Спаси меня
– Я пишу репортаж об игре для Макстон-блога, – сказала я, не поднимая глаз. – Как зовут защитника, который отнял мяч у Рэна?
– Харрингтон, – ответил Алистер. Я чувствовала на себе его взгляд, а тренер Фриман в это время произносил очередную ругательную тираду. Видимо, пока я была занята записями, Бофорт упустил мяч. Иствью снова завладели игрой.
– Давай, Кеш, – тихо произнес Алистер.
Нападающий Иствью подпрыгнул на полметра вверх, чтобы схватить мяч. Приземлившись, он сделал два коротких шага и мощным движением бросил мяч вперед. Все произошло так быстро, что я сначала не поняла, попал он в сетку или нет. Но когда Кешав поднял клюшку вверх, на трибунах со стороны Макстон-холла раздалось громкое ликование. Похоже, тихое заклинание Алистера помогло – он поймал мяч.
– Давай-ка я постою рядом, пока ты пишешь репортаж, – сказал Алистер в тот момент, когда я записывала в блокнот: «Кешав поймал мяч на последней секунде».
Я недоверчиво взглянула на него. Первый раз я видела его вблизи.
– Ты без причины побил другого игрока. Как мне оправдать твои действия?
По его лицу пробежала тень, когда он снова посмотрел в сторону Кешава:
– Кто сказал, что не было на то причины?
Я пожала плечами:
– Со стороны это выглядело так, будто ты не очень-то думал о том, что делаешь.
Алистер высоко подняв бровь:
– Я месяцы ждал момента, чтобы начистить морду МакКормаку. И как только он раскрыл свой рот и начал оскорблять моих друзей, у меня появился отличный повод.
Он смахнул упавший на лоб светлый локон. Тут его взгляд остановился на моих записях. Он поморщился:
– Как ты собираешься это расшифровывать, когда будешь писать статью? Это же невозможно прочитать.
Я хотела поспорить, но он был прав. Обычно у меня нормальный почерк, а если постараюсь, даже красивый. Но с той скоростью, с которой я записывала ход игры, сделать пометки разборчивыми не представлялось возможным. Получились ужасные каракули.
– Обычно мы вдвоем. – Я начала оправдываться, хотя мне было все равно, что Алистер Эллингтон подумает о моем почерке. – А это не так-то просто, одновременно фотографировать и следить за игрой, чтобы потом все записать.
– А почему ты просто не сняла игру на видео? – Звучало так, будто он и правда был заинтересован, а не искал повод посмеяться надо мной.
Я ничего не ответила и подняла фотоаппарат.
Алистер снова поморщился:
– Сколько же лет этой штуковине?
– Думаю, мама купила его перед рождением моей сестры, – ответила я.
– А сколько лет твоей сестре? Пять?
– Шестнадцать.
Алистер заморгал, потом расплылся в улыбке. Сейчас он выглядел совсем не как жестокий игрок в лакросс, несколько минут назад избивший человека клюшкой. Скорее как… ангел. У него были красивые, правильные черты лица, обрамленные светлыми кудрями – он казался абсолютно безобидным. Но я знала, что это не так. Алистер считался одним из лучших друзей Джеймса Бофорта – а значит, он точно не безобиден.
– Подожди минуту, – вдруг сказал он, повернулся и исчез в проходе, ведущем к раздевалкам. Не успела я сообразить, что парень задумал, как он уже стоял передо мной, держа в руках черный айфон.
– В нем хотя и маловато памяти, чтобы снять всю игру, но я могу сделать несколько снимков, – заявил он. Алистер разблокировал экран, открыл камеру и направил объектив на поле. Заметив, что я стою не шевелясь, он поднял бровь:
– А ты смотри за игрой, а не на меня.
Я была так удивлена, что перестала следить за ходом важнейшей игры.
– Ты хочешь помочь?
Он пожал плечами:
– Мне все равно больше нечего делать.
– Это… очень мило с твоей стороны. Спасибо.
– Я старалась, чтобы эта фраза не звучала слишком недоверчиво, но у меня не получилось. Я поверить не могла, что это брат Элейн Эллингтон. Элейн бы не взялась мне помогать. Только высмеяла бы за фотоаппарат и позаботилась о том, чтобы на следующий день об этом знали все.
Я еще какое-то время поглядывала на Алистера краем глаза. Он, казалось, всерьез подошел к новой задаче. Он делал один снимок за другим и лишь изредка опускал телефон, чтобы прокричать команде что-нибудь приободряющее или поругать противников.
