодан ногой и потянул изо всех сил. Раздался глухой щелчок. У Паши вышли суставы из указательных пальцев обеих рук. Это утро было крайне травматичным. От злости он пнул чемодан, который даже не шелохнулся, зато нога испытала такую жуткую боль, словно столкнулась с бетонным блоком, а внутри чемодана что-то булькнуло.

Паша вспомнил, что в гараже есть лом. Вчера Набекрень выбивала им ковры и ругалась, что в магазинах больше нет нормального инструмента для уборки, а её выбивалка сломана. Мужчина и лом были в одной весовой категории. Паша вспомнил, как Набекрень держала железку в одной руке, и его стало подташнивать.

Кое-как вставив прут в замок, он повис на нём и начал пружинить. Пару раз достигнув головой потолка, Паша услышал заветный щелчок. Калёный конец лома лопнул, а остальная его часть придавила мужчину своим холодным бесчувственным телом.

Сдаваться было стыдно, но необходимо. Долго копаясь в своей записной книжке, Паша обнаружил номер одного частного детектива, который не раз помогал его фирме банкротить своих конкурентов десять лет назад. Мужчина смог бы найти грязь под ногтями королевы Великобритании, если клиент готов платить.

Детектив по фамилии Кац долго зевал в трубку и просил Павла перестать пудрить ему мозг. Для человека с его послужным списком подобные предложения казались оскорблением. Но Паша был настойчив и сразу перевёл аванс. После этого детектив пообещал, что разложит на атомы домохозяйку ещё до ужина. Он приехал через час, немного возбужденный, и первым делом попросил бокал виски.

Паша дал ему свой остывший чай с бальзамом, а сам сел в кресло.

– Ух… Забористый у вас чаёк, – прохрипел Кац. – Представляешь, еду сейчас к вам, а по дороге идёт женщина и на тележке тащит за собой целый куб досок.

– Это она, – прошептал Паша.

– Ого… – почесал подбородок детектив, – с такой лучше в прямой бой не вступать.

Дальше он начал доклад о ходе расследования:

– В общем, Яндекс и Google про неё ничего не знают. Я просмотрел её досье в полиции. Никаких приводов не было, так что тут всё чисто. Думаю, самое время порыться в грязном белье.

В голове у Паши никак не вязались такие понятия, как грязное бельё и Набекрень, но детектив на то и детектив, чтобы искать то, чего не видит простой обыватель.

С улицы стали доноситься мощные удары. Такие, что желудки у обоих мужчин подпрыгивали.

– У вас там сваи, что ли, забивают? – поинтересовался Кац.

Паша выглянул в окно.

– Это Набекрень столбы под беседку заколачивает. У нас сегодня шашлыки, лучше бы тебе поторопиться.

Кац вскрыл чемодан не без труда. Паша тем временем стоял на шухере.

– Ну что там? Нашёл что-нибудь? – спрашивал он каждые десять минут, вытирая потный лоб занавеской.

– В процессе, – слышалось откуда-то издалека, словно из-под земли.

Щёлкнул замок, из прихожей донеслись голоса Кати и Платона.

– Мы дома!

«Чёрт-чёрт-чёрт! Что же делать?!» – лихорадочно думал Паша.

Он оторвался от окна, за которым Набекрень уже сваривала мангал, и бросился предупредить Каца о сворачивании операции.

– Паш, ты же говорил, что травмировался, – растерянно спросила Катя мужа, который передвигался по дому бегом.

– Дык это… алтайский бальзам Ольги Прокофьевны помог, – нервно улыбался мужчина.

– Интересно, а в бак его можно заливать? – задумчиво произнесла Катя.

В этот момент открылась дверь – в дом вошла Набекрень. У неё на голове сидела приподнятая сварочная маска.

– Ой, а я не знала, что все уже дома. Я почти закончила, осталось только… – она вдруг замолчала и начала принюхиваться.

Ноздри Ольги Прокофьевны, казалось, могли засосать целый район.

– Вы чувствуете? – спросила Набекрень.

– Нет, – удивленно ответили в один голос хозяева.

– Крысами пахнет, – задумчиво ответила домработница. – Ещё утром не пахло.

Паша проглотил комок в горле. Он ждал неминуемого разоблачения. Всё семейство, включая Набекрень, прошло в гостиную, но Каца там не оказалось. Лишь пара его ботинок стояла возле чемодана. Паша незаметно затолкал их под диван.

