Хозяин «Логова»
Простыми ушибами и выбитыми зубами дело не обошлось. Тороп мстил как лесной, продуманно и жестко. Кто-то поссорился с детьми и женой, кого-то выгнали из дома, самые злые сплетницы ни с того ни с сего потерялись в предгорье на долгие пять дней. А пьяница, попытавшийся зажать меня в подворотне, получил не только иглы в брюхо, но и прогулку в заброшенные шахты. Долгую прогулку. Он вернулся на поверхность седым, худым и более не пьющим. На любую попытку вразумить буйно мстящего Торопа Лорвила ответ был один и тот же: «Я предупреждал». Вот и сейчас ничего хорошего Гаммире ожидать не стоило, ее предупреждали, возможно, не раз.
– Дети, живо в детскую! – крикнула я, пробегая мимо кухни.
Сорвав с вешалки куртку, выскочила на порог и застыла. Торопа и свекрессы на прежнем месте не было. Отец стоял под навесом у лошадей и, опустив руки в желоб с водой, умиротворенно что-то насвистывал. А Гаммиры во дворе вовсе не наблюдалось. Сорванная с нее одежда есть, хозяйки нет.
– Как под землю провалилась, – прошептала я, оглядывая двор.
– Скорее под лед, – ответила Зои, удаляясь с Тимкой в детскую.
Понимание сказанного пришло вместе с ужасом. Хранитель рода подобного не простит вояке, не дай Иллирия, еще и отомстит по-своему.
– Тороп?! То-о-о-ороп… пусти ее!
– Рано! – ответили мне и продолжили удерживать тарийку под водой с крупной крошкой льда.
– С ума сошел, она же сейчас захлебнется!
– Не успеет, я считаю.
Я почти добежала до нашего нравоучителя, когда он освободил свекрессу всего на миг. Дал ей поднять голову и, не позволив сделать бесценный первый вдох, поцеловал. Она дернулась в испуге, он ухмыльнулся и опять толкнул ее на дно.
– Тороп! – Я вцепилась в него, надеясь оторвать от бедной пленницы, уже не рвущейся из рук «палача».
– Не верещи. Если наша многоуважаемая тарийская медам не желает остаться под крышей «Логова» по-хорошему, останется по-плохому.
– Убьешь?
– Устрою воспаление легких. Полежит две недели, глядишь, угомонится. – С этими словами он наклонился к желобу, подхватил Гаммиру на руки и вынул ее из воды. – Эх, чего не сделаешь, чтобы уложить женщину в постель, да, моя хорошая? – обратился к ней и получил дрожащей рукой по щеке.
Пощечина была слабой, скользящей, но и ее хватило, чтобы вояка хищно улыбнулся.
– Милая, конечно, постель будет моей! Как говорится, исполним все ваши желания.
Перехватив испуганный взгляд дрожащей тарийки, я рискнула вступиться за строптивую, но услышала только:
– В сторону, Тора, я разберусь сам.
И он разобрался.
Не прошло получаса, свекресса переехала в его спальню. А на все мои укоризненные взгляды и попытки разузнать, что происходит, Тороп отвечал односложно: «Позже». Откровений пришлось ждать вплоть до наступления вечера, когда Гаммира забилась в лихорадке, покрылась красными пятнами и захрипела. И я бы не узнала о ее плачевном состоянии, если бы не Зои. Малышка ворвалась в кухню маленьким смерчем и, схватив за руку, потребовала, чтобы я вмешалась в лечение несчастной.
– Тора! Тори-и-ика! Кажется, он ее там душит! А еще головой об стенку бьет…
– Что?
– Нет, я конечно, не против. У каждого мужика к возлюбленной свой подход, и этот еще не самый худший, – невесть в чем обвинила она нашего вояку и с тревогой заглянула в мои глаза. – Но если она умрет, дядя ее на том свете не оставит. Вернет на этот и получит новый срок от Адо.
– Ты уверена?
