Скала Жнеца
Лишь когда Элин нашла того, кто убил невесту ее брата в Швейцарии, преследующая ее тьма ослабила хватку. Как бы ни были кошмарны те события, она получила ответ на вопрос, мучивший ее месяцами, – Элин по-прежнему хотела быть детективом. Она решила вернуться. Как и Хейлер. И время для этого – хуже не придумаешь, ее медленное возвращение в убойный отдел совсем застопорится. Ее не захотят подпускать даже близко…
Язык едва ворочался во рту, слова выходили неуклюжими.
– Я с этим справлюсь, Анна. Даже если я и вернулась в группу, мне необязательно в этом участвовать, могу просто переждать.
Повисла напряженная тишина. Анна смутилась:
– Нет, это не Хейлер. Тот парень, которого ты видела на пляже, пропал без вести несколько дней назад. Самоубийство. Он был уже мертв, когда его разрезала лодка.
Это не Хейлер.
Она поспешила и пришла к неверному выводу. Запаниковала, как всегда. Мысли об этом грызут Элин, но она отгоняет их и открывает дверь.
Она идет по коридору квартиры. Пока что Элин не называет ее домом и чувствует, что должна обращаться с ней бережно, как с драгоценным имуществом, принадлежащим кому-то другому, хотя и знает, что не права. Прошло уже два месяца, пора привыкнуть, что это ее жилье.
И дело не в квартире. Она чудесная и просторная – с видом на море, стоит среди домов, построенных в стиле Регентства и образующих полумесяц. Все важные решения они принимали вместе с Уиллом. Простой дизайн, нейтральная палитра, тщательно выбранная мягкая мебель: угловой диван, джутовый ковер, маленький диванчик цвета яичного желтка.
Элин наслаждалась процессом, хотела подчеркнуть свою гибкость, показать Уиллу, что преодолела поворот и на этот раз не собирается оглядываться. Но все равно оглядывалась, ничего не могла с собой поделать. Она скучает по старой квартире – пышному двухместному дивану, с которого она смотрела, как дождь заливает соседнюю квартиру, читала во время еды, и никто ее не прерывал.
Уилл сидит на диване, с открытым ноутбуком на коленях. Элин видит обрывки фраз: «…подготовка к награждению сейчас важн…»
К его уху прижат телефон, Уилл разговаривает тихо и настойчиво.
Уилл – архитектор, работа для него и источник заработка, и страсть. Элин очень нравится его любовь к архитектуре, что он воспринимает мир по-своему, приобщаясь к прекрасному на таком уровне, который для Элин навсегда останется недосягаемым. Она идет на кухню и наливает стакан воды.
Через несколько мгновений Уилл поворачивается:
– Ты рано вернулась.
– Под конец решила срезать путь. – Она глотает воду. – Кто это был?
– Джек. План проекта в Сток-Габриэле утвердили. – Наклонив голову, он изучает ее: – Что-то стряслось?
Уилл слишком хорошо ее знает.
– Можно и так сказать. – Ее голос дрожит. – Выставила себя дурой.
Элин объясняет, что произошло: как она последовала за Стидом, неловкий разговор с Анной.
Выражение его лица смягчается.
– Я бы не стал беспокоиться. Дело Хейлера ведь было твоим последним расследованием. Было бы странно, если бы ты о нем не думала.
– Но дело не только в этом, я запаниковала… Вспомнила о Сэме.
– Элин, ты получила все ответы, которые хотела. И можешь двигаться дальше.
Уилл прав, но, когда она получила ответы на вопросы о гибели брата, оказалось, что все совсем не так, как она воображала. Ее брата Айзека даже не было там, когда погиб маленький Сэм. Там была она. Когда он упал в воду и ударился головой о камень, она просто оцепенела. Не пришла ему на помощь.
– Никто тебя не винит. Ты была совсем маленькой.
– Но… Думаю, папа как раз винит. – Ее голос срывается. – Айзек сказал, что собирается его навестить. Это навело меня на мысли о том, что в то время я не считала важным, но теперь…
– Что теперь? – мягко говорит он.
– В тот день, когда папа ушел, он собирался залезть на скалу, откуда можно спрыгнуть в море. Я не смогла спрыгнуть и разревелась на вершине, испортила всю поездку. А потом папа сказал: «Ты трусиха, Элин. Трусиха». Вышло так, что это были его последние слова, сказанные мне. Позже родители поссорились. А вечером папа ушел.
