Тайна в черной рамке

Глава 3

Тоскливо в больнице, атмосфера гнетущая, давит на душу, аж кровь в жилах останавливается. Вроде бы и ремонт в здании сделали, стены покрасили, пол обновили, а все равно бежать отсюда хочется. И, как оказалось, Саша был не одинок в своих ощущениях. Гражданка Неверодская также спешила покинуть больницу. Не понравилось ей здесь, сердечный ритм вдруг вернулся в норму, самочувствие резко улучшилось, и старушку отпустили домой.

Саша столкнулся с женщиной на входе в кардиологию, прошел мимо, у дежурной медсестры узнал, что свидетельница только что ушла, развернулся – и назад. Но догонять Неверодскую ему не пришлось: Анастасию Никифоровну перехватила во дворе больницы Лида. Она уже разговаривала с ней, когда подоспел Саша.

– Зрение у меня плохое, милочка, – сетовала старушка. – Не разглядела я иродов этих.

– Ну а какого они роста, какой комплекции? – допытывалась Лида.

– Один рослый, – сказала женщина, подняв руку и до упора согнув пальцы. – А другой на корточках сидел, землю ровнял. Потом поднялся… Ну этот поменьше, но пошире… Кажется, пошире… Это ж надо, человека заживо похоронить!..

– Почему заживо? – нахмурилась Лида.

– А потому что не по-человечески!.. Все, пойду я, милая. – Женщина приложила руку к груди. – А то как вспомню, сердце в груди останавливается.

– Мы вас подвезем, – кивком указав на свой красный «жук», предложила Лида.

– Дай тебе бог здоровья, доченька!

Луков помог старушке сесть в машину, закрыл за ней дверь, и в это время в его кармане зазвонил телефон. На дисплее высветилось имя начальника отдела.

– Да, товарищ подполковник!

Начальник у них строгий, но, как говорят в таких случаях, справедливый, так просто не накажет и тем более не накричит. Уставщиной Прокофьев не страдал, но и до фамильярных отношений с подчиненными не опускался. Не то чтобы попытки пресекал, просто никто не пробовал обращаться к нему на «ты». Тот же Бордов всего на четыре года младше Прокофьева, служил с ним относительно долго, одно время даже в одинаковом звании были, а все равно только на «вы».

– Где вы с Лидой? – коротко спросил Прокофьев.

– Так гражданку Никифоровну лечим. Сердечный приступ сняли, зрение пытаемся восстановить.

– Оружие при тебе?

– Да.

– Давайте к захоронению, возможно, убийцы приедут за трупом… Останавливать их не надо, – немного подумав, сказал Прокофьев. – Просто посмотреть, кто подъехал, запомнить, по возможности, сфотографировать.

– Понял!

Саша открыл дверь, сел в машину слева от Лиды и движением руки указал на ворота.

– Когда на месте будете? – спросил Прокофьев.

– Минут через двадцать.

Саша на мгновение задумался. Бабушку придется высадить на повороте к ее деревне, от перекрестка до Крыжовки недалеко, не больше километра – дотопает.

– Успеете. Преступники могут следовать к месту захоронения на черном автомобиле «Фольксваген Туарег», номер пока сказать не могу.

– А задерживать не надо?

– Ну если преступник будет один… Или двое…

– Если будет один, сфотографируем с предупредительной фотовспышкой. – Саша провел пальцами по рукояти своего пистолета. – Если двое, предупреждать не будем.

– Не рискуйте. Действуйте по обстоятельствам. Мы уже в пути! – подбодрил Прокофьев, и в трубке послышались короткие гудки.

– Что там?

– Прокофьев спрашивает, сколько кадров в пленке. – Луков извлек из кобуры пистолет, выщелкнул обойму, проверил, а затем вернул ее на место.

И запасной магазин проверил.

– У меня шестнадцать, – сказал он.

– А фотографировать кого?

– Да за кладом могут вернуться, – кивнув через плечо, сказал Саша.

Старушка не отозвалась, то ли не услышала, то ли не поняла, о чем разговор.

– Пусть возвращаются, – решительно сказала Лида.

Саша озадаченно глянул на жену. Лида и стреляла не хуже, чем он, даже лучше, и в рукопашном бою могла взять над ним верх, но не хотелось ею рисковать. Вдруг их ждет перестрелка, вдруг ей не повезет. А еще они могли попасть в руки к бандитам… Но делать нечего, они на службе, задание получено, хочешь не хочешь, а выполнять нужно.

