Сердце Аспида: Жена поневоле

Глава 6

Вольха

– Ненавижу, – шикнула прежде, чем он губы мои вновь своими поработил. И когда уж слепнуть стала от ужаса и боли, сыскала сил и отрешилась от мира сего. Не сопротивлялась более. Опять зажмурилась и молилась, дабы треклятый Аспид дело своё чёрное быстрее сделал.

Дамир пыхтел, по мне рукой свободной шарился, голое тело облапывал, вызывая до тошноты странные чувства.

Жгучие, волнительные…

Липкие до омерзения…

Такие, от которых хотелось избавиться. Отряхнуться, как от стайки муравьёв, что на кожу забрались, щекоча и заставляя передёргиваться.

– Моя! – зло шипел Дамир прямо мне в лицо. – Открой глаза! – опять велел и я, закусив губу, нехотя подчинилась, ведь быть ему женой по всем пунктам обязана. То обещала, о том клятву давала…

– Ты – моя!– помолчал гневно, сопя, как разъярённый Аспид. –  Смирись уже!

– Постараюсь, – проклацала зубами, – но сейчас… не получается… Не готова я… здесь…

Дамир секунду пилил гневным взглядом, а я уж с жизнью прощалась за наглость свою.

– Неделя пути до границы с моими землями! – отчеканил Дамир, продолжая ягодицы мои сжимать до боли приятной и упираться в меня своей плотью твёрдой. – Седмицу даю! Проститься с девичьими мечтами и образумиться! Уяснить наконец: ты – моя! На год! И по согласию аль против воли, – припечатал значимо Аспид, – я возьму тебя…

Я с облегчением выдохнула:

– С-спасибо, – закивала торопливо, ещё чуду не веря.

Неужто и впрямь человеческими чувствами наделён?

Неужто сострадание и понимание ему не чужды?

Неужто отсрочка появилась, когда уж не ждала её?

– Алтарь, – ровно почти бесстрастно продолжал Дамир. Быстрым махом мне по ляжке чиркнул, оставляя неглубокий порез. – Ему кровь надобна, – глядя в мои глаза, ладонью по ране мазанул и на камень рядом со мной припечатал. – Семь дней! – ещё раз повторил со скрипом зубов. Ему это тоже с явным трудом далось… смирение такое. В упор глядя на меня,  отступил в темноту, и его мрак поглотил.

Ещё не веря провидению, таращилась в сумрак, где обнажённый Аспид скрылся, как в темноте хищно сверкнули зелёные огоньки, продолжая удерживать на прицеле змеиных глаз. Шелест раздался, следом хлопок пещеру наполнил, а порыв ветра меня чуть с алтаря не скинул. И даже пламя испуганно вздрогнуло, да прочь в сторону от угла, куда Дамир ушёл, так сильно полыхнуло, что едва не погасло.

Я затаилась, до рези в глазах в темноту вглядываясь, но секундами погодя выдохнула шумно, понимая, что настала оглушающая тишина. Лишь сердечко шало грохотало в груди, сбивая с разумной мысли.

И никого более вокруг. Я одна!

Обождала пару мгновений, которые дикими ударами сердечко отстучало, торопливо спрыгнула с камня и бросилась прочь из пещеры.

У входа самого едва на родителей не налетела. Они взволнованно топтались у проёма, не решаясь войти.

Близёхонько Микула с Варварушкой места себе не находили. Воевода мрачно зыркал по верхам, за рукоять меча держась. Словно ожидал нападения Аспида.

– Вольх, – ко мне тотчас матушка поспешила с батюшкой.– На тебе лица нет, – шептала горячо, обнимая: – Обидел?..

– Нет, нет, – рьяно замотала головой. – Хорошо всё. Время дал в себя прийти.

Княгиня с князем взглядами обменялись задумчивыми, а я продолжила:

– И седмицу, чтобы до границы с его землями прибыла…

– Хорошо, – отстранилась матушка и любовно по щеке огладила. – Ты теперь хоть и мужья жена, но время… оно очень нужное. Эх, – глаза матери слезами наполнились, – прости, что тебе зверь такой достался.

Не хотелось о том вспоминать, потому заверила:

– Пока он был не большим зверем, чем некоторые мужики наши. Но лучше не злить! Поспешить надобно, – уж чего не хотелось вовсе, чтобы княгиня меня вопросами заклевала. Я же со стыда сгорю.