Я полностью погрузилась в записи, теперь это было намного легче сделать. Когда к нам подошел тренер Фриман, я сначала подумала, что он хочет прогнать Алистера за плохие слова в адрес нападающего Иствью. Но вместо этого он встал рядом со мной и начал объяснять ход игры и подсказал названия некоторых маневров.
До конца матча оставалось десять минут, пошел дождь. Но это обстоятельство еще больше приободрило болельщиков и игроков. После того, как Макстон-холл решил исход игры благодаря пасу от Сирила Веги к Бофорту, фанаты, казалось, просто слетели с катушек. Тренер издал звериный крик, повернулся к ним и поднял вверх сжатые кулаки.
Я быстро закрыла блокнот и сунула его в рюкзак. Волосы у меня намокли, а челка прилипла ко лбу. Поправлять ее было бессмысленно, а зачесывать назад совершенно не хотелось, так как я унаследовала от отца довольно высокий лоб.
Игроки один за другим трусцой покидали поле, и каждый давал Алистеру «пять» – все, кроме Кешава, который сразу направился к раздевалке, даже не взглянув в его сторону. На лице Алистера промелькнула эмоция, которую я так и не смогла разгадать. Улыбка на мгновение сошла на нет, а взгляд помрачнел и стал будто непроницаемым. Но потом Алистер моргнул, и радостное выражение лица вернулось так быстро, что я подумала: мне все привиделось.
Алистер снова заметил мой взгляд и удивленно поднял брови.
– Спасибо еще раз, – быстро сказала я, чтобы его опередить. Я не знала, будет ли он так же любезен со мной, когда рядом окажутся друзья, и мне совсем не хотелось это проверять. – За снимки.
– Не за что. – Он потыкал в сенсорный экран телефона и протянул его мне. На экране был открыт режим набора номера. – Введи свой, чтобы я скинул тебе фотографии.
Я взяла телефон. Но прежде чем успела набрать свой номер, раздался голос, уже так хорошо мне знакомый:
– Что это вы тут делаете?
Я опешила.
Передо мной стоял Джеймс Бофорт. Он промок до нитки: от дождя русые волосы потемнели и упали на лоб, отчего черты лица его стали еще более угловатыми. В одной руке он держал клюшку, в другой шлем, и, похоже, не особо волновался, что вода стекала с лица, по плечам и дальше смешивалась с грязью, налипшей на трико во время игры.
Я невольно уставилась на его мокрое тело. Этот вид пробудил во мне что-то, не имеющее ничего общего с чувством недоверия и неприязни. И хотя я впервые испытывала нечто подобное, я точно знала, что Джеймс Бофорт – последний человек, к которому я бы хотела это испытывать.
Я решительно отбросила все мысли о том, что это могло бы значить, и попыталась выглядеть как можно более безразличной.
К счастью, Алистер ответил первым:
– Она пишет статью об игре для блога Макстон. – Он взял из моих рук телефон, посмотрел на номер и на имя, под которым я его сохранила. Сомневаюсь, что он до этого знал, как меня зовут. – Я позже пришлю тебе снимки, Руби.
– Супер, большое спасибо, – поблагодарила я, хотя мысленно уже была готова к тому, что он, скорее всего, ничего не пришлет. Как бы сильно он ни удивил меня за последние тридцать минут, он все равно оставался Алистером Эллингтоном.
– Пойду посмотрю, как злится Кеш…
– Он очень зол, – сказал Джеймс и холодно посмотрел на своего друга и на товарищей по команде. – Так же, как и я и все остальные. Я тебе говорил, чтоб ты не трогал МакКормака.
– А я тебя не слышал. – Алистер пожал плечами: – Может, ты и мой капитан, Джеймс, но не моя мама. – Это звучало так, будто ему было абсолютно безразлично, что о нем думает Джеймс, но затем он похлопал его по плечу, и это выглядело как извинение. После этого он повернулся и пошел в раздевалку.
Взгляд Джеймса снова упал на меня. Он был еще холоднее, чем обычно. Была ли я тому виной или короткая ссора с Алистером – не знаю. Мне хотелось как можно скорее убраться отсюда.
– Что это значит? – спросил он.
В один миг дождь показался совсем ледяным.
– Не знаю, о чем ты, – произнесла я смелее, чем чувствовала себя на самом деле.