Черный «Туарег» свернул с шоссе практически одновременно с ними. Они ехали со стороны райцентра, а подозрительная машина двигалась со стороны города. Вряд ли их с Лидой маневр мог показаться подозрительным.

«Туарег» прошел мимо поворота на Крыжовку, а Саша велел везти Никифоровну домой. Но высадили ее на окраине деревни, развернулись и снова выехали на проселок, который вел к месту захоронения.

– И что значит сей ефрейторский зазор? – спросила Лида, разгоняя машину.

– А сколько мы у них на хвосте висели! Могли заподозрить!..

– Заподозрят. Когда к могиле подъедут. А она разрыта, может, и ограждение не снято.

– Ограждение, – кивнул Саша.

Сигнальную ленту видно издалека, если ее не сняли, предполагаемые преступники поймут, что произошло, даже не выходя из машины, и повернут назад.

Так все и вышло. Они еще даже не подъехали к месту, когда им навстречу выскочил черный внедорожник. Дорога в этом месте изгибалась, и с одной стороны рос пышный кустарник, и с другой. «Туарег» появился внезапно, Лида едва успела нажать на тормоза. Машины встали нос к носу, на расстоянии метра одна от другой. Саша увидел за лобовым стеклом лицо водителя – широкое, небритое, с высокими скулами. Прямые надбровья, близко посаженые глаза, прямой с широкой спинкой нос, грубый подбородок.

– Мы ничего про них не знаем!.. – скороговоркой произнесла Лида и быстро открыла дверь.

Саша кивнул, принимая предложенный сценарий. Даже несостоявшееся столкновение двух машин – уже инцидент. У девушки-водителя не выдерживают нервы, она в сердцах набрасывается на возмутителей спокойствия, создается видимость бытового конфликта, который резко перерастает в вооруженное столкновение.

– Ну вы козлы! – выскакивая из машины, крикнула Лида.

Она пока не распахивала куртку, не тянулась к пистолету. И Саша не торопился хвататься за оружие. Но также с озлобленным лицом вышел из машины.

Увы, пассажир «Фольксвагена» не повелся на их игру. И высунулся он из машины не через дверь, а через люк в крыше. Сначала Саша увидел направленный на него ствол пистолета, а затем длинное, вытянутое книзу лицо с небольшими выпуклыми глазами.

– Лида! – осатанело крикнул Саша.

Их разделяла машина, он физически не мог закрыть жену от пули. Пистолет все еще в кобуре, нужно доставать, а противник не дремлет.

Впрочем, пистолет направлен был на Сашу не совсем твердой рукой. Длиннолицый только выкарабкивался из машины, тело еще не приняло уверенное положение для стрельбы.

И все же бандит опередил Сашу, выстрелил прицельно раньше, чем он привел к бою оружие. Пришлось уходить в сторону под прикрытие куста. Пуля прошла мимо, срезав над головой ветку. Лида совершила такой же маневр, но в другую сторону.

И все же куст не мог защитить Сашу, а необходимость маневрировать не позволяли ему стрелять. Он ушел от одной пули, от другой, а «Фольксваген», дав задний ход, стал удаляться. Длиннолицый продолжал стрелять, но машину трясло на ухабах, и он мазал.

Саша выстрелил одновременно с Лидой, попали они в цель или нет, неизвестно, но в лобовом стекле образовалось пулевое отверстие, а стрелок исчез в люке. «Туарег» удалялся, задним ходом стремительно набирая скорость.

– По колесам! – крикнул Саша.

Но Лида не слушала его, она запрыгнула в свою машину, увлекая его за собой. Саша стрелял, пока в обойме не закончились патроны. Магазин он собирался сменить уже в машине, но неожиданно «Фольксваген» въехал задним бампером в дерево и остановился. А расстояние до него метров пятьдесят, не больше, можно обойтись и без автомобиля.

– Будь здесь! – закрывая дверь, крикнул Саша.

Он вовсе не хотел, чтобы Лида снова подставляла голову под пули. Но слушаться она его не стала, рванула следом.

Небритый попытался сорвать машину с места, но задние колеса не смогли вытолкнуть ее из придорожной ямы. Он бегом бросился в лес: спасти его сейчас могли только быстрые ноги.

Саша хотел было бежать за водителем, но в машине оставался вооруженный пассажир. Сначала нужно было устранить одну опасность, а затем уже преследовать другую. Но выстрела в спину он опасался напрасно. Длиннолицый стрелок сидел в машине, раскинув руки. В животе у него, чуть правее солнечного сплетения, источало кровь пулевое отверстие. Парень смотрел на Сашу дикими глазами, но не мог даже пошевелить рукой, хотя бы для того, чтобы прикрыть рану.

