В таких шмотках было сложно избежать комментариев от местных, и помню, как однажды вечером шел домой с танцев – мне было лет пятнадцать. Захотелось картошки фри, и я остановился возле фургончика с хот-догами у нас в районе. Еще мне нравилась пышная прическа и челка на лбу, как у ребят из группы The Small Faces, и мой прикид привлек внимание парочки гопников, поедавших хот-доги.
«Эй, приятель, пасмари на ся! Адет как педик! – поздоровался со мной один из них на местном диалекте – Ты хто ваще такой? Парень али дефка?»
Я промолчал, но вопрос отложился в голове и в какой-то степени не давал мне потом покоя. К тому времени я уже знал, что я – гей, но когда местные гопники сказали мне, что я выгляжу как баба, меня это насторожило: «Неужели все так думают? Неужели я такой?»
Когда мне исполнилось шестнадцать и я собирался сдавать экзамены, в семье Хэлфордов случилось настоящее потрясение. Безусловно, меня и Сью это удивило, но предки были огорошены не меньше. У нас родился братик – Найджел.
Найджела, конечно же, не планировали, но когда он родился, было здорово. Классно, что в доме появился малыш, мама с папой были в восторге, а мы с сестрой его обожали. Рождение Найджела казалось чудом.
Несмотря на это, после рождения Найджела мама стала все чаще впадать в депрессию. Настроение резко менялось, и она становилась очень тихой и замкнутой, пока врач не прописал ей транквилизаторы – так я всегда называл антидепрессанты. Это состояние мне было суждено испытать позже, спустя годы.
Но, как и любой подросток, я был поглощен собственной жизнью… и однажды столкнулся со сверхъестественными силами. В Бельгии. Творилась какая-то чертовщина.
Мы с лучшим другом Тони почему-то решили воссоздать школьную поездку на выходных в Остенде. Купили дешевые билеты на автобус и паром и заселились в частную городскую гостиницу. Это было пяти- или шестиэтажное здание, и хозяйка дала нам номер на последнем этаже.
Наши с Тони кровати стояли друг против друга в разных концах номера. И в первую же ночь, как только мы легли спать, моя кровать начала… трястись.
– Роб, ты чего делаешь? – подозрительно спросил Тони в кромешной темноте.
– Ничего! – ответил я, и сердце начало колотиться. – Кровать трясется!
Я выскочил из кровати и включил свет. Она стояла как ни в чем не бывало. Не успел я выключить свет и лечь, как кровать снова начала трястись. Продолжалось это недолго, но спал я той ночью плохо.
На следующий день мы с Тони бродили по Остенде, и я боялся ложиться спать. И правильно делал. Как только мы выключили свет, моя кровать снова начала жутко вибрировать. Она настолько сильно тряслась, что я думал: сейчас свалюсь на пол.
Напоминало жуткую сцену из фильма «Изгоняющий дьявола». Кровать бешено тряслась, и даже картины на стенах начали дребезжать На этот раз все продолжалось гораздо дольше, и было страшно.
Утром, когда хозяйка разносила завтрак, на ломаном французском, с помощью карманного словаря я пытался ей сказать, что произошло:
«Э, прррастит, мадам! У мена крава… эээ… трррясет!»
Она уставилась на меня и покачала головой «Мне нечего вам сказать!» – гавкнула она и ушла. В общем, вот так… Но я верю, что в тот выходной в Бельгии я впервые столкнулся с чем-то сверхъестественным.
Дома в Уолсолле я всерьез кое-чем увлекся – и надеялся, что, может быть, удастся сделать на этом карьеру.
Я любил смотреть по телику всякие сериалы вроде «Автомобилей Z», «Диксона из Док-Грин», «Святого» и «Мстителей», а также «Пьесу месяца» по Би-би-си. Телевидение, кино и театр привлекали меня, и я всерьез хотел стать актером.
Может, это мое будущее? Школу я уже заканчивал. Усердно готовился к экзаменам и сдал нормально, но идти в старшую школу[15] желанием не горел. Дети из рабочего класса уходили «после девятого», и я хотел уже поскорее выйти «в свет».
Предки не возражали. Они готовы были мне помогать, чем бы я ни решил заниматься. Мама регулярно спрашивала: «Роб, ты счастлив?» Когда я отвечал «да», она говорила: «Ну, раз ты счастлив, то и я счастлива». Приятные слова для ребенка. И вечерами мы с родителями внимательно изучали глянцевые брошюры из бирмингемской школы актерского мастерства, задаваясь вопросом, а туда ли податься после школы.