Он издал короткий звук, похожий на смех. Или на лай? До конца не уверена. Я заметила, что его поза стала жестче, а выражение лица еще более решительным.
– Отвяжись от моих друзей, Руби.
Я и слова не успела сказать, как он вдруг быстро обошел меня сбоку и направился в сторону раздевалки, пока зрители на трибунах продолжали ликовать.
6
Джеймс
– Тухлая вечеринка. – Рэн сделал большой глоток из фляжки и передал ее Сирилу, который стоял рядом, облокотившись на балюстраду, с таким же брезгливым выражением на лице.
Под нами был Вестон-холл – выдающийся, роскошный танцевальный зал с типичными для Макстон-холла окнами в ренессансном стиле, паркетом с плетеным узором и лепниной на стенах. Как и весь остальной кампус, этот зал переносил тебя в атмосферу пятнадцатого века, по крайней мере, обычно переносил.
Но в этот вечер возникло ощущение, что ты попал на детский утренник. С оформлением промахнулись, а шведский стол составляли детский пунш и закуски в стеклянных баночках, украшенных бантиками. Музыка была ужасной. Чем занимался диджей за своим пультом, для меня остается загадкой. Между песнями – никаких переходов, не раз думалось, что он просто включил плейлист в Spotify и нажал «перемешать». Я все ждал, что общее раздражение обрушится на этого дилетанта. Кроме того, гости не совсем понимали, как нужно было одеться на вечеринку. Одни переусердствовали, другие пришли в чем были.
И в целом вечер оказался полным провалом. Казалось, кто-то хотел привнести в Макстон-холл чего-то новенького, но не смог полностью отказаться от традиций. Получилась странная мешанина из благородства и инноваций, которая путала гостей и душила любую искорку веселья.
– Ой, да ладно. Все не так уж и плохо, – прервал мои мысли Алистер. Он засунул руки в карманы и покачался на ступнях, не сводя глаз с танцпола, где стояли всего два-три человека.
– Ты единственный, кому нравится эта вечеринка, – закатил глаза Кеш.
Алистер пожал плечами:
– Потому что она забавная.
Кеш скривил рот. Он взял у Сирила фляжку и, не отпивая, передал мне.
– Погоди, еще будет весело. – Я позволил себе сделать большой глоток виски и наслаждался тем, как он обжигает мое горло.
Рэн смотрел то на меня, то на Алистера. Потом выпучил глаза:
– Ты что-то задумал?
Я не ответил, лишь слегка пожал печами, но Алистера, как всегда, выдала мимика. Не обязательно знать его хорошо, чтобы по лицу догадаться: он что-то замышляет. Парня выдавали хитро сверкающие глаза и напряженная поза.
– Не могу поверить. Ты что-то задумал, ему рассказал, а мне нет? – Рэн с упреком указал пальцем сперва на Алистера, потом на меня. – И это называется лучший друг? Да это предательство.
Я ухмыльнулся:
– Предательство?
Он энергично кивнул:
– Государственная измена. Преступление против братства, связывающего нас с детства.
– Чушь собачья.
За скупой ответ я получил боксерский удар в плечо.
– Взгляни на это с другой стороны, Рэн: он приготовил для тебя крутой сюрприз, – сказал Алистер и ущипнул Рэна за щеку. Тот скривился:
– Надеюсь, он удастся.
Язык у него уже заплетался, хотя фляжка обошла нас по кругу всего три раза. Тем не менее, когда Рэн опять схватился за фляжку, я не стал ее отнимать. Конечно, позорно пить дорогой виски Bowmore вот так, а не из хрустальных бокалов, но на вечеринках в Макстон-холле алкоголь наливают только родителям или давним выпускникам. Ученикам строго запрещено даже приближаться к бару. Разумеется, нас это никогда не останавливало, мы умели самостоятельно организовать себе веселье, а большинство учителей закрывали глаза на то, что мы пьяные. Самое серьезное, что мы за это могли получить, – замечание.
Мои родители ежегодно жертвуют столько денег, что школе ничего не остается, как закрыть на нас глаза. Дирекция просто не может себе позволить потерять расположение – наше или наших друзей.
– А куда запропастилась Лидия? – спросил Сирил. Он хотел, чтобы фраза прозвучала легко и несерьезно, но нас не провести. Сирил уже много лет влюблен в мою сестру. Но после того, как два года назад у них что-то было, дела стали совсем плохи. Лидия, всегда думающая только о себе, бросила его через пару недель, даже не беспокоясь о том, что Сирил по уши в нее влюблен и что она разбила ему сердце.