– Здесь ещё сильней пахнет, – Прокофьевна точно пёс-ищейка обнюхивала каждый угол и уже хотела залезть под диван, но тут, на радость Паше, раздался звонок в дверь.

Набекрень прекратила поиски забредшего в дом незваного «грызуна» и поспешила открыть дверь. Катя последовала за ней.

Паша тем временем спросил у тишины:

– Эй, Кац, ты где?

– Я тут, – послышалось из чемодана.

– Как ты туда забрался?

– Шутишь? Да тут можно слона разместить.

– Тебе нужно выбираться и валить.

– Сейчас, погоди, я тут консервированные персики нашёл, – чавкал Кац, – не оторваться.

– Вот, познакомьтесь, этой мой муж Павел, – послышался голос Кати, и Паша тотчас обернулся.

Перед ним стоял крупный мужчина в дорогом костюме, от которого несло деньгами и властью.

– Артур, – представился мужчина и пожал потную ладонь Павла. – А это, – мужчина подозвал молодую особу, – моя жена, Ксения.

У Паши намечался сердечный приступ. Перед ним стояла та самая девица, которая вчера разговаривала с его спиной. Сзади улыбалась Катя, а дальше и выше всех стояла Ольга Прокофьевна. Её суровый взгляд, казалось, мог открыть врата в преисподнюю.

Павел переводил взгляд с Ксении на Ольгу Прокофьевну, затем на Артура, а потом заходил на следующий круг – и так в течение нескольких минут. Знакомство затянулось. Мужчина забыл родной язык, зато вспомнил, где лежит его загранпаспорт.

– Кхм, – прервал тишину Артур.

– Простите, – залепетала Катя, – Паша сегодня с утра немного ушибся, упал с лестницы.

– Бывает, – Артур напыщенно повёл плечами. – Я как-то упал во время восхождения на Эверест. Мы на вершине договор подписывали с инвестором. Поскользнулся и летел метров пятьдесят, хорошо, в руке был карандаш – им и зацепился. Так что понимаю. А что там с шашлыком?

– Всё чудесно! – затараторила Катя. – Мраморная говядина, фермерская свинина, халяльная курица – что предпочитаете?

– Я буду говядину, маринованную в красном вине, – заявил Артур, – а Ксюшенька ест только грудку индейки, привезённую контрабандой специально из Франции, мы принесли её с собой.

– Ой как здорово! – радовалась каждому слову Катя. – Давайте же выпьем за знакомство. Проходите в гостиную, располагайтесь на диване. Ольга Прокофьевна, не могли бы вы замариновать мясо?

– Индейку в соке маракуйи, пожалуйста, – добавила Ксюша.

– Мне почему-то кажется, что маринование грудок – это по части Павла. Особенно не местных, – ответила Прокофьевна, косясь в сторону бледного хозяина дома.

– Можно вас обоих на кухню? – напряжённо улыбаясь, позвала Катя домочадцев.

Платон тем временем поднялся к себе и провёл в комнате весь вечер за чтением новых книг из списка Ольги Прокофьевны.

На кухне Катя долго и упорно объясняла, как важен для её компании этот клиент: рисовала графики, сыпала угрозами, просила угождать любым капризам гостя.

– Не переживайте, Катенька, мы поняли, – ответила Набекрень за всех.

Паша лишь пыхтел без слов. Мужчина выглядел так грустно, что на его скисшем лице можно было сварганить килограмм блинов.

Катя кивнула, а потом, взяв бокалы и ухватив под руку потерявшего дар речи мужа, поспешила в гостиную.

Набекрень нарезала мясо и разложила по кастрюлям. Из красного вина у неё под рукой был только яблочный уксус, из сока маракуйи – тоже он. Уксусом она залила говядину и индейку, предварительно посолив и поперчив.

– Ну как вам? Удобно? – спросила Катя у гостей.

– Да, спасибо. Единственное, мы, кажется, слышали, как ваш чемодан ругался матом и дважды ответил на телефонный звонок, – подала голос Ксюша, вальяжно развалившаяся на диване.

– Не может быть! – прорезался наконец голос у Павла, и в этот самый момент чемодан чихнул.

– Будьте здоровы, – послышалось из кухни.

– Это у нас грызуны завелись, – поспешил с объяснениями Паша, разливая виски по бокалам, столу, брюкам Артура…

– Где грызуны? – Набекрень молниеносно переместилась из кухни в гостиную.

Все, кроме Паши, указали на чемодан.

– Однажды в Штатах я голыми руками убил крысу размером с кошку, – разглагольствовал Артур, оттирая с брюк дорогой напиток.