– Верно молвишь, доченька, – преисполненный гордостью кивнул батюшка, с княжьего плеча сняв плащ богатый и тёплый, на мои накинул, дабы укутаться могла и срамоту прикрыть.

– Благодарствую, – искренне улыбнулась и позволила меня княгине приобнять да в сторону нашего лагеря отвести.

– Ох, нелюдь, – тихо вознегодовала матушка, когда уже в палатке я наскоро переодевалась и обувалась. Рубаху, в коей была, в сторону бросила, а княгиня взглядом её проводила и явно увидала кровавые следы на ткани. – Неужто так невтерпёж было, что прям в пещере на тебя полез?.. – по своему о пятне рассудила.

– Матушка, – ахнула я стыдливо. – Ты не так поняла, – о том не желая говорить. – Сказала же, он мне время дал, а это… для алтаря было надобно… окропить кровушкой моей. Он то и сделал, но осторожно.

– Даже так? – изумилась матушка. – Тогда, может, и не таков он Аспид, каким я себе представляла, – проворчала задумчиво. – Но ты на любовь и нежность лучше не рассчитывай, – чуть погодя виновато посоветовала. – Ежели сейчас не снасильничал, не значит, что много в нём человеческого, и будет он внимательным мужем. Лучше готовиться к худшему и порадоваться лучшему, а с Аспидом так и подавно…

– А я вообще о нём думать не желаю. Год продержусь, а там… лишь мыслью о свободе живу.

– Вот и правильно, – огладила меня по волосам матушка и взялась косу перезаплести.

***

Из окошка тоскливо на лес посматривала, в мыслях тугих путалась, а только Светозара видала, тотчас пряталась. Стыдно было…  в глаза любимому смотреть. И на него больно глядеть. Бледный, мрачный, нет уж блеска во взгляде, смеха приятного и не чарует улыбкой светлозубой.

А мне что делать? Что ему сказать? Я теперь мужняя жена. И обещать ему ничего не могла. И требовать… Мы вроде обсудили это, но княжич всё равно приуныл, сидя на коне да с воеводой плечом к плечу обоз через лес сопровождая.

День, второй… строго по плану: к обеду останавливались коней напоить, перекусить, отдохнуть и опять в дорогу отправлялись, чтобы до ужина без остановок ехать. А только солнышко начинало к горизонту клониться, лагерь на полянке удобной раскидывали.

Я с няней ноги разминала, даже ежели накрапывало: то до источника, близ которого останавливались, то за хворостом для костра. Микула всегда за нами следовал. Зорким глазом следил, дабы на нас никто не напал, ну и подсобить с сучьями.

К вечеру третьего дня дождь разыгрался нешуточно.

Остановились мы в лесу, хоронясь под густыми кронами деревьев. Нам с Варварушкой было строго-настрого велено под навесом оставаться. Но единожды высунувшись из укрытия, поймала укоризненный взгляд Светозара и тотчас обратно нырнула, губу закусив и себя ненавидя.

Понял княжич, что избегала его, вот и злился пуще.

Ничего не поделать! Судьба у нас такая… И поговорить никак: мне вообще нельзя с другими показываться.

Но когда у края полога села на соломенную подушку, в маетных раздумьях пребывая, княжич по другую сторону навеса меня поджидал:

– Воль, – раздался его голос за тканевым навесом, – неужто будешь меня теперича всю дорогу избегать?

Моё сердечко сжалось от боли нестерпимой.

– Буду, Светозар, буду, – прошептала горячо, кулаки стискивая так, что ноготки в кожу вонзились. Покосилась на нянюшку – Варварушка с неудовольствием покачала головой, но упрекать не стала, больше сочувствия в её взгляде прочитала. Зажмурилась я, не позволяя себя разреветься: – Уходи, Свет, нам спать надобно. Утро вечера…

Он ушёл. Спасибо Великой Ладе, не стал упираться и дальше душу терзать. Но спала я урывками. Дождь колотил по навесу так яростно, будто погода мои чувства остро ощущала и непролитые слёзы водой замещала.

А потом, как отрезало… Но на смену ливню, звуки леса подоспели: волки, филины, шебаршение, гуление… Ух, и страшно ночью. Мерещилось всякое.

– Спи, Воль, – нянька буркнула, не выдержав моего кручения. – У тебя скоро жизнь иная буде…

Тяжко выдохнула я, опять с боку на бок перевернувшись, а уже под утро тихие голоса дружинных и треск костра усыпили.