Мне его было прямо-таки жаль. Если подумать, за два года он больше ни с кем не встречался и наверняка все еще тоскует по ней.
– Ты не находишь, что тебе пора… ну не знаю… двигаться дальше? – спросил Алистер.
Ледянисто-голубые глаза Сирила метнули в Алистера испепеляющий взгляд.
– Лидия еще днем уехала к подруге, думаю, она будет позже, – ответил я, чтобы не усугублять ситуацию. Всякий раз, когда мы заводим разговор на тему Лидии, Сирил чувствует себя ужасно оскорбленным.
Он ни при каких условиях не должен знать, что у моей сестры было что-то с недоучителем.
Тут я вспомнил, что мне надо бы еще перекинуться словечком с мистером Саттоном. Если этот подонок не оставит сестру в покое, я превращу его работу в Макстон-холле в ад.
Я жалел, что до сих пор не взялся за него. Но сначала надо было убедиться, что Руби будет держать язык за зубами. Прежде всего потому, что в этой девочке есть что-то, вызывающее во мне сомнения.
Два дня назад мы встретили ее в коридоре, когда шли с Лидией на философию. Сестра сразу же опустила глаза, а я уставился на Руби. Наши взгляды пересеклись, но уже через мгновение она смотрела сквозь меня, как через стекло. Я же, наоборот, следил за ней, пока мы не разминулись. Мне особенно запомнилась ее гордая осанка. То, как крепко Руби сжимала в руках папку, целеустремленная походка и поднятый вверх подбородок… Она выглядела так, будто шла на бой.
Я автоматически начал искать Руби глазами. Мой радар, должно быть, как-то был настроен на нее, потому что в толпе из сотни людей я отыскал ее за несколько секунд. Я облокотился на перила балюстрады и слегка наклонился.
Руби стояла у края шведского стола и что-то быстро записывала на планшете с зажимом для бумаги. Она подняла глаза, осмотрелась и продолжила писать. Потом резко развернулась и подбежала к музыкальной установке, за которой стоял диджей. Она показала ему записи.
В моей голове что-то щелкнуло.
О, черт.
Должно быть, она в команде оргкомитета.
У меня задрожали уголки губ. Это было бы забавно.
Руби сказала диджею еще что-то, и тот кивнул. Затем она пересекла танцпол и вернулась на свое место возле шведского стола, оказавшись немного в стороне от гущи событий. Она опустила руку в вырез темно-зеленого платья и достала оттуда телефон. Что-то набрала на нем и убрала назад. В этот момент к ней подошел какой-то тип в костюме.
Когда я понял, кто это, то невольно сжал деревянные перила.
Грэхем Саттон.
Помимо того, что для меня всегда подозрителен всякий, кто приближается к моей сестре, при виде Саттона сработали сразу несколько тревожных звоночков. Особенно теперь, когда я видел, как он разговаривает с Руби. Она хотя и избегала его взгляда, но не выглядела особо сердитой.
Я прищурился, мысленно проклиная себя за то, что стою здесь наверху, а не у шведского стола, где мог бы слышать, о чем они говорят. Может быть, о чем-то банальном вроде организации мероприятий. Или обсуждают мою сестру.
Что, если эти двое заодно? Что, если Саттон о чем-то договорился с Руби? Эта мысль еще не приходила мне в голову, и я сомневаюсь, что сестра это учла. Лидия так и не сказала, как получилось, что она спуталась с учителем, но я достаточно хорошо знаю ее, чтобы понять: этот мужчина нечто большее, чем источник адреналина.
Во мне зародилась неукротимая потребность защитить Лидию. Не раздумывая, я достал из внутреннего кармана пиджака телефон. Разблокировал, смахнул пальцем по экрану влево, чтобы открыть камеру.
В углу, где стояли Руби и мистер Саттон, было темно. Он положил руку ей на плечо и при разговоре слишком близко наклонился к ее лицу. Только присмотревшись, можно было заметить, что Руби держит свои записи, и они оба туда смотрят. Очевидно, они разговаривают об организации вечеринки.
В жизни это выглядит совершенно безобидно. Но на экране телефона – благодаря удачному ракурсу и хорошей обработке – все можно будет истолковать совсем иначе. Я сделал снимок. Несколько раз подряд.