– Что там? – останавливаясь рядом, спросила Лида.

– Займись им!

Саша рванул за беглецом, не жалея ни сил, ни себя. То на палку сухую наступит – обломок летит в лицо, то на острый камень, и ветки больно хлестали по щекам, все норовили выколоть глаза. Но, набрав темп, он уверенно сближался с бандитом. Саша чувствовал в себе силы, он был уверен, что вот-вот настигнет парня, но неожиданно противник исчез из виду, как будто в трясину с головой провалился. Саша сбавил скорость, перешел на шаг, пистолет у него на изготовку. Беглец мог всего лишь спрятаться за деревом, за кустом и прибегнуть к оружию.

И точно, Саша угодил в засаду. Раздался выстрел, и боль обожгла правое бедро. Он выстрелил на дымок из-за дерева и залег. В ответ прозвучала пара слившихся в один гул выстрелов, пули прошли над головой.

Луков выстрелил, рассчитывая на такой же ответ, но беглец, с шумом выскочив из-за кустов, рванул прочь от него. Саша поднялся, но смог сделать лишь несколько шагов. Нога резко отяжелела, онемела, из раны хлестала кровь, и, если ее не остановить, завтрашний день для него может и не наступить.

Если деньги – зло, то женщина – обитель зла. Сколько Свищ уже вложил в своих красоток, сколько еще вложит. Ради них, можно сказать, старается, рискует головой и свободой. Карамболю вызов бросил, чтобы еще богаче стать, и все ради них. А как еще иначе? Без женщин мир – сплошная тоска.

Женщины – его радость, они же его погибель. Свищ почти уверен был в том, что рано или поздно кто-то из них подставит его. А Мимоза еще могла и убить своей рукой. Шальная она бабенка, без царя в голове. И Освальда своего до сих пор любит. За него может и убить. Ствола у нее нет, ножа тоже, но пилочка для ногтей в умелых руках – тоже оружие. А она как раз сидела на кровати, подтачивая ногти. Свищ лежал на спине, и живот открыт для удара, но ему почему-то не страшно. Он ведь и без того по лезвию ходит, тот же Карамболь мог нанести удар. Он хоть и не молод, но навредить может.

– А почему ты не говоришь, что Освальда больше нет, – сказала Мимоза, разглядывая растопыренные пальцы на левой руке.

А пилочка в правой, и ударить в глаз она могла хоть сейчас. Но Свищ лишь усмехнулся, глядя на нее. Рисковать он не любил, но в таких вот случаях, как сейчас, ему нравилось пощекотать себе нервы.

– Кто сказал?

– Слышала. Ты по телефону говорил.

– Что я говорил?

Ему действительно звонили, сказали, что номер с Борщом не прошел, в дело встрял убойный отдел, возможно, и с Освальдом вышел полный облом. Пашня сказал, что отправил пацанов за город, перезахоронить труп Освальда, а то Борща повязали, как бы слив не случился. Свищ не совсем понял, в чем смысл возни с перезахоронением, и все же согласился, дал добро, но Освальда по имени так ни разу не назвал. И Пашня воздерживался от упоминания имен. Конспирация в их работе не пустой звук. К тому же Свищ не строил никаких иллюзий насчет Мимозы. Девочка прошла и Крым, и Рим. Да и в ментовке побывала. Неудивительно, если она постукивает на него.

Не говорил Свищ вслух ничего компрометирующего, но у Мимозы нюх не обычный, у наркоманов особенная чуйка. А она сейчас хоть и не потребляет, но в душе так и осталась наркоманской шлюхой. Но очень сексуальной шлюхой. Вроде бы и ничего особенного в ней, ну мордашка смазливая, ну линия рта интересная, но ведь не писаная красавица. Обычная телка, и тощая как вобла, кожа да кости, ан нет, как увидишь ее голой в постели, аж зубы сводит. И еще от нее всегда хорошо пахло, духи у нее чумовые, просто приворот какой-то колдовской.

– Говорил.

– А почему Освальда больше нет? – усмехнулся Свищ.

Не говорил он ничего, но в то же время Мимоза права, а раз так, зачем ее разубеждать?

– Ну точно не из-за меня. – Мимоза произнесла фразу уверенно, но на него глянула ожидающе. А вдруг все-таки из-за нее случился конфликт?

– Ты умная девочка, – осклабился Свищ.