Утром собрались и опять в путь дорогу отправились…

День пролетел бодрее, а когда ко сну готовились, я радовалась тёплому, сухому вечеру и ноги с Варварушкой разминать отправилась да веток для костра подсобрать. Микула рядом шагал, уже с грудой сучьев.

Всё лучше, чем бездельем страдать.

Меж деревьев ходила, ветки подбирала да песнь напевала.

О любви несчастной, о судьбе горькой… О долге и чести.

Слова лились тихо, душу заполняли и сердечко заставляли мирно стучать.

– Воль, – так задумалась, что Светозара прозевала. Подкрался сбоку и за руку поймал. От испуга было взвизгнула, ветки роняя, да он меня быстро к себе дёрнул, ладонью рот зажимая.

– Чшш, глупая,  я это, – мягко шикнул. – Не ори, сбегутся все, я и сказать ничего не успею, – Виноватым взглядом обласкал, но заслышав голос няньки, взывающий к Микуле, Светозар нас от чужих глаз схоронил за низкими ветвями ивы.

Спиной к дереву меня припечатал, одну руку за талию опустив, а другую ото рта моего убрав. Неспешно… пальцами едва касаясь, по губам провёл да за подбородок придержал, когда я головой повела, уворачиваясь от его шибко вольной, неправильной ласки.

– Прошу, – тихо-тихо взмолилась. Сердечко, как очумелое, колотилось, словно из груди выскочить мечтало.

Прислушался Светозар, позволил отвернуть лицо, но ладонью в ствол подле головы моей упёрся:

– Соскучился я, Вольх, не мучай меня, – с мукой шепнул.

– И не собиралась. О том и молила! Не стоило тебе меня сопровождать! Тяжко это и мне, и тебе…

– Неужто даже не попрощаемся? На год ведь… А ежели случится что…

– Не говори так, – замотала головой рьяно. – Не разрывай мне сердечка, и без того в крови купается! Светозар, милый, знаешь ведь, не по своему желанию замуж вышла. Я смирилась, и тебе надобно это принять как есть, раз согласен ждать!

– С ума сошла? – шикнул злее. – Чтобы отпустил… вот так, – задохнулся Светозар. – Я же… умираю уже… который день сам не свой. И чего только не думал, когда ты из пещеры вышла…

– И чего же? – надломился мой голос.

– Не важно, что думал тогда, важно, что сейчас… Не могу я так, милая. Давай сбежим… Ждать не смогу. Я тебя хочу, Воль…

Не выдержала я его боли и своей ладошкой рот ему заткнула и взглядом молила прекратить наши страдания:

– Да что ты такое говоришь? Жена я Аспиду. Обратного нет пути! Так что не сбивай меня с достойного поступка, не опорочивай моего целомудрия. Прощай, – уйти собиралась, да Светозар вторую руку аккурат моей головы упёр, отрезая путь к свободе:

– Тогда посоветуй, как дальше жить?.. – тяжко сглотнул Светозар. Такой милый, ранимый, горем убитый, лбом в мой уткнулся. И я поддалась нежности. Ладошами лицо его придержала, утопая в светлости глаз:

– А ты представь, что, как в некоторых княжествах, по старым обычаям, право первой ночи за князем оставляют, так и у нас случилось, – гадкий пример, но ничего более умного не придумала.

– Думал уже! – заверил жарко Светозар. – Убеждал себя, что спокойно отпущу. Но нет! Ни ночь, ни год… Ох, Вольха, как бы не подохнуть от ревности тугой, что сердце на куски раздирает, – с чувством зашипел Светозар, ещё и ладошками по стволу шмякнув, да так, что я от испуга вздрогнула. – Я зубами его рвать готов…

– Эх, буйная твоя кровушка… – прошептала, уже от волнения едва голосом владея. Моё сердце ещё больше от любви заныло, от тоски, что я своими обязательствами хорошего человека несчастным делала. Уж лучше бы отпустить, а дальше… как жизнь сложится.