– В чем? – Она нахмурила лобик. – В том, что срок получит, – да.
– А в том, что Тороп Гаммиру бьет? – уточнила я.
– Не очень. Но там такие звуки!
Я несмело улыбнулась. Надо же, маленькая демоница нынче не рвется в закрытые комнаты, а ориентируется исключительно по звукам.
– Так ты сходишь? Проведаешь ее?
– Схожу.
– Хорошо, – улыбнулась Зои и тише добавила: – А я за тобой следом.
Я не стала откладывать с визитом. Поднялась наверх, постучалась, дождалась разрешения войти и толкнула дверь. Картина, представшая взору, одновременно порадовала и напугала. Отец не бил свекрессу об стенку головой, она билась сама, а еще хрипела и сыпала проклятьями на древнем тарийском. Увидев ее в состоянии припадка, я остолбенела и вздрогнула от мрачного приказа:
– Тора, входи. Зои, вон отсюда.
– Но как?! – возмутилась невидимая малышка откуда-то с потолка. – Как ты узнал, я же все недочеты исправила!
– Ты забыла про тень, – нравоучительно ответил вояка и рывком уложил свекрессу на подушки. – А теперь вышла и закрыла дверь.
Дверь не просто закрылась, она захлопнулась, в коридоре послышалось сердитое сопение, а затем и торопливые шажки. И лишь когда на лестнице скрипнула предпоследняя ступенька, Тороп попросил:
– Не пугайся. Сейчас она утихнет и, может быть, заснет. Если повезет – до утра, а нет – так у нас с тобой будет час или два до следующего ее полета в закрытое прошлое. У нее блок на воспоминаниях.
– Такой же, как у меня? – Я шагнула ближе, опустилась на кровать.
– Хуже. – Наш вояка поморщился, словно бы ощущал боль от старой раны. – У тебя завеса. Ты помнишь все, но острота воспоминаний приглушена. У Гамми же кто-то вырвал несколько месяцев жизни.
Гамми? Меня не столько сокращение имени удивило, сколько интонация, с которой Тороп его произнес. Мягко, с едва заметной ноткой опеки, что прослеживалась не только в голосе, но и в каждом прикосновении к Гаммире. Она стала спокойнее, и он ослабил свой захват.
– Может, это время болезни? – озвучила я первую пришедшую мысль. – Эванжелина говорила, что после расставания с Оргесом IV свекресса едва не погибла от лихорадки.
– Не думаю. Скорее всего, блок поставили до так называемой болезни, а лихорадка – это уже реакция разума на запрет вспоминать.
– Оргес хотел ее убить?
– Не исключено. – Тороп убрал с лица тарийки налипшие пряди, промокнул влажный лоб полотенцем, с тревогой вглядываясь в заострившиеся черты лица. – Блок может быть и ключом к сознанию, и толчком к самоубийству. Я подумал об этом еще во время ее отравления грибами, а теперь просто уверен.
– Из-за побегов?
– Нет. Сбегать она начала, когда уверилась, что мы с нее глаз не спустим. А до этого она несколько раз пыталась себя умертвить. Правда, не так виртуозно, как ты в свое время… – многозначительно хмыкнул вояка, припомнив времена моего отчаяния после визита в захороненную Гьязу. – Однако настойчивости ей не занимать. Уж если травиться, то всем, начиная с уксуса, заканчивая мылом. Выброситься из окна и удавиться тоже пыталась, на ее счастье, здесь есть Зои и Бузя.
– Травится и весится? Никакой фантазии. Нет чтоб подавиться клоком собственных волос. Всегда при себе, надергать можно в любое время, и не только с головы, – посетовала я и получила увесистый шлепок пониже спины. Тороп, негодяй, через всю кровать дотянулся, чтобы «высказать» свое мнение. Замахнулся повторно, но я уже отсела и удостоилась лишь тяжелого взгляда.
– Чтобы больше я этого не слышал!
