Мэри Пикс
Царь Московии
Русский самозванец на английской сцене
Сегодня имя Мэри Пикс знакомо лишь исследователям английской литературы. Чудом сохранившиеся печатные экземпляры единственного издания трагедии «Царь Московии»1, приписываемой М. Пикс, хранятся в ряде библиотек Швейцарии и Германии, электронную версию можно найти в онлайн библиотеке EROMM.
Постановка пьесы состоялась, по-видимому, в марте 1701 года2, а напечатана она была в середине апреля того же года. «Царь Московии», был встречен публикой благосклонно, но без ажиотажа3. Сценическая судьба трагедии не была долгой, а литературоведы называли пьесу Пикс «малоинтересной с формальной и идейной стороны»4 и «слабым подражаниям вышедшим из моды традициям Бомона и Флетчера»5.
В конце XVII в. европейские «посольства» Петра I «приоткрыли окно» из Европы в Россию и вероятно, вызвали определенной интерес к этой далекой и весьма экзотической для европейцев стране. Можно предположить, что своего рода поводом для написания трагедии на русскую тему послужил неофициальный визит Петра I в Англию в начале 1698 года. Проведя среди чопорных англичан около трех месяцев, молодой русский царь произвел на них большое впечатление своей непосредственностью, живостью, любознательностью, открытостью к иностранцам, не говоря уже о его огромном росте и завидном аппетите. Об этом визите драматург вскользь упоминает в Прологе пьесы: «Здесь был когда-то славный русский царь».
Герои русской смуты удивительным образом чрезвычайно редко привлекали женщин-писательниц. Даже в отечественной литературе таких примеров не так уж много: это романы Елены Вельтман «Приключения королевича Густава Ириковича, жениха царевны Ксении Годуновой» (1867), Александры Сизовой «Ксения Годунова» (1898), Лидии Чарской «Желанный царь» (1913); это поэма Александры Львовой «Марина Мнишек» (1888), несколько стихотворений 1912–1915 гг. Марины Цветаевой; это пьеса «Царевна Ксения Годунова» (1913) Натальи Утиной-Корсини. Наконец, романы наших современниц: «Престол для прекрасной самозванки» (2000) Елены Арсеньевой и «Марина Юрьевна Мнишек, царица всея Руси» (2001) Нины Молевой.
Тем более примечательно, что одно из наиболее ранних зарубежных художественных произведений о Смутном времени принадлежит, вероятнее всего, перу женщины.
Английская писательница и драматург Мэри Пикс (1666–1709) родилась в Оксфордшире, в семье Роджера Гриффитса, директора Королевской Латинской Школы. В двадцать два года она вышла замуж за купца Джорджа Пикса, переехала к нему в Кент, где родился и вскоре умер их первенец Джордж. Через некоторое время супруги перебрались в Лондон, и в 1691 году появился на свет их второй сын – Уильям. Свою первую трагедию «Ибрагим. Тринадцатый император турок» М. Пикс написала в 1696 году, и именно с нее началась ее писательская карьера. Постановка первой пьесы состоялась в том же году в лондонском Королевском Театре Дрюри Лэйн, однако в последствии М. Пикс сотрудничала также с театральной компанией Линкольн’с Инн Филдс. Ее комедии и трагедии имели немалый успех, они были полны драматизма, любовных историй, интриг с переодеваниями и подменами, а также музыки, песен и танцев. Писательница щедро делилась с публикой своей фантазией и литературным талантом, получая при этом весьма скромные гонорары6.
Ее перу принадлежит роман и семь пьес, еще четыре пьесы, изданные без указания авторства (в том числе «Царь Московии»), традиционно приписываются Пикс. В то время женщины-писательницы, даже такие успешные, как Мэри Пикс и ее современницы Кэтрин Троттер и Деларивьер Мэнли, нередко намеренно оставляли свои сочинения без подписи или подписывали их вымышленными мужскими именами, дабы не смущать особенно придирчивую публику. Театральные же зрители той эпохи, кстати сказать, куда больше интересовались занятыми в спектакле актерами, нежели личностью сочинителя7.