– Что ты там делаешь? – спросил Алистер у меня за спиной. Он взглянул через мое плечо на экран телефона.
– Подстраховываюсь, – ответил я.
Он наморщил лоб:
– Что ты имеешь против нее?
Я сделал глубокий вдох. Сейчас бы Bowmore побольше, чтобы отключить голову. Это мне не удается уже несколько дней.
– Она видела кое-что, чего ей нельзя было видеть.
Алистер какое-то время смотрел на меня, обдумывая услышанное, потом кивнул:
– О’кей.
– Если она расскажет об этом кому-нибудь, у Лидии будут серьезные неприятности.
Он посмотрел вниз на Руби, которая все еще разговаривала с мистером Саттоном.
– Я понял.
Сделав последний снимок, я убрал телефон во внутренний карман пиджака. И потом уставился на входную дверь зала:
– А вот и мои гости.
По лицу Алистера расплылась ухмылка:
– Шоу начинается.
Руби
Вечеринка в полном разгаре. В одиннадцать часов в Макстон-холл прибыли гости, они ели и пили, общались и танцевали. До сих пор все шло как надо, и ректор Лексингтон поздравил нас с Лин с удавшимся вечером. У меня гора с плеч свалилась, и я уже подумывала, не пойти ли мне на танцпол и немного оторваться. Но я отпустила Дугласа и Камиллу, а кто-то из нас должен присматривать за шведским столом, чтобы никто не додумался подмешать в пунш алкоголь.
Первые два часа вечеринки танцпол был пуст, и я начала волноваться. Но Киран, который отвечал в нашей команде за музыку, сказал, что это нормально. И оказался прав. Уже через полчаса гости танцевали под ремиксы песен из популярного хит-парада, которые лично мне совсем не нравились, но здесь, кажется, пошли хорошо.
Я осмотрелась. Многие лица были мне незнакомы, но так и задумано. Главная цель вечеринки – собрать выпускников, найти спонсоров и привлечь родителей потенциальных учеников. Ректор Лексингтон первым делом объяснил мне это, когда я два года назад вызвалась работать в оргкомитете. Развлечение учеников – второстепенная задача мероприятия.
Внезапно погас свет. Музыка тоже смолкла.
На секунду я замерла, но потом быстро полезла в бюстгальтер и достала оттуда телефон.
– Черт, черт черт, – бормотала я, пытаясь включить фонарик.
По залу прошел шепот недовольства, который эхом отозвался у меня в голове. Эта вечеринка должна была пройти идеально. Ни в коем случае нельзя допустить срыва. Даже если сломается электрогенератор – отвечать за это придется мне и Лин, и я уже мысленно выслушивала речь разочарованного мистера Лексингтона о важности планирования и умении все предусмотреть, а также об уроне репутации, который мы нанесли школе.
Я сразу стала протискиваться мимо шведского стола. Искать Лин бессмысленно, надо срочно бежать к коменданту Джонсу и вести его в подвал, к электрощитку…
Свет снова зажегся. Я облегченно выдохнула и приложила руку к бешено бьющемуся сердцу. Затем повернулась и увидела за диджейским пультом Джеймса Бофорта, сердце тут же ушло в пятки.
Он поговорил с диджеем и сунул что-то ему в руку. Думаю, деньги. Я стиснула зубы. Я стояла слишком далеко, чтобы быстро туда добраться. Я взглянула на танцпол. Некоторые гости озадаченно смотрели по сторонам, видимо, хотели понять, почему нет музыки. Другие направились к шведскому столу или к бару.
То, что среди них оказались незнакомые мне люди, не имеющие отношения к Макстон-холлу, я заметила, когда было уже слишком поздно.
– Друзья, – раздался голос диджея. – Я только что узнал, что для вас приготовили особый сюрприз. Вы готовы?
Во мне все перевернулось. Я заметила Лин и Корана на другом конце танцпола. Они стояли, белые как мел, и не двигались.
– Приятного отдыха!
Свет приглушили, и зал погрузился в полумрак. Когда музыка вновь заиграла, по толпе пробежал шепот удивления. В зазвучавшей музыке считывались глубокие басы и медленный бит, от которого начали дребезжать люстры. Я уставилась на танцпол. Несколько мужчин и женщин танцевали очень откровенно. Атмосфера в зале резко поменялась. Я уже хотела подойти к Бофорту, чтобы призвать его к ответу, но кто-то схватил меня за руку.