– А что такого? – наигранно изумилась. – Пусть она и мадам от рождения, но вряд ли блюдет безволосую чистоту. Ну-ка скажи, у нее ноги мохнатые?
– Торика ЭлЛорвил, ты меня поняла, – произнес бывший вояка, одной лишь интонацией предупреждая – не шути.
– Хорошо. Я поняла. Но хочу напомнить, что я еще и Дори. А это значит…
– Что шлепать ее могу только я, – раздалось от двери.
Вздрогнув от одного лишь звука голоса, я обернулась. Инваго бесшумно прошел к кровати, навис надо мной и медленно уплывающей в беспамятство свекрессой.
– Как она? – спросил он у Торопа.
– До утра продержится. А там, может быть, вам удастся поговорить… еще раз.
Так Инваго все это время знал о состоянии крестной и ничего не сделал?
– Хорошо. – Дори погладил болезную по руке и перевел пытливый взгляд на меня.
– Что?
Тысяча вопросов о том, почему Хран и Инваго не сидят у ложа Гаммиры, почему не спасают ее от блока, предпочитая бегать по просторам Ариваски за подземным зверьем, молчать о странной связи между демоном Горным и уродом Уросом, померкли при воспоминании несуразной фразы «Буду как штык».
– Что ты смотришь? – Воинственные нотки хорошо скрывали панику, но не дрожь. И я поморщилась от звучания собственных слов.
– Покормишь?
– Кого? – спросила, точно зная: если с этим му-ж-жем прибыл новый обоз и двадцать с лишним нелюдей, я удавлю его здесь и сейчас.
– Меня… – ответил он и повторил со странной интонацией: – Покормишь?
– С ложечки? – Несмотря на браваду, голос все еще звенел дрожью.
– Можно и так. – Он взял меня за руку, потянул на себя. – Доброй ночи, Тороп, хороших снов, крестная.
– И вам, – раздалось в ответ, когда дверь за нами закрылась.
– Гаммира? Это была Гаммира! – Я остановилась, не давая себя увести. – Ты хотел с ней поговорить.
– Утром.
– А может… – Мне совсем не хотелось оставаться с ним тет-а-тет, для побега я была готова найти любой подходящий и не очень повод.
– Утром, Тора. – Инваго сжал мою ладонь и коварно улыбнулся: – Ну или сразу после того, как ты меня помоешь.
Зря пугал.
Он и мылся, и ел сам. Правда, в спешке, словно и думать не мог ни о чем, кроме постели. И бросал он на нее столь вожделенные взгляды, что я поспешила отступить к стене. Вдоль нее аккуратно переместилась к двери и уже почти коснулась ручки, как надо мной раздалось громовое «Тора… Спать!».
Вопреки разом накатившей сонливости и усугубившей ее вялости я заторможено обернулась.
– Спать так спать. Зачем же так орать?..
– Поговори мне еще, – фыркнул Дори и подхватил меня на руки. – Дал бог и не кается.
– Ты тоже не очень расстроен, – шепнула я и уплыла в сон, полный щемящей нежности синего взгляда и мягкой улыбки с ямочкой на левой щеке.
Глава 4
Второй день моего пребывания в «Логове» был не таким насыщенным, как первый, и оттого незапоминающимся. Проснулась поздно, в одежде и одна. Почти порадовалась – Инваго не своевольничал и меня не раздевал, но рубашка, вывернутая наизнанку, и ремень, неверно застегнутый, быстро объяснили, что радость преждевременна. В остальном в родном уютном детище было тихо. Малышня играла с Бузей, Тороп занимался Гаммирой, я – инспекцией схронов в кухне, подполе и ныне исчезнувшей конюшне.
К моему несчастью, вернее, к несчастью всего рода Дори, мои накопления за годы хозяйствования пришли в негодность. Под ударом ли самого Инваго или благодаря дыханию напавшей на «Логово» твари золото оплавилось и теперь драгоценной кляксой украшало разделочный стол и бутыли с соленьями, а серебро странным образом пропитало столбик, в котором хранилось. И этот столбик, вырванный из земли и кем-то с силой отброшенный, теперь, как гвоздик для подковы, украшал собой вход в таверну.