Судя по всему, автор тщательно изучала фактический материал, поскольку трагедия «Царь Московии» демонстрирует довольно высокую степень историзма. В распоряжении писательницы могло быть как минимум несколько сочинений о России вообще и событиях Смутного Времени в частности, опубликованных в XVI–XVII вв. на английском языке. Эти сочинения отличались видением событий, подробностями, версиями и, наконец, соотношением правды и домыслов, но все они в той или иной степени помогали выстроить картину происходившего в России на рубеже двух столетий.
В 1626 году были опубликованы отрывки из мемуаров Джерома Горсея, английского дипломата, рыцаря, члена парламента, прожившего в России в общей сложности около семнадцати лет в период между 1573 и 1591 гг. Горсей управлял конторой Московской компании, позднее служил послом между королевой Елизаветой I и Иваном Грозным, присутствовал на коронации царя Федора8. Хотя полностью воспоминания Горсея увидели свет лишь в середине XIX в., его манускрипт, вероятно, стал одним из важных источников для Джильса Флетчера, напечатавшего в 1591 г. книгу «О Русском государстве, или Методы правления русского императора (часто называемого императором Московии), с описанием обычаев и нравов народа этой страны»9. Флетчер был человеком высокообразованным, окончил сперва Итонский колледж, а затем Кембриджский университет, имел степень доктора права. Как и Горсей, он был членом Английского парламента и дипломатом, ездил с миссиями в ряд европейских стран, а в 1588 г. посетил Россию в качестве посла королевы Елизаветы. Сочинение Флетчера, неоднократно переиздававшееся в Англии и в сокращенном варианте, и целиком, состояло из 28 глав, в которых подробно описывалась география, государственное управление России, устройство суда, армии, церкви и быт россиян. Россия виделась автору в довольно унылом свете (возможно, из-за того, что посольство его потерпело неудачу), однако сочинение содержало немало ценных, порой уникальных сведений.
Книга «Сэра Томаса Смита путешествие и пребывание в России»10, скорее всего, написанная драматургом Джорджем Улкинсом, повествовала о посольстве Т. Смита ко двору Бориса Годунова в 1604–1605 гг.
В 1607 г. в Лондоне вышла «Повесть о кровавой и ужасной Московской резне, а также о страшной и трагической кончине Димитрия, последнего великого князя». «Повесть», приписываемая некоему голландскому купцу, была переведена на английский язык Вильямом Расселом, служившим в голландской торговой компании11.
В 1614 г. англичане познакомились с книгой Генри Бреретона «Известия о нынешних бедах России, происходивших во время последней войны…», непосредственным участником которой был сам Бреретон12.
Поэт и публицист Джон Мильтон, автор знаменитого «Потерянного рая», составил «Краткую историю Московии и других малоизвестных стран, лежащих к востоку от России до самого Китая, собранную из сочинений разных очевидцев»13. Написана «Краткая история» была около 1650 г., за несколько лет до того, как поэт потерял зрение, а издана лишь в 1682 г., через восемь лет после его смерти. Мильтон не был путешественником, но его писательский талант позволил ему систематизировать и литературно обработать «выжимки» из воспоминаний, дневников и прочих письменных свидетельств тех, кто видел Россию и ее восточных соседей собственными глазами. Книга Мильтона давала не только исторический, но и подробный географический обзор целого ряда стран.
Сэмюэл Коллинс, долгие годы служивший личным врачом царя Алексея Михайловича, изложил свои впечатления о России в письмах к другу, известному ученому Роберту Бойлю (одному из авторов закона Бойля–Мариотта). В 1671 г., через год после смерти Коллинса, собрание его писем к Бойлю было опубликовано в Лондоне под заглавием «Современное состояние России в письмах к лондонскому другу, написанных важной персоной, проживавшей в Москве при дворе великого государя на протяжении девяти лет». Коллинс в основном писал о современной ему России, о придворных нравах, привычках простых горожан, особенностях градостроительства и окрестной природе14.