– Но его слова были не о Сэме…
– Нет, о Сэме. Именно по этой причине папа и ушел. И он был прав. Я трусиха. Сегодня я сбежала.
– Ты не трусиха. Ты делаешь успехи. Маленькими шагами.
Элин кивает, но прежде она не нуждалась в этих маленьких шагах. Она была проницательна и амбициозна. Добилась определенных успехов. Прежняя Элин не работала бы стажером в Торуне. Это унылая, изматывающая работа: координация опросов соседей, сбор видео с камер наблюдения и допросы свидетелей. Ничего интересного.
– Я знаю, это совсем другое, – мягко говорит Уилл.
Она пожимает плечами:
– Да все теперь другое.
Трудно сравниться с высокими ставками убойного отдела, бешеным ритмом оперативного штаба, каверзными делами, при расследовании которых нужно пораскинуть мозгами, определениями стратегии и плана атаки. Теперешняя работа и близко не похожа на это, но что, если для нее теперь это потолок?
Уилл копается в телефоне:
– Последняя встреча у меня в четыре. Как насчет ужина в ресторане? Поговорим нормально.
– Звучит неплохо. Кстати, я слышала, как ты упомянул о награде. Хорошие новости.
Его щеки розовеют:
– Ах да, проект выдвинули на премию.
– Отлично.
Элин с удивлением обнаруживает, что улыбка дается ей с трудом, в глубине души зреет червоточина зависти. Мысленно она представляет, как и сама достигает успехов в карьере, но это не так. Только Уилл двигается вперед – как будто у него есть мотор, а она бредет еле-еле.
Он потягивается, и край его футболки задирается. Уилл так старается выглядеть безразличным, что все становится предельно ясно. Он пытается преуменьшить значение новости. Что куда хуже, чем его невнимание.
– И что за проект?
– Центр йоги. Курорт «Люмен». – Уилл с неприкрытой гордостью улыбается: – Совершенно неожиданно.
«Люмен». Дитя Уилла, которое он спроектировал сам, роскошный курорт на острове в нескольких километрах от побережья. Центр йоги стал новым лицом острова: фирма Уилла буквально снесла прошлое бульдозером, построив здание, сочетающее в себе массивную современную архитектуру и мексиканские цвета. «Люмен» был его страстью. Когда Элин познакомилась с Уиллом, он почти сразу же рассказал ей о проекте. «Мы все переделали, но поработали и с ландшафтом, использовали камень бывшей школы, который добывали на острове…»
– Национальная награда принесет фирме известность.
И дело не только в этом, думает Элин. Это признание его творческого мастерства, подтверждающее, что он сумел изменить представление людей об острове.
– Поздравляю! И не надо ради меня преуменьшать значимость события. Мои проблемы не должны тебя тормозить. Я уже научилась с ними разбираться.
– Проще сказать, чем сделать, я знаю, – улыбается он. – Не хочешь кофейку? У меня есть время между созвонами.
– Да, только запишу свое время… Я пробежала всего лишь половину, но…
Элин берет с приставного столика блокнот. Статистику собирает ее фитнес-браслет, но ей все равно нравится записывать все на бумаге. Это единственная сфера ее жизни, где Элин делает заметные успехи.
Она поднимает голову, чувствуя взгляд Уилла. В его глазах она видит жалость.
Он тут же смущенно опускает взгляд к полу – его разоблачили.
4
Хана смотрит, как надувная лодка приближается к причалу, оставляя в кильватере рваную линию белой пены. А в голове все крутятся слова, которые она только что прочла.
«Прости. Прости. Прости».
Она была права, эта поездка не просто способ снова объединить семью. И Хана уверена, что причина, по которой ее организовала Джо, связана с выпавшей из рюкзака запиской.
– Джо Леджер?
Из лодки, оставив ее раскачиваться у причала, выбирается молодой парень.
Привязывая лодку, он приветствует их отработанной радостной улыбкой, взгляд прячется под затемненными стеклами очков. На вид ему слегка за двадцать, на нем накрахмаленная белая рубашка поло и шорты.
– Это я.
Джо делает шаг навстречу и улыбается. Она явно почувствовала облегчение, когда неловкие приветствия закончились – уж больно разительно отличались слишком пылкие объятия Джо с Калебом от молчаливого легкого прикосновения Ханы.
– Меня зовут Эд.
Лодочник направляется к ним.