Я долго думала, как его оттуда убрать, ждать ли нелюдей, демона или всесильного тарийца и недодемона в одном лице, но все решил надзиратель Бузя. Крот, чтоб ему икалось трое суток подряд, без спроса принял образ черного ужаса, подошел со спины и лапой сбил гвоздик-столбик, который мне чуть было ногу не отдавил. А впрочем, если бы и отдавил, я бы не заметила. Вид огромной лапы с когтями в метр длиной, да еще вблизи, надолго выбил меня из колеи. Я даже возражать не стала, когда явился Инваго с уже надоевшим «Спать».
Погружение в сон произошло почти мгновенно, а вот с пробуждением я бы повременила до следующей ночи. Чувственное сновидение, до краев наполненное негой, было томительно нежным и соблазнительным. Россыпь медленных смакующих поцелуев на шее и плечах. Легкие поглаживания живота и бедер. Голос, чуть хрипящий обещанием, ускоряющий кровь. И только я начала вникать в слова, ожидая признания, в голове моей вдруг раздалось: «Мракобесье, дорогая, ты отлежала мне руку!»
Нет! Это явно из кошмара, мысленно отмахнулась я и уже почти вернулась в негу, как вдруг над ухом раздалось:
– Тора? Торика… просыпайся.
Не видя в пробуждении никакого смысла и все еще надеясь досмотреть свой томный сон, лишь нахмурилась.
– Тора, мне нужно уходить, – заявил Инваго твердо и, похлопав меня по бедру, развеял последние ниточки видения.
Исчезли поцелуи и прикосновения, появились запах, свет, странная жесткость подушки и боль в затекшей шее.
– Иди, – пробурчала я, ткнувшись носом в наволочку, тонко пахнущую тарийцем, – тебя никто не держит.
– Тут я бы поспорил, – ответил он ехидно, и мне пришлось открыть глаза.
Итак, я лежу на боку, в своей спальне, на своей кровати и почти на своей половине, на мне надето… судя по ощущением, что-то надето, но это не важно. Куда важнее, что вместо подушки у меня рука му-ж-жа, в которую я невесть с какого перепуга вцепилась как в родную.
Разжав пальцы, я отпустила Инваго и накрылась одеялом с головой. Чтобы не видеть, не слышать и пристального взгляда не ощущать. Вот только одеяло не помогло, наглый тариец отогнул его край и прошептал, дыханием согревая мою щеку:
– Хорошенько отдохни сегодня, завтра будет трудный день.
– Угу…
Далее было пожелание доброго утра, мягкое прикосновение к плечу и едва ощутимое движение воздуха. Ушел. Наконец-то!
Сладко потянувшись и крепче обняв уже настоящую подушку, я протяжно вздохнула, закрыла глаза и провалилась в новый сон. Поначалу непрозрачно черный, он прояснился, обрисовав обстановку моей спальни в «Логове», отразив раннее утро за окном и темную фигуру, застывшую у кровати.
«Спишь, дрянь? А я все вспоминаю, как же сладко ты кричала у столба и как горела заживо… – Урос наклонился ниже, позволяя рассмотреть его лицо и предвкушающую улыбку. – Жду не дождусь нашей новой встречи. И поверь, в этот раз я не буду спешить к королю, моя маленькая дрянь. Я растяну наши страстные ночи, прошью их страданием и даже после смерти тебя не отпущу. Ты поняла?»
Сложно сказать, что изменилось, вера ли в Дори, в Горного, а может простое понимание, что у грани я была свыше трех раз, однако, вопреки ожиданиям визитера, я не испугалась. Более того, поднялась на локте, окинула взглядом урода и предельно честно ответила:
«Нет. Не поняла, после чьей смерти вы не намерены меня отпускать. После своей, после моей, после смерти Мэнога?»