В 1674 году в Лондоне вышло сочинение сэра Роджера Мэнли «Русский самозванец, или История Московии при узурпаторе Борисе и самозванце Димитрии, недавних императорах Московии»15. Сэр Роджер происходил из мелкопоместного дворянства, служил в английской армии и был лейтенант-губернатором острова Джерси. Он получил хорошее образование и, помимо сочинения о русском самозванце, написал две книги по военной истории, однако на писательском поприще значительно большей известности добилась его дочь – Деларивьер Мэнли. Как и Джон Мильтон, сэр Роджер Мэнли не бывал в России, значительную часть фактов из русской истории с 1584 по 1613 гг. он позаимствовал из популярного сочинения Мартина Бера. Как следует уже из заглавия сочинения, Мэнли считал Дмитрия самозванцем, истинный же царевич, по его мнению, был умерщвлен по приказу Бориса. Последний же был правителем поистине выдающимся и мог бы служить образцом государя, если бы не запятнал себя детоубийством.
Таким образом, при создании «Царя Московии» Мэри Пикс могла воспользоваться трудами нескольких своих соотечественников, подробно описавших как жизнь и быт России, так и историю названого Дмитрия. Разумеется, в пьесе присутствует и изрядная доля вымысла, и ряд неточностей, однако значительная часть событий, связанных с приходом к власти Дмитрия, передана вполне верно. К выдуманным деталям относятся, прежде всего, любовные линии Шуйский – царевна и Александр – Марина. При этом Шуйский изображен этаким романтическим рыцарем и народным героем одновременно, Александр же – вымышленный персонаж, по замыслу автора – сын князя Вишневецкого. К вымыслу следует отнести также роль Патриарха в самозванстве Дмитрия, иностранное происхождение Босмана, в котором едва угадывается боярин Петр Басманов, двойной обман Мнишека с целью устройства выгодной партии для дочери. Неточности наблюдаются в отношении имен собственных. Так, отец самозванца – Смирна Отропея16 из рода Герессана (Смирной-Отрепьев в действительности приходился дядей Григорию Отрепьеву, что за род Герессана – остается гадать), мать Дмитрия царица Мария Нагая, в монашестве Марфа, переименована в Софью, имя дочери царя Бориса Царианна, очевидно, происходит от «царевны». Предводитель казаков носит имя Карклос, московских князей зовут Запорий и Рюрек (sic!), а воевода Мнишек именуется Манцеком и т.п. Для простоты восприятия в русском переводе Мнишек, Рюрик, Шуйский и Вишневецкий фигурируют в традиционной орфографии, Царианна же заменена на «царевну».
Основной драматический конфликт в пьесе разыгрывается между названым Дмитрием и Шуйским. Самозванец в изображении Пикс коварен, чужд состраданию, благодарности, да и вообще не способен на какие-либо добрые чувства. Он не скрывает ни своих честолюбивых замыслов, ни глубочайшего презрения к окружающим. Народ видит в нем тирана и безбожника, и даже недавние сподвижники (Федор, Босман, Мнишек) вскоре разочаровываются в нем и оказываются в оппозиции. Шуйский же, напротив, благороден, любим народом и знатью и имеет права на престол по своему родству с покойным царем Иваном. Шуйские, действительно, были по крови Рюриковичами и вели свой род от Андрея Ярославича, брата Александра Невского. В трагедии М. Пикс Шуйский выступает как вдохновитель и лидер освободительного движения за свержение тирана-самозванца, его действия направляет лишь благородство, в его мотивах отсутствуют корысть и жажда власти, а поводом для его вступления в борьбу фактически становится личная трагедия: царь хочет отнять у Шуйского возлюбленную. Роль оппозиционера и борца с самозваным тираном и впоследствии нередко приписывалась Шуйскому в литературе, однако в пьесе М. Пикс он является в значительной степени романтическим героем.
Возможно потому, что автором трагедии была женщина, женские образы в пьесе занимают центральное положение. Несчастливая судьба, разлука с любимыми и угроза монашества или смерти превращают двух потенциальных соперниц (сразу же после свадьбы с Мариной Дмитрий хочет избавиться от нее, соблазнившись красотой царевны) в подруг и соратниц. И Марина, и царевна – безусловно положительные героини, но, пожалуй, как персонаж первая интереснее. В ней совершенно удивительным образом вырисовываются черты будущей пушкинской героини, но не Марины из «Бориса Годунова», а … Татьяны из «Евгения Онегина» (сходство абсолютно случайно, надо полагать). В пьесе Пикс Марина демонстрирует исключительное достоинство: Дмитрий внезапно незаслуженно отвергает ее, но она, тем не менее, свято чтит узы брака, не приемлет никакого насилия по отношению к супругу-тирану и даже предупреждает влюбленного в нее Александра, что никогда не свяжет с ним судьбу, если он запятнает себя кровью ее мужа («Я вас люблю, к чему лукавить, / Но я другому отдана / И буду век ему верна».)
