Охота на брата

– Прочитал? – спросил Гаджигусейнов.

– Прочитал, – утвердительно ответил подполковник.

– И что ты теперь насчет всего этого скажешь? – повторил почти в точности полковник вопрос, которым встретил Омаханова.

– Только одно могу сказать. Эти люди использовали мое имя с какой-то собственной целью.

– Ты же опытный следак. Сам должен знать, что каждое твое утверждение должно быть подкреплено уликами и доказательствами. – Гаджигусейнов не слышал, что сказал Омаханов перед этим или выложил заранее заготовленную фразу.

Он просто не мог не произнести ее, потому как ему казалось, будто в ней было отражено все, что зацвело и созрело в его голове.

– Она меня пыталась спросить, но я ничего такого не говорил, – сказал подполковник Омаханов.

– Эта девица запись разговора вела? – прямо спросил полковник Гаджигусейнов.

– Скорее всего, вела. Я стоял за своей конторкой, боком с ней. Она сидела за столом. На столе перед ней лежал смартфон. Кажется, диктофон в нем был включен.

– Так был включен или нет? Ты же профессионал, должен знать точно.

– Я же не в спецназе ГРУ служу, чтобы восстанавливать в памяти прошлые события. Их же этому долго учат, да и то не у всех, я слышал, получается. – Омаханов неожиданно для себя вскипел, но тут же успокоился, потому что нашел, как ему казалось, решение, которое должно было устроить и начальство, и его самого. – Я у себя в кабинете еще несколько раз интервью перечитаю, если знакомые фразы из своего лексикона найду, значит, запись велась. А что, это принципиально важно? – Манап Мансурович был точно уверен в том, что запись была, но хотел, чтобы о ней заговорил именно полковник, со стороны подсказывающий решение.

– Еще как важно! Если запись найти, можно будет подать в суд на интернет-портал за клевету. Если ты действительно этого не говорил, конечно.

– Понял. Попытаюсь связаться с их главным редактором и добыть запись, – пообещал Манап Мансурович начальнику.

Магомедгаджи достал из-за спины пистолет, передал его Рамазану без малейших опасений, даже усмехнулся и заявил:

– Держи, ковбой, свой «Смит энд Вессон».

– Пока это простой ТТ.

– Ничего. Наш ТТ по многим параметрам лучше, чем американец. Но я надеюсь разжиться чем-то еще, если будет на то воля Аллаха. Есть у меня наметки насчет того, где оружие можно будет добыть. Надеюсь, за время моей отсидки ничего кардинально не поменялось. Один знакомый старший прапорщик складом оружия заведует. У него там выбор громадный. Дочка его в Москве на платном отделении в вузе учится. Он постоянно жалуется на нехватку денег, словно намекает. Так что через него, думаю, мы оружием и разживемся. Любым. По вкусу.

– Например, автоматами, да?

– Можно и ими, – согласился Мамонт. – Если для дела, то они в состоянии оказаться полезнее, чем пистолеты. Из них при необходимости больше людей положить можно.

– Только где их достать?

– Я тебя этому научу, – заявил Мамонт.

– А сам? – спросил Рамазан.

– Да и сам не отстану. Но ты сначала конкретно выложи мне, для чего я тебе понадобился.

Рамазан снова полез под пиджак, куда только что сунул в подмышечную кобуру пистолет, но Магомедгаджи даже не напрягся. Вечером он перетаскивал этого субъекта на кровать, взял под мышки и почувствовал в его кармане лист бумаги. Теперь Мамонт понял, тот хотел именно этот лист вытащить, а вовсе не пистолет. Так оно и оказалось. Листок, свернутый вчетверо, был слегка помят и даже потерт по линиям сгиба, но не испачкан ничем. Значит, Лачинов доставал его не часто.

Рамазан листок развернул и положил перед Мамонтом.

– Что это? – спросил тот.

– Чертеж местности. Параллельные линии – это крыльцо банка и тротуар. Перед крыльцом стоит машина. Внутри автоматчики. Раньше пять было, теперь только три. Еще водитель, у которого тоже есть автомат. Все понятно?

– Разобрал. Дальше что?

– Сбоку числа, когда эта машина приезжает в банк. Синим цветом – когда получаются малые суммы. В этот день аванс выдают. Красным – большие суммы. Это день зарплаты. Ниже время указано, когда кассир выходит из банка. Обычно это начфин, он с пистолетом, с ним женщина-кассир, правда, иногда бывает и офицер в бронежилете. Они идут к машине, садятся и уезжают с большими деньгами. Нападения не ожидают, считают, что никто на это не решится.

– Кто это? Какая фирма? – все сообразив, спросил Мамонт.

– Менты. Министерство внутренних дел Дагестана. Потом уже у них в финансовой части деньги получают все городские и районные отделения, прокуратура и республиканское следственное управление. Все в строго определенное время и в свои дни.