«Т-ты!» – он потянулся ко мне. И не просто руками, а черными вязкими нитями, какие были у Инваго, когда воин принял чужую силу. Всего мгновение, но мне хватило, чтобы в поисках кинжала просунуть руку под подушку и… больно уколоться.
– Ай!
Сон исчез. Осталась ошарашенная я, все еще раннее утро, подушка в правой руке, кровоточащий палец на левой и крот, медленно сползающий с кровати.
Морда в крови, явно в моей, глаза перепуганные, но смотрят не на меня, а на перстень с пылающим камнем, распускающимся как цветок. Вот от него в сиянии отделился первый лепесток, второй, третий… Нет сомнений, привязанный к роду Дори зверь решил заступиться за меня, но врагов здесь нет. Во всяком случае, живьем, а тот, что был, исчез вслед за сновидением.
– Злато… хвостый, стой! – прохрипела я и результата не добилась.
Перепуганный Бузя забился в дальний угол комнаты, ткнувшись мордочкой в пол и накрыв голову лапками.
– Златокрылый… златомордый… злато… – пока я отчаянно пыталась вспомнить имя зверя, заключенного в реликвии, перстень выпустил десять лепестков, показал пестик и тычинки.
– Злато… – очередная попытка усыпить персонального стража, не так давно поджарившего меня и Инваго, оборвалась восхищенным вздохом. Лепестками оказались гребни на спине, как у мелких ящеров из подвида драконьих, пестиком – аккуратный носик, тычинками – ресницы с капельками магии на концах. Я любовалась этим чудом, пока оно не распахнуло черные глаза и не оскалилось, повернувшись в сторону дрожащего питомца Зои.
Краткий миг – и из ослепительного сияния перстня появилась огромная, увенчанная короной голова, а на кровать опустилась огненная раскаленная лапища, втрое превосходящая лапу Бузи в боевом состоянии. И она не просто продавила матрас под немалым весом монстра, она выжгла в нем дыру и, судя по запаху повалившего дыма, подпалила деревянный каркас кровати.
– Златогривый, бестолочь! – рявкнула я, с ужасом взирая на канувшее в Лету постельное белье. – А ну живо спать!
И плевать мне, что морда у него раз в десять больше лошадиной и смотрит она со злым недоумением. Но если эта скотина не умеет сдерживать свой огонь, то ну его к бесам вместе с хваленой защитой.
– И не смотри с укором. Я тебя не ждала, не звала и видеть не хотела. – Черные глазищи монстра недобро сузились, разом напомнив мне Инваго, Гаммиру и даже дядюшку Дори со стороны отца. – Бузя укусил меня по делу, чтобы разбудить и оборвать диалог с врагом. А ты мало того что опоздал, так еще и набедокурил.
Зверь выгнул чешуйчатую бровь. Ну надо же, он ничего не понял.
– Лапу с постели убери и, будь добр, не порть имущество в «Логове». Одних выгоревших покоев здесь более чем достаточно. – Нехотя он послушался, а попутно еще и фыркнул, обдав меня горячей воздушной волной.
Кожа запульсировала от жара, волосы затрещали, перед глазами все поплыло.
– Вот молодец, хорошо, что напомнил, – похвалила я, как только откашлялась. И озвучила дельную мысль: – Не дыши в мою сторону, отчаянно или нечаянно. Один раз ты меня уже поджарил, повторяться не стоит.
Обиделся, как есть обиделся и, не прощаясь, ушел. Перстень потух, я с облегчением вздохнула и рассмеялась.
– Если день начался со столь эпичного утра, что же будет к вечеру?
– Ничего хорошего, – ответ прозвучал с потолка, и на кровать рядом со мной опустилась Зои. Белокурая малышка в маечке и пижамных штанишках выглядела очаровательно, несмотря на хвостик, рожки и пылающие огнем глаза. – Я думала, Златогривый сожрет и Бузю, и меня, но ты!.. Это невероятно! Ты его отругала и отослала!