Маловероятно, что В.Т. Нарежный был знаком с пьесой Мэри Пикс, но в его трагедии «Димитрий Самозванец» (1800) мы можем заметить некоторые сходные детали. Так, Басманов у Нарежного какое-то время служит пажом в доме Мнишеков в Польше17, у Пикс Босман имеет иностранное происхождение. В обеих пьесах Самозванец презирает и отвергает свою жену и хочет заполучить царевну. В обеих пьесах две эти женщины оказывают активное содействие Шуйскому и его соратникам в борьбе против Самозванца.
Совершенно неожиданные параллели можно увидеть и между пьесой Мэри Пикс и другим русским произведением: трагедией А.А. Ржевского «Подложный Смердий» (1769)18. Российский драматург также писал об историческом самозванце, едва ли не самом первом в мировой истории. Опираясь на «Историю» Геродота, Ржевский поведал о самозванстве жреца по имени Гаумата, назвавшегося Смердием, младшим братом персидского царя Камбиса. Лжесмердий был вскоре разоблачен и убит 29 сентября 522 г. до н.э. У Ржевского выведен на сцену только один женский образ – супруги царя Федимы, противостоит же самозванцу обманом разлученный с ней возлюбленный Дарий.
Как и в пьесе Мэри Пикс, у Ржевского «любовная интрига сплетается с политической, и именно их взаимодействие толкает вперед действие трагедии»19. В обеих пьесах царь-самозванец изображен злодеем, а его оппонент, напротив, предстает человеком благородным, бескорыстным, движимым патриотическим чувствами. В действительности же характеры обоих самозванцев далеко не столь однозначны, так же, как и характеры их противников.
Был ли Алексей Ржевский знаком с английской пьесой, неизвестно, хотя, он получил прекрасное образование, интересовался зарубежной литературой и даже переводил труды Вольтера. Сочинение российского драматурга является типичным примером классицистической трагедии со всеми ее атрибутами от высокопарного слога до морализаторства. Английская пьеса ближе к традициям шекспировского театра, она написана более легким, практически современным языком, и явно создана скорее для развлечения, нежели для поучения публики. Тем не менее, между двумя пьесами наблюдается немало сходства, в ряде случаев доходящего почти до текстуальных совпадений. Вот так, любопытным образом перекликаются порой произведния, написанные в разных странах, в разные эпохи и, вероятнее всего, совершенно независимо друг от друга.
Мария Лазуткина
Действующие лица и исполнители
Дмитрий, царь Московии, самозванец. – М-р Ходгсон
Шуйский, московский князь-распорядитель – М-р Бус
Василий, московский князь. – М-р. Бойл
Запорий, московский князь. – М-р Нэп
Рюрик, московский князь. – М-р Пэк
Босман, царский воевода. – М-р Берри
Карклос, предводитель казаков. – М-р Арнолд
Патриарх московский. –
Федор, священник. – М-р Харрис
Мнишек, воевода Сендомирский. – М-р Фриман
Александр, сын князя Вишневецкого. – М-р Боуман
Офицеры, стража, придворные, дамы.
Софья, старая царица, вдова Васильевича. – М-с Ли
Марина, дочь Мнишека, супруга Дмитрия. – М-с Боуман
Царевна, дочь Бориса. – М-с Барри
Терезия, служанка Марины. – М-с Мартин
Служанки и слуги.
Пролог
Стал подкуп делом будто бы нормальным,
Не обошел и сцены театральной,
Чтоб уберечь от освистания поэта,
Я вышел к вам сейчас на сцену эту.
Мы остроумьем блещем круглый год,
Но иногда и глупость с рук сойдет.
И в пьесе, что представил наш поэт,
Уж ничего особенного нет.