И Хикс заигрался, и Освальд, один бодяжил кокс, другой толкал ворованное, а ведь их предупреждали. Не поняли – получили.

А еще Освальд мог работать на ментов, доказательств этому так и не нашли, но подозрения не развеялись. А в серьезных делах подозрения – это уже приговор.

– А если я спала с Освальдом? – и с вызовом, и с опаской спросила Мимоза. – Если уже после тебя?

В ответ Свищ засмеялся. С кем эта шлюха только не спала! Как можно ревновать грязь из-под ногтей к кому-то?

– Я знаю.

И еще Свищ не исключал, что это Мимоза могла предупредить Освальда об опасности. Учуяла настроение своего нового любовника и позвонила старому. Или даже при встрече с Освальдом сказала. Но не мочить же ее за это? А если мочить, то не сейчас. Не насытился еще Свищ ею.

– И что?

На тумбочке зазвонил телефон, на дисплее высветилось три восклицательных знака. Звонил Пашня.

– А то, что презервативы у меня надежные, – поднимаясь с кровати, сказал Свищ.

Телефон он брать не торопился: не хотел отвлекать внимания от Мимозы. Токсичная она штучка, опасная, может, это и забавляло его, но не до такой же степени, чтобы подставлять спину под удар. А она все еще могла ткнуть его своей пилочкой.

А презервативы у него действительно надежные, а как без них?

Свищ поднялся, взял мобильник, глянул на Мимозу. Шлюха она и тварь, но к ней тянет, иногда невыносимо. Она сама по себе аномалия, может, потому и тянет к ней патологически. Но на сегодня хватит. Сегодня у него по плану ночь с женой, должен же он хоть иногда совершать что-нибудь законное.

– Да.

– Май заканчивается, – выпалил Пашня.

– Не понял, – не сразу сообразил Свищ.

– В больнице Май, менты подстрелили.

Свищ переместился из одной комнаты в другую, на всякий случай закрыл за собой дверь.

– А почему заканчивается?

– Так печенку прострелили, не жилец, говорят. Не выходя из наркоза, сразу на тот свет.

– А второй? – Свищ не стал называть Гаврилу ни по кличке, ни по имени.

Облажались его киллеры, если на ментов нарвались. Борща приняли, Май не жилец, если еще Гаврилу замели, то совсем край. Впрочем, переживать нечего, отмашка через Кривого шла, а он хоть и тупой, но преданный до мозга костей.

– Второй ушел. Мент вроде как подстрелил. Прокофьевский.

– Надо с ним решить.

– С Прокофьевым?

– С ним потом, – усмехнулся Свищ.

Прокофьева он удушил бы своими руками. Слишком крутой этот мент, чтобы оставлять его в живых. Свищ хорошо помнил тот момент возле больницы. Он только что поставил мат раненому Карамболю, весь такой на белом коне возвращался к машине, а навстречу Прокофьев. Свернуть Свищ не мог, гордость не позволила, а Прокофьев пер как танк. Свищ был уверен в своей победе, плечо свое в летящий камень превратил, но с места сдвинули его самого. Плечо у Прокофьева оказалось крепче…

В тот же день Прокофьева в это самое плечо и ранили. Стрелял киллер, Прокофьев решил, что его заказал Свищ, и тут такое началось! Сколько ж крови тогда попил мент.

Глава 4

Сначала провели операцию, затем установили личность раненого. Майский Дмитрий Павлович, восемьдесят восьмого года рождения, и судим, и привлекался. И на учете у Динского состоял – как человек из команды Кости Пахалева. А уж кто такой Пашня, Прокофьев знал хорошо и без наркоконтроля.

Из наркоза Май выходил долго, всю ночь. В охраняемую в реанимации палату пришел Прокофьев. Майский смотрел на него не мигая, взгляд как будто невменяемый, но по щеке текла слеза. Возможно, глаза у бандита слезились сами по себе, но вид у парня был такой, будто он прощался с жизнью.

– Даже не знаю, чем тебя утешить, Дима.

Майский действительно мог умереть уже сегодня, но Прокофьев смотрел на него без особого сожаления.

– Хреновые у тебя дела. В сотрудников полиции ты стрелял на поражение. Это во-первых, а убийство Освальда – это уже во-вторых.

Майский молчал, туманным взором глядя на Прокофьева.

– Зря ты на смерть надеешься, не придет она за тобой, – качнул головой Динской. – По этапу пойдешь, сначала, правда, в СИЗО посидишь, потом на зону отправишься.

Майский медленно перевел взгляд на полицейского.