В брошюрах было полно фоток парней в узких джинсах, поэтому кое-что выпирало, и меня это явно мотивировало еще больше! Однако я решил, что мне может элементарно недоставать опыта актерского мастерства. Я сомневался, что меня возьмут – хватило с меня Короля с короной, впивающейся в череп.
У отца был друг, которому нравилась любительская драматургия, поэтому папа с ним поговорил. Друг сказал, что играет в художественных произведениях в местном театре «Усадьба» и они всегда искали новые таланты: «Скажи Робу, пусть приходит! Ему понравится!»
«О'кей, схожу и посмотрю, что там», – сказал я, надевая замшевые ботинки, зеленое вельветовое пальто и широкий галстук.
Я посмотрел… и мне реально понравилось. Меня сняли в «кухонной» драме[16], где я играл молодого парня из неблагополучной семьи. Остальные актеры в основном были старше меня, но меня приняли очень хорошо. Приятель отца здорово помог и всячески воодушевлял.
Мне нравилось раз в неделю ходить вечером на репетиции, и я без труда учил роль. Когда в начале спектакля поднимался занавес, я был единственным на сцене, сидел впереди и чистил свои ботинки. Режиссер сказал, что хочет, чтобы, начищая до блеска ботинки, я пел песенку из рекламы.
– Какой еще рекламы? – спросил я.
– Да без разницы, – ответил он. – Любой. Сам выбери.
Мне сразу же вспомнилась реклама зубной пасты «Пепсодент». Там была короткая веселая песенка, которую потом хочется напевать, поэтому ее я и спел:
Желтизне скажи ты «нет»,Чистя пастой «Пепсодент».Спектакль длился неделю, и газета Express & Star отправила к нам критика. В своей рецензии он написал про меня: «Роберт Хэлфорд находчив и старателен… Запомните этого паренька!» Мне было очень приятно, и я решительно настроился перестать подтирать зад местной газетенкой в бабушкином сортире.
Я хотел больше сниматься, поэтому был в восторге, когда приятель отца снова со мной связался. Он знал тех, кто работает в Большом театре Вулверхемптона, престижном театре в Мидлендсе[17]. Они собирались приехать в Уолсолл и выпить, и он спросил меня, хочу ли я составить им компанию, а он заодно меня со всеми бы познакомил.
Еще бы! Конечно, хочу! Он сказал, где они собираются… В пабе рядом с домом моих бабушки и дедушки. И я договорился, что после встречи останусь ночевать у них, чтобы не ковылять пьяному домой.
Через пару дней после ужина приятель отца забрал меня с Келвин-роуд. Сначала отвез на склад театральных костюмов, куда у него так или иначе был доступ. Это было настоящее секретное место, и я глазам не мог поверить, видя такое количество потрясающих средневековых реликвий и одежды того времени. К хорошим костюмам я всегда питал слабость.
Затем мы пошли в паб. Работники театра были дружелюбными, немного помпезными и осушали стакан одним глотком. Приятель отца заказал мне ром с черной смородиной. Довольно много рома.
Прежде я почти не пил. Бабушка могла налить бокал шанди, или я мог глотнуть у нее «Снежка»[18] на Рождество. Но это был уже настоящий алкоголь – ром! с театралами! – и мне такое было явно не по зубам. Не хотелось отбиваться от коллектива, поэтому я продолжал пить. Но вскоре конкретно нарезался.
К концу вечера начались «вертолеты». «У меня отличная идея! А пойдем ко мне!» – предложил папин друг. Я был готов на все, и не успел опомниться, как оказался у него в квартире.
Он, видимо, налил мне еще. Не помню. Он говорил о театре, а фоном работал телик. А я лишь пытался сосредоточиться. И вдруг свет погас, и этот тип подсел прямо ко мне.
О театре он больше не говорил. В ход пустил руки. Трогал меня везде – руки, грудь и полез в промежность. Он действовал, не проронив ни слова: в полной тишине. Я сразу же вспомнил завод – только на этот раз все зашло еще дальше.
Я ничего не мог поделать. Парень знал, чего хочет, и останавливаться не собирался. Он расстегнул молнию мне на брюках, достал член, нагнулся и взял в рот. Я сидел не двигаясь, пьяный, инертный и не проронив ни слова, и мне впервые делали минет.
Что это?
Что происходит?