– Что за автоматчики? Откуда они? – Магомедгаджи продолжал расспрашивать Лачинова тоном допроса, но его заинтересованность в этом деле уже просматривалась вполне отчетливо.

– Раньше, еще год назад, парни из СОБРа ездили. Эти – волки тертые, осторожные. Их просто так было не взять. Сейчас это делают солдаты из комендантского взвода, простые призывники. Менты считают, что у СОБРа своей работы хватает. Нас, бедных, по кутузкам рассаживать. Бить, трое на одного.

– А что, идея твоя неплоха! – сказал Мамонт, оценивая все то, что услышал сейчас от Рамазана. – Хотя это по большому счету еще и не конкретный план действий, а только намерения. Менты и в самом деле такой наглости ни от кого не ожидают. Только если вот попадемся, пусть даже просто под подозрение, то они задержание на пресловутые семьдесят два часа проводить не будут, сразу убьют. Мент – он и в Африке мент. Он за копейку и сам удавится, и другого подстрелит. Ты к такому готов?

– А ты? – спросил Рамазан.

– Я всегда готов к самому худшему. А ты? Я должен знать, с кем мне придется на дело идти.

– И я готов. Меня им живым не взять. У меня всегда с собой граната есть. И себя подорву, и их не пощажу.

– Это хорошо. А твой напарник?

– Вот с этим беда. Не могу я за него поручиться. Потому тебя и ждал. Парень молчаливый, сдержанный, но какой-то не всегда решительный. Если хочешь, я позвоню, позову его. Он быстро прибежит, рядом живет, через два дома, у бабки своей, глухой старухи. Квартира эта ему принадлежит. Он меня временно здесь приютил. Позову? Присмотришься хоть, свое мнение составишь.

– Звони, – согласился Мамонт. – Только говорить я буду с этим человеком с глазу на глаз. Ты пока куда-нибудь сходи.

– Скажу ему, что в магазин сбегаю. Сумку у двери на вешалку повешу, чтобы сразу понятно было.

Рамазан сначала взял на кухне сумку, вынес ее в коридор, вернулся, вытащил мобильник. Номер он набирал по памяти, не из адресной книги.

Такая осторожность пришлась Магомедгаджи по душе. Он хорошо понимал, что если аппарат попадет в руки к ментам, то они в первую очередь будут проверять номера из адресной книги и только потом – входящие и исходящие. Их можно, кстати, и удалить или для пущей конспирации после каждого звонка вносить в черный список, чтобы потом, при необходимости, извлечь оттуда. Вполне возможно, что менты в него даже и не заглянут.

Когда раздался условный звонок в дверь, сообщающий, что это свои, Рамазан сначала шагнул в сторону кухни, потом махнул рукой, улыбнулся своим мыслям, вспомнил, видимо, что сумку в коридор уже вынес, и двинулся туда.

– Ты уже? Быстро собрался и доскакал. Я и в магазин сходить не успел. Посиди пока, поговори с моим другом. Я быстро туда и обратно слетаю.

В комнату вошел парень лет семнадцати-восемнадцати, высокий, почти одного с Мамонтом роста, широкоплечий, с узкой талией. Из-за этого он не выглядел мощным и сильным, но была в нем какая-то природная жилистость. Плотно сжатые тонкие губы говорили и о характере, которого парню было, видимо, не занимать. Глаза из-под слегка нахмуренных густых бровей смотрели строго и настороженно.

– Меня Мамонтом на зоне кличут, – сказал Магомедгаджи, приподнялся со стула и добродушно, почти по-свойски протянул гостю руку.

Он намеренно начал с зоны, чтобы сразу по глазам парня понять, как тот отнесется к такому известию. Тот особого пиетета не проявил, руку пожал и представился встречно:

– Мурад.

Разговор между ними как-то не слишком клеился, вообще шел ни о чем. Когда пришел Рамазан, оба вздохнули с облегчением.

Мнения своего о Мураде Мамонт так и не составил. Парень был сдержан и осторожен, не говорил не только лишнего, но даже необходимого. Самые простые слова из него приходилось словно клещами вытаскивать. Видимо, он по натуре своей был молчаливым человеком.

Однако при появлении Лачинова Мурад явно оживился. Было заметно, что он уважал Рамазана не меньше, чем тот уважал Магомедгаджи. Лачинов даже слегка утрировал такое отношение к Мамонту. Он делал так намеренно, хотел, чтобы это заметил и Мурад.

Тот все увидел. Глаза паренька заметно ожили, он наконец-то стал проявлять к собеседнику живой интерес.

Похоже было на то, что Рамазан казался Мураду авторитетным человеком. Но Мамонт его таковым совсем не считал. Напротив, бывалый уголовник даже чувствовал, что является значимым персонажем для Лачинова.