Хорошая мысль, правильная, на том и решила сыграть:

– Что ж, тогда лучше не ждать тебе меня. Живи своей жизнью, Свет. Уходи, не поминай лихом…

– Ты что молвишь? – опешил княжич, а я упёрлась руками в плечи его и, сражаясь более с собой, чем с ним, принялась отталкивать:

– То и говорю, уходи! Кому велено! Не люб ты мне более…

– Не верю, специально так говоришь, чтобы задеть меня сильнее, разозлить, обидеть, – раскусил нехитрый замысел Светозар, и в объятия заключил так крепко, что едва не вскрикнула от боли удушливой: – Не отпущу я тебя, Вольха. Лучше убью… а там и смерть не страшна, – припечатал с напором. – Аль хочешь… я с вами пойду, выслежу логово Аспида, и убью Змия…

– Дурной совсем? – замотала головой.

– Конечно дурной! – встряхнул меня точно соломенную куклу. – А как представлю его подле тебя, слепну от ревности, – процедил сквозь зубы. – Аль, думаешь, трушу? Его боюсь?

– Не в страхе дело, – воззвала к разуму любимого. – Убить Аспида – трудная задача, а ежели сплошаешь или же уличит он в предательстве, люто покоряет всех. А я не смею свой народ так подставлять. Батюшку, матушку. И тебя молю, не подставляй меня так перед честным людом. Не простая я девка, Светозар. Я – княжна. А это обязывает…

О том, что жизнью Дамиру обязана, конечно, не посмею рассказать – клятву давала, потому и сложно втолковать любимому, насколько сильно подвязана в этом браке обетами.

– Умру я… – пробормотал Светозар, – но ждать буду, – видела, как тяжко ему это далось.

– Свет, – дух перехватило, когда он ко мне склонился, почти губ своими касаясь.

– Соскучился дико, – шёпотом тёплым душу мне выворачивал. – Простимся скоро и надолго, Вольха. Хоть поцелуй напоследок…

Глава 7

Вольха

Волна тепла по венам побежала, темнота наступила: то ли в глазах помутнело от чувств, то ли я так сильно зажмурилась от волнения, то ли ночь быстро подкралась, а я и не заметила. Но вместе с испуганным далёким криком няньки: «Вольха!» вновь чуть посветлело, а порыв ветра сильно прошелестел ветвями ивы, под которой мы таились.

– Вольха, ты где??? – очередной вопль Варварушки вспугнул дурные мысли, обнажил страхи оказаться опороченной, застань нас кто-нибудь с княжичем в такой ситуации, и я пихнула Светозара:

– Пусти! Не смей так делать боле! – пригрозила ему, из плена сладкого и коварного сбегая, и метнула опасливый взгляд на верхушки деревьев. Они мирно покачивались от порывов ласкового ветерочка, вот только чувство нехорошее уже в душу закралось.

– И не приближайся! Ежели убьёт тебя Аспид, как я дальше жить буду? – в чувствах отвернулась.

– Клянусь! – в спину прилетело. – Клянусь тебе, убью его! – заверил Светозар. – Вот только бы место узнать его слабое…

– И как это сделать? – затаила дыхание, не оборачиваясь.

– Ты! Ты можешь! – шепнул убеждённо, в затылок сопя. – Ежели в доверие к нему вотрёшься, вызнаешь тайну… – руки положил на мои плечи.

– Вольха!!! – вновь заорала нянька, и я как в тумане Светозару кивнула:

– Узнаю, – передёрнула плечами, от ласки неуместной избавляясь.

– И тогда мы люд избавим от гнёта Аспида. Мир будет всем… и девицам свобода!

– Вольха!!! – совсем уже рядом нянюшка ко мне взывала.

– Тут я, – отозвалась громко. – Иду уже! – торопливо сучья похватала и, не глядя более на Светозара, спешно юркнула меж ближайших деревьев в направлении кричащей Варварушки. И уже за следующими едва не столкнулась с нянькой и Микулой:

– Ты где была? Мы с ног сбились. Ночь уже скоро… Темно… – забрасывала упрёками Варварушка, пока прислужник сучья из рук моих забирал. Не успела я и слова вставить, как умолкла нянька, сузила глаза подозрительно:

– Ох, навлечёшь ты, глупая, погибель на нас, – покачала головой всё понимающе.

– Не специально я, – не собиралась оправдываться, да укор Варварушки душу царапнул, – не я искала встречи. Он подловил…

– На беду княжич за нами увязался, – пробурчала няня и, тяжко вздохнув, кивнула в сторону лагеря: – Ступай уже, пока совсем не стемнело.

Уже приближались к месту стоянки, как волнение заприметили.