Что я делаю?
Можно ли это прекратить?
Но я ничего… не сделал. Понятия не имею, как долго это продолжалось, но, закончив, приятель отца встал, не сказав ни слова, и вышел из комнаты. Я вспомнил, что нахожусь недалеко от дома бабушки, нашел свое пальто, вышел на улицу и, сбитый с толку, поковылял во мраке ночи.
Я не знал, как на это реагировать. Честно говоря, даже не понимал, что произошло. Лежал в гостевой комнате у бабушки и чувствовал себя крайне странно, а затем отключился. Утром испытал первое в жизни похмелье, и меня одолевали разные мысли: «ЭТИМ занимаются геи? Так себя ведут? Или все театралы такие? Я получил роль через постель?»
Теперь-то, разумеется, я знаю, что парень был настоящим сексуальным хищником; педофилом. Он увидел, что я совсем юноша, понял, что я уязвим, и воспользовался моей беспомощностью – и мной. Но тогда я ничего не понимал. И считал, что виноват сам.
Позже тем же днем я вернулся на Келвин-роуд, и папа спросил, как прошел вечер.
– Отлично, – промямлил я.
– Мой приятель за тобой присмотрел?
– Да, – ответил я. – Да, присмотрел.
Отцу я так ничего и не сказал. Он бы со стыда сгорел. И я бы не стал рассказывать об этом в своих мемуарах, если бы папа был жив.
Нет худа без добра. Сложно оправдать сексуальное домогательство, но тем вечером я спасовал. Спустя несколько дней со мной связался еще один театрал из того же паба. Появилась возможность устроиться помощником режиссера в Большом театре Вулверхемптона – было ли мне это интересно?
Было. Я поехал на интервью с менеджером театра, и меня взяли – мы сразу же начали работать. За ближайшее будущее можно было не беспокоиться…
Именно этого я и хотел. Попасть в театр.
3. Крепкий эль и снотворное
Первая настоящая работа – большое событие, обряд посвящения, и именно так я себя и чувствовал, когда в шестнадцать лет устроился в Большой театр Вулверхемптона. И хоть я сходил с ума по актерскому искусству и театру, мало что в этом понимал и не знал, чего ожидать.
Но, как говорят в Уолсолле, было отпадно. Работа мне нравилась.
Меня взяли помощником-стажером-электриком-мальчиком-на-побегушках, и я прислуживал режиссеру-постановщику. Первые несколько недель подносил чай, подметал сцену, выполнял поручения и пытался привыкнуть к крутым переменам в жизни.
Больше не было никакой утренней беготни мимо местного завода. Теперь я садился в автобус до Вулверхемптона, чтобы к полудню добраться до театра, работал весь день и на вечерних представлениях, затем садился на последний автобус до Уолсолла и около полуночи приезжал домой.
Мне такой график подходил (я стал полуночником и живу так по сей день). Сын постановщика был светотехником, и они оба взяли меня под свое крыло. Я быстро начал въезжать в работу, и в течение нескольких месяцев уже отвечал за освещение на шоу.
Почти в каждом театре осветительное оборудование стоит перед сценой, но в Большом театре оно стояло по краям сцены. Работать было сложнее, но вскоре я приноровился и месяцами, очарованный, наслаждался буквально в полуметре от себя потрясающими представлениями. Я отвечал за свет везде: в театре-варьете, репертуарном театре, балете, опере Ричарда Карта Д'Ойли «Орфей в подземном царстве». Мимо меня актеры бегали за кулисы и на сцену или ждали команды «войти» в спектакль, а я находился в самой гуще.
Мне нравилось быть как можно ближе к звездам с телика. В Большой театр приходил известный комик Томми Триндер. Я много раз видел его в передаче «Субботний вечер в лондонском Палладиуме», и мне нравилась его коронная фраза: «Вы счастливчики!».
Спонсором множества шоу были сигареты Woodbine, и всем пришедшим давали бесплатные мини-пачки с пятью сигаретами. Каждый вечер две тысячи пришедших дымили как паровозы, ожидая начала спектакля. Когда я нажимал на кнопку, занавес поднимался, а из зала на сцену плыл сигаретный дым.
Немудрено, что я и сам начал курить – но, поскольку был немного снобом, предпочитал сигареты Benson & Hedges. Я почему-то считал, что они солиднее. Вот кретин!
Я мастерски научился управлять светом. А еще довольно быстро научился пить.