– Ты Руби Белл? – спросил незнакомый парень. Я рассеянно кивнула. На другом конце зала одна из девушек схватила мистера Саттона и мистера Кабота и потащила их на середину танцпола.
– Вот тебе подарок от твоего друга Джеймса Бофорта, – продолжил парень и подсунул мне стул так, что я на него упала. Я удивленно таращилась по сторонам.
Голубоглазый юноша лет двадцати, со светло-русыми, зачесанными назад волосами. Он встал передо мной… и начал танцевать. У меня в горле пересохло. Голова отключилась. Я не могла поверить в происходящее. Парень сначала медленно снял пиджак, затем бодро развязал черную бабочку. Когда он ее развязал и бросил назад в толпу, несколько женщин завизжали от восторга. Стриптизер стал играть своими подтяжками и, улыбаясь мне, медленно снял одну лямку с плеча. Затем он плавно развернулся и резко отпустил вторую лямку, так, что она хлопнула его по груди. Потом он наклонился ко мне и начал покачивать бедрами в такт мелодии.
– Не хочешь помочь, Руби? – прошептал он, взяв мою ладонь в горячую руку и потянул ее к подтяжке.
– Давай же, смелее! – выкрикнул кто-то из толпы.
Это привело меня в чувства.
Я вскочила. Парень отпрянул. На долю секунды мне показалось, что он смутился, но тут же на его лице снова появилась манящая улыбка. Недолго думая, он сам снял подтяжку и продолжил шоу как ни в чем не бывало.
Я посмотрела на танцпол, и мое сердце остановилось. Две молодые женщины танцевали перед мистером Каботом. Кроме блестящих трусиков и тонких кружевных бюстгальтеров на них ничего не было.
Это мог быть мой худший ночной кошмар, от которого я должна в любой момент проснуться в холодном поту. Но когда я увидела Алистера Эллингтона, на коленях у которого сидел мужчина и точно так же стягивал с себя подтяжки, а затем привлек помочь расстегнуть на себе рубашку, я поняла – это реальность.
Я в ярости повернулась и увидела Джеймса Бофорта. Он стоял в углу и наблюдал за происходящим. В руке он держал стакан с темной жидкостью, а на лице его застыло блаженное умиротворение. В следующее мгновение наши взгляды встретились. Он с улыбкой приподнял стакан, приветствуя меня. Я ясно понимала, что сейчас будет правильно найти Лин и вместе пойти к учителям, чтобы как можно скорее прекратить это безумие. Но мне так хотелось напакостить Джеймсу, сделать ему больно. И хотя мне хотелось этого больше всего на свете, я все же одумалась.
Я еще успею сделать Джеймсу Бофорту больно. И я даже знаю как.
7
Джеймс
В понедельник только и было разговоров, что о прошедшей вечеринке. Онлайн-форум школы за выходные просто взорвался от комментариев: все делились фото и видео, а когда мы шли по коридору, ученики хлопали нам и благодарили за удавшийся вечер. Акция не только вылилась в громкий заголовок в школьной ежедневной газете, но и обсуждалась в других школах Англии.
Родители, конечно, не поверили ни единому моему слову, когда я их уверял, что не имею к этому происшествию никакого отношения, но в результате больше злились на Лидию, которая так и не появилась на вечеринке.
В общем, вечеринка пользовалась большим успехом.
По крайней мере до того момента, пока громкоговорители в коридорах не известили всю школу:
«Джеймс Бофорт должен немедленно явиться в кабинет ректора Лексингтона».
Этого я и ждал. Лексингтон еще во время общего собрания, которое обычно проходит в Бойд-холле по понедельникам, высказал свое разочарование по поводу инцидента и многозначительно напомнил ученикам о кодексе Макстон-холла. Каждый раз одно и то же: мы устраиваем какую-нибудь фигню, он говорит на собрании перед всеми, как он потрясен, вызывает нас к себе в кабинет, чтобы сделать последнее предупреждение, и через пять минут снова отпускает.
– Посмотрим, прочитает ли он и в этот раз ту же самую лекцию, – сказал Рэн и обнял меня за плечи, прижав к себе. – Не давай себя в обиду.
– Никогда, – ответил я, попрощался с ним и с другими и поплелся к кабинету ректора. Когда я зашел в приемную, секретарша молча указала мне на дверь.
Я без промедлений постучался.