– Чего это вои бурчат, да кони не в себе, – забеспокоилась няня, как и мы с Микулой, шаг ускоряя. – Случилось чего?

А как вышли к костру, я обомлела… Аспид стоял подле воеводы. В рубахе, штанах холщовых.

Никола сурово хмурил брови и недовольно зыркал на Дамира.

Но Аспид только меня заприметили,  холодно бросил:

– Твои вещи пусть дальше везут, – в два шага близ меня остановился, – а тебя я сам в свою крепость доставлю.

Уж было хотела уточнить как, но Дамир словно мысли мои услыхал и наперёд проскрежетал зубами что-то жуткое, кровь студящее.

Дружинные к нам подступили, готовые меня защищать ценой своей жизни, но с криком Светозара: «Воль!» – муж мой, в миг обращаясь Аспидом крылатым, над землёй взмыл, оглушающе хлопнув крыльями.

От ужаса и не рассмотрела его толком, но успела заприметить морду змеиную, шипами увенчанную, зелёные злющие глаза, чешую, слепящую бликами от костра, крылья могучие и когти острые… КОГТИ! Они последнее, что запомнила пред тем, как меня мгла в свои сети утянула.

***

От ужаса то в небытие ныряла, то выныривала, но только для того, чтобы вновь от страха обмереть, оглохнуть от боя сердца и при очередном громком хлопке крыльев или опасном манёвре Аспида утонуть в темноте.

Благо кошмар был недолгим.

Водоворот ужаса-небытия в который раз вырвал  меня из пучины… И я уже не в когтях Змия, не в воздухе –  в какой-то мрачной комнате. Испуганно в высокий каменный потолок глядела, пока не села осмотреться. Близ входной двери на голых стенах, от которых жутко веяло холодом, пара свечей в подсвечниках горела. Блики играли на скромном убранстве комнатки. Ложе широкое. Столик и кресло, в котором Аспид сидел.

Мрак его обласкивал почти всего, а подрагивающий свет лишь делал более зловещим его задумчиво суровое лицо и подчёркивал невероятную, неестественную зелень глаз.

Так и застыли: я, страшась пошевелиться и сглатывая сухость во рту, и Дамир…  Долго смотрел, выжидательно. Ничего не говорил, даже не моргал вроде. Пилил тяжестью взгляда, будто прочитать меня желал и злился… жутко, сильно. ДА! Его гнев, ярость, я ощущала каждой частичкой трусливого, дрожащего тела, с коим от ужаса совладать не могла. И сердца бой почти сознания лишал…

– Зачем Вы… – всё же решилась подать голос, да от страха язык прикусила, когда Аспид с кресла порывисто встал. В одних штанах и рубахе на голое тело. Босые ноги… Меня всё завораживало и пугало, а когда он у ложа остановился, свою рубаху потянув, в ужасе попятилась к изголовью:

– Вы же время давали…

– Передумал, – отрезал Дамир, уже с голым верхом. Рубаху метко швырнул на кресло и опять ко мне обернулся: – Аль думаешь, подло это?

– Д-да, – закивала рьяно.

– А ты честна? – рычанием упрёк вышел. – Я давал слово княжне! Чистой, невинной, целомудренной девице, коей тайну нашу поведали. Коя клятву давала. Кою в жёны взял, дабы соблюсти правила… Как оказалось зря поверил в благочестие и порядочность людей.

– Я… – поперхнулась оправданием, уже понимая, что он на Светозара намекал. Видать видел… услышал, вот позор на мою голову!! – Я…

– Не нужны мне твои лживые оправдания боле! Мне наследник надобен, – ловко меня за ногу поймал да к себе дёрнул, не обращая внимания на испуганный визг. Перехватил удобнее за платье. Рванул по горловине, заголяя перед собой. – Не хочешь по-людски, буду просто брать, как неугодную и нелюбимую! Отяжелеешь – не трону боле! – с этими словами, подмял под себя…

Не целовал, не гладил, дабы отвлечь. Не шептал, дабы успокоить аль бдительность притупить. Дух выбил, массой придавив… и когда его ладонь шершавая по ляжке без деликатности и нежности прошлась до зада, сдавив так сильно, будто на прочность проверял, я очнулась, словно от звучной затрещины. И, конечно, принялась биться под ним.

Мы посражались за меня – я ведь укусить хотела. Рычала, как дикая, грозила ему отмщением, ежели не одумается. Проклятия кидала, и тогда он, люто скрипнув зубами, бултыхнул меня лицом в ложе.