Что касается парня, то Магомедгаджи решил его тут же проверить, узнать отношение к полиции в целом и к следственному управлению в частности. Он попросил у Рамазана его мобильник, мол, мне ненадолго, только на один короткий звонок. Прямо при Мураде Мамонт набрал по памяти номер брата и включил громкоговоритель, чтобы разговор был слышен всем.

Манап ответил почти сразу. Видимо, аппарат лежал у него под рукой.

– Слушаю, подполковник Омаханов.

– Здравствуй, брат.

Сначала последовала долгая пауза, потом раздался продолжительный вздох брата-близнеца.

Потом Манап все-таки преодолел свое удивление и сказал:

– Здравствуй, Гаджи. Ты где сейчас находишься?

– Я только вчера освободился после четырех с половиной лет добротного отдыха за хозяином. Хотел к матери наведаться, да вот внешний вид не позволяет. Не хочу, чтобы она меня в тюремной робе видела. Ты меня деньгами не выручишь? Мне много не надо. Тысяч пять хватит, чтобы прилично одеться.

– Ты думаешь, я сам деньги печатаю или на взятках процветаю? Смею тебя уверить, что ни тем ни другим не промышляю. Со свободными средствами у меня у самого напряженка. Устроят тебя три тысячи? Если так, то могу прямо сейчас выделить. Это все, что у меня на данный момент имеется на карте. Даже три двести.

– А перехватить там, у вас, ни у кого не сможешь?

– Нет, – сказал Манап как отрезал. – Это не корректно. Я на службе ни у кого не беру. Не приучен быть в долгу. Отношения с сослуживцами не те. У нас это не принято. Да и вообще…

Мамонт подумал, что за этими словами должно последовать длительное и нудное нравоучение, поэтому решил прервать разговор.

– Ладно, брат. Трех мне не хватит на то, что я для себя присмотрел. Бывай здоров! Я сам найду. У меня старых друзей много осталось. Они не жадные, для хорошего человека ничего не пожалеют, – проговорил он, выключил телефон и вернул его Рамазану.

– С кем базар вел? – спросил тот.

Мамонт не смог вспомнить, рассказывал ли он товарищу о том, что у него есть брат-близнец, старший следователь по особо важным делам. Если да, то это значило, что Рамазан просто подыгрывает ему сейчас, помогает в проверке Мурада. Если нет, то это в какой-то мере станет и проверкой самого Рамазана, хотя оснований не доверять ему у Мамонта вроде бы не было.

– Это подполковник юстиции Омаханов Манап Мансурович, старший следователь по особо важным делам.

– Брат, что ли? – продолжил расспросы Рамазан.

– Не просто брат, а близнец – на двадцать минут позже меня родился.

– Лицом сильно похож? – для чего-то спросил Мурад, явно заинтересовавшийся этим обстоятельством и что-то, похоже, в голове прокручивающий.

– Не сильно, но общие черты есть. Нос одинаково выглядит. Разрез рта, форма глаз, скулы одинаково торчат. Отчего они такие у брата, ума не приложу, зато знаю, что у меня от зоновских харчей.

– Жалко, что вы не сильно похожи, – сказал Мурад и посмотрел на Рамазана Лачинова, но тот явно был не в курсе его задумок и мыслей. – А то можно было бы что-нибудь придумать и хорошо сыграть на похожести, сбить следствие с правильного пути хотя бы в самом начале.

Его взгляд опять был устремлен на Рамазана, из чего Мамонт без труда понял, что Мурад в курсе предстоящего дела. Он даже голову ломает над планом, соображает, как лучше всего осуществить нападение на сотрудников полиции и ввести следствие в заблуждение.

Магомедгаджи уже довольно давно привык к тому, что его планы воплощают другие люди, которые непременно советуются с ним, поэтому сказал слегка сердито и нравоучительно:

– Чтобы пустить следствие по ошибочному пути хотя бы в самом начале, следует не оставлять после себя ни одной зацепки. Я слышал, некоторые умники утверждают, что так не бывает. Но ведь это и есть та самая мысль, которую следаки самого разного уровня пытаются вбить в голову каждому уважающему себя человеку. Однако я сам готов утверждать, что это случается. Следует обязательно продумать каждый свой шаг, который еще предстоит совершить. Каждый из них необходимо рассматривать в нескольких вариантах, в зависимости от поворота ситуации, быть загодя готовым к любому развитию событий. Если из-за угла внезапно появится человек с автоматом, то ты обязан выстрелить первым, потому как предвидел возможность появления этого человека. Иначе можешь подставить не только себя, но и своих подельников, которые тебе доверились, на тебя надеются, считают, что ты не подведешь их.

После этих слов ничего не сказали ни Рамазан, ни Мурад. Но судя по тому, как засветились глаза у молодого парня, Мамонт подумал, что на него можно положиться, а сам он произвел то впечатление, которого и добивался. Причем и на того и на другого.