Но очень часто ждет большой успех
Ту вещь, что, кажется, никчемней всех.
Ну, вот, к примеру, светский франт,
Он весь блестит, как будто бриллиант,
Однако же под внешней красотой
Изысканный красавчик весь пустой.
Но эта пьеса будет вам по нраву:
Ведь остроумия в Москве немного, право.
Хотя, быть может, там не так уж мрачно:
Их люди, нравы проще однозначно,
Там украшений модных нет в помине,
И парика не встретишь на мужчине,
И, может быть, я огорчу кого-то:
Там жены дарят не любовь – заботу.
Но сердце черствое – не вечно как сухарь.
Здесь был когда-то славный русский царь.
Быть беспристрастными я вас бы попросил,
И этот царь вам так же будет мил.
Действие I
Сцена I
[Сцена представляет новобрачных Дмитрия и Марину, идущих от алтаря. На их главах венцы, Патриарх держит над ними иконы. Мнишек, Шуйский, Карклос, Босман, Федор, другие священники, некоторые польские вельможи и дамы, Терезия – все со свечами в руках выстраиваются по обе стороны сцены. Они бросают цветы к ногам Дмитрия и Марины, которые выходят на авансцену]
СВЯЩЕННИК [Поет торжественную песнь.]
Благослови же сей союз
Двух верных христиан.
Поем мы славу брачных уз,
Да сгинут ложь, обман.
От ссор их, Господи, храни,
Пошли им долгих дней,
В любви пускай живут они,
И дети их детей.
[В конце песни все кланяются Дмитрию и Марине. Патриарх и священники уходят.]
ДМИТРИЙ
Одаренный короной и любовью,
Склоняюсь я в поклоне Небесам,
И вам, друзья, и вам, отец, – вы стали
Еще одной причиной восхожденья
На царский трон, что занят мной по праву:
Наследник я и сын царя Ивана.
Я верю, с Божьей помощью и вашим
Советом мудрым я сумею править
Достойно, чтоб ничем не опорочить
Ни имени, ни памяти отцовской.
И хоть мои права на трон бесспорны,
Желаю я употребить все силы,
Чтоб царствовать не только лишь на троне,
Но завладеть людей моих сердцами,
И посему прощенье я дарую
Немедленно и всем без исключенья
Приверженцам покойного тирана.
И если в сей благословенный день,
Кто вздумает с прошеньем обратиться
Ко мне ли лично иль к моей супруге,
Мы просьбу ту исполнить обещаем.
ВСЕ
О, царь наш, император милосердный,
Живи и здравствуй долго нам на радость.
БОСМАН [Шуйскому.]
Проси же, князь, пока такое дело.
ШУЙСКИЙ [В сторону.]
Уж нынче я не упущу возможность.
Ниц, ниц! Умолкни гордость в сердце!
Царевны милой ради я колени
Склоню пред самозванцем окаянным
И покорюсь его тиранской воле. [Падает на колени и бьет челом.]
ДМИТРИЙ
Проси, что хочешь, князь, – не дам отказа.
ШУЙСКИЙ
Смиренно на коленях умоляю:
Помилуй дочь покойного Бориса.
В отцовских не виновна прегрешеньях
Царевна юная. Она в надежном месте…
Даруй ей милость царскую свою,
За службу мне иных наград не нужно –
Мила царевна сердцу моему,
И, видит Бог, моя любовь взаимна.
ДМИТРИЙ
Я верю, князь, в твою любовь и верность.
Я дам, что просишь ты: прощение царевне.
Мстить женщине мне совесть не позволит.
И мать, и брат ее, что уж куда виновней,
Могли бы получить мое прощенье,
И жизнь спасти, когда б свою же участь
Не вздумали решить своей рукою.
Не поняли они, что по природе
Своей я склонен к милости – не к крови.
ФЕДОР [В сторону.]
Ты по природе – лицемер изрядный.
ШУЙСКИЙ
От ясна солнышка не ждал я меньшей ласки. [Целует край его одежды и встает.]
О, государь великий император,
Для нас ты на земле наместник Бога,
И за такую доброту и милость
Смиренный раб вовек тебе обязан.