В театре было правило: «Сделал дело – гуляй смело». Через десять минут после окончания шоу весь персонал собирался в баре театра. И мы заливали в себя сколько могли, и довольно быстро, а потом я, шатаясь, плелся на остановку, чтобы уехать на последнем автобусе в Уолсолл.
Автобусы мне наскучили, поэтому я накопил и взял в рассрочку мопед «Хонда 50». Это мне не мешало все так же напиваться после шоу, а после полуночи, виляя, ехать по шоссе А41 домой. Поразительно, что я вообще умудрялся добираться целым и невредимым. Выпить я любил, и, как только мне исполнилось восемнадцать, я мог пить легально. Не стал нарушать британскую традицию и по молодости нажирался в хлам. По вечерам, когда не было работы, я шел в оживленный местный кабак «Гадкий утенок».
Прикладывался я регулярно… хотя с самого начала не пил в компании. У меня была цель. Я пил, чтобы нажраться. И понял, что лучший способ забыться – это выпить ячменное вино[19], поэтому опрокидывал пару бокалов, а потом догонялся таблетками – нитразепамом.
Нитразепам – это сильное снотворное, помогающее снять чувство тревоги. Выпивая бокал-другой, я закусывал таблеткой, и наступало ощущение теплоты и забытья. В «Гадком утенке» всегда была парочка каких-нибудь скользких типов, которые ошивались без дела:
– Эй, приятель. Нитразепам имеется?
– Эммм… Закажь нам эль, и дам те таблетку!
Я напивался до беспамятства. Утром просыпался и чувствовал себя полумертвым, но к обеду похмелье проходило, и я был готов снова зажигать. Как и любой подросток, я невероятным образом быстро приходил в себя.
Сью окончила школу и училась на парикмахера. Она купила себе зеленый «Остин 100». Это была ее гордость и отрада. Она подбрасывала меня до «Утенка», поскольку встречалась с одним из местных пьяниц – милым парнем, которого из-за пышной шевелюры все звали Львом Брайаном.
Глядя на Сью, я и сам попробовал научиться водить. У Брайана был «Мини Купер», и однажды в воскресенье после обеда он сказал, что даст мне прокатиться. Отвез на тихую безлюдную улицу недалеко от дома моей бабушки и посадил за руль.
«Выжимай сцепление и очень медленно нажимай на педаль газа, отпуская сцепление», – сказал он.
Я неуклюже вдавил педаль газа в пол, слишком быстро отпустил сцепление, и мы рванули с места, как ебаная ракета. Мчались по дороге, совершенно потеряв управление, – проехали метров 50, влетели в припаркованную слева машину и, для пущей верности, врезались еще и в машину, припаркованную справа.
«СТОЙ! СТОЙ! СТОЙ!» – заревел Лев Брайан. Я дал по тормозам и выпрыгнул из машины. Брайан успел сесть на мое место, я залетел в машину, и мы помчали по дороге. Оглянувшись, я увидел, как жильцы выходят из домов посмотреть, какого черта происходит.
«Дружище, мне так жаль!» – сказал я Брайану, когда мы отъехали на безопасное расстояние от тех машин и свернули на обочину. Морда тачки была разбита, и я умолял его дать мне возместить ущерб, но он и слышать не желал. После этого случая я не садился за руль пятнадцать лет.
Большой театр открыл мне глаза на различные великие драмы и театральные представления, но, когда подростковый возраст подходил к концу, я увлёкся другой формой искусства. Не на шутку подсел на музыку.
Мне нравилась передача «Музыкальные жюри», где чересчур пафосный Дэвид Джейкобс крутил пластинки для команды жюри, а те выставляли оценки. Среди оценивающих была девочка-подросток из Веднсбери, жила неподалеку от нас – звали ее Дженис Николс. Если ей нравилась песня, она всегда говорила: «О, ставлю пять балаф!» Я впервые услышал местный говор на национальном телевидении.
Каждую неделю я обязательно смотрел хит-парад Top of the Pops («Вершина популярности»), и мне нравились группы вроде Freddie and the Dreamers, Клифф Ричард и The Shadows, а еще The Tremeloes. Я покупал синглы в местном магазинчике или в пафосном музыкальном магазине «У Тейлора», где на витрине стоял рояль.
Но настоящая любовь к музыке у меня, как и у многих, началась с «Битлз».