Услышав странный сип в голосе демоницы, я не сразу догадалась, а потом поняла. Ох ты ж! Да она испугалась.
– Иди сюда, – уверенно притянула ее к себе и крепко обняла, затем кивком подозвала и крота. Его, испуганно дрожащего, прижала к груди и даже немного покачалась из стороны в сторону, как когда-то мама успокаивала меня.
– Как ты смогла? – спросила Зои чуть погодя. Хвостик и рожки исчезли, глаза вернули привычную черноту, голос – беззаботную легкость. – Как это получилось?
– Нечаянно.
– Но ведь ты простой человек, а этому зверю даже дядя не указ… особенно сейчас, – печально вздохнула малышка.
– Я просто пожалела постельное белье, – ответила со смешком и щелкнула Зои по носику. – Ткань для него я сама выбирала и покупала на кровно заработанные, сама кроила детали, сшивала и обтачивала. Стирать, конечно, не стирала, но это еще не значит, что не ценю.
– Да-а-а, – протянула она, – прав был Тимка, что ты за белье кому угодно глотку перегрызешь.
– Что, так и сказал?
– Вообще-то я говорил, что шею намылит, – ответили мне, и в дверь просунулся малец. Увидев, как мы сидим, обнявшись, перед огромной дымящейся дырой в одеяле и матрасе, он удивленно вопросил: – Что случилось?
– Златогривый заходил поздороваться. – В подтверждение перстень сверкнул красным проблеском.
– Ой! – Зои и Бузя разом вырвались из моих объятий и соскочили с кровати.
– Что такое?
– Зверь не спит. – Малышка прижалась к Тимке, и тот ее закрыл собой от опасной реликвии рода Дори.
– А это плохо? – встревожилась я.
– С одной стороны – хорошо, он теперь начеку, с другой – неспящий зверь – голодный зверь. А самый крупный здесь Бузя.
– Пусть только попробует, – мрачно процедила я, и вопреки угрозе камень засиял еще сильнее, увеличился, начал делиться на гребни-лепестки. – Что происходит? – прошептала в панике.
– Ты сказала «попробовать», он спешит воспользоваться случаем, – ответила Зои, выпихивая из спальни Тимку и оттаскивая в коридор Бузю, который вновь попытался спрятаться в углу и собственных лапах.
– Да что же за утро такое! – Я поднялась на кровати и с интонацией Инваго приказала: – Златогривый, спать!
В ответ раздался сердитый рык, а затем и пара-тройка непонятных гортанных звуков. То есть мне он что-то еще и выговаривает. Знать бы что.
– Зои?! – позвала я.
Дверь открылась и в нее вначале просунулась мордочка Бузи, а затем уже и головы детей.
– Чего он хочет? – указала на кольцо и недобро скалящуюся из него морду.
– Чтобы ты отпустила его на охоту.
– А… хорошо, пусть сам… – я еще не договорила, а малышка отчаянно замотала головой. – Под присмотром? – Я получила одобрительный кивок. – В таком случае пусть охотится возле Инваго.
– Инваго Дори будет первым, кого он сожрет, – уверенно сообщила Зои.
– А Хран?
– Дядя будет вторым.
– И кто его в таком случае выпускает и контролирует? – спросил Тим, чуть шире открывая дверь.
– Носитель реликвии должен, – ответила малышка. – Не знаю, как у вас здесь, а у нас в чертогах владельцы таких питомцев сами с ними на охоту летают, жертву одобряют, а иногда еще и дегустируют.
– Демонов и недодемонов едят? – изумилась я.
– Кабанов, косулей, лосей, оленей и прочих, – ответили мне и указали на Бузю. – У нас другой мир, а это, если помните, крот.
Чтоб тебя!.. Крота в боевой трансформации я помнила прекрасно, представила оленя и мысленно осенила себя святым знаком Кудеса, а затем и Иллирии.
