– Тогда пусть это произойдет!
– Деньги убьют тебя, Эдди.
– Смерть от виски? Да, нииджи?
Томас рассмеялся:
– Эта смерть безобразней, чем ты думаешь. И подумай, как планы правительства повлияют на стариков, на всех людей, которые хотят сохранить свою землю. Подумай об этом, нииджи.
– Я знаю, что ты прав, – согласился Эдди. – Я просто не хочу принимать твою точку зрения прямо сейчас.
Эдди ушел, продолжая что-то бубнить себе под нос. Он жил один на отцовском участке в маленькой лачуге. Толь кусками свисал с ее крыши и хлопал на ветру. В резервации действовал сухой закон, так что Эдди наполовину ослеп от некачественного контрабандного пойла. Когда Джагги Блу делала вино из черноплодной рябины, она всегда давала Эдди кувшин, чтобы тот не травился низкосортной продукцией бутлегеров. Зимой Томас посылал Уэйда на оставшейся у них лошади посмотреть, не помер ли Эдди, и нарубить для него дров, если он жив. В прежние времена Томас и его друг Арчилл ходили на буш-данс[15 - Буш-данс – стиль танца, завезенный из Австралии. Танцы в основном основаны на традиционных народных танцах Великобритании, Ирландии и Центральной Европы.] вместе с Эдди, который мог играть на скрипке, как ангел или как дьявол, независимо от количества выпитого.
* * *
Большинство людей строили дома недалеко от шоссе, но ферма Важашка располагалась в самом конце длинной извилистой подъездной дороги, прямо на травянистом холме. Старый дом был в два этажа высотой, построен из обтесанных вручную дубовых бревен, посеревших от непогоды. Новый дом представлял собой уютный коттедж, возведенный правительством. Дед Важашка купил старый дом вместе с участком еще в 1880 году, до того как территория резервации была сокращена. Он смог купить его, потому что земля нуждалась в колодце. Но колодец заслуживает отдельного упоминания. Десять лет назад семья получила право на новый дом от правительства. Он привел их в восторг, когда его привезли на грузовике с огромным прицепом. Зимой Томас, Роуз, ее мать Ноко и множество детей, причем не только их собственных, спали в хорошо утепленном новом доме. Но сегодня было не слишком холодно, и Томас решил отдохнуть в старом жилище. Он припарковал «нэш» и вылез из него, страстно предвкушая момент, когда заберется под тяжелое шерстяное одеяло.
– Ты что, опять захотела от меня улизнуть?!
Роуз и ее мать ссорились, и он подумал о том, чтобы прямо сейчас ускользнуть в старый дом. Но Роуз высунулась из двери и воскликнула:
– Ты уже вернулся домой, муженек!
У нее на губах играла нежная улыбка. Она вернулась в дом, с грохотом хлопнув дверью, но, несмотря на это, Томас понял, что настроение у нее хорошее. Он всегда проверял настроение жены, прежде чем что-либо предпринять. Оно было сродни погоде. Сегодня слегка штормило, но настроение у жены было радостное, светлое, радужное, поэтому он вошел в дверь. Малыши, о которых заботилась Роуз, лепетали что-то в большой кроватке. На столе для него были приготовлены две покрытые сахарной глазурью булочки с корицей и миска овсянки. Чьи-то куры все еще неслись, и рядом с Роуз лежало яйцо. Она поджаривала два ломтика хлеба на сале и, когда он сел, бросила их ему на тарелку. Он зачерпнул воды из последнего полного ведра.
– Я принесу воду, когда проснусь, – пообещал он.
– Нам она нужна прямо сейчас.
– Я разбит. Совершенно.
– Тогда я подожду со стиркой.
Это была большая уступка. Роуз пользовалась допотопной стиральной машиной с вращающимися лопастями и любила стирать пораньше, чтобы в полной мере воспользоваться дармовым солнечным теплом. Томас объяснил ее жертву любовью к себе и потому ел с чувством.
– Моя милая, – произнес он.
– Милая то, милая это, – проворчала Роуз.
Он вышел за дверь, прежде чем она успела передумать и затеять стирку немедля.