– А мы ведь и помочь можем, – сказал Прокофьев. – Покушение на жизнь сотрудников полиции спишем. Тем более что не ты, а дружок твой ранил моего сотрудника.

Личность беглеца установили по «пальчикам». Гаврилов Илья Михайлович мотал срок вместе с Майским, освободился сам и перетянул к себе в Чугуй своего дружка, сейчас они оба работали на Пашню, а вместе с тем и на Свища. Прокофьев не видел оснований не доверять информации, предоставленной Динским.

Майский оторвал взгляд от Динского, но на Прокофьева глаза не перевел. Так и замер взгляд где-то между майором и подполковником.

– А если ты вдруг умирать собрался, – глянув на Прокофьева, сказал Динской. – То подумай о своих грехах. Не держи в себе, покайся, облегчи душу. Кто вам приказал убить Освальда?

Майский едва заметно качнул головой, не скажет он ничего, даже надеяться на это не стоит.

– А Хикса кто заказал?

В ответ Майский едва заметно фыркнул, но взгляд от далекой точки за спиной у Прокофьева не оторвал, так и продолжал смотреть в пустоту.

– Зачем вы вчера возвращались к месту, где похоронили Освальда? – спросил Прокофьев.

Майский отрицательно качнул головой.

– Не вы хоронили?! – усмехнулся Динской. – Или Освальд сам зарылся?

Парень скривил губы, давая понять, что не желает общаться с ним.

– Может, его другие дяди убили? Те, которые ботиночки вам свои поносить дали!

Эксперты внимательно осмотрели дом, в котором задушили Освальда. Видимо, Майский и Гаврилов шли на дело в перчатках, отпечатков пальцев они не оставили, а ботинками своими наследили. В этой же обуви они вернулись к захоронению, в этих же ботинках Майского и взяли. Труп Освальда они привезли на его машине, на ней же и уехали. Машину эту они бросили, ее уже нашли. Хотя это уже и не суть важно.

– Наследили вы в доме у Освальда. Вы его вычислили, вы к нему приехали, вы его задушили, вы его похоронили, – наседал Динской. – Отпираться бесполезно!

В ответ Майский едва заметно скривил губы в ехидной усмешке.

– Наследили вы, – повторил Прокофьев. – Знаем мы, что это вы с Гаврилой Освальда убили. Пока не ясно только одно, – кто конкретно это сделал, ты или твой дружок. Гаврилов на тебя все валит.

Майский шумно выдохнул через нос, раздувая ноздри, но промолчал. Он не мог знать, что Гаврилова взять пока не удалось, но, возможно, кто-то шепнул ему на ушко, передав привет от главного босса. Свищ – самый настоящий наркоспрут, щупальца у него длинные, и дотянутся они до кого угодно.

– Кто Освальда задушил?

Майский качнул головой. Не душил он Освальда, и точка.

– Гаврилов задушил?

– Нет, – тихо или даже совсем не слышно отозвался раненый.

Он пошевелил губами, и в этом движении Прокофьев прочел слово «нет».

– А кто?

Чутье Прокофьева не подвело. Кроме Майского и Гаврилова, в доме побывал кто-то третий. Эксперты действительно обнаружили следы ног еще одного человека. Именно этот неизвестный и мог задушить Освальда.

В ответ Майский тихонько выдохнул, взгляд его замер и стал застывать, как остановившиеся капли воды на морозе. И дыхание остановилось.

– Врача! – крикнул Прокофьев.

Но вернуть Майского к жизни не удалось: его сердце остановилось навсегда.

Из больницы Прокофьев выходил в состоянии легкой задумчивости. Не сказал Майский, кто убивал, не признался, но выводы можно делать. Они с Гавриловым труп из дома выносили, они закапывали тело, они к захоронению вчера вернулись, они оказали сопротивление сотрудникам полиции. Следы их зафиксированы и в доме, и у могилы, от этих улик не отвертеться. Но все-таки был кто-то третий. Но разве не мог сначала появиться киллер, а потом уже Майский с Гавриловым, чтобы прибраться за ним?

– Не понял. – Голос у Динского тревожно дрогнул.

Он кивком указал на два «Гелендвагена», приближающихся к главному больничному корпусу со стороны ворот.

– Думаешь, Свищ?

– Если с охраной, то Свищ. Или Карамболь, – усмехнулся Динской.

Прокофьев кивнул. Карамболь и Свищ сейчас, что называется, в контрах, могут перестрелять друг друга, потому без охраны ни шагу. И передвигаются оба на «Гелендвагенах», и номера у них крутые, нули да единицы.