Сет с улыбкой выступает вперед и энергично пожимает протянутую руку, выставив широкую грудь. Он в своем репертуаре. Качок, но до чего же хорош, думает Хана, рассматривая его крепкие бицепсы. Она вспоминает, как они впервые встретились в кафе неподалеку от дома. Сет представился – с напускной скромностью – и принялся флиртовать с ее матерью и сестрами по очереди, задерживая на них взгляд, рассыпаясь в комплиментах. Он явно ожидал, что его посчитают привлекательным. Хотя он такой и есть – высокий, бородатый, мускулистый, – и Хана, конечно же, считала его привлекательным, но эти «ожидания» были мерзкими. Как будто все обязаны в него влюбиться.
Когда рукопожатие наконец-то завершается, Хана ловит взгляд Калеба, и они обмениваются улыбками.
Ей удается впервые как следует его рассмотреть. Шорты в стиле сафари и выцветшая футболка с Пакманом демонстрируют нарочитую непринужденность технаря из Кремниевой долины. Калеб старше всех и более образованный, но каким-то образом хорошо вписывается в компанию и до сих пор не расстается с замашками студента.
Внешне он полная противоположность Сету – худощавый, с резкими чертами лица и невзрачными, мышиного цвета волосами, так что он легко сливается с толпой. Хана помнит удивление матери, когда Беа в прошлом году привела Калеба. Предыдущие ее мужчины, по меткому выражению матери, были «бодры и веселы».
Спустя несколько дней материнское мнение стало менее однозначным: есть в нем какое-то самодовольство. Они заметили это за ужином на следующий день: Калеб, выпив, высказывался о политике и образовании и сболтнул лишнего. Хану это не беспокоило. Она восхищалась, как уверенно Калеб говорит о том, с чем она согласна, но никогда не решилась бы высказать. Хана всегда слишком беспокоилась о том, что подумают о ней другие.
Когда они снова встретились – на этот раз только сестры и Калеб, он понравился Хане еще больше. Острый ум, суховатый юмор и спокойная уверенность, которую часто не замечают в присутствии выскочек вроде Сета. Калеб был так же умен, как Беа, и не боялся с ней спорить, в отличие от большинства людей. Мощный интеллект Беа пугал почти всех, заставляя либо помалкивать, либо защищаться.
– И сколько человек мы еще ждем? – интересуется лодочник.
– Только одного. – Джо смеется. – О, она уже здесь.
К ним почти бегом спешит Майя, миновавшая уже половину причала: одна тряпочная кроссовка развязана, шнурок волочится следом. Одета Майя, как всегда, в тонкое серое платье, которое свободно болтается на загорелой поджарой фигуре. На голову накинут ярко-розовый шарф с рисунком в виде белых ананасов, лишь слегка усмиряющий копну черных кудрявых волос.
Лицо Джо расплывается в улыбке.
– Чуть не уехали без тебя. Я…
Она не успевает закончить предложение, прежде чем Майя врезается в них, притягивая Джо, а затем и Хану к себе, и они сталкиваются локтями. Объятие выходит неуклюжее, как будто они уже разучились обниматься. Когда Майя отходит, с ее плеча падает потрепанная черная сумка, которая выглядит подозрительно маленькой и легкой.
Джо прищуривается:
– Ты точно все взяла?
Хана едва сдерживает улыбку. Джо прислала им длиннющий список того, что нужно взять в поездку. Футболки для плавания. Кепки. Обувь для пляжа. Солнцезащитный крем. И так далее.
– Конечно. Все по списку из последнего письма.
Поймав взгляд Ханы, Майя подмигивает:
– Ну ладно, поехали.
Лодочник уже идет к воде.
Когда Хана забирается в лодку, раздается громкий звук. Она подскакивает. В паре метров со стены у ресторана в море ныряют подростки, их шорты раздуваются в прыжке. Резкий шлепок, когда они врезаются в воду, звенит у нее в ушах.
– Все нормально?
Джо садится рядом с ней и наклоняет голову совсем близко. Ее голос полон сочувствия, но есть в нем и что-то еще. Раздражение?
– Да. Просто испугалась.
– Ты уверена, что…
– Что? – резко обрывает ее Хана.
Джо пожимает плечами, но Хана знает, о чем она думает. Ты уверена, что панические атаки прошли?