Мне нравились их первые синглы, но конкретно я на них подсел после пластинки Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band и «Белого альбома». Он вгонял меня в транс. Это был просто космос. Я неделями его слушал, анализировал тексты и завешивал стены комнаты коллажем из фоток, которые шли вместе с альбомом.
Моя каморка преобразилась до неузнаваемости. Я покрасил стены в темно-багровый, снял дверь с петель, повесив вместо нее яркую оранжевую занавеску. Эта была дерзкая юношеская попытка выглядеть круто, но мама не оценила:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
G. & R. Thomas Ltd. (Джордж и Ричард Томас – владельцы завода). Здесь и далее – прим. пер.
2
Район Центральной Англии (Уэст-Мидлендс), расположенный между городами Вулверхемптон и Бирмингем. В XIX веке это была область концентрации горнодобывающей и металлургической промышленности. Черная страна обязана своим названием загрязнению воздуха, которое покрыло всю область слоем черной сажи. Но после упадка пейзаж, сформировавшийся в результате промышленной революции, исчез.
3
Уолсолл – город в Великобритании, расположенный к северо-востоку от Бирмингема и к востоку от Вулверхемптона.
4
Первоначальное название – Джипси-Лейн Эстейт. Район жилой застройки, заселенный преимущественно в 1950-е и 1960-е годы.
5
Большинство британцев пишут «Mum», но мы с сестрой всегда писали «Mom», потому что именно так и произносили. И каждый раз на День матери в Уолсолле было чертовски сложно найти открытки, где слово «мама» было написано именно так. – Прим. авт.
6
Район в городе Глазго, Шотландия, на южном берегу реки Клайд. К концу XIX века он стал густонаселенным, сельские мигранты и иммигранты были привлечены новыми отраслями промышленности и возможностями трудоустройства в Глазго. Считался опасным.
7
Для всех американских геев: да, в Англии действительно есть такое блюдо из фрикаделек – педики с горохом! – Прим. авт.
8
Паб назван в честь знаменитого сына Уолсолла, Джерома К. Джерома, автора сатирической повести «Трое в лодке, не считая собаки». – Прим. авт.
9
Экзамен «11+», «Одиннадцать плюс» – экзамен, сдаваемый некоторыми учениками в Англии и Северной Ирландии по окончании начальной школы, который позволяет выбрать учреждение для продолжения образования. Название испытания связано с возрастной группой детей, которые его сдают, – 11–12 лет.
10
В Великобритании – средняя школа, окончание которой дает право на поступление в университет.
11
Система классификации книг, разработанная в XIX веке американским библиотекарем Мелвилом Дьюи.
12
Английский бальный танец.
13
«Уврэ ля фнэтр» – «открыть окно» (фр.).
14
Местный диалект называется «ям-ям». Хотя термин yam yam может происходить от ya’m (вы есть), ya / ye – это архаическая форма «вас», и во многих областях ye (произносится как yea или ya) используется: «Owamya aer kid? – Ar ah’m owkay ta». Вполне возможно, что в Черной стране больше сохранилась деревенская речь, в отличие от Бирмингема, где постепенно развилась городская речь, а следовательно, диалект гораздо дольше находился под влиянием стандартного английского языка.
15
Последние два года обучения в британской средней школе (17 и 18 лет).
16
Драматургия кухонной мойки – термин, описывающий движение в культуре Великобритании, которое существовало в конце 1950-х – середине 1960-х годов в театре, литературе, кинематографе и на телевидении этой страны. Его последователи характеризуются использованием стилистики социального реализма и углубленным рассмотрением внутренних проблем рабочего класса Великобритании, набирающего в этот период свое общественно-политическое влияние. Термин «кухонная мойка» относительно произведения искусства впервые был использован в 1954 году в названии статьи критика Дэвида Сильвестра, посвященной работам английского художника Джона Бретби. Тот в своем творчестве действительно часто использовал в качестве отображаемых объектов кухонные интерьеры и предметы повседневного быта. С 1955 года этот термин стал применяться к телевизионным постановкам в прямом эфире (как в Великобритании, так и в США), посвященным жизни и быту рядовых граждан страны.
17
Территория Англии, охватывающая ее центральную часть вокруг города Бирмингем.
18
«Снежок» достаточно безопасен, напоминает молочный коктейль, и его вполне можно предложить несовершеннолетним. В составе напитка – яичный ликер «Адвокат» и лимонад.
19
Крепкое английское пиво, разновидность крепкого эля от коричнево-золотистого до черного цвета с содержанием алкоголя 8–12 %.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги