Во время приема Нусван под общие аплодисменты достал четыре бутылки шотландского виски. «Теперь праздник пойдет веселее, и веселье передастся молодоженам!» – говорили между собой гости, понимающе кивая и посмеиваясь, и тихо отпускали шуточки, не предназначенные для женских ушей.
– Ну, зятек, – сказал Нусван, позвякивая перед Рустамом двумя пустыми стаканами. – Покажи свое умение – приготовь нам нужную дозу лекарства под названием «Джонни Уокер».
– С радостью, – добродушно ответил Рустам и взял стаканы.
– Да я пошутил, пошутил, – сказал Нусван, не выпуская из рук бутылку. – Нельзя заставлять жениха работать на собственной свадьбе. – Это была единственная колкая шутка, какую он отпустил по поводу профессии жениха.
Через час после подачи виски Руби отправилась на кухню: пришло время подавать обед. Большой стол придвинули к стене, на нем стояли закуски. Официанты, слегка покачиваясь под тяжестью блюд с горячей едой, покрикивали, прокладывая себе дорогу: «Пожалуйста, посторонитесь! Пожалуйста, посторонитесь!» Все почтительно расступались перед такой великолепной процессией.
Аппетитные запахи, доносившиеся из кухни и раньше, теперь внезапно заполнили весь дом, они щекотали ноздри, дразнили нёбо. На какое-то время воцарилась тишина. Кто-то громко пошутил, что у парсов еда всегда на первом месте и только потом беседа. Другой его поправил: нет, беседа – на третьем, а о том, что на втором, не принято говорить при дамах и детях. Те, кто стоял ближе, встретили эту избитую шутку заливистым смехом.
Руби хлопнула в ладоши: «Прошу! Обед подан! Пожалуйста, угощайтесь без стеснения! Еды на всех хватит». Она играла традиционную роль доброй хозяйки, никого не забывала и каждому говорила: «Простите, мы не смогли приготовить ничего достойного вас».
– Что ты говоришь, Руби, все просто замечательно, – отвечали ей. С аппетитом угощаясь, гости не забывали о беременности хозяйки и спрашивали, когда ждут малыша.
Нусван поглядывал на тарелки, шутливо поругивая тех гостей, которые мало ели.
– Что с тобой, Мина, ты шутишь! Воробушек и тот больше съест! – И он подложил Мине еще бириани[19]. – Послушай, Хоза, возьми еще один кебаб – они вкуснейшие, поверь, ну еще один, будь умницей! – Несмотря на протесты гостя, Нусван ловко уронил в тарелку целых два. – Захочешь еще – прошу!
Когда тарелки у всех наполнились, Дина заметила, что тетя Ширин и дядя Дараб – родственники Рустама – сидят на веранде, в некотором отдалении от остальных, и подошла к ним.
– Ешьте, пожалуйста! У вас все есть?
– Более чем достаточно, дитя мое, более чем достаточно. – Тетя Ширин поманила Дину к себе, а потом сделала ей знак наклониться и сказала на ухо: «Если тебе что-нибудь будет нужно – помни, все что угодно, – ты можешь обратиться ко мне и Дарабу».
Дядя Дараб согласно кивнул – слух у него был отменный.
– Обращайся с любой проблемой. Рустам для нас – как сын. А ты – как дочь.
– Спасибо, – поблагодарила их Дина, понимая, что это не пустые слова. Она посидела с ними, пока они ели. Со своего места Нусван, помахивая тарелкой и вилкой, звал ее, приглашая тоже что-нибудь поесть. Немного позже, ответила жестом Дина, оставаясь с тетей Ширин и дядей Дарабом, которые и во время еды не спускали с нее любящих глаз.
Когда Нусван дал сигнал официантам наводить порядок, в доме еще оставалось несколько гостей. Они поняли намек и, поблагодарив хозяев, распрощались.
Уходя, один из гостей ухватил Рустама за лацкан пиджака и со смехом шепнул ему, обдав запахом виски, что им несказанно повезло: нет ни тещи, ни свекрови.
– Просто нечестно! Счастливец! Никто не станет спрашивать, все ли гладко прошло! И простыню не будут осматривать! – Гость ткнул Рустама пальцем в живот. – Ничего не скажешь, легко отделался!
– Всем спокойной ночи, – говорили Нусван и Руби. – Спокойной ночи! Спасибо, что пришли.
Когда дверь закрылась за последним гостем, Рустам сказал: «Это был чудесный вечер. Спасибо вам обоим за труды».
– Да, правда, все прошло замечательно. Большое спасибо, – прибавила Дина.
– Не стоит благодарности, – ответил Нусван, и Руби кивнула, соглашаясь с мужем. – Это наш долг.
Первоначально Дина и Рустам приняли предложение Нусвана переночевать у них. Но потом поняли, что комнаты после праздника нужно основательно приводить в порядок. Было удобнее сразу ехать на квартиру Рустама.
– Пусть вас ничего не беспокоит. Здесь все приберут – за это заплачено, – успокоил их Нусван. – А вы езжайте себе. – И он крепко обнял каждого из них. Второй раз за этот день он обнимал Дину. Первый раз – утром, когда дастур благословил новобрачных. За семь лет впервые он одарил ее лаской.
У Дины комок встал в горле. Она нервно сглотнула, видя, как Нусван тайком смахнул с глаз слезу.
– Желаю вам большого счастья! – сказал он.
Дина взяла чемоданчик с вещами на первую ночь. Остальное ей привезут позже. Нусван собирался отдать ей часть родительской мебели. Брат проводил их по вымощенной булыжником мостовой до такси и помахал на прощанье рукой. Дина с удивлением отметила, что голос его дрогнул, когда он сказал: «Всего хорошего! Да благословит вас Бог!»
На следующее утро они проснулись поздно. Рустам взял на работе недельный отпуск, хотя свадебного путешествия они не могли себе позволить.
Рустам нервно следил, как Дина готовит чай на темной кухне. Кухня была самым запущенным местом в квартире, ее потолок и стены почернели от дыма. Мать Рустама всю свою жизнь топила плиту углем и готовила на ней. Краткое знакомство с керосином не было приятным: пролившись, он воспламенился и обжег ей бедра. И мать пришла к выводу, что с углем гораздо удобнее.
Рустам собирался до свадьбы покрасить кухню и остальные комнаты, но на все не хватило денег. Сейчас он стал извиняться за плохое состояние квартиры:
– Ты не привыкла жить в таких условиях. Вид этих стен ужасен.
– Это не имеет значения. Все отлично, – сказала Дина со счастливой улыбкой. – Мы все здесь приведем в порядок.
Возможно, из-за присутствия в квартире Дины, да еще в столь необычное время, Рустам открывал все новые изъяны в своем быту.
– После смерти родителей я избавился от многих вещей. Понимаешь, они словно сеяли беспорядок, и я решил жить как садху[20], оставив скрипку в качестве единственного компаньона. Словом, для подавления страстей вместо ложа из доски с гвоздями – визг кишечной струны.
– А что, струны правда делают из кошачьих кишок?
– В далеком прошлом – да. А еще раньше скрипачам самим приходилось выходить на охоту за струнами. Тогда ведь не было музыкальных магазинов вроде «Л.М. Фуртадо» или «Годин энд Компани». Во всех консерваториях Европы студентов обучали не только музыке, но и извлечению внутренностей у животных.
– Не говори такие ужасы с самого утра, – пожурила молодого мужа Дина, которой на самом деле нравились его чудачества.
– Но теперь я обрел прекрасного ангела, и время садху кануло в прошлое. Да и скрипка может отдохнуть.
– Я люблю слушать, как ты играешь. Тебе надо больше практиковаться.
– Ты шутишь? У меня звук хуже, чем у того типа, что играл на прошлой неделе в «Паткар-Холл». А он играл так, будто у него резонаторные отверстия засорились.
– Звучит как-то не очень.
Дина скорчила гримасу, и Рустам засмеялся.
– Звучит неблагозвучно, но ничего не поделаешь. Хочешь, я тебе их покажу? – Он снял с буфета футляр со скрипкой. – Видишь, на верхней деке два отверстия?
– Да, похоже на бегло написанную «f». – Дина провела пальцем по изгибам эфы и нежно тронула струны. – Сыграй что-нибудь, раз ты ее снял.
Рустам закрыл футляр, слегка приподнялся на цыпочки и задвинул его на буфет: «Играть, играть, – говорили отец и мать».
Взяв руку Дины, он прижал ее к губам.
– Жаль, что я не оставил родительскую двуспальную кровать. – И робко ее спросил: – Тебе было удобно ночью?
– Да, – ответила Дина и покраснела при воспоминании, как они лежали, тесно прижавшись друг к другу на односпальной кровати.
После завтрака из омлета и тостов Рустам открыл входную дверь и сказал, что у него есть для нее сюрприз.
– Вчера было темно, и я не показал тебе.
– Что это?
– Выйди наружу.
На двери в солнечном свете поблескивала латунная табличка «Мистер и миссис Рустам К. Далал». Он так и засветился от доставленной ей радости.
– Я прикрутил ее позавчера.
– Смотрится красиво.
– Изменить имя на табличке нетрудно, сложнее изменить его на договоре об аренде.
– О чем это ты?
– Квартира арендована на имя отца, хотя его нет в живых уже девять лет. Владелец надеется, что я проявлю нетерпение и заплачу деньги, чтобы перевести квартиру на свое имя. Он давно намекает.
– А ты собираешься?
– Конечно, нет. Владелец ничего не может сделать, нас охраняет закон об аренде. Неважно, на чье имя оформлен договор. Ты как моя жена тоже можешь здесь жить. Даже если я завтра умру.
– Рустам! Не говори так!
Он рассмеялся.
– Когда приходят за арендной платой с договором на имя отца, меня иногда так и подмывает сказать, чтоб обращались на небеса. Жилец живет теперь по новому адресу.
Дина положила голову ему на плечо.
– Для меня небеса здесь, в этой квартире.
Рустам крепко ее обнял.
– И для меня. – Он почистил рукавом табличку, отчего она заблестела еще ярче. Пока супруги ею любовались, к дому подкатили две ручные тележки с вещами от Шрофов.
Сначала Нусван заказал грузовик, потому что Дина просила брата отдать ей большой отцовский гардероб, отделанный палисандровым деревом с резьбой в виде солнца с лучами и цветов. Она сказала, что ничего другого ей не надо. Нусван поначалу вроде не возражал, но потом передумал. По его словам, гардероб сильно пострадает при вталкивании в узкую дверь квартиры Рустама, и царапины омрачат память об отце. Кроме того, огромный шкаф будет странно смотреться в крошечной квартирке.
Поэтому он отдал сестре другой шкаф – меньше и проще, письменный стол и две односпальные кровати. Привезли также большой ящик с кухонной утварью, собранной Руби после осторожных выспрашиваний, насколько хорошо оборудована кухня Рустама. Чтобы было с чего начать вести хозяйство, она положила в него кастрюли, сковородки, плитку, столовые приборы, разделочную доску и скалку.
Тележки разгрузили и поставили вместе парные кровати. Один из рабочих предложил купить у них старую – односпальную. Рустам уступил ему кровать за тридцать рупий, а второму рабочему матрас – за десять.
Видя, что Дина провожает взглядом кровать, он сказал: «Я знаю, что ты чувствуешь. Но у нас нет места для лишней кровати». Интересно, подумала она, будут ли они так же близко спать теперь, когда их две.
Но ночь прошла замечательно, и одна из кроватей так и осталась не смятой ко второму утру их семейной жизни. Успокоившись, Дина провела день, обустраивая дом по своему желанию. Первым делом она связалась с поставщиком ужинов для Рустама и отменила их доставку. А со следующей недели, когда он выйдет на работу, она станет собственноручно готовить ему и упаковывать ланч.
– Никаких перекусов вне дома и никаких голодовок, – заявила Дина, взобравшись на стул, чтобы обследовать верхнюю полку на кухне. Там она обнаружила латунные и медные сосуды, чайник, набор кухонных ножей.
– Они никуда не годятся, – сказал Рустам. – Я все собираюсь продать их старьевщику. Обещаю сделать это завтра.
– Какая ерунда! Все вещи добротные, старинные. Их можно привести в порядок, запаять оловом. Таких качественных вещей сейчас не делают.
И когда под их окном послышался крик лудильщика, Дина позвала его, попросив запаять прохудившуюся посуду и заклепать ручку у чайника. Она не отходила от мастерового и следила, чтобы тот не халтурил. Когда он закончил работу, Дина проверила всю утварь под водой.
Точильный камень свисал на ремне с плеча лудильщика. Дина хлопнула дважды в ладоши, чтобы привлечь его внимание, и тогда тот тоже включился в работу.
Тупые ножи вскоре засверкали острыми лезвиями. Дина наслаждалась этой энергией, трудом, постукиванием и позвякиванием, которые превращали квартиру в уютное жилище на долгие годы их благословенной жизни с Рустамом. Совместную жизнь надо творить, как все прочее, понимала она, ее надо лепить, ковать и шлифовать, чтобы добиться лучших результатов.
Точильный камень искрился, и мастеровой отвернулся. «Как на Дивали[21]», – подумала Дина, а молоток мастера тем временем радостно стучал в ее ушах.
Первую годовщину семейной жизни Дина и Рустам отметили походом в кино и ужином в ресторане. Они смотрели «Командир подводной лодки» с Уильямом Холденом в роли американского адмирала в Корее. Во время фильма они держались за руки, а после в придорожном ресторанчике ели бириани с курицей.
На следующую годовщину Дина захотела пойти на фильм повеселее. Они остановились на «Высшем обществе» – последней комедии с Бингом Кросби. Дина для этого случая купила новое платье – синее, украшенное яркой баской, переливающейся при ходьбе.
– Не знаю, стоит ли тебе это надевать, – сказал Рустам, стоя сзади и обнимая ее.
– Это еще почему? – улыбнулась Дина и, дразня его, качнула бедрами.
– Ты сведешь с ума всех мужчин на улице. Захвати для обороны свой зонтик с заостренной ручкой.
– Разве ты не защитишь меня?
– Хорошо. Тогда с этим копьем пойду я. Да еще прихвачу с собой скрипку – ее визг и вой скорее прогонят нахалов.
От фильма супруги получили большое удовольствие. Синее платье весь вечер было предметом шуток: они представляли себе, как завистливые женщины и похотливые мужчины жадно тянут к нему руки. Обедать по обоюдному согласию отправились в «Монгини» – это заведение славилось своими десертами.
На третью годовщину они решили пригласить к обеду Нусвана и Руби с детьми (их было уже двое). После свадьбы отношения между семьями сложились самые сердечные. Дину и Рустама всегда приглашали на дни рождения детей, а также на Новруз и Хордад Сал[22]. Иногда Дина одна или с Рустамом забегала, чтобы побаловать племянников конфетками или просто поздороваться. Вражда настолько отступила, что представить себе прежнюю неприязнь было просто невозможно. Закрадывалось предположение, что она была просто игрой воображения.
Скромное застолье явно удалось. Дина не смогла позволить себе новый наряд и надела прошлогоднее синее платье. Руби пришла от него в восторг. Хвалила она и кулинарные способности Дины, а пулао-дал[23] признала просто отменным. Дина любезно ответила, что многому научилась у невестки: «Но мне еще до тебя далеко».
Для мальчиков, одному из которых было шесть, а другому – три, Дина стряпала отдельно – без специй. Однако Ксеркс и Зарир настаивали, чтоб им дали взрослую еду. Руби разрешила детям немного попробовать, но они не отставали и требовали еще, хотя во рту у них все горело.
– Ничего страшного, – сказала со смехом Дина. – Мороженое потушит огонь.
– А можно нам мороженого прямо сейчас? – хором запросили дети.
– Дядя Рустам должен за ним сходить, – сказала Дина. – У нас нет такого холодильника, как у вас. А пока попробуйте вот это, – и она сунула в маленькие ротики леденцы с ритуального подноса с гирляндами и кокосом.
Позже, когда Дина и Руби убирали со стола, Рустам сказал, что пора ехать в магазин «Кволити», где лучшее мороженое.
– Если не будет клубничного, какое брать – шоколадное или ванильное?
– Шоколадное, – сказал Ксеркс.
– Ланильное, – сказал Зарир, и все рассмеялись.
– Ланильное! – шутливо передразнил мальчика Рустам. – Всегда-то тебе надо перечить.
– Не пойму, от кого у него эта черта, – сказал Нусван. – Уж точно не от отца. – Все опять рассмеялись. А Нусван, воспользовавшись подходящей ситуацией, прибавил: – А что же вы, Рустам? Думаю, пора создавать настоящую семью. Три года – достаточный срок, чтоб пожить для себя.
Рустам только улыбнулся, не желая вступать в дискуссию. Он уже открыл дверь, чтобы уходить, но тут поднялся Нусван:
– Давай пойдем вместе.
– Нет, нет, отдыхай, ты же гость. Кроме того, пешком идти долго. А на велосипеде я сгоняю за десять минут.
Дина разложила чистые тарелки, ложечки для мороженого и поставила чайник.
– К приходу Рустама чай будет готов.
Прошло пятнадцать минут, а Рустама все не было.
– Куда он подевался? Чай уже заварился. Может, я налью вам уже?
– Нет, дождемся Рустама, – сказала Руби.
– Должно быть, в магазине очередь за мороженым, – предположил Нусван.
Дина вскипятила еще воды, чтобы распарить заварку. И вернулась к гостям с чайником под стеганым чехольчиком.
– Его нет уже сорок пять минут.
– Возможно, в первом магазине мороженого не оказалось, – успокоил сестру Нусван. – На клубничное большой спрос, оно всегда быстро заканчивается. Он мог пойти в другое место.
– Нет, он знает, что я буду волноваться.
– Рустам мог проколоть шину, – предположила Руби.
– Но и с проколотой шиной велосипед можно прикатить сюда за двадцать минут.
Дина вышла на веранду, надеясь увидеть подъезжающего мужа. Ей припомнились вечера, когда они расставались после концерта, и она с верхнего этажа автобуса провожала Рустама взглядом, пока его велосипед не растворялся во тьме.
Она улыбнулась от этого воспоминания, но тревога быстро стерла улыбку с ее лица.
– Пойду – постараюсь узнать, в чем дело.
– Давай лучше я, – предложил Нусван.
– Ты не знаешь, где магазин, и дорогу, по которой ездит Рустам. Вы можете разойтись.
В результате пошли оба. Видя, в каком напряжении Дина, Нусван все время повторял: «Вот увидишь, найдется какое-нибудь простое объяснение». Она кивала и ускоряла шаг. Нусван с трудом за ней поспевал.
Уже перевалило за девять, и на улицах было тихо. В конце улицы, у магазина, где продают мороженое, на тротуаре стояли люди. Подойдя ближе, Нусван и Дина заметили среди них полицейских.
– Интересно, что здесь происходит? – сказал Нусван, тщательно скрывая свое волнение.
Дина первая увидела велосипед.
– Это велосипед Рустама, – произнесла она чужим голосом, прозвучавшим непривычно для ее ушей.
– Ты уверена? – Ответ Нусвану не требовался. На искореженном велосипеде целым осталось только седло. Нусван протиснулся сквозь толпу к полицейским. В голове у Дины что-то взревело, слова полицейских еле слышались, как будто они находились далеко от нее.
– Чертов водитель, – говорил помощник инспектора. – Сбил на грузовике человека и удрал. А несчастному, видно, конец. Голова всмятку. Но скорая все-таки повезла его в больницу.
Бродячая собака жадно лакала подле велосипеда густую розовую жижу. «Значит, в магазине было мороженое», – тупо подумала Дина. Полицейский пнул ногой рыжую дворняжку. Она взвизгнула и отпрыгнула, но потом снова вернулась. Когда он опять ее пнул, собака отчаянно завизжала.
– Да прекратите же! Что она вам сделала? Пусть ест!
Удивленный полицейский только сказал: «Хорошо, мадам» – и отошел. Собака стала жадно, с хлюпаньем есть, поскуливая от удовольствия, и в то же время не отрывала глаз от ног полицейского.
Нусван выяснил у помощника инспектора адрес больницы. Тот, в свою очередь, спросил адрес Дины, не сводящей взгляда с того, что раньше было велосипедом Рустама. Велосипед придется на некоторое время оставить у них как вещественное доказательство, осторожно объяснил полицейский, вдруг удастся отыскать шофера грузовика. Он предложил довести их до больницы.
– Спасибо, – поблагодарил его Нусван. – Но, боюсь, дома будут волноваться.
– Это мы уладим. Пошлем к вам констебля, он скажет, что произошел несчастный случай, и вам пришлось ехать в больницу, – предложил помощник инспектора. – Остальное расскажете при встрече.
Благодаря помощи любезного полицейского, с необходимыми формальностями покончили быстро, и Нусван с Диной могли ехать домой.
– Давай возьмем такси, – сказал Нусван.
– Нет, я хочу пешком.
Когда они подошли к дому, по щекам Дины уже ручьями струились слезы. Нусван обнял ее и погладил по голове.
– Моя бедная сестренка, – прошептал он. – Если б я был в силах вернуть его тебе. Поплачь, это хорошо, плачь, сколько надо. – Когда он рассказывал Руби о случившемся, на глазах у него самого выступили слезы.
– О боже! – разрыдалась Руби. – Какой ужас! Счастье Дины разрушилось в одно мгновение! Как такое может быть? Как Он допустил это? – Руби постаралась успокоиться и только потом разбудила детей. Дина за это время переоделась, сняв с себя синее платье.
– Пора есть клубничное мороженое? – спрашивали Ксеркс и Зарир сонными голосами.
– Дядя Рустам плохо себя чувствует. Нам надо ехать домой, – сказала Руби, решив пока ничего не говорить детям.
Вскоре из своей комнаты вышла Дина, и к ней тут же обратился Нусван:
– Ты поедешь с нами – тут тебе оставаться нельзя.