– Ну вы же мужчина, вам положено быть сильным и отчаянным.

Сказав это, Ольга Прокофьевна подмигнула Кате (мол, я делаю как вы просили – хвалю гостя). Похвала подействовала – Артур расплылся в самодовольной улыбке. После этого Ольга Прокофьевна добавила:

– Мы, женщины, не можем голыми руками.

Взяв в руки лом, который оказался здесь как нельзя кстати, она саданула по чемодану так, что у самолётов в небе сбились радары. Бедный Кац не смог издать ни звука.

– Паш, может ты пока займёшься розжигом мангала? – спросила Катя, глядя на мертвенно-бледного мужа.

– Я помогу! – изъявил желание гость. – У меня как раз есть с собой испанский порох! Прикупил в Барселоне во время последней командировки – лучше любого отечественного розжига!

Мужчины ушли добывать огонь, а женщины остались создавать уют в доме своими красивыми лицами и нарядами. Через полчаса Набекрень вышла из кухни с двумя кастрюльками мяса и предложила девушкам выйти на природу – насладиться теплом костра и запахом жареного мяса.

Посреди двора стоял мангал, обсыпанный со всех сторон щепками, испанским порохом и обставленный десятком бутыльков из-под розжига.

Двое состоятельных самцов (настоящих мужчин) добывали пламя, раздувая один, едва схватившийся, уголёк. Паша рвал щёки скопившимся в них воздухом, а Артур потел, размахивая специальным веером.

– Почти готово, – проигрывая подступающему обмороку, заявил хозяин дома.

Проходящая мимо них Набекрень чихнула на мангал, и тот буквально взорвался. Поднявшееся в воздух пламя опалило ночное небо и брови бизнесменов.

– А мы тут не замёрзнем? – надула свои накачанные губки Ксюша.

– Дорогая, да разве это холод? Помнишь, в том месяце я улетал на переговоры в Канаду? Вот там мороз был, – стуча зубами, пафосно разглагольствовал Артур.

– Паш, принеси пледы, – попросила Катя, и мужчина с радостью сорвался с места.

Зайдя в дом и включив свет, Паша обнаружил лежащего на полу кверху пузом Каца. Мужчина не подавал признаков жизни и уже синел. Его лицо и одежда были залиты красным. От вида крови Паше стало дурно. Переборов тошноту, он тотчас бросился оказывать первую помощь. На его совести мог оказаться результат страшного недоразумения, и он усердно начал делать массаж сердца и искусственное дыхание «рот в рот».

На вкус кровь Каца напоминала лечо. Когда Паша делал очередное нажатие на грудь, Кац закашлялся и из его горла вылетел целый болгарский перец. Мужчина тяжело задышал. Потом расстегнул ремень на штанах и начал дышать чуточку легче.

– Фух, ну я чуть не умер, – заявил детектив. – Похоже, лёгкая контузия, – тряс он головой, – и небольшое обжорство. Помню только, как открыл банку с разносолами…

– Ты должен был искать улики! Запрещённые законом вещи! – кричал Паша.

– И нашёл!

– Правда?! – настроение Павла стремительно улучшилось.

– Да. Там был контрафакт. Много контрафакта.

– Так-так, – потирал руки Паша.

– Итальянский пармезан, французская фасоль, разные колбасы… Сплошные санкционные товары.

– Чёрт, да это же всё не то…

– Возможно, но я всё равно старался уничтожить нелегальные продукты. Правда, в одно лицо сделать это крайне сложно. Зато я теперь точно могу сказать, что знаю куда нужно бежать, чтобы переждать ледниковый период.

– Есть ещё один чемодан, – вспомнил Паша и посмотрел в сторону комнаты Набекрень.

– Мне нужно немного отдохнуть, что-то в ушах звенит, – сказал Кац, еле перекатываясь с боку на бок.

– Главное, не попадайся никому на глаза. – С этими словами Паша ушёл, прихватив с собой пледы.

Вернулся мужчина как раз к столу. Ольга Прокофьевна кое-как отогнала от мангала Артура, который только и делал, что хвастался, как в прошлом году жарил мясо над жерлом вулкана в Исландии при заключении сделки с европейскими коллегами, и быстренько привела в порядок обречённое мясо.

– Прекрасно! – восхищался шашлыком Артур. – Что за вино использовали в маринаде? Испания? Юг Франции? Какой сорт? Совиньон? Пино-нуар? Гарнача?