Ее поведение в прошлом году, неспособность встряхнуться и вернуться к нормальной жизни превратили ее в глазах Джо в ущербного, сломленного человека. И Джо почему-то считает, что имеет право вмешиваться. По ее мнению, Хана уже должна была с этим справиться.
После несчастного случая с Лиамом в прошлом году в памяти осталось лишь то, как Джо смотрела на нее – не сопереживая, а изучая, словно пыталась найти какую-то прореху в горе Ханы, сигнал, что все это временно.
Даже сейчас Джо с трудом упоминает об этом, предпочитая использовать эвфемизмы: после «несчастья с Лиамом» она хотела, чтобы Хане «стало лучше». Можно назвать это миллионом дурацких слов, но все сводилось к одному пожеланию: «Пора с этим покончить».
С резким толчком лодка отходит от причала и набирает скорость, Джо сталкивается с Ханой и смеется, все улыбаются.
Снова щелкает переключатель.
Хана смотрит на сестру с возрастающим отвращением. Не следовало сюда приезжать. Это была дурацкая идея.
5
– Еще немного, – говорит Эд, перекрикивая вой двигателя. – Максимум пара минут.
Хана смотрит на часы, ее лицо в брызгах морской пены. Они плывут уже больше двадцати минут. Она оглядывается на берег – деревянный хребет причала едва виден. Суета и сумятица побережья теперь кажутся ей далекими.
Джо вытаскивает телефон и машет рукой Хане и Майе, чтобы пересели ближе:
– Давайте, отвернитесь от моря.
Они повинуются и чуть не стукаются головами, когда лодка подпрыгивает на волне.
– Сначала мы подойдем к обратной стороне острова, – объясняет лодочник. – На этом берегу ничего не строили. Слишком густой лес.
Калеб тихонько присвистывает. Хана щурится, чувствуя легкий приступ паники при виде густой стены зелени. Она представляет, как темно в чаще – в тех местах, где ветки деревьев сплетаются как пальцы, закрывая небо, а солнечный свет рассеивается и почти не проникает внутрь.
Майя поворачивается к Хане:
– Мы так долго не виделись. Хреново у нас получается поддерживать связь, да?
– Да.
Хана рассматривает свою двоюродную сестру. Вблизи ее лицо внезапно кажется незнакомым. Хана и забыла, какая Майя красавица – необузданная кудрявая шевелюра и загорелая кожа, унаследованные от матери-итальянки. Майя до сих пор выглядит такой юной, но, возможно, это только в глазах Ханы – ей всегда трудно было представить Майю взрослой. Будучи на шесть лет младше, она вечно останется ребенком, за которым Хане следует присматривать. Дело не только в ее внешности, но и в образе жизни. Майя с легкостью перемещается из одного места в другое, от одного человека к другому.
– Мне не стоило говорить «у нас», – продолжает Майя. – Это я вечно забываю ответить.
– Ничего страшного, – говорит Хана, но звучит это раздраженно, и она пытается смягчить тон: – Я и не ожидала, что мы всегда будем держаться за руки.
Но именно это и делала Майя все те месяцы после смерти Лиама. Катастрофа снова их сблизила, хотя и временно. Когда все остальные вернулись к своим делам, Майя стала для Ханы якорем, спокойным и непоколебимо надежным. Даже сейчас Хана точно не знала, то ли остальным родственникам стало скучно, то ли они просто забыли о ней, поглощенные обычной рутиной жизни. Не считая его смерти, тяжелее всего было одиночество – именно в те моменты, когда она больше всего нуждалась в людях.
– Как ты сейчас себя чувствуешь? – спрашивает Майя, встретившись с ней взглядом. – Лиам…
– Я просто по нему скучаю. Я не знала, что это будет так… ощутимо.
Она не может облечь свои телесные ощущения в слова: как ужасно сжимается горло, когда она смотрит на его половину кровати, и как пусто в груди, когда думает о будущем, которого у них уже никогда не случится. Обо всем, что они потеряли. Потому что это и есть горе: потеря.
Хана потеряла все: вечно небритого Лиама, его способность оживить события своими проникновенными рассказами – он как будто раскладывал в ее голове карту. Жизнь для Лиама была одним большим приключением. Реки, по которым нужно сплавиться на каяке, холмы, чтобы забраться на велосипеде. Он придавал миру цвет, а без него все потемнело. Хана и сама потемнела и не знает, как выбраться из этого состояния.
Ее размышления прерывает лодочник:
– Слева вы можете наблюдать виллы.