Солнце заливало спальный верхний этаж старого дома. Несколько поздних мух бились об оконное стекло или готовились к смерти, кружа на уровне пола. Одеяло сверху было теплым. Томас снял брюки и сложил их вдоль стрелок, чтобы те не помялись. Пару кальсон он держал под подушкой. Томас надел их, повесил рубашку на стул и залез под тяжелое одеяло. Оно было сшито из лоскутов, оставшихся от шерстяных пальто и курток, которые по очереди носили все члены семьи. Здесь было темно-синее пальто его матери, скроенное из шерстяного одеяла и в конечном итоге опять ставшее одеялом. Здесь были клетчатые шерстяные куртки его мальчиков – рваные и поношенные. В этих куртках они носились по полям, катались с обледенелых холмов, боролись с собаками, но оставили их дома, когда взялись за «городскую» работу. Здесь было сине-серое пальто Роуз времен первых дней их брака, теперь совсем тонкое, но все еще сохранившее очертания ее очаровательной фигуры. Он вспомнил, как она пошла от него прочь, затем остановилась, повернулась и улыбнулась, глядя из-под полей темно-синей шляпы, пробуждая в нем чувство любви. Они были так молоды. Всего шестнадцать лет. Сейчас он женат уже тридцать три года. Роуз получила большую часть имевшихся у них пальто и курток от сестер-бенедиктинок за работу в их благотворительном магазине. Но его собственное двубортное верблюжье пальто было куплено на деньги, которые он заработал на уборке урожая. Старшие мальчики износили его, но у него все еще хранилась подходящая к нему фетровая шляпа. Где же она, эта шляпа? Последний раз ее видели в коробке на двойном комоде. Разглядывание остатков пальто, соединенных шерстяными нитями, всегда действовало на него успокаивающе и усыпляло к тому времени, когда он доходил до армейской шинели Фалона. Эта шинель не дала бы ему уснуть, если бы он думал о ней слишком долго.
Последние осознанные мысли Томаса были о старом отцовском пальто, коричневом, умиротворяющем. Вниз по склону, через болото, между голых борозд полей, через березовый, а потом дубовый лес тянулась узкая, поросшая травой дорога, проходящая по его земле и ведущая к дому его отца. Отец был теперь так стар, что спал большую часть дня. Ему было девяносто четыре. Когда Томас думал об отце, покой закрадывался в его сердце и обволакивал его, как солнечный свет.
Тренер по боксу
Самый способный ученик Ллойда Барнса, преподавателя математики, выступал под именем Лесистая Гора. Он окончил школу в прошлом году, но все еще тренировался в спортивном зале, который Барнс оборудовал в гараже общинного центра. Все говорили, что молодой человек прославится, если будет держаться подальше от выпивки. Сам Барнс, крупный мужчина с густыми, похожими на солому светлыми волосами, тренировался вместе со своими учениками, посещающими боксерский клуб. Упражнение, которое они выполняли, называлось «три по три» – скакалка в течение трех минут, отдых, три минуты, отдых и еще три минуты. Барнс организовывал так все упражнения. Он делил их на периоды времени, соответствующие раундам, в течение которых они будут биться. Он сам спарринговал с мальчиками, чтобы на тренировках повышать их мастерство. Барнс научился боксировать в Айове у дяди, Джина Барнса по прозвищу «Музыка», известного необычным поведением на ринге. Барнс никогда не был уверен, получил ли его дядя, дирижер оркестра, прозвище из-за своей повседневной работы, из-за привычки напевать, танцуя перед противником, или потому, что он был отличным боксером, и на спортивных страницах газет неизменно писалось, что такой-то середнячок должен «встретиться лицом к лицу с самим Музыкой». Барнс никогда не заходил так далеко, как его дядя, и после серьезного нокаута решил, что школа подготовки учителей в Мурхеде предназначена как раз для него. Он посещал школу по «Джи-Ай биллю»[16 - Джи-Ай Билль – закон (билль) США, который определял льготы для вернувшихся с фронта участников Второй мировой войны. Срок действия закона истек в 1956 году.], и те ссуды, которые ему пришлось взять, были немедленно прощены, как только он дал согласие на работу в резервации. Он трижды переезжал с места на место: из Гранд-Портиджа в Ред-Лейк, из Ред-Лейка в Рокки-Бой[17 - Гранд-Портедж – индейская резервация в округе Кук, штат Миннесота, в северо-восточной части штата. Ред-Лейк – резервация на севере Миннесоты, где проживает индейское племя чиппева. Рокки-Бой – индейская резервация, расположенная на севере центральной части штата Монтана.] – и вот уже два года жил в резервации Черепашьей горы. Ему это место нравилось. К тому же он положил глаз на местную девушку и надеялся, что она его заметит.
В прошлые выходные Барнс был в Гранд-Форксе, наблюдая, как Кид Раппато сражается с Северином Бойдом в матче за «Золотые перчатки»[18 - «Золотые перчатки» – ежегодный турнир по любительскому боксу, проводимый в США.]. Сейчас, прыгая со своими учениками через скакалку, он вспоминал о том, как Бойд и Раппато вышли из своих углов и бросились друг на друга, как кошки. Оба были так быстры, что ни один из них не смог нанести что-либо посерьезней скользящего удара. В течение пяти раундов ситуация не менялась – ослепительные движения, клинч, шаг в сторону, а затем они снова начинали размахивать перчатками в воздухе. Раппато славился тем, что умел измотать противника, но Бойд держался стойко и даже почти не вспотел. Во время шестого раунда Бойд сделал то, что Барнс счел сомнительной уловкой, но все равно восхитился. Бойд отступил, опустил перчатки, подтянул трусы, бросил на Раппато пустой взгляд, а потом неожиданно нанес дальний удар слева, откинувший голову Раппато назад. Бойд уже давно вел к этому с помощью искусной актерской игры. Ни с того ни с сего терял бдительность. Притворялся, что у него проблемы с трусами. И эти пустые взгляды. Время от времени, как будто на него навели порчу. Они казались безобидной причудой, пока Бойд не провел другой удар левой, на этот раз в корпус, а затем нанес удар правой в голову, который мгновенно послал Раппато в нокдаун, подавил в нем способность к сопротивлению и принес Бойду победу в поединке.