– Антоновка, Костромская область, – пожала плечами Набекрень.

– А мне кажется немного суховатым, – фыркнула Ксюша. – Должно быть, маракуйя была несвежая, – она посмотрела на Набекрень с презрением, которое разбилось о каменное выражение лица домработницы. – Можно я схожу в дом и выпью воды?

– Да, конечно, – улыбнулась Катя. – Мы как раз обсудим дела с вашим супругом.

– Вы меня не проводите? – спросила девушка у Паши.

В ответ мужчина подавился куском говядины. Набекрень уже замахнулась для удара, чтобы спасти его, но тот был готов переварить мясо лёгкими, лишь бы избежать этого «спасения», и тут же перестал кашлять. Вместе с гостьей он прошёл к дому, где та сразу начала предъявлять обвинения:

– Ты не говорил, что женат!

– Знаешь, ты, вообще-то, тоже не обмолвилась о муже!

– Да разве это муж? Я его вижу раз в полгода. Он постоянно в этих своих командировках. Потому я тебе и написала тогда… Мне не хватает наших встреч… Он снова уезжает на следующей неделе, – она потянулась к Паше, чтобы обнять.

– Знаешь, мне кажется, нам стоит сделать паузу или вообще прекратить. – Павел отстранился.

Всё это время он выглядывал в окно, контролируя местонахождение Набекрень и периодически оборачиваясь от страха, что та снова возникнет за его спиной.

– Но почему? Боишься, что нас застукает твоя жена?

– Нет. Боюсь, что нас застукает моя домработница.

– Ерунда какая-то. Почему бы тебе её просто не уволить?

– Проще уволить президента…

– Хочешь, помогу тебе с этим вопросом? – девушка как-то недобро улыбнулась. В её глазах вспыхнул дикий огонёк, от которого у Паши завибрировало в животе.

– Но как?

– Мой дядя нам поможет. Он делает так, что люди исчезают.

– В каком смысле «исчезают»?

– В прямом, – совсем по-волчьи оскалилась девушка.

– Не знаю. Я… я не готов к такому. Это перебор.

– Подумай хорошенько. Он всегда помогает мне, если кто-то вдруг решит меня обидеть. – Девушка подмигнула Паше, и тот почувствовал, как сердце у него защемило.

Она обняла его за плечи и поцеловала. Паша больше не сопротивлялся. Он понял намёк.

– Не переживай, я всё устрою, – сказала напоследок Ксюша.

Через пять минут они вернулись назад в беседку, даже не подозревая, что всё это время за ними следили. Кац, конечно, получил лёгкую контузию, но навыки свои не растерял, а лишняя информация никогда не навредит. Детектив записал весь разговор на телефон.

Никто, кроме Ольги Прокофьевны, не заметил серьёзных перемен. Катя и Артур обсуждали поставки, Ксюша уткнулась в телефон, а Паша сидел в сторонке, словно студент, получивший повестку в армию. Он выглядел совершенно потерянным.

– Мне нужно проверить мышеловку, – встала из-за стола Набекрень.

– А вы поставили мышеловку? – удивилась Катя.

– Да. Думаю, что грызун уже попался.

Ольга Прокофьевна покинула беседку и вернулась в дом, где её уже ждал обездвиженный Кац. Как и предполагала Набекрень, «крысёныш» попытался вспороть меха аккордеона, которые она накачала до восьми атмосфер одними лишь легкими. Детектив был разбужен легким щелбаном, от которого у него пропало из головы два года воспоминаний.

– Давай, рассказывай, что тут произошло. – Набекрень уселась перед ним на стул, скрестив руки на груди.

– К-к-к-ак вы узнали? – удивился Кац.

– Я тридцать лет была замужем за полковником разведки. Таких любителей я щелкаю как семечки.

– Я ничего вам не скажу! – брызгал слюной Кац.

– Скажешь как миленький, если хочешь получить противоядие.

– Какое ещё противоядие? – вылупил глаза детектив.

– Обычное. Думаешь, можно залезть в мой чемодан и жрать там без последствий? Каждая третья банка и палка колбасы отравлены. Только я знаю, что можно брать, а что – нет. У тебя в запасе есть пара часов.

Кац не был скручен и мог уйти в любой момент. Набекрень не запирала выход, она была холодна и спокойна. Детектив тяжело вздохнул пару раз – то ли от страха, то ли от переполненного желудка, затем достал телефон и показал запись.