Он прав: среди деревьев мелькают здания, прямой угол бледно-розовой стены на фоне небесной синевы, большой квадрат окна с прыгающими на нем солнечными зайчиками.
Над пляжем высится центр йоги, из бухты к нему змеится извилистая лестница. Несколько крупных низких зданий выкрашены в сочные тона – синий, персиковый. Справа и чуть ниже, слегка на отшибе, в скалах торчит бассейн со стеклянным дном.
– И как тебе? – Сет толкает Калеба в бок. – Беа многого лишилась, правда?
– Точно, – поводит плечами Калеб. – Придется нам еще раз сюда приехать.
Хана отмечает реакцию Сета на неопределенный ответ: теперь он пристально изучает Калеба. Ему явно не по себе от скудости жестов Калеба – тот и не пытается быть дружелюбным.
Майя наклоняется ближе и понижает голос:
– Что ты об этом думаешь? Когда Беа отменила поездку, я решила, что и он откажется.
Хана тут же замечает, что она употребила прошедшее время.
– Ты знала, что она не приедет?
– Да. Джо прислала сообщение пару недель назад.
Хана кивает, и тут до нее доходит – Джо не просто забыла ей сказать, она специально промолчала, чтобы Хана тоже не отменила поездку. Возможно, Хана не поехала бы, если бы знала, что Беа не будет, – только втроем сестры могут сбалансировать друг друга.
Беа и Джо – две крайности. Тихая и шумная. Интроверт и экстраверт. Книжный червь и спортсменка. Хана где-то посередине, и ей кажется, что проводить время только с одной сестрой как-то неправильно, как будто она слишком сместилась к одному полюсу.
– Я рада, что ты все-таки выбралась, – тихо говорит Майя. – Я все никак не могу выбросить из головы, что мы нарушили обещание.
Обещание. Держаться вместе. Никогда не забывать. Хана морщится от наивности этой фразы. Они дали это обещание в детстве, после пожара в доме Майи, который произошел, пока вся семья спала. Огонь разрушил не только их дом, но и семью. Выбрались все, кроме Софии, младшей сестры Майи. Когда ее искали, ее комната была пуста, и родители решили, что она уже выбежала из дома. Обнаружив, что это не так, они пытались войти обратно, но пожарные их не пустили. Они-то и нашли ее – от страха София спряталась под кроватью, но к тому времени ожоги уже были слишком серьезные и привели к разрушительному кровоизлиянию в мозг. Родители Майи не смогли ухаживать за ней, и теперь София живет в интернате в пригороде Бристоля.
Обещание держаться вместе дали три сестры и Майя, но их когда-то нерушимая дружба не протянула дальше подросткового возраста.
– Прибыли! – Лодка приближается к причалу, и Джо уже собирает вещи. На пристани стоит служащий курорта, который держит поднос с соком в высоких стаканах – жидкость внутри ярко-оранжевая, как закат. – Отлично! Самое оно перед греблей на каяках.
Майя озадаченно смотрит на нее:
– На каяках? Мы же только что приехали.
– Я забронировала каяки… – Джо смотрит на фитнес-браслет. – Через полчаса.
– А разобрать вещи?
– Я решила, что всем страшно хочется забраться в воду.
Майя с непроницаемым лицом кивает.
Когда через несколько минут катер наконец причаливает, Джо выпрыгивает первая.
Обернувшись, она протягивает руку Хане.
– Прости за то, что я сказала, ну, когда спросила, все ли в порядке, – бормочет она, помогая ей сойти на причал. – Мне просто хочется, чтобы все прошло хорошо…
Когда она изучает лицо Ханы, чтобы узнать реакцию, то смотрит как-то затравленно. Обычно Джо несвойственно показывать свои чувства, не говоря уже об извинениях, и Хана начинает сомневаться в своих выводах о найденном письме. Может, все это – ее способ извиниться за то, что не была рядом. Ничего более.
Но как только Джо берет ее под руку, Хана невольно каменеет.
Нельзя терять бдительность.
6
Элин вяло ковыряется в оставшемся куске жареной курицы и отставляет тарелку в сторону. Хотя двери ресторанной террасы открыты, нет ни ветерка, а зал набит битком, так что становится только жарче. У бара толпятся несколько компаний, слышны обрывки их разговоров.
Уилл сжимает ей руку, и Элин улыбается. На языке у нее кисло-сладкий привкус вина, и это напоминает их первые свидания, праздничные ритуалы ужинов в ресторане, выбор напитков и блюд, толпу людей вокруг.