Сидя у ринга, Барнс повернулся к Рейнольду Джарвису, учителю английского языка, который также отвечал за постановку школьных спектаклей.
– Нам нужен тренер, владеющий актерским мастерством, – произнес Барнс.
– Вам нужно больше спортивного снаряжения, – возразил Джарвис.
– Сейчас мы собираем деньги на перчатки.
– А малая груша для отработки быстрых ударов? А большая груша?
– Мешковина, опилки. И пара старых покрышек.
– Ладно. Я понял. Актерское мастерство действительно может оказаться полезным.
Многие вещи, включая силу и даже выносливость, можно сфабриковать. Или, что еще более важно, многое можно скрыть. Например, один из самых многообещающих боксеров Барнса, Аджиджаак, был похож на цаплю, в честь которой его назвали. Он походил и на самого Барнса, худой и высокий, такой нервный, что казалось, его била дрожь. Аджиджаак держался с видом кроткого смирения. Но у мальчика были поразительный удар левой и хватка болотной птицы. Кроме него, был Поки Паранто, необузданный талант без огранки. Ревард Стоун-Бой, Калберт Сен-Пьер, Дайси Айнак, Гарнет Фокс и Кейс Аллери – эти ребята делали успехи. Уэйд Важашк все еще уговаривает мать позволить ему боксировать в матче. Он тоже многообещающий парень, хотя и не обладает инстинктом. Думать хорошо, но Уэйд думал дважды, прежде чем ударить. Барнс провел много времени, возя мальчиков на матчи по другим городам – городам за пределами резервации, где толпа разражалась боевыми кличами или насмешками, когда их фаворит проигрывал. Он отвозил мальчиков домой после матчей и тренировок, которые продолжались еще долго после того, как уходил школьный автобус.
Прямо сейчас мальчики поднимали гири, но делали это совершенно неправильно. Барнс заставил их расправить плечи. Ему не нравилось слишком нагружать левую руку, ибо его цель состояла в том, чтобы развить в каждом удар слева, такой же быстрый, как прелюдия к легендарной «симфонии-сюрпризу» знаменитого Музыки, мощному, непредсказуемому шквалу ударов, которые когда-то вынудили Эззарда Чарльза[19 - Эззард Мак Чарльз, более известный как Эззард Чарльз (1921–1975), – американский боксер-профессионал, чемпион мира в супертяжелом весе.] упасть на канаты. Но, конечно, это было до того, как Чарльз стал крутым, а потом вскарабкался на самый верх. Музыка был тонким бойцом, однако, в конце концов, судьба свела его с драчуном, повредившим ему селезенку.
Лесистая Гора некогда посещал занятия по сварке и теперь делал гири для клуба, наполняя жестяные канистры и банки всех размеров песком и сваривая их вместе. Гири получались неодинаковые, поэтому мальчики, желая накачать мускулы, поднимали полуторафунтовые, трехфунтовые, семифунтовые с четвертью, двенадцатифунтовые, восемнадцатифунтовые и двадцатифунтовые гири. Но для лучшего результата Барнс решил поступить по-другому.
– А теперь смотрите, – сказал он.
Он сжал правую руку в кулак и прижал костяшки пальцев к стене.
– Делай как я.
Все мальчики сжали кулаки и сделали то же самое.
– Давление, давление, – пояснил Барнс и снова прижал кулак к стене, пока мышцы на предплечье не начали гореть. Прядь волос упала на лоб. – Сильнее… О’кей, отставить, – скомандовал он.
Мальчики отступили, встряхивая руками.
– Теперь левой.
Хитрость заключалась в том, чтобы развить только нужные мышцы, выполняющие удар. Музыка была одержим скоростью и скрытностью. Он научил Барнса ментальным трюкам. Барнс подал сигнал, призывающий к перерыву. Мальчики выстроились в очередь у фарфорового фонтанчика с водой, а затем собрались вокруг тренера.
– Будем отрабатывать скорость, – сообщил Барнс. – Теперь я хочу, чтобы каждый из вас назвал самую быструю вещь, которая придет на ум.
– Молния, – выпалил Дайси.
– Каймановая черепаха[20 - Каймановая черепаха – большая американская пресноводная черепаха с длинной шеей и сильными челюстями.], – вставил Уэйд, которого укусила одна из них.
– Гремучая змея, – подхватил Ревард, чья семья часто ездила в Монтану.
– Чих, – не нашел ничего лучшего Поки, что заставило всех рассмеяться.
– Сильный чих, – пришел на выручку Барнс, – похожий на взрыв! Вот каким ты хочешь видеть свой удар. Без предупреждения. А теперь представьте, каждый из вас, самую быструю вещь, которую вы никогда не видели. Деритесь с воображаемым противником. Три минуты на бой. Три на отдых. Как всегда.