Следующие два часа жизни Каца прошли как экзамен на кулинарный краповый берет. Под чутким руководством Набекрень, подгоняемый ощущением скорой кончины, детектив носился по кухне как угорелый: нареза́л перец, натирал морковь, прокручивал помидоры, варил свеклу и отмывал опустошенную им тару.

Ольга Прокофьевна поставила перед ним задачу: закрыть сорок банок с разной консервацией. Или пройти сорок кругов ада, как писал потом в своих мемуарах Кац. Женщина опасно хмурила брови и обвиняла детектива в геометрическом кретинизме, называя его кубики из цуккини параллелепипедами.

Когда время начало поджимать, Кац почувствовал, как смерть сжимает свои холодные пальцы на его кишечнике. Обессиленный, он упал на колени, прося пощады, но Набекрень была непреклонна. Она требовала, чтобы баклажаны были обязательно с чесноком, и Кац рванулся в последний бой.

– Молодец, Крысёныш, – хвалила Прокофьевна детектива. – На́ вот противоядие, заслужил, – бросила она ему упаковку.

– Что это? – смотрел бешеными глазами Кац, вертя в руках таблетки. – Уголь?

– Да. Помочь активировать? – сурово зыркнула Набекрень на детектива.

– Но… но вы же сказали, что некоторые банки отравлены.

– Вздуты, – кивнула Набекрень.

– А колбаса?

– Просрочена.

– Так я не умираю?

– Еще раз на глаза попадёшься – и вполне можешь.

Из дома заказчика опозоренный детектив ушёл сразу на пенсию и посвятил остаток жизни садоводству и кулинарии. Теперь он вёл слежку только за помидорами и цветной капустой.

Когда Набекрень вернулась в беседку, гости уже собирались домой.

– Заверните нам мясо с собой, – словно в ресторане скомандовал Артур домработнице.

Ольга Прокофьевна упаковала мясо в контейнер, а затем зачерпнула голой рукой в мангале красных углей и, завернув их в фольгу, протянула ошарашенному гостю, сказав:

– Вот, чтобы дома подогреть.

Катя легла спать довольной. А вот Паша снова не мог сомкнуть глаз. Всю ночь ему мерещился дядя Ксюши. Он никогда его раньше не видел, поэтому торшер в углу вполне мог сойти за киллера. Он хотел лишь уволить назойливую домработницу, а не отправить на тот свет. Вдобавок и сам Павел теперь был под прицелом. Приступы страха сменились приступами совести, которые в итоге привели его в комнату Ольги Прокофьевны. Сдуваемый, словно хиленький парусник, мощным сонным дыханием Набекрень, Паша полчаса добирался до неё, чтобы разбудить.

Он толкал женщину и громко звал её, почти полностью засунув лицо ей в ухо. Он тыкал в неё иголки и поджигал пятки, а Набекрень отмахивалась от него, словно от назойливой мухи, иногда попадая в цель. От этих ударов под утро Паша выглядел так, словно попал под асфальтоукладчик.

Набекрень встала внезапно, когда на кухне еле слышно щёлкнула духовка, оповещая о готовности жарко́го, которое она поставила на ночь. Обрадовавшись, Паша решил играть в открытую и рассказать обо всём, что происходит. Прокофьевна внимательно слушала и не перебивала, продолжая заниматься по дому. Она вынула жаркое и отмыла духовку, затем взялась за раковину, потом перешла в ванную комнату. Паша ходил за ней по пятам, словно собачонка, и продолжал свой ночной монолог раскаянья. Мужчину буквально прорвало. Он не упускал ничего: рассказал об изменах, о детективе, о том, что Ксюша собралась нанять своего дядю. Паша точно описывал каждую деталь и говорил, что сожалеет.

Набекрень очищала водосток, а Паша – душу. Наконец, исповедовавшись, он облегчённо выдохнул и спросил:

– Ну что? Вы мне поможете?

Наберкень, которая в этот момент протирала пыль на лампочках, в ответ лишь всхрапнула. Паша подумал, что это она так выражает свои эмоции, но Набекрень всхрапнула снова, и тогда Паша посветил фонариком ей в лицо – Прокофьевна определенно спала. Закончив с лампочками, женщина смазала дверные петли и замок. И всё это – с закрытыми глазами. Паша никогда не слышал о лунатиках, которые во сне занимаются готовкой, уборкой и мелким ремонтом. Этот случай показался ему уникальным, и он хотел заснять всё на камеру, но Набекрень уже возвращалась в свою комнату, предварительно поставив на самый маленький огонь воду для яиц.