ДМИТРИЙ
А знаешь, Шуйский, пусть твоя зазноба
Приходит нынче к нам сюда на праздник,
Ведь брачный пир без красоты девичьей
Не в радость. Ну, дражайшая супруга,
Что скажешь ты? Желаешь ли позвать
Сюда царевну, Шуйского невесту,
Пред наши очи?
МНИШЕК
Для жены законом
Должно всегда служить желанье мужа.
Для любящей супруги первый долг –
Повиноваться, а не верховодить.
ДМИТРИЙ
Сегодня день особый, для меня
Всего главней желания супруги,
А посему, я поступить готов,
Как повелит любезная Марина.
МАРИНА
О, государь, мой батюшка тотчас
Сказал так точно, лучше и не скажешь:
Мой долг – во всем повиноваться мужу.
ДМИТРИЙ
Ступай же, Шуйский, узницу твою
Мы нынче ждем здесь.
ШУЙСКИЙ
Воля государя. [В сторону.]
Не знаю, отчего, но все во мне
Противится сей воли исполненью. [Уходит.]
ДМИТРИЙ
Не вяжется печаль в твоих глазах,
Марина милая, с весельем этой свадьбы.
МНИШЕК
То скромность девичья, мой добрый государь,
Природный страх невесты непорочной. [Тихо – Марине.]
Марина, прогони печаль с лица,
Пусть блеск в глазах и нежная улыбка
Свидетельствуют о твоей удаче,
И грусти тень пускай не омрачает
Судьбою уготованное счастье.
МАРИНА [В сторону.]
Как увязать с застольем и весельем
Печали, что в моем теснятся сердце?
Или притворства овладеть искусством
Придется мне? Давно бытует мненье,
Что женщинам нельзя не притворяться.
Но мне, боюсь, веселья маской нынче
Грусть не прикрыть, что точит мою душу.
[Входит гонец.]
ГОНЕЦ
Мой государь, к тебе царица Софья.
ДМИТРИЙ
Способно ль нечто пуще осчастливить
И без того счастливый день венчанья?
Ведите же сюда ее немедля.
Сегодня я прощаю все обиды,
Что претерпел когда-то от тирана.
Сегодня же я распахну объятья
Для матери нежнейшей и добрейшей.
[Входит Софья.]
ГОНЕЦ
Царица здесь, великий государь.
ДМИТРИЙ
О, как мне выразить почтенье и любовь,
[Бросается перед ней на колени и целует ей руку.]
Как Небесам воздать хвалу за то, что
Тебя нашел живой и невредимой,
Как разделить признательность меж вами,
Мать, батюшка, любезная супруга?
Я – ваш, я каждому даю частичку сердца
Могучего, – царите безраздельно
Вы в нем, как я царю в своей державе.
СОФЬЯ [В сторону.]
Как и боялась я, нет ни одной черты
От сына моего; он лишь орудье
Отмщенья моего царю Борису,
И, чтобы свободу сохранить и жизнь,
Продолжу я и дальше притворяться. [К нему.]
Мой сын дражайший, слава Небесам,
Ты участи избегнул, что тебе
Готовил твой бесчеловечный дядя.
О, дай же, дай обнять тебя скорее
И осенить своим благословеньем. [Обнимает его.]
ДМИТРИЙ
Жену мою теперь благослови.
[Дмитрий берет Марину за руку и подводит к Софье, которая приветствует ее.]
СОФЬЯ
Достойна красота ее короны,
Желаю вам обоим только счастья.
[Входит Шуйский, за ним царевна; оба опускаются на колени перед Дмитрием.]
ШУЙСКИЙ
Ужели, государь, сия невинность
Твое не заслужила милосердье?
Храни тебя Господь, наш славный Дмитрий.
ДМИТРИЙ [Смотрит на нее в оцепенении.]
Как хороша, доселе не встречал я
Такой красы, столь чудного созданья;
Воистину жемчужину послал
Невежде Бог, что ей цены не знает.
МАРИНА
Мой государь, позволь ей встать с колен.
ДМИТРИЙ
Твоя краса превыше всех похвал. [Поднимает ее и целует ей руку.]
Встань и своей судьбой распоряжайся.
ШУЙСКИЙ
О, несчастливая звезда моя! Как он