Манап Мансурович позвонил Михаилу Михайловичу, который исполнял обязанности главного редактора интернет-портала, опубликовавшего интервью с подполковником Омахановым.

– Лисовская, говорите. – Старшему следователю показалось, что Михаил Михайлович с немалым трудом вспомнил, кто это такая. – Ах, да. Была у нас такая стажерка, но она не прошла испытательный срок. У нас обычно из дальней командировки – а поездка в Дагестан именно таковой и является – сотрудники привозят как минимум три материала. А Лисовская вернулась только с одним интервью. Нас такое не устраивает. Это чересчур накладно. Поэтому я и не взял ее в штат.

– Так она была стажерка или работала на испытательном сроке? – спросил Манап Мансурович. – Трудовой кодекс утверждает, что это разные вещи. Впрочем, я не уполномочен разбираться в таких делах. Этот вопрос пусть решают ваши юристы, если он вдруг поднимется. Меня в настоящий момент интересует запись нашего с ней разговора. Насколько я помню, она тогда включила диктофон в смартфоне.

– Это устоявшаяся практика. Запись ведется всегда. Хоть на диктофон смартфона, хоть на отдельный гаджет. А что случилось? Лисовская что-то напутала в фамилиях? Это бывает достаточно часто. Особенно после посещения республик. На слух воспринимается так, пишется иначе. Но руководитель отдела должен был лично проверить соответствие в тексте.

– Она исказила факты, – сказал старший следователь по особо важным делам достаточно твердо. – То, что высказывала от себя и озвучивала в своих вопросах, эта особа вложила в мои уста. Я оказался в неприятном положении человека, на которого может быть подан судебный иск.

– Ну и что? – спросил Михаил Михайлович. – Махните рукой. Пусть подают. А вы в суде просто предоставите запись разговора, и вас тогда оправдают.

– Именно это я и хочу сделать. Но мне нужна запись нашего разговора. Хотя бы копия таковой.

– Тут, я думаю, проблем возникнуть не должно. Сегодня Лисовская придет в бухгалтерию получать свой гонорар. Я сейчас же позвоню туда, предупрежу, чтобы оттуда ее отослали сразу ко мне, скопирую запись с ее смартфона и перешлю ее вам. Оставьте, пожалуйста, свой электронный адрес, если не трудно.

– Не трудно. – Подполковник Омаханов немедленно сделал это. – Если что-то будет не так, вы мне все равно сообщите, – не просто попросил, а даже потребовал он. – Вопрос срочный. Я думаю, что вашему интернет-порталу судебное разбирательство тоже доставит мало приятных моментов. Обвинения-то будут высказаны именно в ваш адрес.

– Я обязательно перешлю вам копию, – пообещал Михаил Михайлович настолько твердо и легкомысленно, что старший следователь верил ему с трудом.

Но что еще ему оставалось делать?

В течение дня подполковник Омаханов несколько раз проверял свою электронную почту, но сообщения от главного редактора так и не было. Уже вечером, перед уходом домой, Манап Мансурович решился написать Михаилу Михайловичу сам, поторопил того, не надеясь больше на его обязательность.

Лишь утром он получил сообщение, в котором говорилось, что Алиса Лисовская уже стерла запись разговора со своего смартфона, и получить ее теперь уже не удастся.

Как восстанавливать записи, Манап Мансурович знал. Он справился бы с этой задачей сам, при помощи простой программы «Феникс», даже без привлечения спецов, как обычно делают другие следователи. Но для этого требовался смартфон Лисовской. Изъять этот достаточно дорогой гаджет даже на время осуществления следственных действий можно было только по решению суда. Это означало долгие хлопоты, с чем старший следователь по особо важным делам связываться попросту не желал. У него хватало и других текущих дел.

Но в данном случае все зависело от реакции на факт отсутствия записи разговора со стороны полковника Гаджигусейнова. Если Нияз Муслимович станет настаивать, то придется и в суд обратиться. В противном случае можно будет спустить дело, что называется, на тормозах.

Поэтому свой очередной рабочий день старший следователь по особо важным делам начал с посещения кабинета начальника отдела. Того на месте не оказалось. Сотрудники, находившиеся в соседнем кабинете и бесплатно исполняющие обязанности секретарши, сообщили подполковнику юстиции, что Нияз Муслимович вызван на ковер к генералу. Омаханов подозревал, что это может касаться его интервью, поэтому решил дождаться возвращения Гаджигусейнова в коридоре, рядом с дверью кабинета. Там даже кушетки не было, чтобы присесть, но Манапа Мансуровича данное обстоятельство не смутило, поскольку он всегда предпочитал стоять, как настоящий слон, который, как известно, даже спит стоя.

К счастью, ждать ему пришлось совсем недолго.