– Внимание-внимание.
Уилл указывает на заднюю дверь ресторана.
Элин следует за его взглядом. По пляжу шагает мужчина лет шестидесяти, в тесных зеленых плавках. Это их любимое с Уиллом летнее развлечение. Они теперь знатоки, оценивающие степень эксгибиционизма по высоте посадки, цвету, прозрачности и тому, насколько плавки открывают ягодицы.
– Как считаешь? Девять баллов?
– Не-а… семь, – отвечает она с невозмутимым видом. – Главное все-таки прикрыто.
Уилл смеется, но, когда умолкает, Элин видит напряжение на его лице.
– А если серьезно, я хотел тебя кое о чем попросить.
Она поднимает бокал с вином:
– Звучит зловеще.
– Вовсе нет. Хотел показать тебе вот это. – Он вытаскивает телефон и поворачивает экран в ее сторону. – Сообщение от Фарры. Говорит, что не сможет встретиться в эти выходные, занята на работе.
Фарра, старшая сестра Уилла, работает менеджером в «Люмене». Брат с сестрой всегда были очень близки, по мнению Элин, даже слишком, но это семья Уилла. Постоянные телефонные звонки и сообщения.
– И? Ты же сам говорил, что в этом сезоне будет напряженно.
– Да, но в последнее время она ведет себя как-то странно. Сама не своя. Мама и папа сказали, что она была какой-то рассеянной, когда навещала их на прошлой неделе. Я спросил ее об этом, но ты же знаешь, какая она. Никогда не показывает слабость.
Вы все такие, мысленно поправляет его Элин. Вся семья постоянно демонстрирует свою открытость – семейные встречи, разговоры по душам за обедом, – но со временем Элин поняла, что эта открытость очень избирательная. Они стараются не выдать ничего, что могло бы поставить их в невыгодное положение.
– Может, амурные дела?
– Не думаю. – Он теребит пальцами поношенное серебряное кольцо. – После Тобиаса у нее никого не было. – Уилл делает паузу. – Иногда мне кажется, что она могла бы разоткровенничаться с кем-то вне семьи. – Он снова колеблется, но Элин уже знает, что он хочет сказать. – Ты так и не допьешь вино?
Она медленно придвигает к себе тарелку, чтобы потянуть время.
– Вино?
– Разве Фарра не упоминала об этом, когда мы виделись в прошлый раз? О вашей встрече?
Элин кивает. Она знает, что следует приложить усилия, но никак не может себя заставить. Отношения с сестрой Уилла с самого начала были непростыми, Элин почувствовала себя неловко на первой же встрече за обедом, за пару месяцев до знакомства с родителями Уилла.
«Она тебе понравится, она любит спорт и веселая, прямо как ты», – сказал тогда Уилл, подбадривая ее, пока они ждали в кафе, но Элин помнит оценивающий взгляд Фарры и как она тут же поняла, что ей пытаются отправить сигнал: «Ты не годишься для моего брата».
С тех пор они с Фаррой предпочитали друг друга избегать. Придумали игру в обещания скорой встречи, которые никогда не выполнялись, потому что, как подозревала Элин, они обе не очень-то этого хотели.
– Я ей напишу, – наконец обещает Элин. – Договорюсь о встрече.
Наклонившись ближе, Уилл легко целует ее в губы.
– Можешь больше не притворяться, – улыбается он. – Я знаю, что вы не очень дружите, но она, наверное, боится тебя больше, чем ты ее. Нужно давать людям шанс. Это как твоя стажировка. Попробуй. И посмотришь, как пойдет.
Элин кивает, глядя на него и внимательно рассматривая каждую черточку: веснушки, русые волосы, очки в черной оправе, слегка увеличивающие глаза. И ее захлестывает любовь.
Он прав. После возвращения к работе будет непросто, но она должна последовать его совету. Попробовать. И посмотреть, как пойдет.
7
– Ну как, нравится?
Джо с улыбкой показывает на главное здание в нескольких метрах от них.
Хана останавливается рядом с ней, еще с соком в руке, и вдыхает курортный запах сосен и цветов, нагретой на солнце земли.
– Красота.
Она поворачивается, рассматривая карамельно-розовые стены, плоские крыши и стекло. Все выглядит великолепно, но ее взгляд все равно притягивают морские просторы.