– Я никуда с ним не полечу! – В отличие от меня зверю переводчик не требовался, из перстня тут же раздался низкий вибрирующий рык. – Разве что после обеда, – изменила я мнение и достигла всеобщего согласия.
Зверь затих, Зои и Бузя в очередной раз свободно выдохнули, Тим заявил:
– Я с вами!
– Нет. – Мой ответ прозвучал визгливо.
– Не стоит. В первый раз только зверь и она, – неожиданно поддержала меня малышка. Подхватила своего питомца на руки и проказливо добавила: – А вот потом обязательно! Я покажу тебе свои любимые места.
– О которых рассказывала? – обрадовался братец.
– Да! Огненный водопад, террасу из костей в склепе Харко, Малиновый венец, Кровавый сход, Созвездие мрака и даже замок нашего правителя…
– Какого правителя? – Вопрос получился сиплым из-за накатившего страха.
– Нашего! Самого главного. – И не успела я озвучить свое безоговорочное «нет», Зои слезливо пожаловалась: – Из-за дядиного проступка наш троюродный прапрапрапрадед совсем не хотел нас там видеть и запрещал посещать свой сад. Но с твоим зверем примет обязательно!
– Это еще почему?
– А златогривых хайо остались единицы, – ответила она, ничего толком не объяснив, и потащила Тимку на выход. – А еще мы посетим Белую бездну, где живут неприкаянные духи. И Оковы страха обязательно нужно внести в список прогулочных мест, там в прокат дают самые быстрые колесницы!
Дверь закрылась, я зажмурилась, старательно прогоняя страх и проговаривая про себя: «Я молодец, я справилась! Я молодец… Я молодец. Я справилась сейчас, я буду справляться и дальше. Я…»
– Ты справилась! – Матрас ощутимо прогнулся, дрожащие руки оказались в плену уверенных горячих пальцев, и голос Горного вырвал меня из медленно засасывающего омута. – Тора, радость наша! Я никогда в тебе не сомневался, ну а теперь и вовсе покорен! Ты сама справилась со Златогривым! Отругала и заставила себя уважать…
– Я не заставляла, – ответила жестко. – И где ты все это время прятался? Опять в углу стоял или, как Зои, висел под потолком?
– Я был далеко и несколько занят.
– Чем занят? – распахнув глаза, мрачно уставилась на рогатого хранителя рода Дори и обомлела. Ранее ополовиненный демон теперь был виден лишь по грудь, на которой красовалась огромная трещина, наполненная лавой. – Хран?!
– Не пугайся, скоро зарастет, – отмахнулся он частично потухшей рукой.
– Но откуда?
– А это кое-кто сверх меры деловой решил разобраться с долгом перед Адо и взялся за сложный заказ. – Покосившись на меня с усмешкой, Горный по секрету добавил: – И этот кое-кто очень хочет взяться за увеличение своей семьи.
Инваго?
Я не сдержала судорожного вздоха.
– Он решительно настроен? – Мысль о том, что тариец в последние ночи в чьих-то объятиях усиленно работает над продолжением рода, я отвергла. В моей жизни подонки встречались, Дори не из их числа. Хоть у него и дурацкие шутки.
– Сам удивлен, – хмыкнул Горный, похлопал меня по коленке и с цепким прищуром сообщил: – От нашего Гилта я подобного не ожидал.
– А?.. – протянула я, и довольный моей реакцией демон ухмыльнулся шире.
– Асд вскоре тоже включится в гонку на спор «кто быстрее долг отдаст».
– Я о другом…
– О Суо говорить нечего, у него семья уже была, и не одна, а помимо законных жен при жизни имелась еще и пара-тройка любовниц…
– Хран! – оборвала я наглого демоняку. – Инваго тоже участвует в этом?
– Вообще-то он это и начал. Вот как только тебя в храм затащил, так в свою цель и уверовал. – Мое оторопелое «Что?» потонуло в довольном: – Н-да, вид голых женских ног еще никогда так резко не менял взгляд мужчины на мир.