Я аж взвизгнула от неожиданности и страха, одеяло в кулаках комкая и пытаясь обернуться. А Аспиду хоть бы хны! Меня рывком на край сдвинул, к себе приблизив. И пока я истерично брыкалась, царапалась, визжа да горло срывая, на миг горячей обнажённой кожей меня опалил, к заду прижимаясь…

Вот тогда я в ужасе, ощутив его меж ног, взвыла, мечтая вскарабкаться выше по постели, но от грубого толчка лишь слезами и болью подавилась. Дамир без жалости таранил мою плоть, резкими покачиваниям, вколачиваясь глубже и глубже, будто пробить меня своей восставшей плотью насквозь мечтал. Я уж от боли, пронзающей тело, и рыпаться не могла. Судорожно в кулаках комкала одеяло. Зажмуривалась сильно и зубами вгрызалась в ткань, не позволяя себе больше орать.

Благо, усмирился Аспид быстро. За волосы грубо схватив, прогнул к себе и ещё раз толкнулся поглубже. Застонал утробно, по мне дрожь и волну холода прогоняя, а дыханием жарким плечо опаляя. Лежала, чуть жива да страшась звук лишний издать. Ждала… когда оставит меня в покое. И Дамир оставил. Отлепился чуть погодя, но я так и находила сил подняться. В бессилии зарыдала в постель и молила святую Ладу больше не допускать надо мной такого насилия. И этого ящера треклятого!!! Чтоб ему небо каменным дождём обернулось!

Девки шептались, что любиться с мужиками приятно и волшебно, хотя каждая соглашалась: приятней ласки до самого процесса. Это мужику всё одно: всунул, кончил и делов-то, а нам бабам… игры и ласки важны, которые до соития бывают.

И вот я получила.

И ласки, и игры… и любовь!

Ох, лишь бы больше не пришлось этого терпеть.

И ежели я раньше надеялась на пустоту чрева и мучительный год без любимого, то теперь взмолилась об обратном. Уж лучше с первого раза зачать и больше не испытывать этого тошнотворного ужаса.

Родить и быстрее вернуться к Светозару. Батюшке, матушке… Не желала я боле видеть чудовище это крылатое! Недаром он одинок.

Как баба с ним уживётся, ежели он… как животное…

Мысль упорхнула от звона колокольчика.

Я ещё шмыгала носом, соскребая униженную себя с ложа, морщась и губы кусая от каждого движения, до того мне было больно между ног, когда дверь скрипнула.

Я даже не успела одеяло накинуть, чтобы наготу свою прикрыть, в комнатку девушка вошла. Красоты невиданной. Чёрноволосая, темноокая, губы алые… Высокая крупная грудь, едва прикрытая диковинным платьем с глубоким вырезом, с узким лифом и пышной юбкой.

Улыбнулась белозубо.

Голос томный, игривый. Она что-то не то сказала, не то промурчала, я ни слова поняла.

А когда девица скосила глаза на меня, улыбка её померкла, во взгляде недоумение мелькнуло.

– Вейта, это Вольха, княжна Грозненская. Моя супруга и твоя хозяйка на тот срок, что будет здесь, – чеканил спокойно Дамир, уже в на скорую руку одетых рубахе и штанах. Девица так и застыла, чуть голову склонив и бросая на меня недружелюбные взгляды. – Она не понимает твоего языка, поэтому при ней говорить только на её языке.

Я ещё смаргивала непонимающе да сглатывала сухим горлом, как Дамир ко мне повернулся. Мимолётно взглядом скользнул по мне: по лицу, по рукам, коими удерживала края платья и прикрывала обнажённую грудь, по ногам, их тотчас под себя подтянула. Сверкнул зеленью глаз:

– Это Вейта. Пока ты здесь, она твоя прислужница, – вот так девку представил. – Захочешь чего, звонишь в колокольчик аль крикнешь, она слухастая…

И глазастая! Это уж скорее. Вон как опалила меня ненавистью темноокая. Небось, ещё и язык колючий да ядовитый.

А Аспиду словно не было дела – даже не глянул на прощание. Ушёл, оставив с крошевом чувств и мыслей. Я забилась в уголок, замотавшись в одеяло и молясь, чтобы муж боле не приходил.

Меня ещё колотило от пережитого, на смену боли и ужасу холод подкрался.