– Конечно, – поддержала его Руби, пожимая руку невестки.
Дина согласно кивнула, пошла на кухню и собрала остатки плова. Руби с любопытством и даже с некоторым страхом следила за ней, а потом спросила: «Тебе помочь?»
Дина покачала головой.
– Зачем пропадать еде? По дороге домой отдадим ее нищему на углу.
Позднее Нусван, рассказывая о событиях этого дня, говорил, что его потрясло то достоинство, какое проявила сестра в тот страшный вечер.
– Она не выла, не била себя в грудь, не рвала на себе волосы, не делала ничего такого, что ожидаешь от женщины, пережившей такой шок, такую потерю. – Нусван припомнил и то, как мужественно вела себя в подобной ситуации мать, и какой распад, какая быстрая утрата личности последовали потом. Он надеялся, что с Диной такого не случится.
Дина сложила чемодан, положив в него белое сари и прочие вещи, которые потребуются в ближайшие несколько дней. Именно с этим чемоданом она пришла сюда после свадебного пира три года назад.
* * *После похорон и четырех дней вознесения молитв Дина решила вернуться на старую квартиру.
– К чему такая спешка? – спросил Нусван. – Поживи еще.
– Конечно, – подхватила Руби. – Здесь твоя семья. Что тебе делать одной?
Дина недолго колебалась: она не была готова возвращаться на прежнее место. Труднее всего ей давались предрассветные часы. Дина спала, положив руку на подушку рядом. Иногда она слегка подталкивала локтем подушку – знак Рустаму, чтобы он ее обнял. Не чувствуя тяжести его рук, она просыпалась и, осознав, что мужа рядом нет, в очередной раз оплакивала свою утрату во тьме перед рассветом. Время от времени она выкрикивала его имя, и Руби или Нусван, услышав крик, вбегали к ней, обнимали и гладили по голове.
– Живи у нас. Ты нам не в тягость, – сказал Нусван. – И Руби будет веселее.
И Дина осталась. Прошел слух, что она временно живет у брата, и родственники ручейком потекли к ней со словами утешения. После формального выражения соболезнований разговор обычно принимал характер дружеского общения, чему были рады Нусван и Руби. «Это как раз то, что нужно Дине», – говорили они в один голос.
Тетя Ширин и дядя Дараб все четыре дня посещали молитвенные церемонии в «башне молчания», а через неделю снова навестили Дину. Они немного посидели, выпили по стакану воды с лимонным сиропом, а потом сказали: «Мы как будто потеряли сына. Но помни, ты по-прежнему наша дочь. Будет в чем нужда, приходи к нам. Помни об этом».
Случайно услышавшая эти слова Руби не выдержала: «Очень любезно с вашей стороны, но у нее есть мы, Нусван и я. О ней есть кому позаботиться».
– Да, конечно, слава богу, – сказали старики, обескураженные резкостью ее тона. – Да будет ваша жизнь долгой и счастливой. Дине повезло, что у нее есть вы. – Вскоре они ушли в надежде, что им удалось умилостивить Руби.
Прошел месяц, и Дина вернулась к прежней жизни, взяв на себя часть хозяйственных забот. Служанку уволили. Дина не возражала – ей хотелось хоть чем-нибудь заполнить долгие пустые дни. Ксеркс и Зарир были только рады, что тетя Дина теперь будет жить с ними. Ксеркс учился во втором классе, а Зарир только пошел в детский сад. Дина отводила их утром на занятия, труда тут особого не требовалось: она делала это по дороге на рынок.
Воскресными вечерами Нусван затевал карточную игру. Трое взрослых часа два играли в рамми, а дети внимательно следили за игрой. В семь часов женщины начинали готовить ужин, а Нусван развлекался с детьми, строя домики из карт, или второй раз проглядывал воскресную газету.
Раз в неделю Дина ездила на свою квартиру, убиралась, смахивала пыль. Она поддерживала все в том же порядке, какой завела при жизни Рустама. После уборки она заваривала себе чай. И здесь, в этой прокопченной кухне она подолгу сидела с чашкой в руке, предавалась воспоминаниям, иногда тихонько плакала, пока чай совсем не остывал. Оставшийся чай она выливала в раковину.
После нескольких недель этой тайной скорби Дина пошла на небольшое лукавство: она стала притворяться, что все осталось по-прежнему – в квартире живут они с мужем и их расставание временное. «В такой игре нет никакого вреда, – думала Дина, – а она так утешает».